Я тебе этого не прощу!

Недавно я устроилась на работу. Коллектив оказался из женщин предпенсионного возраста, но меня, вчерашнюю студентку, приняли хорошо. Особенно я подружилась с нашей начальницей. Альбина Михайловна стала для меня лучшей подругой, хотя годилась мне в матери. Я восхищалась ею и хотела подражать во всем. Мне нравился её ухоженный – от ногтей до прически – внешний вид, вежливая манера общаться с подчиненными, веселый и живой характер. Она всегда давала мне дельные советы, как себя вести с мужем и особенно со свекровью, в доме которой мы живем. Только однажды мне не понравилось, как начальница отреагировала на мою радостную новость: я сказала ей, что жду ребенка. Вдруг Альбина Михайловна начала при коллегах кричать на меня и заставляла неотложно сделать аборт.

Сначала решила, будто она упрекает меня за то, что я заняла рабочее место, чтобы заработать себе декретные. Оказалось, она вообще против рождения детей: «Зачем эти дети нужны? От них одни неприятности в жизни! Живи для себя: одевайся, путешествуй, – ведь, ты ещё молодая, чтобы вешать на себя такой хомут!» – она говорила громко, со злобой, и её слова, словно ножи, вонзались в меня. Стало не по себе, даже холодная дрожь пробежала по телу. До конца рабочего дня я больше ни с кем не разговаривала, только видела, как возмущенно обменивались взглядами другие наши сотрудницы.
После работы на остановке подошла ко мне Татьяна Ивановна и, осторожно оглядываясь, тихо сказала:

– Любушка, милая, ты поменьше делись своими секретами с Альбиной, она тебя хорошему не научит… И вообще не того ты себе в советчики выбрала. – Она еще раз оглянулась и не торопясь пошла в сторону гастронома.
После туманного замечания в адрес нашей начальницы Альбины Михайловны меня словно распирало от любопытства, я поторопилась догнать мою коллегу и все выяснить.
– Татьяна Ивановна, нам с вами по пути! – окликнула я её. – Спасибо за заботу! Нас теперь никто не услышит, может, вы поясните, от чего вы меня хотите уберечь? – С огромным интересом я ждала внятного объяснения.
– Хорошо, Любушка, послушай, что расскажу, может, сама все поймешь. Еще в «девяностых» из Узбекистана Альбина с мужем и маленьким сыном Ромкой переехала сюда, поближе к своей родне: сестры у неё здесь живут. Продали там хорошую квартиру за копейки, здесь купили участок, а на строительство денег не хватало. Она перессорилась со всей узбекской родней мужа, заставила свекровь продать своё жильё, а вырученные деньги вложить в строительство дома и переехать к ним в Россию. Муж Альбинки работал дальнобойщиком, все время в разъездах, а свекровь оставалась на хозяйстве: и за внуком приглядывать, и в огороде справляться.

Альбинка тем временем на работе не дремала, понимала, что быстрый путь к должности и хорошей зарплате лежит через… сама знаешь, видела наше руководство. – Татьяна Ивановна сделала выразительную гримасу и покивала головой. – Как-то свекровь застала неверную Альбинку – невестку свою – с любовником. Между ними был большой скандал, но Альбинка нагло шла к своей цели. Вскоре она стала начальником отдела, большой дом, её гордость, наконец-то был почти достроен. В те времена никакой мужниной зарплаты не хватило бы такое отгрохать. – Татьяна Ивановна посмотрела на меня и, словно оправдываясь, сказала, – да ты не думай, я не завидую, просто не уважаю таких, как она, которые по головам нагло прут. И вообще, – она махнула рукой и вздохнула, – понимаешь, Любушка, муж у Альбинки такой был, ну просто золотой, таких поискать надо: хозяйственный, работящий, и любил её, злыдню гулящую, всё ей прощал. Но, видно, свекровь ему всё рассказывала, и он начал выпивать. А однажды не вернулся из рейса, попал в аварию, погиб. Вскоре у нас в отделе поползли слухи, что свекровь Альбинки сильно заболела и не оправилась после инсульта – умерла. Но были и такие разговоры, что свекровь свою Альбина Михайловна прямиком из больницы в психушку определила, чтобы не ухаживать за ней. А это уж совсем не по восточным законам. Там старики в почете, какие б не были больные. Она-то черный платок по мужу не покрывала, а уж по свекрови тем более. – Татьяна Ивановна перекрестилась. – Да Бог ей судья! Со временем на работе уже никто не вспоминал о старушке, а начальница наша жила в своё удовольствие, окруженная многочисленными любовниками. Ты ж видишь, какая она красавица, ей уже под пятьдесят, а в голове одни мужики. Сын уже взрослый, в другом городе на психиатра выучился. Он у неё хороший, добрый, – Татьяна Ивановна призадумалась, видно, вспоминала что-то или кого-то, – слава Богу, что не в мать уродился!

Несколько минут мы шли молча, я с трудом переваривала услышанное и никак не хотелось верить, что такая красивая, дружелюбная, приветливая, умная Альбина Михайловна могла кому-то не нравиться. «Ну и что с того, что у неё есть мужчины! Молодец женщина устраивает свою судьбу, как может», – думала я восторженно о своей начальнице, – «А все остальные сотрудницы отдела ей просто завидуют». Я поймала себя на мысли, что уже простила ей неприятный разговор о прерывании моей беременности, ведь она хочет мне как лучше! А Татьяна Ивановна сама не прочь выйти замуж ещё раз, да никто не берет. Я посмотрела на мою попутчицу, которая мысленно где-то витала. Мы кое-что купили в магазине, и по дороге домой я опять пристала к ней с расспросами.

