Проказник Васька

Эта история случилась в одной из деревень нашей необъятной страны в погожий летний день ранним утром. Размеренно, не спеша, поднималось ленивое солнце, пьяняще кружила голову, покрытая росой, душистая трава. Устав от ночного бдения, кое-где ещё лениво брехали дворовые собаки. Мычали коровы, кричали петухи и разноголосым хором пели птицы гимн началу дня.

Покой, благодать - в сельской местности жизнь всегда мирная, неторопливая, в постоянных хлопотах, да без спешки и суеты.
Но блаженное умиротворение сегодняшнего утра в одном из дворов было нарушено беспокойным куриным переполохом и истошными воплями Марии Ивановны: «Ах ты ж, гадёныш, ах ты ж, проказник, сволочь ты лохматая, догоню – убью, пакостник ты этакий, - она бегала по двору с веником и заглядывала во все его углы, - да, чтоб тебя машина сбила, чтобы ты крысиным ядом отравился».

- Чего с утра горлопанишь? – Семён Петрович – муж Марии, заспанный, вышел на крыльцо, сел на ступеньки, неторопливо закурил.
- Этот негодник опять цыплят передушил, - Мария, не найдя кота, опустилась рядом, - что делать будем? Сил моих уже никаких нет. Огурцы все надкусанные – ну скажи, где это видано, чтобы кот огурцами питался? А? Ну съел бы огурец, так нет же, сволочь, как хохол: не съест, а понадкусывает каждый. Клубнику всю помял – нашёл лежбище.
- Зато красивый, - потянулся, зевая, Семён.
- Да какой толк то от его красоты - на выставку что ли возить? Ни одной ведь мыши не поймал, крыс боится, трус поганый, зато второй выводок цыплят погубил, ирод проклятый!

Мария ругалась, всё больше распаляясь, повышала голос, и вскоре уже кричала на всю деревню: «Всё – уноси кота из дома, чтоб глаза мои его не видели. В речку, как всех ненужных котят. Всё, хватит! Надоел!»
Встала, решительно хлопнула себя по бёдрам. Семён знал этот жест и это «Всё», после которых спорить было бесполезно.

Васька же затаился в самом дальнем тёмном углу под крыльцом и одним глазом иногда осматривал двор из-за широкой деревянной опоры. Своим кошачьим умишком он понимал, что набедокурил, не угодив хозяйке, и теперь ему надобно быть смирным и покорным.
Сердце у Семёна заныло и даже на глазах выступили слёзы – любил он Ваську крепко, но и непримиримый характер супружницы знал.

- Мать, - жалобно протянул, - не могу, что хочешь делай – не пойду я на это. Он же член семьи нашей. Сама его «Сыночком» называла, из соски кормила, всю зиму спите в обнимку, а теперь топить ... Не сходи с ума, даже не проси, не буду ...не буду и всё тут ... не смогу я.
- Захочешь - сможешь, - сказала, как отрезала, Мария, - что хочешь делай, но чтобы Васьки я больше не видела.
И для пущего устрашения предложила возложить это дело на Егора Кузьмича.

Семён вздрогнул. Сам он, высокий крепкий старик недюжинной силы, был добрым и очень даже сентиментальным. Для него курицу зарубить было тяжело. Обычно перед этим делом Мария наливала ему стопку-другую самогонки, а уж поросёночка резать и вовсе приходил Егор – давнишний друг и сосед. Тому убить животину не составляло особого труда, а слабость Семёна в этом деле всегда была поводом для насмешек: «Ишь, жалостливый какой, а сало-то, поди, в три глотки жрёшь. Тебя мясом не корми – захиреешь и помрёшь. А в природе так: ежели не ты поросёночка съешь, так он тебя слопает». И мелко высоко по-бабьи хихикал.

- Ладно, согласен, - слукавил Семён Петрович.
Топить кота он, конечно, не собирался. Решение отнести его в придорожное кафе на трассе, что проходила за речкой, возникло спонтанно и очень обрадовало. «Закрою его незаметно в какой-нибудь подсобке и убегу, - думал он, - там прокормится – проныра ещё тот. Главное - быстро ускользнуть, чтобы следом не увязался».
Но на душе было муторно – любил он сибиряка Ваську - большого, пушистого, в широких штанишках на задних лапах. Огромные широко и немного косо поставленные зелёные глаза, длиннющие усы, пушистый веером хвост и пучки меха меж массивными крепкими пальцами. «Красив, шельмец», - бывало говорил Семён, и прижимал к сердцу, любившего посидеть на руках, кота.

