Первые опыты

Директора школы, Ивана Андреевича заглаза называли Горынычем, причём Ваня подозревал, что так его называют не только ученики. Строг и суров был Иван Андреевич. Ростом под два метра, голос раскатистый, зычный. Взгляд пронизывающий. На одних он оказывал гипнотизирующее действие, на других – парализующее. Впрочем, некоторые считали, что директор строг, но справедлив, а были и такие, что полагали, будто директор и должен быть только таким. Ученики, они ведь склонны к шалостям. Без строгого директора это уже будет не школа, а кавардак. Учителя высказывались сдержанно: «Сталинской школы наш директор. Несгибаем, как Островский». Видимо, и их он не слишком жаловал.

Так получилось, что у Вани отношения с директором не заладились ещё в пятом классе. Сидевший сзади него за партой Витька вечно подначивал его. То линейкой по макушке треснет, когда учитель не смотрит на них, то за ухо дёрнет. Давать сдачи сидящему сзади прямо на уроке как-то неспродручно, поэтому Ваня терпеливо ждал перемены. Когда раздался звонок, он схватил в кулак чернильницу и помчался за Витькой. Тот, предчувствуя справедливую месть за свои проказы, рванул, петляя, как заяц. Спускаясь по лестнице со второго этажа, сократить расстояние было не просто, поскольку на изгибах следовало притормаживать, но на прямой Ваня рассчитывал догнать стервеца. Неожиданно Витька резко свернул направо и выскочил за дверь школы на улицу. Затормозить Ваня не успел, и дверь хлопнула его прямо в лоб. Лоб у Вани был крепкий, и он отделался лишь маленькой шишкой. Беда же была в том, что дверь была не сплошной, а со вставленным стеклом, которое от соприкосновения с Ваниным лбом жалобно звякнуло и треснуло пополам.

Дежурный по школе старшеклассник потащил несчастного Ваню к директору. После полагающегося в таких случаях словесного разноса Ваню отправили за родителями. Посёлок был небольшой, и уже через час отец пришёл в школу и вставил разбитое стекло. Ваня получил заслуженный подзатыльник, и в этот день в школу уже не пошёл. Надо же было тому случиться, что именно в этот день брат его Женя, учившийся во вторую смену, высадил это же самое стекло. Отцу пришлось стеклить дверь вторично, а браться были наказаны. Впрочем, что родительские наказания? Главное было впереди.

На следующее утро перед началом занятий в главном зале вся школа была выстроена на пионерскую линейку. Братья стояли, опутив голову, перед строем, а директор произнёс вдохновенную речь. Всю её воспроизвести по памяти трудно, но в апофеозе Иван Андреевич вытянутым грозно указательным пальцем ткнул в сторону братьев и прогрохотал:

– Если мы не остановим этих разнузданных хулиганов, они нам всю школу разнесут!

Вот так браться Петровы каким-то неисповедимым роком были разом записаны в хулиганы, да не простые, а разнузданные. Точного значения этого слова Ваня не знал, но полагал, что если разнузданные – значит, у них вечно шнурки ботинок развязываются и болтаются, а они хохочут вместо того, чтобы наклониться и завязать шнурки. Поскольку шнурки у Вани, да и у его брата, были всегда аккуратно завязаны на бантик, оба считали наказание несправедливым. Конечно, со временем всё должно было забыться и считаться случайным, но рок неумолимо преследовал Ваню и далее.

В шестои классе школу отправили на уборку капусты в соседний ковхоз. Капусту убирать намного легче, чем копать картошку. Ребята поработали дружно, и почти не устали. После работы Ваня с друзьями – Серёгой и двумя Генками, Прокаевым и Переяславцевым – аккуратно срезали небольшой кочан, поделили его по-братски и, хрустя сочными капустными листьями, рассказывая школьные анекдоты, направились со всеми остальными по дороге домой. Идти было каких-то полчаса. Группа учителей шла несколько впереди. Вдруг, из-за деревьев на дорогу выскочила противная щуплая колхозница и слегка пьяным фальцетом заголосила, увидя наших друзей, весело жующих колхозную капусту:

– Во-от, нагонют таких башибузуков... они, вместо того, чтобы помогать нам, всё снесут подчистую!..

Учителя смутились и, обернувшись, заметили жующих школьников. Школьники пока не понимали, как они могли помогать колхозникам, если тех на поле вовсе не было. Классный руководитель, Алла Михайловна подозвала Ваню:

– Петров, подойди ко мне.

