Глава 34, О личной жизни коммуниста

На заре туманной юности извилистые пути жития вашего любимого автора, на фоне пребывания в математической аспирантуре, пересеклись со сравнительно молодым господином, или как тогда говорили, "товарищем", по имени Илья.
Он также был математиком, вполне, надо сказать, компетентным. Это, впрочем, не считалось тогда редким явлением, зато сегодня - практически исчезнувшим.
Короче, Ильюша работал с автором в том же самом институте. Отличало его от большинства сотрудников нашего чудесного заведения наличие вполне гармоничных отношений с Софьей Власьевной (Советской властью).
Абсолютное большинство наших научных и не очень научных работников имели, как тогда говорили, незначительное расхождение с Софьей Власьевной по сельскохозяйственному вопросу, - они хотели видеть Советскую власть в земле, а она, соответственно, - их.
Расхожая тогда мудрость, что довольными Советской властью занимается ОБХСС (Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности), а  недовольными - КГБ (это, думаю, все знают), была вполне рабочей гипотезой. Выполнялась, как говорит, матстатистика, в большинстве случаев.
Ильюша составлял счастливое и довольно редкое исключение в этих пересекающихся множествах, что можно было бы так изящно показать с помощью диаграмм Эйлера-Венна.
Удивительным образом, но он нашел способ мирного сосуществования с Софьей Власьевной. Десятилетия спустя этот подход назовут красивым словосочетанием  - "внутренняя эмиграция".
Его маршрутом ухода от полностью разложившейся на тот момент системы (ой, ну только умоляю, не надо никаких параллелей!), стала любовь. Да, да. Не удивляйтесь!
Носящий круглые очки, несколько полноватый, правильнее сказать, корпулентный, но не лишенный приятности молодой ученый, как-то приноровился к уличным знакомствам. Сегодня бы сказали, овладел техникой быстрого пикапа.
По окончании непыльной, надо заметить, работы в нашем институте, Ильюша отправлялся на вечернюю охоту. В дружеском кругу, он, как и любой охотник, любил неторопливо и с чувством похвастаться трофеями, скрывая, естественно, неудачи и промахи.
Фактически чуть не каждый вечер, у Ильюши стал неким приключением.
А основным мотивом его доброго, я бы даже сказал, любовного отношения к попахивающей несвежестью Софье Власьевне, была организованная ею бескорыстность девушек и женщин. А также их хронический, в условиях повально пьющего мужского населения, сексуальный голод.
Кстати, не так уж и был неправ.
Ильюшиным успехам немало способствовала прекрасная густая шевелюра, приличная коллекция винила, отдельная квартирка, куда мама приезжала с дачи только на выходные, а также принадлежность к титульной нации, что как раз не являлось распространенным среди математиков явлением.
То есть, попросту говоря, Ильюша был русским, что немаловажно для дальнейшего повествования.
Однако, как говорил мой коллега Михаил Булгаков, - "Вперед, читатель!".
Однажды недобрым утром, Ильюше позвонил секретарь партийного комитета института, он же зам. генерального, САМ Петр Степанович Толоконников, и попросил зайти к нему в приемную.
Доктор наук Толоконников имел фактурную внешность, зачесанную назад копну седых волос, мощную бюрократическую хватку и целую толпу аспирантов, писавших ему бесконечные научные работы, статьи, рефераты и книги, содержание которых, надо отдать ему должное, он в целом понимал.
В отличие, например, от генерального. Тот, вообще, был членом ЦК (Центрального Комитета) и поэтому мало что понимал.
Торжественно привстав, Петр Степанович, чеканя слова, по-бюрократически выверено, предложил Ильюше вступить в ряды КПСС.
В советской системе подобные слова стали своеобразным объяснением в любви со стороны Софьи Власьевны, с предложением соединить судьбы.
Тут нам следует на пару минут отвлечься. Надо объяснить не заставшему этой чудесной эпохи читателю, кое-что о вступлении в партию (Коммунистическую, если что, других там не существовало, да и не могло существовать).
