Сказание об Иле. Глава 23 Ив

Ив
Теперь и сам Ив не мог припомнить, сколько их было у матери. Среди многочисленных братьев и сестер он родился вроде одиннадцатым... Или, быть может, двенадцатым. Так или иначе, для него это не имело никакого значения. А вот что действительно имело место быть, так это тот факт, что под старым болотным грибом, служившим всем им домом, было очень тесно.

До него не было никому никакого дела, кроме его старшей сестры, что была с ним очень добра. Именно ее Ив и воспринимал своей матерью, а не ту, что иногда появлялась в их обиталище, и тогда среди многоголосья и сутолоки он слышал:
— Где эта рыба?
Рыбой она называла его добрую сестру,  ругала ее, а иногда и таскала за волосы.
— Ты что, не только немая, но и глухая? Думаешь, я поверю?! Что молчишь?
—  орала родительница.
Сестра и впрямь была немой. И конечно же ответить ничего не могла, а лишь мычала и плакала.

Однажды Рыба заболела, а потом и вовсе куда-то пропала. Маленький мальчик скучал по ней и все ждал, когда же она вернется. В силу малого возраста он не понимал, что сестра попросту умерла. Так он остался совершенно один в этой большой семье.
Прошло время.
— Ты говорить умеешь? Скажи хоть что-нибудь, — в который раз требовала мать, уставившись на Ива тяжелым взглядом.

Придирки были все те же — мальчик совсем не разговаривал, и это злило ее. А еще он был каким-то... Сам по себе.
— Бесполезно такого кормить... Еще одна рыба... Надо бы тебя продать, — цедила мамаша сквозь зубы всякий раз, как только молчун попадался ей на глаза.
Конечно же Ив не был немым, как его бедная сестра. Наверное, он рано повзрослел, раз сумел понять, что надо молчать. Обнаружилось, что среди многочисленного окружения вообще не было тех, с кем ему хотелось бы поговорить.
Голоса братьев и сестер казались Иву пронизанными заботой и поспешностью и совсем не излучали доброты. А слова, доходившие до его ушей, имели лишь один все определяющий смысл — где и что взять?

Как это произошло, Ив  не помнил, но однажды он сделал для себя несколько ценных открытий, суть которых заключалась в следующем: этот мир был для него не только тесным, но и чужим. Он оказался здесь по воле случая или злого рока. Невозможность прижиться в нем была тому подтверждением. Стойкое чувство отторжения привело Ива к мысли, что он не отсюда, он чужой, он пришлый. Он — частица другого, настоящего и родного для него мира. И тот родной существует, его надо найти и в него вернуться.
Маленький Рыба стал ждать, когда придет время и он сможет отправиться на поиски.
Под старым грибом все шло своим чередом. Время от времени появлялась мать вместе с какими-то людьми. Они что-то приносили в котомках и мешках, громко разговаривали, спорили, затем снова уходили. Следом приходили другие, иногда громогласные, иногда разговаривающие шепотом, эти уносили все то, что было принесено первыми. Потом мамаша вытирала руки о грязный подол и укладывалась спать. Сон ее был глубоким и почти всегда сопровождался храпом.
 
Постепенно пришел черед старших братьев и сестер. Они также стали уходить из дому и по несколько дней пропадали где-то, но потом все же возвращались. Это случалось обычно под утро, тогда в жилище появлялось что-нибудь новое, к чему ему, Рыбе, не дозволялось даже прикасаться. Мать в этих случаях была особенно довольна своими сообразительными чадами.
 
Однажды Рыба прервал свое молчание и заговорил. Мальчик задавал вопросы. То, о чем он спрашивал, казалось ему крайне важным и имело отношение к принесенным в дом мешкам. Услышав его слова, все домочадцы отчего-то становились очень раздражительны, они толкали мальчишку и советовали больше никогда не открывать рта.
— Толку с этой Рыбы не будет, — раздался обычно голос матери.
А уже совсем скоро до слуха Ива донесся разговор. Мать не могла сойтись в цене с кем-то, кто приехал на четырехрогом хаананьском быке, и речь в торге шла о нем.
Рыба не стал дожидаться, когда за него предложат приемлемую сумму или мать уступит его подешевле. Он прихватил с собой немного еды и покинул родительское жилище. А от роду было ему тогда десять зим.
 
