Моя бабушка - ниндзя

–  Витька, завтра ты летишь в Казахстан.

Отличная фраза перед завтраком, в четырнадцать часов утра, согласитесь? Я чуть не подавился бутербродом с колбасой, который секунду назад положил в рот. Тот (бутерброд, а не рот, разумеется) был  по всем статьям правильный: сверху тонкий ломтик хлеба, а под ним, лаская вкусовые рецепторы языка, лежит солидный кусок нежнейшей «докторской». Всё, как завещал нам товарищ Матроскин.

Сейчас кусочки лакомства, выплюнутые мною от неожиданности, украшали немытый пол. Я же старался придумать достойный ответ на отцовское заявление. Впрочем, мы оба понимали, что папа (в такие моменты я произносил это слово на французский манер: с ударением на последнем слоге) просто ставит меня перед фактом. Бывший военный, а нынче – владелец  крупной столичной типографии, их высокородие Михаил Максимович Крестовоздвиженский даже в мыслях не допускали, что озвученное решение кто-то изволит оспаривать. Во всяком случае, уж точно не я.

– Бабушка пропала, – хмуро пояснил отец. – Мне сорваться не получится, а ты всё равно баклуши бьёшь.

Я обречённо вздохнул. Объяснить их высокородию, что фриланс – тоже работа, за эти годы так и не удалось. Тем более, что гейм-дизайнер для Михаила Максимовича стоял где-то между хипстером и гомеопатом, относясь к ряду слов, в приличном обществе не употребляемых. Кто такие баклуши, и  зачем мне надо их бить, я тоже не знал. Как, собственно, и свою бабушку -  Арину Алексеевну Цой.

Да, это я по отцу Крестовоздвиженский. Ох, и дразнили же меня в школе!  Тем более, что отцовским стальным характером я не обладал и в бой вступать не решался, проводя лишь сомнительные фланговые маневры и намекая на переговоры.  Праздновал труса, короче.  А мама по девичьей фамилии была Цой.  Но к легендарному музыканту, к моему глубочайшему разочарованию, отношения не имела.  Так что называть себя Виктором Цоем такой пухляк как я не решался.  Пусть уж лучше Витян Хренозадвиженский. Но не будем о грустном.

Бабушка жила, как вы понимаете, в Казахстане. А точнее – в городе Кызыл-Орда.  Я так себе и представляю: сидит бабка в юрте руки в боки: как актер из «Джентльменов удачи». Ну тот, что «моргалы выколю». Справа от бабки – сабля. И слева – сабля. А перед ней щербет, рахат-лукум и дань за двенадцать лет. А где-то над юртой ракета пролетает. Потому как Байконур, значит, рядом. Больше я ни про бабку, ни про Кызыл-Орду ничего не знал. Не довелось как-то в тех зажопьях побывать.

«Холосо, насяльника», – мысленно схамил я отцу. А вслух ответил:

– Во сколько вылет?

И потянулся за колбасой, лежащей на полу. Не пропадать же добру?

**

Как бабуля оказалась в Казахстане, я точно не знаю. Краем уха слышал, что в прошлом веке, когда была заварушка Советов с самураями, партия и правительство решили: японец, кореец – какая разница? И в итоге всех корейцев с Дальнего Востока угнали подальше от границы – в степь. Была ли бабка тогда ребёнком или не родилась ещё – я не в курсе.

Я в Кызыл-Орду попал как белый человек, на самолёте. Добрая половина пассажиров летела смотреть очередной запуск с Байконура, их на выходе ждали туристические автобусы.  Мне же пришлось ловить такси. Торговаться не стал: в местных тенге-шменге я всё равно не разбираюсь. Назвал адрес и «давай, шеф, поехали к дому».

Бабушка жила в пятиэтажке, которая на удивление выглядела прилично. Ключи от квартиры у меня были – выдал отец. Он же сообщил следующее: маме позвонила обеспокоенная бабкина соседка  и рассказала, что «Ариша уже второй день в гости не заходит».  На звонки в дверь она тоже не отвечала: ни утром, ни днём, ни вечером.

Короче, если честно, то я ожидал увидеть в квартире труп.