До этого у них были одни похотливые кошки, приплод которых три - четыре раза в год топили в речке, но зато Мурки и Муськи не только ловили мышей, но и гоняли крыс. Ваську же кошка ухитрилась спрятать на чердаке, а когда вывела во двор показать, то все ахнули – как у гладкошерстой невзрачной Мурки родился такой писаный красавец. И в этот же день кошку сбил пьяный водитель. Котёнок пищал и тыкался Марии в подол, словно понимал потерю и оплакивал мать.
- Ах ты ж кроха! – причитала старуха, - страдает, словно понимает что. Не бойся, маленький, не бросим тебя.
Кормила малыша из пипетки, носила, как ребёнка, на руках. Баловала, зацеловывала и причёсывала вечерами, сидя на крыльце, густую длинную шёрстку.
А Васька вырос ленивым, избалованным, но зато был самым любимым из всех предыдущих кошачьих ровно до тех пор, пока не начал таскать цыплят ...

- Внуки приедут – чем кормить буду, - жалилась Мария, - почти всех птенцов, подлец, уничтожил.
- А куда Ваську дела – что им скажешь?
- Что надо, то и скажу, - Мария в своём решении была непреклонна, - неси этого убивца с глаз моих долой.
Характер жена имела вздорный, склочный и в целом - скверный. Семён это знал и понимал, что спорить с ней бесполезно.

- Надо же, как день не задался, - тоскливо подумал он и пошёл за Егором, всё вместе спокойней будет, - эх, Васька, Васька …

Кота поймали, завязали в мешок и спрятал Семён его у себя за пазухой. Васька на удивление сидел спокойно, видимо решил вести себя сегодня, наозорничавшись, тихо.
От этого на душе у Семёна Петровича стало ещё горше: "Доверяет, а я …".

Вышли за околицу, перешли речку и впереди до кафе стелился бесконечным цветастым ковром луг.
- Вот, что за порода – бабы, - рассуждал, заглядывая снизу верх в глаза Семёну, низкорослый тщедушный Егор, - если любят, то насмерть; ненавидят - тоже убить готовы. Это же надо, барыня какая, кота утопить приказала.
Да-а ... с большим брачком вторичный продукт получился – можно сказать, что совсем не удался. Формами может и лучше, чем мужик – грудь там, бёдра, а характер у них сволочной вышел. Вот ежели бы я делал из мужицкого ребра бабу, то, клянусь, создал бы её немой. Как есть – немой. Формы можно было и покруче сварганить, а вот язык укоротил бы на весь размер.

- Свой укороти, баламут, - Семён Петрович снял картуз, вытер им пот и мокрый убрал в карман, - припекает, однако.

- Ну вот скажи, - не унимался Егор, - какого рожна твоя Мария сегодня орала на всю деревню, что Васька у вас всех цыплаков поубивал? Вся округа слышала, а теперь - помри у кого-либо птенец – на вашего кота свалят и будете вы из-за горластой дуры бабы возмещать весь падёж птицы в деревне. Вот так-то.
- Оно и правда, - подумал Семён и как-то вдруг, в один вмиг от страха взмокла спина. Он ещё не увидел, а уже почувствовал жестокий звериный взгляд. Схватил за шкирку, продолжающего рассуждать о женщинах, Егора, и прошептал: «Стой, балабол».
Большая свора собак молча и пристально глядя в глаза замыкала кольцо вокруг не на шутку перепуганных путников.

Многочисленная собачья стая поселилась на старой заброшенной мельнице еще осенью. В сельской местности собак не выбрасывают и поговаривали, что привезли и оставили их здесь из какого-то приюта. То, что животные были городскими, указывало разномастье: в своре было всякой твари по паре. И мастифы, и ротвейлеры, и овчарки всех мастей, и терьеры во всём многообразии, ирландский волкодав, несколько лаек, такса и даже один пекинес. Животные одичали, обросли, и, сбитые в стаи, стали опасными для людей.
Старики замерли, взгляд опустили – боялись зверю в глаза смотреть. Совсем не знали, что делать и как спасаться.

- Вот, дурак, поплёлся за тобой, теперь ни за что, ни про что, погибну, - шептал, умирая от страха, болтливый Егор, - ты то вон какой здоровенный, может и не сожрут всего – что-то да спасут, а я мелкий – обглодают так, что и косточек не останется.

Собаки молчали и только нервно подёргивались верхние губы, обнажая зловещие челюсти с мощными клыками. Мелкие потявкивали. «Что делать?» - судорожно думал Семён. Беспокойно заёрзал за пазухой кот. Собаки сжимали кольцо окружения. Некоторые начали грозно рычать. Стало реально страшно.

- Бросай кота, - не шевелясь, громко зашептал Егор Кузьмич, - кота, говорю, бросай. Ваську и так топить собирались, а так жизнь нам спасёт, и героем навек останется.
Семён молчал.