Беглец вырыл нору, устроив ее недалеко от заросшей кустарником дороги и стал в ней жить. Здесь люди появлялись так редко, что мальчик успевал забывать о их существовании, прежде чем те объявлялись вновь.
Там, на этом отшибе, Ив решил остаться и переждать зиму, а уж дальше видно будет. Пока же, спасаясь от дождей и холода в своем убежище, он часто представлял себе тот мир, частью которого, как полагал, и являлся. Его воображение выдавало настолько яркие и убедительные картинки, что казалось, их можно было тронуть рукой. Они не оставляли Ива даже под натиском голода.
Прежде всего этот выдумщик представлял себе дом, в котором было тепло и где ему всегда были рады. Кроме того, он придумал себе и новое имя — «Ив», — и это сочетание букв очень понравилось ему.
Даже когда в первую же холодную и бесснежную зиму Ив тяжело заболел и уже не мог подниматься, даже и в тот момент, когда его тело горело, когда смерть, казалось, уже улеглась рядом, беглец неотступно держался за свои образы. И быть может, она, безжалостная, устала ждать, когда он отчается и вместе с вымышленным миром ухнет в черную бездну небытия.

Болезнь отступила. Когда же Ив выполз из своей ямы, то увидел перед собой каменные столбы, те, которые, как он был уверен, используют при строительстве. Очень скоро они обросли стенами с большими окнами и узким входом, а потом к этому приладилась и чудная крыша. Так на пустыре у дороги появился крепкий, но не обычный домина. Любой бы на его месте не поверил бы собственным глазам, так как жилище и вправду выглядело невероятным для Закрая, но не Ив, он знал что все так и должно быть.

Малец поселился в доме. Когда же мимо проезжали люди, они немало удивлялись этому сооружению и его совсем еще юному хозяину по имени Ив. Да, теперь только этим именем и представлялся беглец. Ко всему прочему ему удалось сделать так, что дом менял вид. В зависимости от желания хозяина. Одним путникам он представлялся неким зданием с высокими стенами, аж в сорок локтей, и покатой крышей. Другие же видели бесполезный, почерневший от времени высоченный конус из бревен ; и никакого дома.

Следом мальчик вообразил себе семью, а именно ; добрую и любящую сестру, ту, что внезапно пропала из его жизни, унеся с собой и все тепло. Через некоторое время около дома появилась она, такая же добрая и ласковая, как та сестренка-нянька. Конечно же Ив никогда не слышал ее голос, ведь она была немой. Но зато мог легко представить его, быть может, он такой, как у того ручейка, что пробивался неподалеку...

Сестра появлялась под ночь и баюкала Ива, как младенца, напевая ему колыбельные песенки. Он боялся потерять ее вновь, и поэтому через какое-то время сестер в его доме прибавилось. А чтобы люди не причинили им боль, мальчишка сделал так, чтобы днем они оставались невидимыми и только ночью представлялись человеческим глазам во всей красе.
Те, кому довелось видеть этих дев, прозвали их Афирь (приходящие).
Так и жил здесь Ив, пока в один из дней не заметил всадников. Они никуда не спешили, ехали медленно, как будто выслеживали дичь. Несли их не лошади и не быки, а отвратного вида козлобородые существа.

