Лагерь

Многие моменты врезаются в память очень сильно, хотя и были очень давно, где-то там, в растворившемся бесследно пространстве времени.  Порой даже кажется, а были ли они? Особенно если это произошло с тобой в далёком детстве. Иногда ты даже хочешь забыть об этом, стараешься сделать это, но те отметины, которые несёшь через всю свою жизнь, не оставляют тебя. Они нет-нет да порой напомнят о том, что должно было почему-то произойти тогда. И никуда ты от этого не денешься. Вот надо было быть тому, и всё тут. И часто всё происходит вопреки всякому здравому смыслу.
Захотел Геркин отец помочь ему отдохнуть и добился путёвку в лагерь. Все считали, что дело хорошее. В летнее время, в каникулы, говорили, можно съездить. Хотя Герка думал об этом совсем по-другому. Летом от любимой речки, от уличных друзей куда-то ехать. Зачем? Но к нему нашли подход и его уговорили. Хотя он мог что-то придумать такое, как тогда, когда его хотели пристроить в детский сад, в селе, на родине матери. Он помнил всё это очень хорошо. Заманили его тогда в садик, конечно, здорово. Всякими там разговорами и обещаниями, а там, в садике, чуть ли не весь день подкармливали леденцами. Но разве мог Герка променять уличную свободу и старых друзей  на редкое в то время угощение, конфеты? Да ни за что. И когда на следующий день бабушка собралась вновь отвести его в садик, то не могла никак и негде найти любимого внука. Тогда она стала его искать вместе с дедом. Тот был ужасно хитёр в этих делах, и мог найти что угодно, если сильно этого хотел. Бабушка ни когда не могла утаить от него ничего, ни денег, ни бутылочку с вином. Герке тогда не помогла даже его любимая русская печь и матрац, под который  он забрался.  И что же тогда оставалось делать? На помощь пришли слёзы. Дело, конечно, не мужское. Потом немного становиться стыдно, но в достижении цели это порой помогало.
Дед долго и внимательно смотрел на Герку, а потом сжалился и махнул на всё это рукой. Так Герка в то время отстоял свою драгоценную свободу. Но тут было другое дело, он окончил три класса, считал себя уже большим. И все поэтому стали давить на его сознание отличника,  особенно отец, который для Герки был большим авторитетом. Отец был уважаемый человек на селе. Работал на руководящих работах, один из первых комсомольцев, коммунист. Герка был пионером и тоже мечтал быть, как отец когда-то комсомольцем. Короче, отец знал, с какого боку можно было подъехать к Герке. 
Лагерь, куда дали Герке путёвку, находился не очень далеко, но и не близко от его посёлка, добираться туда надо было через областной город. Отец был мужик прижимистый, экономный. Инвалид детства, перенёс полиомиелит. Рос в семье служивого солдата. Мать стирала на богатых. Жили бедно. Копейки он считать научился рано.
На автобусе до города они не поехали. Отец дождался, когда машина полуторка с его работы, поедет в город, вот на ней и добирались. Несколько раз в дороге останавливались, когда начинал парить радиатор. Герка с интересом смотрел, как вырывается пар из-под крышки  на моторе машины. Водитель доливал из канистры воды, и они двигались дальше.
В городе Герка с отцом остановились на съёмной квартире. Её снимала организация, в которой работал отец. Настроение у Герки, надо было прямо сказать, было плохое.  Он долго вертелся в одежде на голой деревянной кровати, прежде чем задремал. А вскоре пришлось вставать. Тогда Герка, первый раз проехал на трамвае, а затем и на поезде. Но всё это он запомнил плохо как будто во сне. Намотавшись за день в дороге, и нормально не спав ночью, он временами  просто засыпал под дребезжание старого трамвая, а затем под стук колёс поезда.
Поезд довёз их до нужной станции.  Герке стало совсем грустно, но вида он старался не показывать. Они с отцом вышли на небольшую площадь у вокзала и увидели грузовую машину. Невдалеке от неё толпилось несколько человек взрослых с детьми. Вскоре детей усадили в кузов машины, туда же  уложили вещи. С ними вместе в машину сел малоразговорчивый мужичок. Герка непроизвольно подумал: «Как в военное время. Словно эвакуируют куда-то».  Машина тронулась. Герка невесело махнул отцу рукой и отвернулся.  Автомобиль вначале рыскал по улицам не большого городка. Улицы своими домами больше напоминали сельские. Вырвавшись из построек, машина нырнула в лес и поехала по лесной дороге. Герка молча смотрел по сторонам и невольно думал про себя: « У нас лес лучше. А речка-то, у нас какая». 