Ваня понуро двинулся вперёд, размышляя: «Почему она выбрала меня, ведь капусту мы ели вчетвером?». Он быстро пришёл к выводу: «Потому что я числюсь хулиганом, а они участся на хорошо и отлично».

– Сколько получают твои родители, Петров?

Ваня не понимал, чем вызван такой вопрос. Он пожал плечами и ответил:

– Хватает.

– Так вот, теперь не хватит.

На следующее утро, как и в прошлый раз, школьная линейка, грозный голос директора:

– Налетели, как Мамай, порубили. Нет, чтобы кочанчик аккуратно срезать, разделить на троих. Так они лопатами всё порублили. Не столько съели, сколько напакостили. И это наши советские пионеры! – голос директора дрожал от гнева.

Была и небольшая разница: на этот раз грозный палец директора указывал не на братьев Петровых, а на четверых друзей, трое их которых были вполне примерными пионерами, а Прокаев даже был председателем Совета отряда имени Вали Котика. Вывод напрашивался сам: Ваня Петров подбил остальных, примерных на хулиганство.

Первым уроком была литература. Примерные друзья молчали, поэтому Ваня решил взять инициативу на себя:

– Алла Михайловна, почему нас назвали Мамаями? Мы ведь поступили, как Иван Андреевич советовал. Аккуратно срезали, разделили, даже не на троих, а на четверых. Что же такого хулиганского мы сделали?

– Иван Андреевич слегка сгустил краски, – сказала учительница, опустив взгляд в классный журнал.

Ваня понял: шалить и хулиганить могут только дети, взрослые – сгущают краски.


В седьмом классе среди изучаемых предметов появилась химия. Вела её миниатюрная Татьяна Петровна. Голос у неё был тихий, а характер добрый. Двойки она не ставила, а лишь терпеливо укоряла:

– Ну, как можно, Коля, не знать, что такое кислота или щёлочь? Стыдитесь!

Учила она нас, впрочем недолго, потом заболела. Два занятия школьники пропустили а на третьем в класс вошёл директор. Все остолбенели: ну, сейчас начнётся! Впрочем, всей серьёзности ситуации никто не осознавал. Иван Андреевич жестом приказал всем садиться, прощёл к столу, открыл журнал и, потирая ладони, радостно известил:

– Ну-с, посмотрим, что вы знаете. Какая у нас тема? Ага, определение кислот и щелочей. Кто желает отвечать?

Желающих, естественно, не нашлось. Палец директора заскользил по журналу в поисках отличников:

– Выборнова.

Девочка с томным выражением лица грациозно поднялась из-за парты и, прежде чем отвечать, осмотрела свои безукоризненные ногти на руках. Но у директора были иные планы. Рукой он указал на стоящие на штативе прибирки с жидкостями и два пузырька. На одном пузырьке была надпись «лакмус», на другом «фенолфталеин». Даже троечники знали, что фиолетовая жидкость – это лакмус, а бесцветная – фенолфталеин. Если капнуть в кислоту или щёлочь, эти жидкости меняют цвет. Лакмус может стать красным или синим. Тут главное, не перепутать, какого цвета он в кислотной среде, а какого – в щелочной. Это не проблема, поскольку вариантов всего два, но в присутствии грозного директора перепутать было легко. У фенолфталеина тоже было два варианта смены цвета. Итого – четыре, а это уже проблема. По крайней мере, для троечника. Но не для круглой отличницы Нины Выборновой.

Нина спокойно откупорила пузырёк с лакмусом правой рукой, а в левую взяла пробирку с жидкостью, которую нужно было определить. Несколько наклонив пузырёк, она приготовилась капнуть лакмус в пробирку, но в это время директор рявкнул:

– Садись. Два!

Нина вздрогнула, и на глазах у неё выступили слёзы. Это была первая в её жизни двойка. Что скажут папа с мамой?! Класс замер. Никто не понимал, что было сделано неправильно, поскольку, собственно говоря, ничего ещё не было сделано вовсе. Единственно разумной казалась мысль: а что, если пробирку нужно держать в правой руке, а пузырёк в левой? Глупость, конечно, но других идей вовсе не было.

– Так. Кто у нас тут ещё из отличников? Прокаев.

Генка сначала скорбно завис над партой, затем медленно двинулся по направлению к столу. Лакмус чем-то явно не нравился директору. Дрожащими руками он откупорил пузырёк с фенолфталеином, затем взял пробирку с жидкостью в правую руку. Не успел он поднести пузырёк к пробирке, как тот же голос громыхнул:

– Садись. Два!