Вступление в партию было абсолютно необходимым делом для хоть какого-то карьерного роста. Без партбилета сотруднику института не грозило даже место заведующего лабораторией.
Пребывание в партии давно стало чисто бюрократическим процессом, никакого отношения ни к каким убеждениям не имело, хотя бы потому, что никаких убеждений ни у кого не наблюдалось. Все жили ожиданием получки и приобретением вожделенной колбасы.
За редчайшим исключением вступить в партию хотели чуть ли не все, это давало хоть какие-то надежды на увеличение суммы в "получке" и облегчении доступа к колбасе.
Выдача партбилетов строго котировалась по национальному вопросу (еврей/не еврей), остальные национальности только приветствовали. Важен был социальный статус (рабочий/не рабочий). Легче всего въезжали в этот рай русские и рабочие. Ради этого многие инженеры, например, шли на пару лет пахать на завод.
Для ИТР-ов (инженерно-технических работников), ученых, преподавателей, квота предлагалась небольшая. Чтобы "вступить", активничать (заниматься всякой мерзостью и вылизывать срамные места у начальства), приходилось вовсю.
Смысл в этом квотировании в том, что иначе в партии были бы одни ИТРы в очках, ибо в стране рабочих и крестьян, последние надобности в этой бумажке как-то не испытывали. Месить цемент она не помогала.
С другой стороны, для "залегших на дно", отказ от предложения был чреват. Он мог попасть в личное дело, указывая оттуда на прямую нелояльность системе. Закрыв, соответственно, вообще все пути.
Ну, так вот. Ильюша получил предложение на вступление в брак, от которого отказаться, мягко скажем, не рекомендовалось.
Очевидно, что на институт спустилась квота на вступление в КПСС, а Ильюша был русским, прилично выглядящим, да еще  с зачетными слухами, видимо, попавшими в личку, о позитивном отношении к Софье Власьевне.
Долго ли, коротко ли, миновав инкубационный период ("кандидатов в члены КПСС"), Ильюха получил нужные рекомендации, собрал справки, прошел все положенные процедуры и получил вожделенную красную книжечку, заполненную каллиграфическим почерком с ласковым прищуром Лукича на обложке (это я про господина Ульянова/Ленина, если что).
Жизнь молодого коммуниста совершенно не изменилась, разве что теперь с невеликих доходов надо было еще платить членские взносы. Ну и от столь любимой охоты партсобрания отъедали некоторое время.
Так прошел еще один год Ильюшиной жизни.
Он попривык писать в анкетах гордое "член КПСС", стал даже слегка свысока посматривать на своих беспартийных коллег, хотя прошедшего всю войну фронтовым разведчиком Владимира Исааковича, ведущего специалиста по размытым множествам, почему-то стеснялся.
Владимир Исаакович получал, как фронтовик, пару раз соответствующее предложение, отклоняя его с неизменной формулировкой, что не чувствует себя пока готовым (это в его то, 63!) к столь ответственному решению, - стать коммунистом.
Гром разразился, как водится, неожиданно.
На информационной доске появилось объявление об открытом партийном собрании (то есть беспартийных тоже просили присутствовать).
Основная тема — разбор личного дела коммуниста Ананьева И.П.
Народу набился - весь институт. Красная скатерть, графин с водой, граненые стаканы для отпаивания пострадавших...
За столом со скатертью - все руководство парткома, во главе с Толоконниковым. Рядом - начальник машинописного бюро Пахомова Ольга Васильевна, из "рабочих", зам. Толоконникова.
Если кратко охарактеризовать эту тетеньку - клиническая идиотка. На собрание, на строгий твидовый костюм, она нацепила красный бант.
Отдельно возвышалась фигура (о, уровень, друзья, о высота !), зачем-то пришедшего на развлекуху инструктора райкома.
Вызвали Илюху.