  Все ехали и молчали, изредка украдкой изучающе поглядывая друг на друга. Герка понял, что не только ему было грустно расставаться, хотя и ненадолго, с родным домом и друзьями.   
А путь до лагеря оказался не совсем короткий. В стороне от дороги иногда появлялись и оставались позади незнакомые сёла. Но вот машина остановилась.  На пригорке среди высоких сосен Герка увидел несколько строений и понял, это должен быть лагерь.
Герку поселили в большую комнату деревянного одноэтажного здания, которое, как ему казалось, он где-то уже видел. Потом он вспомнил, что видел не это здание, а похожее он видел на какой-то картинке. Рядом была площадка с мачтой для флага. С другой стороны площадки ещё был  небольшой корпус с высоким крыльцом. Там, как узнал позже Герка, жили девчонки. Рядом с Геркиным корпусом на склоне возвышалась столовая с летней открытой верандой. Ещё ниже между деревьями виднелся пруд.
И вот началось. Утром построение на линейку, вечером опять. В столовую по команде. После обеда сон. Затем полдник. Спасением были игры. Впервые здесь Герка увидел игру крокет, но она ему сильно не понравилась. Не мальчишеская  какая-то игра  гонять шары деревянными молотками, сделал вывод тогда Герка. А вот в настольный теннис  он влюбился сразу. Такой игры в его посёлке не было. Он подолгу сидел на скамейке, дожидаясь своей очереди, чтобы сыграть. Играли обычно навылет. Кто проиграл тот уходи. Герка первый раз взял ракетку в руки, но проигрывать не хотелось, и он старался вовсю. Вскоре стало получаться, и он уже проигрывал только городским и кто постарше него. И был ужасно доволен, когда вскоре на соревнованиях занял четвёртое место. Ещё ему нравилось ходить в лес, в походы, особенно лазить по оврагам и собирать там разные камни. Оказалось, что есть такие мягкие влажные камни, из которых можно вырезать ножичком фигурки, и сильно завидовал, у кого были перочинные ножички. Ему рассказали, что фигурки, когда высыхают, становятся твердыми, как камень. И тогда их можно раскрашивать красками.
Часто Герка грустью смотрел  на большой пруд. Так порой хотелось искупаться, но купаться не разрешали. Водили как-то строем пару раз. Да разве это было купание, по свистку. И место как говорят воробью по щиколотку и то волейбольной сеткой отгорожено.  Свистнули, беги в воду. Через пять минут свистнули, беги на берег.
Приезжал на встречу с пионерами, бывший разведчик партизанского отряда Героя Советского Союза Медведева. И так интересно рассказывал как они воевали.
Герка ещё маленьким любил, когда отец при свете керосиновой лампы читал по вечерам вслух рассказы о партизанах. Любимым героем у них с отцом был разведчик Николай Иванович Кузнецов, как раз из отряда Медведева. Герка с радостью думал о том, как он приедет домой и расскажет об этой встрече отцу.
Как-то раза два привозили в лагерь кино. Или, как говорили, приезжала кинопередвижка. Вешали простынь среди деревьев. Приносили лавки, скамейки, стулья или садились просто на землю, или же смотрели стоя. Какие фильмы тогда показывали, Герка почему-то не запомнил. Видимо, были они не очень интересные. А вот что запомнил, это, когда герой картины начинал обнимать и целовать героиню, то в это время киномеханик прерывал показ фильма, закрывая аппарат рукой. Что вызывало неодобрительный гул ребят постарше.