- Ваську пускай, - заорал, готовый побежать в панике, Егор, - может спасёмся.
Делать действительно было нечего, и Семён медленно, без резких движений, вытащил мешок из-за пазухи. Особо ожесточённые собаки залаяли, стали подходить ближе. Старик, не дыша, одним махом вытряхнул, приговорённого к смерти, кота из мешка, но … Васька, похоже, уже в полёте, верно оценил обстановку.
Не увидев рядом ни одного дерева, не касаясь лапами земли, всего лишь пару раз оттолкнувшись от хозяина, вмиг взлетел ему на голову и вцепился в неё всеми когтями сразу. Нестерпимой болью они вонзились под кожу, а некоторые даже в кости черепа. Семён взвыл от боли, собаки грозно залаяли и … не известно, чем бы закончилась эта страшная история, кабы не проезжал мимо на своём дребезжащем мотоцикле участковый. Он уже издали заметил нештатную ситуацию и, увеличив скорость, направил мотоцикл в самую гущу собак. Псы разбежались, а перепуганные насмерть старики, не могли сдвинуться с места. Тем более голова Семёна нестерпимо болела и горячими струйками стекала по лицу кровь. Кот некоторое время сидел на голове хозяина не шевелясь.

- Миша, - Егор кинулся обнимать участкового, - ты же нас от смерти спас!
- Ваську сымай, - корчась от боли, закричал Семён Петрович, но не тут-то было. Все восемнадцать кошачьих когтей намертво держались в голове старика.

Пострадавшего с котом на голове, усадили в коляску мотоцикла. Васька начал дёргаться, пытаясь освободить застрявшие когти. Этим он доставлял нестерпимые страдания Семёну, и мужики решили оглушить кота. Они надели на голову несчастного старика мешок и огрели Ваську палкой по голове. Кот дёрнулся и затих. «Сдох», – подумал Семён и заплакал. Благо, что под мешком этого было не видно. И в таком виде пострадавших доставили на ферму к ветеринару.

- Да, - тот, едва сдерживая смех, почесал затылок, - всякое я видал, но такое …
Когда мешок сняли, к всеобщей радости, Васька оказался жив – он просто до такой степени испугался, что, оглушённый, решил сидеть смирно до полного своего освобождения.

Доктор, не раздумывая, первым делом усыпил кота и под основание состриг ему когти. Перевязав все лапы, спящего отложил в сторону.
С Семёном дело обстояло сложнее. Кошачьи когти являются страшным рассадником заразы и даже есть такой термин, называемый в народе «болезнь кошачьих царапин». Посему, ветеринар вначале сбрил густую седую шевелюру старика, после тщательно обработал всю голову спиртом, и когти, что вонзились просто под кожу – вытащил, обильно замазав раны зелёнкой, а вот те, которые вонзились в кости черепа – просто обстриг и посоветовал обратиться к травматологу.
Повязку на голову пострадавшему врач наложил чепцом, завязав её концы под подбородком, обколол антибиотиками и отправились старики с котом домой на единственной раздолбанной машине скорой ветеринарной помощи.

- Принимай, Мария, - закричал с порога Егор Кузьмич, - в меру общипанные, но не побеждённые.
Мария не слышала, она горько плакала –  до боли жалея Ваську! Она горячо раскаивалась, что отправила мужа топить кота. Сердилась и на Семёна, что тот был безвольным и во всём её слушал. «Подумаешь, цыплята, огурцы, - думала она, - а Ваську - такого ласкового красавца - пойди найди!»

В своём горе не сразу заметила в дверях странную жалкую компанию: бритый, словно в детском чепчике из бинтов с бантиком под подбородком, бледный и уставший Семён держал на руках спящего кота со всеми перевязанными лапами. Без травм, но лихорадочно возбуждённый Егор что-то, не умолкая говорил про страшных собак на лугу, судорожно при этом размахивая руками.

- Что случилось? – закричала, испугавшись, Мария Ивановна.
- У мужа твоего черепно-мозговая травма, у кота – ранения конечностей, но главное, Мария, все живы, а ведь могли бы и не вернуться, - Егор вдруг устало выдохнул и сник, - так, что, соседка, у нас сегодня второй день рождения.

Успокоившись, все выпили и радовались удачному спасению, а более всего тому, что Ваську не утопили и он остался жив.

Вечером Мария кормила любимого питомца куриным мясом и даже накрошила рядом свежих молоденьких огурчиков, но Васька их, конечно же, есть не стал. С грядки-то оно вкуснее.

Семён Петрович к травматологу не поехал и долгие годы, рассказывая эту историю, предлагал пощупать у него в черепе вросшиеся кошачьи когти.

Да, участковый, наконец-то, добился отстрела опасных бродячих псов, стая которых давно одичала и терроризировала все деревни вокруг.


18.02.2020