Началось с общих вопросов, но быстро перешли на личную жизнь. Ильюша пояснил, что неуклонно идет к созданию основной ячейки общества - крепкой советской семьи, но пока любовь всей своей жизни, к великому сожалению, не встретил.
Ведущий собрания Толоконников решил не размазывать кашу по тарелке. Рубанул, как говорится, сплеча:
"Поступило заявление от Коровкиной Ирины Вячеславовны о беременности, от связи с тов. Ананьевым И.П., с просьбой к парторганизации по месту работы побудить коммуниста Ананьева к выполнению им обещаний, с законным оформлением сложившихся отношений. Справка из женской консультации прилагается".
Опять чорт возьми, надо отвлечься.. Никуда не деться от этого.. Ведь есть читатели недостаточно, или, еще хуже, ложно информированные.
В те времена основным средством контрацепции был аборт.
Презервативы, производства Баковского завода резинотехнических изделий, все же изредка продавались в аптеках, где их застенчиво называли "изделие № 2". Они, по-правде сказать, ничем не отличались от лежавших в канцелярских магазинах бухгалтерских напальчников, предназначенных для влажного переворачивания страниц, а также подсчета денежных купюр. Напальчники являлись, собственно, такими же Баковскими изделиями.
Ни презервативы, ни напальчники, не надевались на места, для которых были спроектированы. Слетали и рвались. Использовались они для чего угодно, но не по прямому назначению. Дети, например, их надували, хоть это и не всегда получалось.
Вся остальная контрацепция представлялась еще менее надежной, и еще более пугающей.  Особенно хороши были т.н. "колпачки", которые мы уже как-то обсуждали в одной из глав Великих Скрижалей.
Каждый раз отвлекаемся. То на КПСС, то на контрацепцию, никакого спасу нет. Вернемся, однако, в актовый зал.
"Так что, Ананьев, жениться на Коровкиной будем?", - начальственно откашлявшись, выпив воды из граненного шестикопеечного стакана, спросил доктор физико-математических наук Толоконников.
Бедный Ильюша, пойдя красными пятнами, тяжело дыша и заикаясь, наконец, выдавил, - "А кто это?". Дело в том, что несмотря на блестящую математическую память, он не только не запоминал, но и просто не знал фамилий, а тем более отчеств всех этих девиц, из которых можно было по-хорошему составить уже среднего размера телефонный справочник.
Зал нехорошо зашуршал, Пахомова, не вставая, кинула реплику, - "Что же, Ананьев, ты, коммунист, не знаешь с кем живешь, кто твоего ребенка носит?!".
Ильюша быстро понял, что надо говорить другое. И начал как-то мямлить,- "Дело, мол, личное, он-де все выяснит. Раз беременность, то, конечно... Долг, то-сё, сразу доложит в партком.. Не уронит чести и высокого звания...".
Тут загремел опять голос Толоконникова.
"Однако, вопрос тут сложнее, товарищи...
Партком нашего института получил еще одно заявление от гражданки Черпак Ирины Станиславовны, аналогичного содержания. Справка о беременности из женской консультации при 25-м роддоме, также прилагается".
Петр Степанович излишне театрально поправил седину, - "У вас есть что пояснить, Илья Петрович?"
"Тоже Ирина", - механически пробормотал Илюха, -"А это кто?".
Пахомова, сидела перед тем довольно тихо, видимо, перебирая свои генетические воспоминания о доении коров, поскольку многие обращали внимание на характерные рефлекторные движения ее огромных крестьянских рук.
Но тут не выдержала, налилась кровью, как глаза исколотого стрелами быка, вышедшего на последнюю схватку с тореадором.
"Ты, ты! Ты, ты, мерзавец...". Судя по всему, сама Пахомова прижила-таки ребеночка от неизвестного солдата, а теперь решила отомстить бедному математику за все страдания своей половины человечества.