Ну и, конечно, по вечерам организовывали танцы. В лагере был баянист. Он играл, а ребята, те кто повзрослее и посмелее, выходили танцевать. Потом, смотря на них, осмелев, начинали свои первые шаги в танцах и другие. Герка обычно несмело стоял в стороне и наблюдал, разговаривая с кем-нибудь из ребят. Но вот однажды, к ним подошли две девчонки, и одна неожиданно пригласила на танец Герку. Он, как сейчас помнит, сильно испугался и стал отказываться. Говорил, что не умеет, бормотал ещё что-то, при этом сильно покраснев. Но ребятишки, с которыми он стоял, дружно вытолкали его в круг, где танцевали. Когда девчонка взяла его за руку, он почувствовал, что вспотел. Девчонка смело стала расспрашивать, как его зовут, откуда приехал, и сказала, что её зовут Зина. Затем начала показывать, как нужно танцевать. Герка не заметил, как успокоился и начал несмело двигаться, потом сам стал удивляться, что у него в начале плохо, но стало получаться. После того как танец закончился, Герка вернулся к ребятам. Те стали одобрительно говорить, о том, как у него всё нормально получилось для первого раза. Только надо быть немного смелее. Они говорили, что перед девчонками не надо трусить никогда, что же ты тогда за мальчишка. После этого с Герки как груз какой-то свалился, и он осмелел. Он даже помнит, решился пригласить девочку и доказать, что он не трус, но не успел. Витька, мальчишка с их комнаты, опередил его. Он был постарше Герки и хвастался, что приехал из города. Герка стал ждать удобного случая, чтобы пригласить на танец девочку, которую звали Зина. Когда же вновь баянист заиграл туже мелодию, как в первый раз, Зина вновь сама пригласила Герку. На этот раз он не испугался и не покраснел и танцевал лучше, чем в первый раз.  После этого Герка вернулся к ребятам, и спросил, а знают ли они, что играет гармонист и сам же ответил, что это вальс «Дунайские волны», так сказала ему Зина. Но тут подошёл Виктор и стал отзывать Герку в сторону, чтобы поговорить.  Герка воспротивился этому и предложил говорить при ребятах. Тогда Витька начал объяснять, что хочет дружить с Зиной и чтобы Герка к ней не совал свой нос. Герка ответил, что он не против того, чтобы Витька дружил с Зиной, а вот танцевать он будет с кем захочет. Ребята, слышавшие разговор, поддержали Герку. В следующий раз Герка и Витька в одно время подошли к Зине, и она пошла танцевать с Геркой. Было видно, Витька был взбешён. После того как танцы закончились, все пошли в свои корпуса. Герка уже раздевался,  когда пришёл Витька и сходу набросился на Герку. Завязалась драка. Но ребята быстро разняли их. Вначале Витька немного успокоился.  Затем стал рыться в своей тумбочке у кровати и вскоре все увидели, как он кинулся к Герке с маленьким перочинным ножом, при этом крича, что убьёт Герку, если тот ещё хотя бы один раз подойдёт к Зине.  Его поймали и отобрали ножичек, которым он неплохо вырезал фигурки из камня.  После этого Витька, не раздеваясь, упал на свою кровать, закрыл голову подушкой и расплакался. На следующий день Витька перешёл в другую комнату. А танцы продолжались. Чем бы это всё закончилось, Герка не знает. Но вскоре он заболел ангиной, и его положили в изолятор.   
В изоляторе была совсем другая жизнь. Здесь была свобода, но только ограниченная стенами. Больных здесь находилось пять человек. Никто к ним особо не приходил. Как-то заглянул маленький горбатенький мужичок в белом халате. Оказалось, это был врач. Медсестра приносила им еду, выдавала какие-то лекарства и уходила, заперев дверь. За жизнью в лагере приходилось наблюдать через окно. Но скоро это надоедало. Играть в шашки не хотелось, читать книжки тоже. И любимое занятие вскоре нашлось, это были прыжки на кроватях, где стояли металлические сетки с пружинами. Дело дошло до соревнований: кто выше подпрыгнет, кто больше раз подпрыгнет. Потом кто-то в кого-то, запустил подушкой, и, как говорят, понеслось. Что только они не делали с этими подушками. Всё продолжалось до возгласа «шухер». После этого все, тяжело дыша, быстро приводили комнату в порядок и смиренно ложились на кровати. При этом лица у всех пылали румянцем, а  лбы блестели от пота.
Вскоре Герку выписали из изолятора, и он вернулся к себе в комнату.  Вечером вновь были танцы. Но Герка не пошёл. Ему вновь стало нездоровиться. Он даже раньше лёг спать. На следующий день пришлось пожаловаться врачу. Тот расспросил, что и как, и ничего не сказал. После обеда медсестра принесла какое-то лекарство в кружке и попросила выпить. Герка долго смотрел в кружку, и даже понюхал. А так как он с детства не любил лекарства, то решил спросить медсестру, что это такое. Сделал он это больше для того чтобы потянуть время. Он знал, что приятного, как всегда, будет мало. Медсестра  объяснила, что в кружке раствор обычной английской соли и надо выпить.
Ночью Герка плохо спал. Часто бегал в туалет. А утром очень тяжело встал, и когда посмотрел на себя в зеркало, то с трудом узнал своё лицо, так оно отекло. Он опять лёг в кровать. Кто-то вызвал медсестру. И тут Герка почувствовал, что вокруг него молча, но быстро задвигались люди. Заглянул врач и даже директор лагеря. Потом ему вскоре сказали, чтобы он собирался, и что его повезут в городок, в районный центр, в больницу.   
