1939 1945

В данном рассказе использована невыдуманная история рассказаная А. Смирновым и затронувшая меня до глубины души произошедшая в (1939 – 1945). В рассказе использованы произвольные Имена.

      – Михалыч, возьми щенка. – Лука Ильич смахнул с щеки слезу. – Глянь, какой крепкий, славный. Лоб узкий, как у Рады, будет как мать славным охотником.
      – Да ты Ильич, видать крепко вчера приложился о землю, когда в поле с телеги упал. На кой мне собака. Ты не подумай. Я против Рады твоей ничего не имею. Но... пошто мне беспородный – то? Твоя то породистая. А щенков принесла от Тузика соседского.
      Лука Ильич насупился. Взял щенка в руки, словно игрушку мягкую и прям к лицу Ивану поднёс:
       – Да ты погляди! Окрас точь в точь материн! И глаза и морда, как у ней в детстве. Умный будет такой - же. Не предаст. Ни на кого не променяет...
        Иван взял у Луки щенка, покрутил, подумал. Чёрные щенячьи глазки, смотрели на Михалыча неморгая, а маленький хвост, словно пропеллер у заведённого кукурузника вращался безостановочно.
       – Ну и что мне с тобой делать? Если только Мишке подарить? Он уж большой, пять лет мужику, мучать не будет, а Алёнка и подавно, той уж на прошлой неделе семь исполнилось.
       Иван Михалыч смотрел на щенка и разговаривал, словно сам с собой:
      – Только попробуй у меня, неслушаться. Я ужо тебе хворостину припасу.
      – Да он послушный будет! Послушный! – Лука Ильич уже улыбался во весь рот.
      Михалыч шёл домой и разглядывал мохнатое чудо, которое ему досталось. Щенок был тёмно - серый, шерсть мягкая. Лёгкий пушок чуть длиньше, чем основной волосяной покров, обрамлял всё его маленькое мохнатое тельце. И вообще, весь он был похож на свежевалянный детский валенок.
       На окраине северного района Ленинграда стоял дом на четыре семьи. Именно там жил Иван Михалыч, его мать, жена и маленький Мишка с сестрой Алёнкой. Щенок стал любимцем всего дома. Но, охота Трезору особо не удавалась. Иван Михалыч пытался натаскать его на зайца, но пёс, не в мать пошёл своим инстинктом. Или же, постоянно окружающая его ребятня испортила собаку, так, что палку он носит охотно, а на зайца не идёт ни в какую, понимая, что он маленький, словно ребёнок, а дети у Трезора на особом счету их у него вместе с хозяйскими восемь человек и все гладят, любят и ласкают его...
      Осенью сорок первого северные районы Ленинграда бомбили мало. Но ближе к зиме запасы еды сошли на нет и голод, мучительный и коварный подкрался незаметно... Сегодня в тарелке Трезора вместо привычной в последнее время еды из отходов и картофельных очистков оказалась лишь вода. Пёс немного полакал её и вздёрнув голову вверх, залаял. На завтра подвело живот и пёс уже тоскливо подвывал возле пустой тарелки. Ближе к вечеру он ушёл со двора. Жители дома даже вздохнули с облегчением, ушёл, не нужно теперь смотреть в обиженные глаза, голодной собаки. И только маленький Мишка плакал по псу в чулане. Неказистый, серо – пепельного цвета, смесь гончей с дворовой собакой Трезор, был ему очень дорог...
      Но напрасно горевал маленький Мишка, ближе к обеду следующего дня пёс вернулся, неся в зубах пойманного зайца. В тот год  оккупированный город был зажат в крепкие немецкие тиски, и поля, не успели убрать из - за блокады. Обилие неубранных овощей в полях способствовали тому, что зайцев наплодилось великое множество.
      Зайца хватило, чтобы накормить жильцов всего дома сытным мясным бульоном. А умный пёс Трезор, словно вспомнив, чему его учил Иван Михалыч, таскал зайцев исправно и, практически, ежедневно.
       Центр Ленинграда несщадно бомбило, а окраины Севера почти не касались обстрелы, и ребята на салазках, вслед за Трезором ходили в поле и копали мороженые овощи. Умный пёс вёл их так, что ни одна живая душа не встречалась на пути. Он вздрагивал и останавливался, словно понимая, чего боятся дети и сворачивал с намеченного пути, рисуя обходы, ведя детвору, дальше от людских глаз.
       Женщины научились шить рукавицы из заячих шкурок и обменивали их на табак у некурящих, а табак, потом у курящих на еду и хлеб.
        Во время блокады в этом доме никто не умер. И даже была ёлка в Новый год, на которой вместе с игрушками висели конфеты, которые выменяли у военных на пойманного Трезором зайца.
      Уже после войны, в июне сорок пятого Трезор, как обычно утром отправился на охоту, да через некоторое время вернулся. Рваный бок, кровил. Пёс подорвался на мине, но пришёл домой, раненый и тут же упал...
       Жители дома горевали о псе, как о члене семьи. Да и шутка - ли, прокормить всю войну шестнадцать человек...
       Похоронили его перед домом, поставив серый обелиск, с прикреплённой фотографией и карточкой с надписью – "Дорогому другу Трезору ( 1939 –1945гг.) от спасённых им хозяев".
                ******************
В середине 1960 - х в Ленинграде в районе Парголово сносили деревянные дома, готовили место для постройки новых домов. Во дворе расселёного дома строители обнаружили интересный объект могилку и обелиск с фотографией и надписью посвящённой Трезору. Дата подсказала, что эта могилка имеет отношение к блокаде и сносить её не стали. Через паспортный стол стали искать хозяев. Примерно через неделю хозяин нашёлся. Со слезами на глазах, снимая фотографию и карточку хозяин дома Иван Михалыч рассказал строителям удивительную историю о четвероногом члене своей семьи, который не дал погибнуть от голода его жене, детям и соседям... 
Он предложил строителям не застраивать могилку, а посадить на её месте маленькую ель в память о собаке, чтобы и у детей будущего многоквартирного дома была всегда на Новый год настоящая живая ель под окнами, несущая память о Трезоре, так преданно служившем своей семье до самого последнего дня жизни...
      Новостройка выросла в один год, а ель, посаженная у одного из подъездов, всё ещё продолжает расти и не каждый житель дома знает, что эта ель посажена в память о блокадной собаке, спасшей от гибели шестнадцать Ленинградцев...