Новогодняя вечеринка ч. 8

Начало: http://www.proza.ru/2017/12/18/1958

Полезли, значит, вы с Серёгой в топку… а уж, как следом Зураб шажками семенил, на ходу штанцы подтягивая, да ремень застегая — полная комедия! Ну, пока то, да сё, эта гулёна платье натянула и давай по комнате метаться, да посуду колотить.
— Я, — орёт, — тебе молодость отдала, лучшие годы, а ты мне такую подлость подстроил!
Жорик от такого заявления, как тот окунь сделался: все три волосины ершом вздыбились, глаза выпучил, рот разевает, а слова нейдут. Чуть оклемался и говорит:
— Какие годы? Мы ж только год и два месяца вместе прожили!
А, она ему:
— В моём возрасте каждый день на счету! У меня молодость проходит, а мне жить требуется, чтоб со всевозможными развлечениями и праздниками, а не сидеть взаперти!
Тут уж и у Жорика нервишки сдали и он хлёстко так выдаёт:
— Я сейчас же звоню адвокату, и пусть он готовит нужные бумаги к бракоразводному процессу! А развлекаться начинай хоть сейчас — выход свободен, тем более что налегке и без всякого имущества оно и веселей, и приятней.

От таких слов она совсем, как жеребица заскакала. Если б не я, так точно затоптала бы мужичка.
Ему хоть любовь глаза и застила, а адвокаты своё дело знали и втиснули в брачный контракт пунктики: о супружеской измене и о беспричинном желании разойтись. Короче оставалась она по твоей, Андрюша, милости только с тем, что было у ней на тот момент под ногтями.

— Раз уж ты со мной такую несправедливость сотворить хочешь, — верещит Ирка, — так я тебе устрою всенародную славу! В передачи на телевидение пойду! Во всех журналах заметки дам и в интернете выложу: как ты установил камеры, как напоил меня бокалом шампанского и в Новогоднюю ночь мне трёх голых мужиков подсунул! И про то, как себе заказал «бабку по вызову», всю ночь с ней пил и блудил, а потом меня же во всём обвинил и на улицу выкинул. И про твои антикварные махинации молчать не стану, а куда следует сообщу.

Тут-то Жорик и скис от таких заявлений.
— Как же ты, Ира, смеешь такую ложь говорить? Ты ведь сама хотела…сама делала…

Она слабую почуяла и уже буром:
— У меня денег нету, такие дорогостоящие мероприятия устраивать, а из этого вытекает, что ты всё оплачивал — значит и вся вина на тебе. А хуже того, скажу, что ты сам разрешил или даже заставил меня разврат устроить.
Руки тебе ни кто после такого не подаст, и существовать будешь в полном позоре и презрении.

Жорик: — Пы… мы… — совсем сник, забубнил, загнусавил,  — это не правда… кто тебе поверит?..
— Вот судье это и расскажешь, а заодно и запись компроматную предоставишь на которой все твои подлые манипуляции  запечатлены. Всякому человеку понятно станет, что вся эта провокация нарочно тобой подстроена. 

И ничего тут не скажешь — она кругом права. Если с экрана, да со слезой такую историю поведает, так вся вера только ей и будет. Молоденькую, глупенькую жену подпоил и наедине с мужиками оставил для известной цели, а сам дома присутствовал и со мной выпивал… а там доказывай, что у нас было, чего не было…
С другого же оборота: она на камеру с Зурабом безобразила без малейшего принуждения и даже с инициативой…
Вот и создалась обстановка обоюдной, круговой виноватости и тут уж уступками разменяться необходимость назрела.

А она будто слышит мои мысли:
— Вот такой у тебя бизнес будет! — шиш ему в нос суёт и насмехается. — А меня на руках носить будут, как несчастную мученицу. Звони своему адвокату! Только учти, что обратного хода не будет. Захочешь после по-доброму договориться, так выкусишь! — И снова ему фигу в самои очки тычет.
Он-то совсем растерялся, а она давай изгаляться дальше:
— У бабульки небось дети и внуки имеются, то-то они обрадуются, когда из прессы узнают, что она по ночам, к мужикам на вызовы в роли Белоснежки раскатывает!