В этот раз Герка ехал в кабине, вместе с медсестрой. Его привезли и положили в палату на втором этаже. Ему строго настрого запретили вставать. Он лежал и слышал, как с гудками где-то недалеко пробегали поезда, и понял, больница находиться рядом с железной дорогой, по которой он так к несчастью сюда приехал в эти места. На его вопросы, что с ним, молодая женщина врач, уклончиво отвечала, что ничего особенного, что надо полежать и подлечиться. Лежать и не вставать в его возрасте? Когда ты не чувствуешь боли, это было для него даже немного смешно. И когда ушла врач, он встал и пошёл к окну. Окно было большим. Из него хорошо просматривалась железная дорога. Вдруг раздался гудок. Потом появился поезд. Это был пассажирский. Он набирал скорость. Тепловоз выбросил небольшое тёмное облако дыма. В окнах вагонов можно было хорошо рассмотреть пассажиров. Они куда-то ехали, многие, наверно, к себе домой. И Герке тоже так страшно сильно захотелось к себе в родной посёлок в свой родной дом. Он почувствовал, как невидимая рука стала сдавливать его горло, а  глаза вдруг защипало. Он отвернулся от окна, а потом вышел в коридор. Там он сел на старый кожаный диван. Откуда-то, двигаясь вприпрыжку, в коридоре появились мальчишки, такого же возраста, как и он. Герка смотрел на них с завистью. Они плюхнулись на диван рядом с Геркой.  А вскоре он уже сидел в палате у мальчишек и принимал их угощения. А в это время в коридоре бегали медсёстры и санитарки. Они искали Герку. А когда нашли, то молча отвели в свою палату. В палате его ждала врач. Герка заметил, что она была сильно взволнована. Уложив его в кровать, она померила ему давление и сказала медсестре, чтобы та сделала укол. И долго объясняла, что ему нельзя ни в коем случае вставать. Что у него сложное осложнение на почки после ангины, и взяв Геркину руку, надавила своим пальцем и долго смотрела на оставшуюся вмятину, о чём-то невесело думая. Герка дал врачу обещание ничего не делать без её разрешения. 
Через несколько дней к нему приехал отец. Когда тот вошёл в палату, Герка сильно обрадовался и, чтобы не заплакать, даже закусил губу. Они долго разговаривали. Отец говорил и успокаивал Герку. Что непременно всё будет нормально, что многие болеют и даже сильнее, чем он, что он мужчина и должен терпеть и слушаться врача. Потом он стал выкладывать в тумбочку привезённые гостинцы. Пришла медсестра и, посмотрев, что привёз отец, сказала, что Герке можно, а что нельзя. Герка уже сам знал, нельзя пить жидкость больше положенной нормы. Нельзя есть солёную и белковую пищу. В общем, много чего было нельзя. Это было настоящее нелёгкое испытание для него. Вскоре Герке пришли делать уколы. Отец отошёл к окну и стал смотреть куда-то вдаль. Было заметно, что у него слегка начали вздрагивать плечи. Было видно, что он с трудом сдерживает себя. Его рука сильно сжимала трубу отопления, за которую он держался. Она очень побелела от напряжения. Отец долго не поворачивался и не отходил от окна, и Герка понял, что тот ждёт, пока исчезнут выступившие слёзы. И ещё понял надо терпеть. Терпеть во чтобы-то ни стало. Всё выполнять, что предписала и требовала от него врач.
Вскоре отец уехал. Герка ещё долго не один месяц лежал в больнице. Он, можно сказать, балансировал на острие ножа. Болезнь не спешила отступать. Да и возможности лечения в то время были ограничены. Но Бог сжалился над Геркой. Да и врач по тем временам у него оказался хороший. Недуг медленно, даже очень медленно начал отступать. Вскоре навестить его приехал старший брат, который заканчивал институт. А учился он на врача.  Герке всегда  очень хотелось домой, а увидев брата, особенно. И он стал умолять брата забрать его долечиваться в свой посёлок. И тот пообещал договориться с врачами. И вот Герка радовался. Да нет, что там радовался, ликовал, узнав о том, что поедет домой. Он сильно соскучился о матери. Она часто снилась ему. Он видел её у иконы, которую она доставала из укромного места и молилась. И при этом часто утирала слёзы. Он видел её хлопочущей у шестка русской печи, чтобы приготовить ему что-то вкусненькое.  Чувствовал её руки, которые примеряли на него какую-то перешитую обновку.  Мать, которая всегда и во всём приходившая ему на помощь и выручку.
