Синие колокольчики. рассказ моего отца рафаила тух

СИНИЕ КОЛОКОЛЬЧИКИ

- Что с тобой, Сария?  Ты плачешь?
- И вовсе не плачу… Стала бы плакать из-за такого грубияна… Разве человек он…
- Что случилось-то?
  Словно в ответ в коридоре раздался сердитый голос «грубияна», он опять разносил кого-то.
- Ну и чего ты, пусть себе дерет горло, - сердито зашептала Камиля. – Плюнь на него!.. Одолжи мне плоскую кисть… А домой вместе пойдем, хорошо? Смотри же, без меня не уходи.
Камиля побежала в свой «класс». Вытерев тыльной стороной ладони мокрый нос, Сария тоже взялась за кисть.
Сюда, в эту новую школу, они пришли только вчера. «До начала учебного года остается всего две недели, - сказал им управляющий Аглямов, - а школа не готова. Бригада Наджипова одна не справится, надо помочь. Ну, кто пойдет?»
Аглямов сам же записывал желающих. Вызвалась и Сария. Рахимджан, бессердечная душа, аж белками заворочал. «Ты-то куда лезешь?» - хотел, конечно, сказать.
И почему он так взъелся на Сарию? Училась она не хуже других, сколько раз мастер хвалил за аккуратность и старательность. А как начала работать самостоятельно – сразу не повезло, попала в бригаду к этому сухарю. Скоро уже год – хоть бы одно доброе слово сказал!
А как много значит оно для человека! С ним и лихо не лихо, и работается легче, и на душе веселей. Почему же люди так скупы на добрые слова?!
Те, у кого есть отцы, возможно, не так нуждаются в ласке, как Сария… У нее тоже был отец, да еще какой! Скрипя протезом, приходил, бывало, с работы и начинал возиться с детьми. Добрая улыбка освещала каждую морщинку на его бескровном лице. Прищелкнет языком лежащему в колыбельке Рашиду. «Ну, герой-путешественник, где был сегодня, что делал?» - спросит у Хамида, который только-только начинал лепетать. С Сарией у отца особый разговор. «Ну и дочка у меня, - скажет, - и в доме прибрала, и за братишками присмотрела. Сейчас мы с ней обед приготовим к маминому приходу, а Хамид займется с маленьким. И сыновья-то у меня славные, и дочка-разумница, да с такими детьми горы можно своротить».
Именно таким, улыбающимся, с весело позвякивающими на старой гимнастерке медалями, и сохранился отец в ее памяти. Правда, в последние годы он уже не носил медалей. И полинялую гимнастерку, в которой приехал с фронта, снял, стал ходить в костюме. И смеялся, и шутил с ними реже, все чаще болел, подолгу лежал в больнице.
Глупые они были тогда. Вернется отец из больницы, они же вместо «здравствуй» - «что ты нам привез?» - и кидаются к его старенькому, с потертыми углами чемоданчику. В этот раз отец пробыл в больнице дольше обычного, и чемоданчика с ним почему-то не было. Но был весел, руки спрятал за спину и лукаво улыбнулся. А потом протянул им полные ладони синих цветочков.
- Это колокольчики. Самые долговечные цветы, - сказал отец и каждому дал по пучочку.
Хамид поднес цветы к уху и потряс.
- Пап, они же не звенят, а ты говоришь – «колокольчики», - обиженно засопел он.
- Нет, сынок, звенят они, - отец сказал это очень серьезно, как большому. – Только надо уметь слушать. Очень красиво звенят, даже поют. Ну-ка, доченька, послушай тыю
Сария долго, внимательно слушала. Нет, не звенели колокольчики, и не пели. Чтобы не разочаровывать отца, она сказала нерешительно:
- Да, пап, я слышу.
Колокольчики были последним подарком отца. Он больше никуда не уезжал и на работу перестал ходить. Вскоре неожиданно для них тихо скончался…
Характер у мамы был совсем иной. Но при отце ее угрюмость как-то сглаживалась. А теперь… Нет, Сария не упрекает мать. Понимает ее, жалеет. Нелегко пришлось ей, бедняжке. Вышла замуж, и всего два месяца они с отцом прожили – проводила его на фронт. Вернулся инвалидом, часто болел. А тут и вовсе вдовой осталась. Детишек трое, мал-мала меньше. А сама нездорова, и домишко ветхий – вот-вот завалится. Будешь угрюмой. Но все же…
Сария старалась помочь ей как могла: и воды принесет, и пол вымоет, картошки начистит… Но мать будто и не видела ее стараний, зато замечала малейший изъян. «Опять платье порвала», - скажет. И пойдет, и пойдет пилить. Так всякий раз.
В глубине их сада росла сирень вперемежку с акацией. Здесь и пряталась Сария в такие дни. Незаметно проберется в самую гущу и сидит притаившись. Отсюда хорошо видна главная улица их села – широкий тракт, покрытый асфальтом. Проложили его, когда по соседству стали бурить нефтяные скважины. С тех пор машин стало видимо-невидимо. Едут люди и не знают, что совсем рядом, за плетнем, под раскидистой сиренью сидит девочка и зачарованно глядит на них. Проносятся машины и увозят с собой маленькие печали маленькой Сарии.
…С годами из множества машин одна особенно привязала к себе мечты Сарии. Голубой автобус с надписью «Вахтовый». И в сад незачем пробираться, его из окошка видно: каждое утро в определенное время останавливается возле дома, сажает пять-шесть односельчан и мчится в город Альметьевск.
Автобус уходит, тихо звенят ему вслед оконные стекла домика.
Увез бы, что ли, поскорее Сарию синий автобус. Чтобы и ей вместе с другими добывать нефть, строить дома. Как они счастливы, должно быть, эти люди, живущие в красивых, больших домах! А еще… Вот сколько уж раз снилось: с самым сильным, с самым добрым, с самым красивым в мире человеком шагает Сария рука об руку. Кто знает, быть может, он ждет ее именно в Альметьевске?..
Окна зазвенят и перестанут, зазвенят и перестанут. А вот струнка в душе не перестает дрожать и звучать.
Мама, конечно, не захочет отпустить ее. Но ведь нефтяникам и строителям в Альметьевске дают квартиры. И Сарии дадут! Заберет она к себе мать и братишек. Ну и обрадуется же мама и не будет постоянно ворчать. Сария покажет ее городским врачам, она станет совсем здоровой. А там братишки кончат учебу и сами начнут работать. Сария тоже поступит в вечернюю школу. А потом…
Погодите, не звените пока, стекла! Вот только подрастет САрия немножко…