– Мне кажется, Вы все-таки что-то не договорили мне, Татьяна Ивановна. Нельзя же осуждать женщину за то, что не хотела выносить судно за свекровью! И какая разница, где она умерла: дома или в больнице? Она на работе, а немощная больная бабушка одна дома должна была оставаться? А там всё-таки врачи и сиделки квалифицированные, – пыталась я оправдать начальницу.

– Хорошо она тебе мозги промыла, раз ты её защищать взялась! Ну, послушай тогда, чем дело закончилось. Ромка, сын её, уже институт в Москве заканчивал и сам попросился на работу в районную психиатрическую больницу. Приехал он с невестой Катей, тоже врачом, поселился в её доме. Это он из-за неё в деревню поехал. Ромка сначала матери не сказал, что в Москве не остался, как она хотела. А как узнала, сыну такой скандал устроила, кричала что на порог его с Катей не пустит. А Ромка живет и работает в селе всего в каких-то шестидесяти километрах от родного дома. Он в одном отделении работает, а невеста в другом. И вот однажды вечером, после рабочего дня, Катерина говорит ему: «У меня в отделении лежит одна старушка, твоя однофамилица. Может, родня твоя?» Ромка взволновался от неожиданности: «Да нет у меня здесь родни с такой фамилией, мы ж из Узбекистана приехали ещё в «девяностых». Я хоть и маленький был, но помню, что из отцовой родни одна бабушка с нами переехала. Она такая добрая, хорошая была, меня очень любила. А потом мама сказала, что бабушка умерла. Я тогда в пионерском лагере отдыхал, и было это лет 15 тому назад, почти сразу после гибели отца». Катерина уговорила Ромку зайти в палату к пациентке, хотя та и была с некоторым помутнением рассудка, но все-таки надеялась, что старушка что-то вспомнит.

В небольшой светлой комнате за столом напротив двери сидела пожилая женщина, голова её была покрыта цветастым платком на восточный манер. Глаза её были устремлены прямо на молодого врача, который только что тихо зашел в палату. Ромка содрогнулся. «Здравствуйте, бабушка…» – почти шепотом, сильно волнуясь, проговорил Ромка, и, не веря своим глазам, сел за стол напротив старушки и пристально смотрел на неё, словно одурманенный. Её маленькое сморщенное лицо с тусклыми, почти белыми глазами, ничего не выражало. Ромка внимательно, даже прищуриваясь, всматривался в неё, всё больше узнавая в старушке черты родной бабушки. Беззубый черный рот, словно проваленный, изменил её лицо. Ему-то лет десять было, когда видел её в последний раз. Ромка сильно волновался и не мог найти нужных слов.

– Как Вас зовут? – наконец, проговорил он после минутного молчания, – как себя чувствуете, что беспокоит Вас? Родные навещают? – В ответ ни одного ответа.
Сухие, жилистые руки старушки, тихо скользя по скатерти, охватили руки Романа. Чуть-чуть она шевелила губами, словно молилась.
– Что ж так долго ты не приходил, сынок!? – Наконец-то заговорила дрожащим голосом старушка. Она поднялась, опираясь на костыль, и медленно, шаркая ногами, подошла к окну, сдвинула занавеску. Ромке не нужно было ничего больше спрашивать: на подоконнике в рамочке стояли две фотографии, на одной был он, первоклассник с бабушкой Зоей, а на другой – она с мужем и маленьким мальчиком на руках, его отцом.

Татьяна Ивановна махнула рукой, вытерла слезы.
– Да ну тебя, Любка, заставила опять все вспоминать!
– Так что получается, Альбина Михайловна всё-таки отправила свою свекровь в психбольницу, а всем сказала, что она умерла? И столько лет её не навещала? И на сына она злилась, что он бабушку нашёл, так получается? – Меня поразила вся история о моей начальнице, внутри всё кипело, будто с глаз пелена сошла, сразу вспомнила о своей свекрови и подумала, как мне повезло, что она у меня такая замечательная. Татьяна Ивановна грустно посмотрела на меня и поспешила закончить неприятный разговор.

– Ромку она прокляла прямо на его свадьбе, при всех! – Татьяна Ивановна даже зубами заскрежетала от злости. – Он-то, что учудил: никому и словом не обмолвился до свадьбы, что бабушку нашёл. Альбинка невестку не приняла и свадьбу сыну играть отказалась. А молодежь скромно накрыла стол во дворе у Катерины, родню позвали. И когда все ждали молодых из ЗАГСа, то, как гром в ясный день, показались в воротах дома Роман с Катериной и под руки вели бабушку Зою. Сестры Альбинки так и замерли, а мать кричала сыну, что никогда не простит, и с проклятиями ушла со свадьбы. Уж сколько лет не общаются. А тихая старушка вскоре после свадьбы померла. Так что ты, Любушка, не прислушивайся к советам Альбины Михайловны, – она свою жизнь как зря состряпала, а советы всем направо и налево раздавать любит. А детей сколько Бог даст, столько и надо рожать. Поняла, милая? И жить надо со всеми в любви, почитая ближних своих, тогда одна никогда не останешься!