А увидел меч. Самурайский.  Тот стоял на подставке из лакированного дерева. Гарды у него не было, а ножны и рукоять – чёрные, без каких либо кистей и украшений – словно бы являлись одним целым. 

 –  Вот это поворот! – обозначил я всю важность момента и направился на кухню. Вдруг холодильник подскажет, планировала ли старушка отъезд или её похитили инопланетяне? Ну и пожевать чего-нибудь, не без этого. Какая же бабушка откажется угостить любимого внучка? Пусть даже и в собственное отсутствие.

Холодильник был пуст.

–  Вот это поворот! – продемонстрировал я всю широту своего словарного запаса. И задумался: звонить ли в полицию, или как она здесь называется?  Мол, неизвестные похитили пожилого человека и причинили мне страшные моральные страдания, обчистив холодильник.

Но, вероятнее всего, бабушка покинула квартиру сама, добровольно и надолго.  Лучше поискать, не оставила ли она подсказок.  Типа записи в ежедневнике: «Пятница, тринадцатое, шабаш на Лысой горе».

Кстати, надо глянуть: на месте ли в прихожей метла?

Метлы не было, только швабра.  Квартира блистала чистотой (я вспомнил, что, уезжая, так и не подмёл крошки с пола у себя на кухне). На прикроватной тумбочке аккуратно лежала записка. На белой бумаге наглыми закорючками расположились иероглифы. И ещё какая-то японская хрень, которую зовут «кана» или как-то так.

–  Вот это поворот! – глубокомысленно заявил я в третий раз и снова подошёл к мечу.  Тот, слегка изгибаясь на подставке, всем своим видом выражал презрение. В мой, как я понимаю, адрес.

Я достал смартфон. Щёлк! И оружие запечатлено на фотке. Щёлк! И по соседству разместился снимок загадочной абракадабры с тумбочки.

Изображение меча я отправил Виталику. Он от самурайских штучек-дрючек с ума сходит, так что пускай разбирается. Вторая фотка  –  с иероглифами  –  была отослана Марине, бывшей однокурснице. Та когда-то тащилась от аниме. Настолько, что записалась на курсы японского языка и теперь эти «ватаси ва» и «гомэн кудасай» понимала.  Если честно, то самураелюб Виталик с текстом бы тоже, скорее всего, разобрался. Но заинтриговать длинноногую Маринку мне хотелось намного больше.  Я вздохнул. За пять лет совместного обучения интереса ко мне стройняшка так и не проявила, несмотря на все мои попытки. Склонитесь ниц перед Его Величеством королём всея френдзоны!

 То, что в Москве сейчас раннее утро, я вспомнил чуть позже,

«Чувак, тебе часы купить?» – возмущённо откликнулся Виталик.

 «Ты кто?» – окончательно добила самооценку девушка моей мечты.

Я непроизвольно погладил чёрные ножны меча. Прикосновение успокаивало. Магическая всё-таки хрень  – эти японские вундервафли.

Потом я поудобнее устроился в бабушкином кресле и вступил в переписку с обоими собеседниками. Виталик проникся первым.  Для начала он затребовал перефоткать меч. И чтобы, значит, во всех позах и ракурсах.

«Харакири делать?» – попытался сострить я.

«Буду признателен», – изысканно вежливо ответил господин самураелюб.

Через пять минут он позвонил мне сам:

– Чувак, колись, где ты его украл?! – Виталик был откровенно возбуждён. Говорю же вам, извращенец чёртов.

– Почтальон Печкин-сан принёс, – попробовал отшутиться я.

– Ты хоть знаешь, сколько этот меч стоит?! – возмущению собеседника не было предела.

– Сто тыщ мильонов? – с надеждой в голосе прошептал я.  В голове уже рисовалась поездка в Майами, золотые цепи, шикарные кабриолеты и загорелые попцы. О том, что меч принадлежит не мне, а бабушке, я на тот момент успешно позабыл.

– Ну, если в йенах, то примерно так и выйдет, – задумчиво ответил Виталик.

Пока я лихорадочно гуглил курс йены к доллару, он долго и нудно расписывал, чем же так примечательна имеющаяся у нас вундервафля. Это «у нас» я решил пока оставить без внимания.