Вся эта подозрительная компания, вот-вот должна была оказаться у его обиталища, и поэтому выдумщик решил свое жилище им не показывать.
Как и прежде, для этого Ив подключил все воображение, заменив в нем свой чудесный дом на сложенные конусом никому не нужные бревна.
— Как твое имя? — спросил один из всадников, с худым, вытянутым лицом. Ранее люди не говорили с ним таким ласковым и даже добрым голосом.
; Ив, — ответил мальчишка.
— Ив? Какое странное у тебя имя, — улыбнулся худой, слез с козлобородого и осмотрелся по сторонам. — А чей же это дом?
— Какой дом? — удивился выдумщик.
; Да вот же... — Худой кивком указал на черные бревна и наклонил набок голову, как сделала бы это собака во время игры.
— Какой же это дом? Это же просто бревна, — напугавшись разоблачения, поспешил оправдаться малец.
— Хм… — изобразив лукавую улыбку, прогудел незнакомец с вытянутым лицом и, «любя», потрепал Ива за шею. — Ну, будь по твоему... — И, уставившись на выдумщика разными по цвету глазами, вкрадчиво добавил: — А ты как это делаешь?
— Да ничего я не делаю... — Не зная, что ответить, мальчишка пробубнил первое, что пришло ему в голову. — Живу просто...
— Совсем один, что ли?
— Ну да, — пожал плечами мальчик.
— Мм... — с пониманием покачал головой собеседник.
Худой немного походил, осматривая и разглядывая все, на что натыкались его глаза, а его спутники безропотно плелись следом. Наконец он вернулся к Иву и, задрав брови домиком, негромко спросил:
— Пойдешь ко мне на службу?
;А это как? — захлопал глазами мальчуган.
— А так... Будешь мне братом... Как эти вот... — И худой показал пальцем на людей, стоявших за его спиной.
Их лица Иву совсем не понравились, и, наверное, это было заметно.
Тогда тот, что предлагал мальцу службу, махнул на них рукой и дружески сообщил:
— Да ну их... Я ведь тоже один, как и ты, сирота. Ты будешь только моим братом. Хочешь? У тебя есть родня-то? — И посмотрел на Ива как-то по-отечески.
— Нет, — торопливо замотал головой мальчуган, — настоящей нет.
— Ну вот... я о том и говорю... Настоящей! — И, поглядев на растерянного мальчишку, худой снова наклонил набок голову и улыбнулся: — Ну... По рукам?
— По рукам... — разглядывая людей, что стояли чуть в стороне и тоже улыбались, пробубнил малец. Потом подумал и спросил: — А как тебя зовут?
— Ямых. Правитель Закрая.
Ив никогда  не слышал ни о каких правителях. Он не понимал значения этого слова, поэтому лишь похлопал глазами и на всякий случай решил больше ни о чем не спрашивать своего собеседника, а молчать, словно он был, как прежде, Рыбой.
— Слышал о таком?— прервал его молчание Ямых.
; Нет.
— Хм… — ухмыльнулся правитель и, обернувшись несколько раз, как будто очерчивая круг, спокойно добавил: — Это все мое. Земли, лес, болота, а теперь и ты. Мне здесь такие способные ох как нужны. Ну приглашай в дом, брат!
Так началась служба Ива. Да, он уже не был отверженным и всеми забытым, теперь он был властью, свитой Ямыха. А это сулило для него очень много перспектив. Тем более что правитель был с ним демонстративно добр и снисходителен. Относился к нему просто как к мальчишке и тем самым постепенно заслужил полное доверие Ива.
Не надо забывать, что Ив был еще ребенком и ему конечно же хотелось поделится своей тайной с тем, кому он доверял. И этим доверенным лицом оказался Ямых. Однажды Ив рассказал ему о самом сокровенном — о своем умении воплощать в реальность образы, рождающиеся в его голове. Рассказал, как выдумал сестер и дом, а прежде жил в норе. А еще о том, как хотел бы оказаться в мире, который часто представлял себе, где все бы было для него родным. А Ямых не посмеялся над выдумщиком, а, как и полагается брату, с полным участием выслушал его и лишь добавил:
— Я тебя понимаю.
А напоследок просил никому больше об этом не сказывать.

Прошло немного времени, и как-то раз между делом правитель попросил Ива показать свои умения и воплотить в реальность сущую безделицу, а какую ; Ив уже и сам не помнил. Юный закрайник очень старался, и хотя это была пустячная вещь, она никак не превращалась в реальность. Потребовалось много усилий, прежде чем из этой затеи что-то вышло. Но то, что получилось, не было той вещью, о которой просил Ямых.