Генка решил не сдаваться:

– Иван Андреевич, что я сделал неправильно? Ведь я...

– Ага, – злорадно ухмыльнулся директор, вспомнив происшествие в колхозе, – один из Мамаев? Тогда не два. Единица!

Генка сгорбившись поплёлся к своей парте.

– Кто ещё желает отвечать? – голос директора стал зловещим.

Вот он каков, наш Горыныч, – дружно подумали все ученики, а Нина почти неслышно плакала в платочек. Ваня сидел тихо. Ему было легче. Он никогда не завидовал отличникам.

– Смирнова, – выкликнул директор фамилию очередной жертвы.

Таня резко встала, хлопнув крышкой парты:

– Я не пойду.

– Это почему? – удивлённо протянул директор.

– Не пойду, и всё!

Таня была девочкой крепкой. Не всякий пацан рискнул бы дёрнуть её за косичку. Мог получить по шее сполна.

Как ни странно, директор не поставил ей двойку, а лишь махнул рукой:

– Садись.

Видимо, выполнив план по двойкам и устрашению класса, он пришёл в более благодушное настроение и решил объяснить нам всю серьёзность такого важного предмета, как химия:

– А если на станции будет стоять цистерна с неизвестным веществом, вы что, станете лить туда лакмус вёдрами? Там уже не исходное вещество будет, а бурда с фекалиями.

Слово «бурда» было нам знакомо, а вот кто такие «фекалии» знали не все. Не знали, но молчали, на всякий случай. Только Лина не выдержала, подняла руку и задала вопрос:

– Что за вещество такое «фекалии», Иван Андреевич?

– Содержимое уборных, деточка, – ухмыльнулся директор.

Класс грохнул, настолько лакмус и цистерна казались несовместимыми с фекалиями. Лину потом ещё долго дразнили Фекалией.

Директор был строг, но предмет он свой знал хорошо и преподавал понятно, снабжая историями из жизни, чтобы запоминалось легче. Вот только отметки он ставил необычно. Их у него было только две – пятёрка и двойка. Пятёрку он в дневнике рисовал такой крохотной, что рассматривать нужно было с помощью лупы. Зато когда ставил двойку, она была огромной, занимала не одну клеточку в дневнике, а все пять.

Веня долго размышлял, прикидывал так и эдак, какой ключик можно подобрать к директору? Помог случай. Военный госпиталь располагался на территории пехотного полка. Поселковая больница принимала пациентов, но своих койко-мест у неё не было, поэтому заболевшие жители посёлка ложились в стационар госпиталя. В госпитале затеяли ремонт, а больных временно расположили в одной из казарм полка.

Ремонты в России делаются не быстро. В один из дней Серёга прибежал к Ване с выпученными глазами:

– Ты знаешь... там в госпитале ремонт. Никого вокруг и куча разных реактивов.

Друзья надели на плечи по две брезентовых сумки от противогазов и помчались к госпиталю. Здание, в самом деле, оказалось совершенно пустынным. Инструменты и каталки вынесли, зато во всех кабинетах валялись разорванные коробки с какими-то порошками, пузырьки с жидкостями, стеклянные пробирки, пипетки и колбы. Кое-где валялись использованные скальпели и пинцеты. Через полчаса обе сумки друзей были до отказа набиты сокровищами. Проходивший мимо военный патруль заметил пацанов:

– Вы что тут делаете?

– Мы, дяденьки, химикаты собираем для школьной лаборатории, – бодро отрапортовал Ваня.

Патруль откозырял, и счастливые школьные пираты принесли добычу к дому Серёги. Отец его заведовал Домом офицеров, вечно был на работе. Мать руководила там же хоровой студией. Пацаны вывалили содержимое сумок на стол в сарае и принялись сортировать добычу. На большинстве коробок и пузырьков надписи были по латыни, а те, что написаны рукой, разобрать было совершенно невозможно из-за корявого почерка провизоров.

При таком обилии реактивов пора было приступать к опытам. Друзья знали, что вещества можно просто смешивать, растворять, нагревать или поджигать. От простого перемешивания порошков толку не было никакого. При растворении некоторые порошки шипели, пускали пузыри. Дело шло куда проворнее, если смеси и растворы нагревать. С этим тоже никаких проблем не возникло, поскольку друзья нашли в госпитале спиртовку и пачку таблеток сухого спирта. При нагревании нередко поднимался густой дым, и по сараю распространялась сильная вонь. Поджигать друзья пока ничего не решались, поскольку делать это нужно на костре, подальше от домов.