Тут уж я не выдержала: сгребла её за шкварник, в сторону отволокла и шепчу в самое ухо:
— Я тебе, кошка драная, на одну ногу наступлю, а за другую, как лягушонка на две части…
А она — мне: — Если со стариком об отступных сговоримся, то и разойдёмся по-тихому. Ты уж, бабуль, извиняй, если б не сегодняшний конфуз, я бы и так сбежала от него, терпения моего больше не осталось, а раз уж всё так сложилось, то сдеру со скряги сколько возможность позволит.

Я к Жорику, а он стоит весь скукоженный и лопочет мне слезливо:
— В первый месяц Ирка из меня все соки выжала, а теперь совсем на последнем издыхании существую. Думал, что любит меня и стыдился ей на развод намекнуть, да и состояние половинить пришлось бы по беспричинному заявлению от моей стороны. Теперь вроде бы и закон позволяет без убытков обстряпать дело, так вселенский скандал с позором моих седин решительно не желателен.
А если суд по дележу затеет?.. За мной адвокаты стоят, а к ней общественность: с феминистками, правозащитниками, с кучей бездельников сейчас же подтянутся. Вой начнётся…

Вижу я, что дозрели они до переговоров, но допускать прямую торговлю интересами невозможно, от того, что неизвестно: сколько один готов отдать и сколь другая затребует.
Они пересобачатся, до суда дело доведут, а если меня потянут, да спросят:
— К мужику ночью в образе Белоснежки по вызовы доставлялась?
— Доставлялась…
— Водку с ним пила?
— Пила…
«Не-е-е, — думаю, — до этого доводить нельзя, нужно браться самоей за парламентёрство. Не такие берега на стройке разводила!»

Взяла я у Георгича ручку, салфетку со стола и пошла к егоной Ирке.
— Пиши, — говорю, — девка, что с мужа стребовать желаешь, но особо не зарывайся.
Та в одну минуту настрочила, будто у ней в мозгах давно сочинено всё было.
Я список осмотрела, а там: и машину с квартирой за ней оставить, и салон красоты предоставить в личное пользование, и ежемесячное содержание на три года, да ещё и единовременную сумму такую, что у меня от нулей в глазах затрезнилось.
— Ты что, — спрашиваю, — на радостях совсем мозгами двинулась с такими запросами?
— А у меня, — отвечает, — с раннего детства опыт имеется: если нужна тысяча — проси две.
— Ну, — говорю, — если половина с этого выгорит, не забудь отблагодарить тех, кто тебе счастье устроил.
А она ухмыляется:
— Ты тётка не сомневайся. Если всё сложится: и деньгами не обижу и так подругам отрекламирую, что пахать будете без продыху.

Жорику список протягиваю, а сама опасаюсь, как бы ему с сердцем иль с головой плохо не сделалось.
Он в салфетку глянул, призадумался, а потом, как бросится мне руки целовать, ну, думаю: «повредился мужик умом от такого известия».
А он руки целует, да всё лопочет: «Спасибо милая Зоенька! Спасибо! Вы мне за три копейки свободу выторговали и жизнь продлили».
— Не меня, — говорю, — благодари, а весь наш коллектив и начальника, Ивана Степановича, персонально.

Тут-то мы про вас вспомнили и из камина выпустили. Ирина Николаевна с Георгием Георгиевичем по случаю обоюдоприятного соглашения по-дружески замирились, и тут же умотала она на гулянку вольной птицей. Я в гостиной прибралась, чаю с тортом попили и всё... Вот я тута, перед тобой, ну, разве, домой заскочила детей проведать.

— А зачем же вы уволились? — осторожно спросил я Зою Семёновну.
— Так Георгич предложил мне его хозяйством управлять и такой оклад положил, что отказаться я не сумела, — с хохотком ответила она, и шуткой ткнула меня под рёбра, перебив мне дыхание и вызвав рябь в глазах.


Я курил, развалившись в кресле и закинув ноги на стол, и вдруг меня озарило: «Я — гений! Ведь только гений не связанный по рукам и ногам указаниями и запретами способен из ничтожного дельца сотворить грандиозный шедевр! Только у гения результат кратно превосходит задуманное, а просчёты и неудачи лишь шлифуют его творение, ибо гению достаточно положить начало, а к успеху его приведёт само провидение».