…Сария не стала дожидаться Камили, потихонечку выбралась из школы и берегом Зая побежала домой, в общежитие.
Августовское солнце уже закатилось за Лесистую гору, дневная жара смешалась с вечерней прохладой. «Может быть, именно в это время лето встречается с осенью?» - подумала Сария. А там, вдали, все еще голубеют какие-то цветы. Лето не спешит отдать их осени. А вот еще… еще… еще… Что это за цветы так долго сохраняют свежесть и яркость?
Ноги остановились сами собой.
Да это же колокольчики! Папины колокольчики!..
Сария потянулась к ним, но, будто ожегшись, отдернула руку.
Нет, нет, разве можно рвать. «Они самые долговечные цветы», - говорил папа. Пусть живут.
Было тихо и безветренно, а колокольчики почему-то покачивались: замрут на миг, будто к чему-то прислушиваясь, и снова заколышутся.
Сария склонилась над ними, прикоснулась щекой.
«Если уметь слушать, - говорил папа, - они звенят, даже поют, эти цветочки». Неспроста же говорил, не мог он так шутить.
Вот бы услышать их песню!
Воспоминание об отце всегда тоской сжимало сердце, надолго расстраивало Сарию. Сегодня же, напротив, светлая грусть сошла на нее. Отчего бы?
А колокольчики все колышутся.
Чу! Не просто колышутся, они и вправду поют, тихо-тихо.
Значит, верно говорил отец.

На следующий день Сарию на работе ждала радость. Бригадир поручил ей одной целый класс покрасить. До этого она все еще ходила в подручных, что скажут старшие маляры, то и делает. А сегодня она здесь хозяйка. Комната с осыпавшейся штукатуркой, с пятнами застывшего раствора на неокрашенном полу была неприглядной. Так уж водится: что каменщик, что плотник, что слесарь – все оставляют после себя сор да грязь. Потом приходит маляр и сразу придает комнате праздничный вид.
Ох, и нарядит же Сария эту комнату, вся засияет, вся засверкает она, как солнечный день. Стены велено покрыть синеватой краской, филенку она проведет густо-синей. А если под филенкой сделать цветной бордюр? И чтоб не назойливый, не лез в глаза, чтоб приятно было поглядеть…
Пусть дети радуются. Пусть хвалятся потом: мол, класс наш лучше всех в школе. А вдруг… в этом самом классе будет учиться один из ее братьев: Рашид или Хамид? Все может быть. Аглямов же говорил, что в самые ближайшие месяцы добьется для нее квартиры. Камиля, правда, несколько охладила ее мечты. «Верь ты начальникам! – говорит. – Их обещанья вилами на воде писаны».
После обеда зашел бригадир. Молча оглядел побеленный потолок, еще влажные синеватые стены, сунул палец в разведенную для филенки краску. Глядя в угол, пробурчал: «Побыстрей только, не копайся». С тем и вышел.
Не похвалил, правда, Рахимджан ее работу. Но и огрехов не нашел. Значит, доволен. То ли еще будет, когда закончит покраску!
Филенка получилась ровная и чистая. Дело теперь за бордюром. Какой бы узор выбрать?
Сердце тут же подсказало ответ. Колокольчики! Нежные синие колокольчики нарисует она вдоль стен. Правда, нет под рукой такого трафарета, но долго ли вырезать!..
Пусть-ка учатся братишки в классе с колокольчиками! Может быть, им тоже будет казаться, будто отец смотрит на них со стены. Не посмеют тогда баловаться.
А ведь неплохо получается. Нежные колокольчики выстраиваются на стене…
В коридоре снова послышались шаги. Рахимджан идет. Повременил бы, пока закончит она. Может, и прояснилось бы лицо у бригадира, а то вечно насупленный ходит.
С тягучим скрипом открылась дверь.
Кисть в руке Сарии дрогнула.
- Что ты делаешь? – закричал он, даже не глядя на девушку. – Кончать надо скорее, а ты черт те что развела. Какая художница нашлась! Делай то, что велят, не выдумывай… Камиля уже пол докрашивает, а ты все копаешься… Вам-то легко! А на меня все нажимают, неужели понять нельзя? Ну и ну! Живо сотри свои цветочки и заканчивай!
Так же скрипуче дверь захлопнулась.
В банку с краской закапали слезы. Цветы на стене заколыхались вдруг, как их живые собратья вчера на берегу Зая.