Back to Лианозово

(из цикла "По волнам моей памяти")
Как-то зимой мне позвонила приятельница и пригласила на выставку авангарда, которая почему-то проходила на ВДНХ. Где конкретно никто не знал, но это выяснилось очень скоро – прямо от метро тянулась вереница граждан, которые никак не походили на обычных алкогольных завсегдатаев выставки достижений, а уже в районе павильона Космос начиналась привычная по тем временам очередь, медленно ползущая к загадочному павильону «Пчеловодство» - раньше до этой окраины выставки никто не добирался.
Впрочем, выбор отдаленного помещения для культовой выставки никого не удивил, время было такое.  Хорошие фильмы тихо шли четвертым экраном по отдаленным клубам, а в роскошных центровых кинотеатрах крутили всякую муть, громкие театральные премьеры старались сделать как можно незаметней, а, чтобы нормально пообщаться, народ уползал высоко в горы, где пел там про лавины и камнепады. 
Зато наивный вопрос в автобусе: «Мужчина, где брали джинсы?»  был в порядке вещей.  И, кстати, те самые джинсы, не фирму, конечно, а польскую подделку, вполне можно было купить не у спекулянтов, а в каком-нибудь обычном сельпо километров за 200 от Москвы.  И там же посмотреть «Великолепную семерку» или «Челюсти».  В общем, на дворе стоял  1975, завершающий год девятой пятилетки, расцвет социализма или застоя, как кому больше нравится,  от каждого по способностям,  каждому по труду.
Ближе к заветному павильону стали попадаться однотипные товарищи,  которые не очень скрываясь фотографировали мерзнущих в очереди любителей прозападной заразы, что, впрочем, граждан не сильно пугало – несмотря на свирепую идеологию  власть вела себя вполне прилично и  за коллективные  хождения по улицам в воронки не волокла. Это так, для сравнения.
Что до выставки, куда мы  добрались по морозцу часа через два, то она, конечно, впечатляла,  поражала,  потрясала и т.д.  Хоть сейчас и приходится слышать: ничего, мол, особенного там не было - так, мол, сюрок, чернуха, абстрагоны средней руки, такого навалом в любом европейском музее.… И еще много всякой поповщины, что, представляете, тогда тоже считалось авангардом и антисоветчиной. 
 Может оно и так, но экспонировалось все это не в Тейт-модерн, а в стране победившего соцреализма, так что даже обычные, хоть и слегка кривоватые «метафизические» кувшины Краснопевцева казались невероятной крамолой и сотрясанием устоев.  Уже тем, что они не очень походили на любимый народом граненый стакан, украденный для распития  на троих из газировочного автомата и затем заботливо повешенный на веточку для грядущих поколений.
Да что графин!.. Вместо передовиков производства или «засраков» (заслуженных работников культуры) на стенах помещались возмутительные портреты, где вместо голов были изображены задницы в обкомовских шляпах с полями.  Эти  начальственные задоморды запомнились особенно,  хотя большинство  работ и фамилии авторов, конечно же,  вылетели из памяти, а фотографии, которые  я делал на выставке, за давностью лет  потерялись.
Но осталось главное – пьянящее послевкусие  какой-то другой жизни, без передовиков, доярок, линии партии и наглой шпаны в подъезде, словно сходил на  хороший  фестивальный  фильм… Плюс ощущение неприятной и пугающей правды жизни, которую от  нас тщательно скрывали, хотя это и была наша жизнь.   Тут особенно впечатлили замечательные (на мой взгляд) и особенно ненавидимые властью работы Рабина: селедка и бутылка водки на замызганной газете с первомайскими лозунгами, грязные провалы окон чудовищных бараков Лианозова, мрак и беспросветность окраин под бодрое вранье из репродуктора...   В ту пору я жил неподалеку от Лианозова и подтверждаю -  да, так оно и было. Конечно, еще мы делали ракеты, но летали на них не все, автомобилей  было по одной штуке на здоровенный двор, а раздолбанный довоенный мотоцикл «Zundapp» считался верхом роскоши.
Собственно, почему я вспомнил ту давнюю выставку,  давно упакованную  в ячейку памяти «прошлая жизнь»?  Потому что недавно, гуляя по той же выставке достижений среди богато отреставрированного ампира, я увидел на павильоне «Культура» рекламу художественной выставки – три художника под одной крышей. Про двух я никогда не слышал, оказалось, так, мазня, а третьим был тот самый Оскар Рабин, словно явившийся на машине времени из социалистического далека в наше время с ревизией.  Ну что, сынки, помогла вам ваша перестройка, гласность и все такое?  Доложите, что вы натворили тут за сорок с лишним лет, а?   Подняли рабочего и его колхозницу на недосягаемую высоту, завели вместо тов. Налбадяна тов. Церетели?.. Молодцы, ребята, славно потрудились!
Сегодняшняя рабинская экспозиция оказалось не очень большой, полотен двадцать, знаменитых  «Рубля» и «Паспорта» не было, взамен была «Виза» и другие парижские работы,  но выполненные в том же мрачном стиле  60-х, что смотрелось  довольно натужно:   при всех язвах капитализма Париж – это все-таки не Лианозово.   Но было и Россия -  и старая 60-70-х и современная, которая отличалась только иными реалиями, но никак не общим угрюмым колоритом.  «Улица имени Пресвятой Богородицы», колбаса на мятой газетке с заголовком «Национальная идея – православие», пасхальные яйца и другие сегодняшние реалии.  «Российская береза спасет от СПИДа».  Что тут скажешь!? Старая гвардия – глаз алмаз.
А теперь небольшое отступление, но по делу. Если заметили, все когда-то покинувшие родину соотечественники страдают неким вирусом иммиграции.  Этот вирус по имени «Россия» словно папиллома прячется где-то в глубинах иммунной системы, а потом может вылезти наружу в самых уродливых формах. Например, в виде необратимых изменений памяти и зрения, когда прошлое, от которого человек бежал когда-то сломя голову, вдруг начинает казаться ему желанным и прекрасным, а настоящего он в упор не видит и видеть не хочет.  Это не лечится, ты ему про свинцовые мерзости настоящего, а он тебе про мороженое, которое когда-то стоило 13 копеек. И все, разговор окончен.
К счастью,  вирус этот   проявляется не у всех, так что озирать отечественные пейзажи не теряя остроты зрения можно и из Парижа. Это радует. А теперь о том, что радует не очень.
Немногочисленный народ на выставке кучковался в основном  не у Рабина, а в других залах, где экспонировались  халтурные портреты обнаженных  селянок с исполинскими формами,  деятелей культуры и бизнеса (одетых)  и,  конечно же,  обязательные нынче святые, иконки, церквушки, деревушки и все какое.
«А что, - спросил я у экскурсоводши, -  к Рабину совсем не заходят?» - «Почему, - говорит, - иногда заходят. Но тут же убегают. Не верим, говорят, что в старые годы было так плохо и мрачно».
И правильно, товарищи, не верьте.  И раньше все было прекрасно, и теперь, а скоро станет еще лучше, хотя куда уж.  А диссиденты от живописи нам теперь не помеха: во-первых, ОМОН, а главное, ни в какое задрипанное «Пчеловодство» народ за искусством сегодня не пойдет.