Перед глазами правителя лежала деревянная трещотка. Дело в том, что именно трещоткой мальчик собирался попугать своих сестер ; Афирь. Его это очень забавляло. Он ясно представлял себе, как те, испугавшись, будут бегать за ним по дому, а он убегать от них под общее веселье.
Ямых не скрывал удивления, и хотя опыт не удался, властитель Закрая был впечатлен.
— Время, нужно время... — рассуждал правитель.

А пока Ив утвердился в глазах правителя, все встало на свои места. Все прежнее было лишь испытанием, проверкой, которую он выдержал. Те, кто должен был, увидели Ива и оценили, и теперь у него есть все, а большего ему и не надо. На его груди висел «лик власти», а это означало, что перед ним, юнцом, при встрече были обязаны обнажать стопы все те, у кого «лика» не имелось. Этот ритуал считался лучшей демонстрацией почтения к власти. Ив и не заметил, как дар воплощать в жизнь образы стал как бы и не нужным. Как огонек догорающей лучины, он постепенно затухал.

Ямых наградил своего юного служаку за старания и повелел выдать ему такого же козлобородого скакуна, как и у всей его свиты. Ив же наотрез отказался от подарка, объяснив свой отказ тем, что в устах ребенка казалось достаточно убедительным. А именно, что не любил он и боялся всякого домашнего скота, не говоря уж о таком, как этот. В качестве же ездового средства новоиспеченный служака приобрел себе симпатичного коника на коротких и мохнатых ножках, шустрого и смирного. И стал на нем разъезжать по Закраю.
 
Юный закрайник уже совсем отказался от поисков того мира, о котором грезил прежде. И все бы было хорошо и стал бы Ив таким же, как и те, что поколениями служили правителям Закрая, но нет. Вдруг незаметно все вернулось на круги своя.

— Пойдем, мне есть что показать тебе, — позвал Ива как-то за собой правитель.
В тот раз впервые Ив увидел то самое Гнездо, в котором жили уже несколько поколений властителей.
— Тебе вот это ничего не напоминает? — спросил его Ямых, когда перед ними открылся вид на высоченный конус из бревен и камней, стоящий в огромной яме.
— Так это ж дерево... закрытое от солнца... Зачем же завалили бревнами его? Я слышу, как тяжко ему в темнице, — взволнованно ответил правителю мальчуган.
— Я сделал так же как, и ты. Помнишь свой рассказ? От посторонних глаз припрятал я его. Но полно о дереве-то говорить, пойдем, есть кое что другое.
Они проследовали внутрь к основанию спрятанного под конусом дерева.
— Смотри туда... — посветил факелом Ямых на огромную нору у самых корней.
— Я вырыл ее сам. Как прежде сделал это ты. Помнишь?
— Да, — ответил Ив.
— Теперь гляди!
И как только они оказались в глубине норы, правитель зажег еще пару факелов, и те осветили пространство. На черных стенах, застыв, висели большие белые капли.
— Представь себе, это соль! — сообщил Ямых удивленному Иву. — Но не для этого тебя привел сюда я. Вспомни, что ты рассказывал мне про своих сестер. Как ты представил себе одну, а позднее появились и другие… Так вот я тоже! — выпучив глаза, ликовал правитель. — Ты говорил про мир, узреть который жаждешь. И я всегда мечтал о том же! Что может лучше быть, чем детские мечты? Ведь ты же понимаешь, о чем я говорю? — Ямых преданно посмотрел на Ива. — Так ты готов моих сестер увидеть?
— Да, — ответил Ив.
— Тогда смотри!
Ямых обхватил голову руками и замычал.
В проходе объявились два мерзких существа. Они отдаленно напоминали женщин. У них отсутствовали лица, к тому же у одного из них имелась лишь одна трехпалая рука. Ив вскрикнул и в ужасе прижался к стенке.
— Тише... — оборвал его Ямых.
Он отломал со стены белый соляной кристалл в форме капли и швырнул в сторону страшилищ. Те содрогнулись, затряслись и исчезли.
— Не бойся. Я уже понял, как ими управлять, — заявил Ямых, выступавший теперь в качестве ученика Ива. — Когда я вырыл эту нору, — Ямых продолжил свой рассказ, едва исчезли эти твари, — то оставался в ней, не зная ни дня, ни ночи. Не пил и не ел, пока в бреду не вообразил себе все это. И первое, что удержалось в разуме моем, была кукла. Ее мне мать подкладывала, когда я был ребенком. Она любила руками делать безделушки, но ей не хватало мастерства... Не умела она. И мне, своему ребенку, как смогла, однажды сладила игрушку ; куклу без глаз и рта. Я боялся просыпаться, когда та кукла лежала рядом. Страх он крался отовсюду ко мне, как змей, меня он пожирал. И главным источником моих кошмаров была кукла. Я догадался, это она повелевала страхом. И я ей отомстил. Вырвал руки, а вместо них ей вставил птичью лапу. В таком виде она казалась мне смешной, забавной.
— Но зачем? Зачем же эту куклу ты держал в уме?— искренне недоумевал Ив.
— Затем, что меня бояться стали, когда я с куклой той гулял. В детстве я был болезненным и хилым, к тому же, как и ты, я жил в большой семье. А эта кукла вселяла страх в домочадцев, и мне их страх был по душе. Однажды мать украла куклу, сказала, что сожгла. — Правитель помолчал, а затем, поднеся палец ко рту, прошептал: — Я всем им отомстил. Ты понимаешь меня?
— Да. — Ив кивнул и, не зная, что сказать, добавил: — А откуда соль?
— Так понятно. На что похожи эти капли? — держа в своей руке кристалл, спросил Ямых.
— На слезы... — предположил Ив.
— Точно. Наверное, это моя мамаша залила ими все, когда папаша мой превращался в камень. Или, быть может, дерево, которое секирами терзаем мы, чтобы согреться. Как знать! Мир, который я желаю видеть, на подходе.
 
