Но не для меня...

       Осенний день сегодня выдался по-особенному тёплым. Господь призвал её к себе на Покров Пресвятой Богородицы. На похороны собрались самые близкие люди – дочери и внучки с мужьями. Да и звать-то было некого. Почти все родственники и знакомые её возраста, были уже здесь, на кладбище. Попрощавшись с мамой, дочери всплакнули, ещё не осознавая того, что произошло. Отца попытались подвести к гробу, попрощаться, но он стал упираться, не желая подойти к покойнице. Так и остался сидеть на табурете, отрешенно глядя на процедуру захоронения, будто его это не касалось. Он уже давно страдал болезнью Альцгеймера. Всё то, что было когда-то в его блокадном детстве, а затем и в юности – помнил хорошо, а то, что происходило буквально пять минут назад, бесследно стиралось из памяти.
     Теперь отец был в недоумении от того, что находился, хоть и ненадолго, один, когда младшая дочь, которая жила и ухаживала за ним, уходила по делам. Он привык к тому, что его жена всегда, особенно последние два десятилетия, когда окончательно вышла на пенсию, была рядом. И одиночество его пугало. Он не отходил от окна, напряжённо вглядываясь в прохожих. Завидев силуэт женщины, начинал стучать по стеклу, надрывно зовя ту, с которой прошёл долгий, нелёгкий путь и в горести, и в радости, беззаветно и преданно её любя.
     Редкие прохожие, останавливаясь, некоторое время смотрели на старика, пытаясь понять, что происходит за окном, но пожав плечами, уходили восвояси.
     Безумно скучая, постоянно находясь в состоянии ожидания прихода своей Наденьки, он заметно «таял» прямо на глазах. Обеих дочерей называл её именем. Они пытались объяснить отцу, что нужно принять то, что мамы больше нет, смириться и отпустить от себя. На что отец, медленно качая головой, твердил только одно: «Боже мой, Боже мой…». Видимо, удивляясь их уговорам и рассуждениям о жестокой правде жизни и смерти. Он больше никого и ни о чём не желал слышать. И однажды, посмотрев на дочерей осмысленно-проникновенным взглядом ярко-голубых глаз, тихо произнёс: «Для вас, может, её больше и нет, но не для меня…».
     Конечно, дочери знали, что отец очень любил маму. Это выражалось в его поступках и том уровне жизни, который он создавал семье на протяжении шестидесяти трёх лет. Но, чтобы вот так, до последнего вздоха хранить образ одной единственной женщины? Да, видимо, и такое бывает… А фраза, которую отец произнёс, как самое сокровенное, что ещё жило в его угасающем сердце, невольным укором отозвалась в скорбящих душах, любящих его дочерей.