Довольно скоро серёгины родители узнали причины вони в сарае. Прямо запретить химические опыты они не решились, но с сыном и его приятелем провели серьёзный разговор. Суть этого разговора сводилась к тому, что, прежде чем проводить любой опыт нужно хотя бы приблизительно понимать к каким результатам могут привести действия с реактивами. Для этого нужно учить химию, да не в объёме школьного курса, а посерьёзнее, а то можно отравиться, сгореть или даже взорваться. Лучше всего, предварительно проконсультироваться по поводу опытов с школьными учителями.

Друзья понимали, что химия – это не просто забава. Ваня стал брать в школьной библиотеке книжки с описаниями опытов по химии. Планы были обширными, но друзьям, как и всем остальным мальчишкам, хотелось, прежде всего, научиться делать порох. Собственно говоря, в военном посёлке у всех пацанов был запас патронов. Во-первых, у большинства школьников отцы были офицерами. Конечно, воровать у родителей нехорошо, но патроны доставались и обменивались вполне легально, потому что совсем рядом с посёлком был полигон, на котором практически каждый день проводились стрельбы из всех видов стрелкового вооружения. После стрельб в земле нередко можно было найти оброненные и затоптанные солдатскими сапогами патроны. Так что с порохом проблем не было. Но ведь хочется сделать самому, чтобы потом хвастаться перед другими пацанами.

Довольно скоро друзья узнали, что обычный дымный порох получается при смешивании древесного угля, серы и селитры в определённых пропорциях. Древесный уголь у них был в нужных количествах. Он используется в медицине для поглощения избыточных газов в кишечнике. Селитру легко достать в колхозе, она используется в качестве удобрений. Не было проблем и с серой, она тоже применяется в сельском хозяйстве. Уже через месяц активных попыток и экспериментов порох был изготовлен и испытан на природе. Однако, такой порох не годился для запуска ракет, поскольку выделял слишком много дыма, что могло привлечь внимание бдительных взрослых. Дальнейшее изучение вопроса показало, что необходимы более активные окислители: бертолетова соль в смеси с красным фосфором, серой или с порошком алюминия. Соль ещё можно было достать, поскольку она используется в медицине, а с фосфором было сложнее. У Вани созрел план, но для его реализации нужно было тщательно подготовиться.

Когда на уроках химии проходили реакции окисления-восстановления, Ваня поднял руку. В журнале «Юный техник» он прочитал о многоступенчатых реакциях окисления на примере постепенных реакций, происходищих при разложении протухшего куриного яйца. Когда он рассказал о пяти первых ступенях этих реакций и выписал без ошибки формулы реакций, Иван Андреевич едва не прослезился:

– Ты откуда это всё узнал? В школьных учебниках нет такого материала.

– Читаем литературу, – слегка приосанившись отетил Ваня.

– Гидрат твою в перекись марганца, – сказал растроганный директор и поставил в дневнике крохотную пятёрку.

Эта пятёрка и предопределила дальнейшую судьбу Вани до конца школьного курса химии. Но нужен был завершающий аккорд. После урока Ваня постучался в дверь лаборантской. Получив разрешение войти, он бочком протиснулся в дверь и, слегка смущенный, пробормотал:

– Нам бы, Иван Андреевич, немного красного фосфора для опытов.

– Кому это вам и для каких таких опытов?

– Мы с Сергеем Беликом изучаем восстановительные свойства фосфора, а также взаимодействие его с щелочами.

– Так, так так.. А вы знаете, что фосфор ядовит. Это опасно, – насторожился директор.

– Мы же не просим у Вас белый или жёлтый фосфор. Красный фосфор совсем не так опасен. Кроме того, у нас в лаборатории есть вытяжка.

– У вас есть лаборатория? – спросил потрясённый директор. – Откуда?

В его многолетней школьной практике он, видимо, впервые встретился с такой инициативой со стороны школьников, которые чаще всего бывают лоботрясами и хулиганами. Впрочем, и отличники не спешат организовывать лаборатории и ставить опыты.

– Лаборатория у нас маленькая, – скромно ответствовал Ваня. – Что-то выпросили у нас в госпитале. Многого не хватает, в магазинах не продаётся, вот и приходится в школе клянчить.

Это была настоящая победа. Победа маленького пацана, которого по ошибке зачислили в хулиганы и мамаи, над грозным Горынычем. Это была победа разума, а не кулаков. Потому и ценится она гораздо выше.

Валентин Иванов. 19 февраля 2020 г.