Итак, чёрная-чёрная штука называлась «сирасайя», что значит «белые ножны». Я глянул на меч и недоверчиво хмыкнул.

Во-вторых, собственно мечом это оружие не считалось. Я вынул клинок из ножен, вместе с рукоятью его длина составляла чуть меньше метра. Слегка изогнутое лезвие мало чем отличалось от тех, которыми махали самураи и якудза в любимых Маринкой мультиках. Я снова хмыкнул, ещё более недоверчиво.

– У сирасайи нет цубы, поэтому  ей можно было добивать беспомощного противника, а настоящей катаной так не делали, ибо «не кошерно», – убедительно разъяснил Виталик.

Я сделал вид, что понял.

Если вычленить из его болтовни главное, то получалось, что у бабушки дома хранится меч (я решил не заморачиваться самурайским кодексом и называть оружие так) скрытого ношения, замаскированный под посох. И не современная подделка, а действительно старинный клинок, о чём свидетельствует клеймо, принадлежащее какому-то известному мастеру. Фамилию последнего я не запомнил. А тот факт, что доселе не было известно, что этот самый умелец изготовлял ещё и сирасайи, делает находку опупенно важной и неимоверно ценной.

Я перевёл взгляд с вундервафли на листок с иероглифами. Стопудово закорючки дадут ответ на возникшие у меня вопросы. И тут наконец-то ответила Маринка, которой я ранее в красочных деталях описал свою находку.

«Не пиши мне больше», – казалось, что экран смартфона вот-вот покроется инеем.

Меч продолжал насмешливо коситься в мою сторону.

**

–  Я ей в дверь-то и стучу, и названиваю, а она ведь и не открывает совсем...

Соседка, Гульшат Ерлановна, оказалась милейшей женщиной. Мы сидели на кухне, я угощался чаем с пончиками-баурсаками и клятвенно заверял преклонных лет даму, что обязательно («не извольте сумлеваться») загляну к ней на ужин. Как и бабушка, Гульшат Ерлановна жила одна и каждому гостю радовалась как почтальону с пенсией.

–  Ты, Витя,  лагман у меня попробуешь, из Казахстана уезжать не захочешь! – убеждала хозяйка. От официального «Виктор Михайлович» мы как-то быстро и естественно отказались, но называть соседку «тётушка Гульшат» язык у меня пока не поворачивался.

Я кивал, а рука сама тянулась за очередным пончиком.

Ничего странного в поведении бабушки Гульшат Ерлановна за последнюю неделю не заметила. Виделись они практически ежедневно, встречаясь в магазине, у крыльца или на лестничной площадке.  Да ещё «Ариша» в гости к соседке то и дело заглядывала. Та же у бабули в квартире и не бывала почти.  Я осторожно спросил про меч.

–  Какой меч? –  удивилась пожилая дама.

Я сделал вид, что оговорился.

–  Мяч? – ещё больше озадачилась соседка. – Зачем Арише мяч?!

А потом её взгляд затуманился.

–  Вот в юности мы и в мяч играли, те ещё оторвы были, –  улыбнулась Гульшат Ерлановна и полезла в комод: за старыми фотографиями.

«Нет повести унылее на свете, чем повесть о советской стенгазете». Уж не помню, откуда у меня эта фраза в голове сидит. Я ведь родился после того, как «сплочённый навеки» кукукнулся.  Ну да ладно. Рассказ пожилой дамы меня неожиданно увлёк. А в старых фотографиях и, представьте себе, вырезках из стенгазет, было что-то такое притягательное.

Бабушка и Гульшат Ерлановна оказались не просто соседками, а давними подругами.

Когда прадеда вместе с остальными корейцами сослали в казахские степи, там для них организовали колхоз «Авангард».

– Это ж хорошие времена были:  тридцать седьмой, не сорок четвёртый, – вздохнула хозяйка. – тогда с понятием переселяли.

Я не въехал, но переспрашивать не стал.

Вот в колхозе, но уже после войны и родилась бабуля, в семье, значит, передовика производства и знатного рисовода. И выросла, если верить  тётушке Гульшат (да, я сделал это!), в спортсменку, комсомолку и просто красавицу.