И вот его позвали переодеваться. Молодая санитарочка повела его в ванную и сказала Герке, чтобы он раздевался и что она будет его мыть. Герка стоял в ванной комнате и не знал, что ему делать. Он почувствовал, как краска заливает его лицо. Перед глазами почему-то появился лагерь, который он даже в мыслях старался не вспоминать. В ушах зазвучали звуки баяна. Потом услышал слова: «Видел, друзья, я Дунай голубой, занесен был туда я…». Теперь вместо молодой санитарки, Герка вдруг, как в первый раз увидел девочку Зину. От этого он ещё больше покраснел. Санитарка удивлённо взглянула на Герку, потом, что-то поняв, вышла из ванной комнаты.
Тогда Герка быстро разделся и искупался в ванной. Когда он одел вместо больничной пижамы свою одежду, эту старенькую, перешитую, заношенную, но такую родную, то сразу почувствовал себя другим человеком. Ему показалось, что его обняли столь дорогие ему материнские и отцовские руки. И он как-то стал уже намного ближе к своему посёлку к своей улице, к своим друзьям.
Герка попрощался со ставшими ему уже тоже родными медсёстрами и врачами. Брат подписал бумагу о том, что больница снимает с себя ответственность за Геркино здоровье, и они ушли. Выйдя на улицу, у Герки закружилась голова и подкосились ноги. Он жадно ловил ртом свежий воздух. Придя в себя, Герка увидел во дворе больницы машину с водителем, с которым Геркин брат договорился, чтобы тот довезёт их до соседнего района. Так они, как говорят, на перекладных добрались до своего посёлка и родного дома. 
Можно долго рассказывать о чувствах мальчишки, когда его путь становился всё ближе и ближе к родительскому дому. Но можно точно сказать, что чувствовать он стал себя гораздо лучше. Как во сне прошла его встреча с родителями. Не обошлось и без слёз, но это были совсем другие слёзы, слёзы радости. Мать с отцом не знали чем ему угодить, так они были рады. Не знали чем его накормить.  Многое, что они приготовили, Герке просто было нельзя. Эта проклятая диета, кто бы знал, как она ему только надоела.
Отец с братом на радостях распили бутылочку. И завели весёлые ободряющие разговоры, изредка поглядывая на Герку. Ночью Герка спал хорошо, слушая песнь кота примостившегося у него в ногах.
Утром после завтрака брат, рассматривая выданные Герке в больнице документы, огорчил его. Объявив, что обязательно надо явиться в свою больницу на приём к врачу. Мать с отцом с сочувствием, но утвердительно закивали головами.
Долго ещё Герке пришлось лечиться, то ложась в больницу, то выписываясь из неё. Уколы, анализы, процедуры, диеты, всё так порой становилось невыносимо, но он терпел.  И родные, понимая это, как могли, поддерживали его. Отец обычно говорил, что он мужик, что люди многие ещё не то терпели особенно в войну. Мать же вещала ему о Боге, что он перенёс и как он терпел, и завершала разговор такими словами: «Бог терпел и нам велел».  И Герка как мог, терпел. Пришлось на время, бросить школу. В общем, год он не учился. Потом всё начало потихоньку, как говорила мать, по божьей милости налаживаться. Но то, что пережил Герка, он чувствовал, изменило его физически.  Так же он ощущал, что совсем по другому стал относиться к людям к себе и вообще к жизни и окружающему его миру. Он часто потом думал, а вот если бы не этот случай, так подорвавший его здоровье, как бы потекла его жизнь дальше.
Потом много лет позже Георгий несколько раз проезжал по дороге, на которой стоял указатель показывавший направление к тому месту, где наверно, и теперь был тот самый лагерь. Видя указатель,  Георгию  хотелось крутнуть руль, и свернуть, посмотреть вновь те места. Но что-то не давало сделать это. Он останавливал машину выходил из неё, стоял и смотрел, на уходящую вдаль дорогу. Он думал и размышлял, а зачем это ему туда ехать, в то место где так исковеркало в то время его жизнь,  поставив её на самую грань.
Он возвращался к машине, заводил мотор, включал магнитофон и, трогаясь, слушал, мелодию и слова:  «Видел, друзья, я Дунай голубой, занесен был туда я…» 
И ведь надо же, почему-то занесло.