Стуча не то стаканом по графину, не то графином по стакану, Толоконников налил идиотке успокоительной воды, произнеся что-то успокаивающее типа, "Не нервничайте, Ольга Васильевна, ведь нам сегодня еще работать...".
Получив согласный кивок от инструктора райкома, Толоконников хорошо поставленным начальственным голосом прогремел окончательным приговором: "Обсуждать тут нечего, - партбилет на стол".
Так закончилась карьера коммуниста Ананьева И.П. Вход рубль, как говорится, выход- два. Бесславным стало завершение романа Ильюши с Софьей Власьевной. Теперь ему была закрыта дорога даже к защите уже готовой, весьма неплохой, кстати, диссертации. Пройти после того чистилища Научный Совет института стало нереальным.
Что же было дальше, как сложились судьбы наших героев, слышит автор многочисленные вопросы своих пытливых читателей. И автор тут не подведет хотя бывает, в деталях отследить все непросто.
Пахомова стала, что неудивительно, видным функционером в КПРФ, боролась за права трудящихся, получая вполне приличные деньги за правильное голосование по животрепещущим вопросам. Известно из какого источника.
Ильюша, при первом же открытии занавеса, уехал на контракт в Кремниевую долину, там и остался. Уже много лет работает в Apple. Илья довольно известная фигура в Долине, его команда там гремела, пока, с разработками, он не был "выкуплен" Apple.
Он давно женат, у него уже совсем взрослые дети и в целом хороший, счастливый брак.
Судьба обоих Ирин автору неизвестна. Были ли они беременны от Ильюши, или еще от кого, были ли беременны вообще, или просто купили справки, что также активно практиковалось в то время в среде "понаехавших", история умалчивает.
Интереснее всего развернулась судьба Толоконникова.
После смены картинки он неожиданно "вспомнил" о тщательно законспирированной еврейской бабушке, жившей под русской фамилией, именем и отчеством,скрывавшейся все эти годы от коммунистического кошмара. "Поднял" документы и, по линии Сохнут, выехал в Канаду.
Злые языки клеветали, что соорудить "бабушкины документики" ему помогли партийные дружки из Конторки. Поверить в эти лживые измышления мы, конечно же, не можем. Из Канады очень быстро Петр Степанович перебрался в Штаты.
Прибыв в Сан-Хосе,Петр Степанович не замедлил встретиться со своим крестником Илюшей, попросив помощь в трудоустройстве. Никаким ученым он, конечно, не был, но терминологией владел, язык освоил, как-то приспособился к организации решения прикладных задач. По крайней мере в нормальном мире зарабатывал себе на жизнь.
Сейчас Петр Степанович совсем пожилой человек, ему за 90, он во вполне приличном nursing home.
С Ильей автор находится в редкой, но очень приятной переписке. Тот со смехом вспоминает свой роман с Советской властью, партийного бонзу Толоконникова, столь вовремя и ловко перебравшегося на вражескую территорию.
Ну и две банальные мысли, предназначенные для совсем юных поклонников и поклонниц великолепного авторского пера. Взрослые читатели могут в этой точке с сожалением расстаться с любимым автором. Им пора идти, хлопотать по своим делам. Работать в конце концов надо. И заканчивать уже этот Рабочий полдень.
А для совсем юных..
Хотелось бы понять, в этот Рабочий полдень, что было в голове у таких людей, как Толоконников. Как он в глаза Илюше потом смотрел... Как с ним заговорил...
С Пахомовой все просто, как с хозяйственным мылом. Зря их всех от коровы оторвали. А вот Петр Степанович.. Тут сложнее.. Неужели это омерзительное "время было такое". Если так, то жаль.
Да, ну и еще одна банальность. Взаимодействие между взрослыми дяденьками и тетеньками ни разу не касаются Толоконниковых, Пахомовых, инструкторов райкома, государства, всяких партий и всех остальных. Что и сегодня, в наше продвинутое время, не худо помнить.

29 февраля 2020