– Мужики табунами увивались, – по секрету сообщила подруга юности.

Я представил молодую Арину  Алексеевну с  хищно изогнутым мечом в руках.  Образ, как ни странно, получился вполне убедительный. И как у такой самурайской бабушки уродился такой толстый внук?

Когда я вылез из-за стола, пончиков на большом блюде уже не осталось.  Вот, вероятно, и ответ на мой вопрос. Трижды заверив хозяйку, что к ужину непременно буду, я откланялся и вернулся в  пустую квартиру. История становилась всё загадочней.

Неужели моя бабушка – ниндзя?!

А что? Мало ли затесался в стройные корейские ряды японский шпион, а его вместе со всеми и сослали.  Он в передовики выбился, чтобы, значит, без подозрений. Дочку в комсомол отдал. А по ночам тайно обучал чадо секретным приёмам клана Кога...

Ладно, пора остыть. Так можно дофантазироваться до чего угодно.

Но в голове на смену образу бабушки-хана Кызыл-Орды пришла другая картинка: мускулистая старушка в чёрном балахоне крадётся по карнизу с мечом в руке.

Я помотал головой. Ниндзя она или не ниндзя, а найти-то её надо.  Мой взгляд снова упал на листок с японской каллиграфией.

**

–  Белиберда какая-то! –  возмущённо пыхтел Виталик.

Если верить ему, то надпись представляла из себя безумный набор иероглифов и слоговой азбуки, который в осмысленные фразы складываться не желал.

– Ну или это шифр какой-то, – предположил мой товарищ по несчастью. –  «Юстас-сан Алексу-сан. У вас продаётся японский шкаф?»

Это была идея. В моей голове забегали тараканы-газетчики:

– Обезврежен японский шпион, срывавший запуски ракет на космодроме Байконур!

– Пожилая женщина сыпала толчёное стекло в народный бешбармак!

– Наконец-то стало доподлинно известно, кто убил Кеннеди!

Уважаемые знатоки, вопрос в студию: а не копаю ли я яму для собственной семьи?

И тут раздался звонок.

Да, в квартире у бабули был городской телефон. Наверное, динозавры устанавливали.

– Виктор Михайлович? – поинтересовался вежливый голос с лёгким акцентом. И назвал время и место встречи.

**

«Сыр елi – жыр елi», - гласила надпись на плакате. Я порадовался за местных сыроедов и потопал дальше. До точки рандеву оставалось около километра.

Набережная Сырдарьи была украшена чугунной оградой, выкрашенной в сочный чёрный цвет. За ней колосилось и золотилось что-то похожее не то на злаки, не то на камыш. Я, как вы уже поняли, в растениях не разбираюсь.

Погода для середины октября стояла откровенно тёплая. Я в своём длиннополом пальто смотрелся как инфантильный чувак, решивший поиграть в шпионов. Не хватало только чёрных очков и шляпы, надвинутой на глаза.

На площадке с тренажёрами занимались трое качков. Один из них – в майке с логотипом самого пацанского спортивного бренда – указал на меня остальным. Те заржали.

Я, тщательно их игнорируя, двинул дальше. Но сзади послышался окрик.  С казахским у меня нелады ещё больше, чем с ботаникой. Я ускорил шаги. Послышался топот.

Я стремительно развернулся, распахнул пальто. Чёрные ножны, прилепленные скотчем к подкладке, мешали ходьбе, но придавали уверенности.

«Путь самурая – это смерть», – мелькнуло в голове. Я попытался выхватить меч.

– Перчатки выронил, – чуть насмешливо, но вполне дружелюбно сказал по-русски подбежавший качок. Потом увидел мою сирасайю. Осторожно положил перчатки на асфальт, развернулся к друзьям и, покрутив пальцем у виска, направился обратно к тренажёрам.

До встречи со звонившим оставалось меньше четверти часа. Я подобрал перчатки и ускорил шаг.

**

За пять минут до назначенного времени рядом со мной остановилась серебристая тойота.

–  Виктор Михайлович? – этот же голос я слышал по телефону. – Садитесь. Нам есть о чём поговорить.

(конец ознакомительного фрагмента)