Транстекст. Теория и реальность. Глава 1

МИХАИЛ АБЛАЕВ. «ТРАНСТЕКСТ: ТЕОРИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ».

             Монике Анне Марии Беллуччи.

Глава 1.

Текст – знаковая система, объединяемая высказыванием. Такое определение текста объединяет традиционные представления о буквенных текстах с целостностями памяти человека, картинами, фильмами, симфониями и тому подобным. Не буду апеллировать к христианским представлениям о всеосновности и всесуществовательности слова («Слова»), поскольку такое богословие суть плод подделки в Евангелии от Иоанна, но не смогу не сказать, что словесность – основное основообразующее свойство как человеческого сознания, так и человеческой культуры. Но слово мертво без смысла, объединяющего знак с образом в его существовательности в сознании и культуре. Так что можно сказать, что текст – это та благодатная среда, в которой слово оживает, живёт и размножается. Уже та ситуация, в которой слово (знак) связывается с воспринимаемым образом  смыслообразующим усилием духа в сознании, может быть названа зачатием текста, поскольку систематизация знания в сознании неизбежна, а смыслу свойственно расширяться в этом ассоциировании до высказывания.
Высказывание -  смыслонесущая словесная формула в сознании ли, во фразе ли или в прогрессивно понимаемом тексте.
Конечно, встаёт естественный вопрос: может ли считаться текстом устная знаковая система? В этот филологический «парадокс» упирается вся излагаемая ниже теория. Так вот, реальность показывает нам, что всякая знаковая система существует на своих носителях, и, соответственно, текст может быть зафиксирован как в памяти сознания, как в памяти компьютера, как на холсте, киноплёнке, звукозаписывающих носителях, так и на «традиционных» бумаге, бересте и камнях.
Итак, уже из такого расширенного и в то же время конкретного определения текста следует, что пространство, стихия существования текста или текстов равнозначны всей культуре.

Теория, которую я собираюсь изложить, возникла, можно сказать, из курьёза. Рассматривая вполне естественно проблему создания и функционирования романа Фёдора Сологуба «Мелкий бес»,  я принял традиционное для классической филологии понятие «интетекст» (текст в тексте) за тут же разработанное мной теоретически представление об «интертексте». Только в самом конце своей официальной научной карьеры, взяв нужные книги в библиотеке, я с удивлением обнаружил этот мертвящий и примитивный «интетекст» и ещё раз убедился в том, что наука в моём лице призвана изучать жизнь в её культурных проявлениях. Каких вершин и глубин познания человеческого духа в культуре я достиг бы, не начерти мне некто свыше судьбы иной! Скольких людей я  спас бы для Бога, сколько учёных, интеллигентов и ищущих знания обрели бы истину жизни, как воссияло бы солнце российского гуманитарного знания!
Время потеряно катастрофически. Так ли это? Я пишу и почти уверен в издании.
Итак,  интертекст – это межтекстовое пространство создания и функционирования текста, объединяющее воспринимаемое и свершаемое в тексте с воспринимаемым и свершаемым в культурном пространстве. Задатки такой понятийной динамики присутствовали ещё в моей дипломной работе на кафедре источниковедения Историко-Архивного института, написанной под руководством И. Л. Беленького и В.В. Кабанова. Изучая восприятие символического произведения, я выводил символические же инварианты существования и восприятия текста романа «Мелкий бес». Проблемой оставались инварианты его возникновения, создания, но её я  решил, начиная с работы в историко-филологической аспирантуре РГГУ, заканчивая последними годами своего творческого затворничества. Наработанная мной цепочка интертекста (в её линейном отражении) сложилась в грандиозную историко-филологическую систему. Полная дешифровка этого романа содержится в моём сценарии «Мелкий бес», который непременно будет опубликован и осчастливит ищущих и вопрошающих. Но собственно дешифровка уже опубликована – на «проза точка ру», во введении к этому сценарию.
Итак, интертекст – это понятие творческого функционирования текста, объединяющего восприятие творческой и культурной традиции, «крючкотворство» собственно текста (от цитирований до использования образов, мотивов, символов) и стихию прочтения, восприятия как в критике, так и в пополнении и даже создании новой традиции.
Этого понятия так не хватает историко-филологическому знанию. Но – то ли ещё будет!