После этого случая Ив, как в раннем детстве, почувствовал себя чужаком, одиночкой. Тот мир, с которым желал он примириться, все же обхитрил его. Забрав самое ценное, что было у выдумщика, он оставил ему пустоту. Исчез тот редкий дар, что жил в его детской голове: умение воплощать мечты. У Ива еще оставались его добрые сестры, трещотка и все то, что воплотил он прежде.
Ив вернулся в свой дом и снова стал жить как затворник.
 
Так дожил он до того времени, когда в Закрай из Иля пришел обоз. И открылось тогда же, что и ему должно проделать путь, выпавший на плечи пришедших чужестранцев. И вместе с ними разделить их участь. И в этом есть его предначертание и плата, та, которая с него возьмется перед тем, как обретет он мир своих надежд.

И так Ив и поступил. Провел посланников путем, начертанным судьбою. И, в Рохе видя того, перед кем лежал путь тернистый, длинный и горький, и кому все дороги суждено соединить, пройдя по кругу, и развязать узлы, решился он стать для него проводником на своей части этого пути. А дальше было так, как Иву и открылось. Знал он, что произойти должно, и посланника провел по предначертанному пути. Но не удержался Ив схитрил, решил посланнику облегчить путь. Его стараниями возник тот ход-мосток в виде чёрных деревьев, что должен был вывести Роху в Иль. А вместо этого мосток стал маяком для «спутанных миров». Зло быстро ход нашло и стало ждать посланца Иля.

Когда же правителю донесли, что тем, кто помогал Рохе, был тот самый юный выдумщик, распорядился он сжечь дом Ива, что представлялся путникам в разных обличьях, и всех обитателей его. На дерзкого проводника же он объявил охоту и сулил за голову его награду в пятьдесят козлов.

Ив как раз был в своем доме. Он ни о чем не жалел, и ему не было страшно. И слуги Ямыха, пришедшие за его головой, что окружили обиталище выдумщика, были всего лишь частью этого мира. Мира, в котором Ив ощущал себя чужаком. Ив представил, что вся его жизнь здесь есть сон и ему лишь надо сделать усилие и проснуться. Он закрыл глаза.
 
Ямых был в числе первых из тех, кто подошел к дому на расстояние броска факела.
— Сена! Побольше сена! — орал он.
Терпения не было. Огонь вот-вот примется за свое дело.
Все было готово.
Правитель в  предвкушении занес свой факел и тут же выпучил глаза от удивления. Дом исчез.