К водопадам. Дневник 2016 года

Часть 1. Дорога.
...Дома надвисают над мелкими обрывами и обрывчиками, рукотворными и нерукотворными, между которыми идет дорога. Часть домов заброшена. Сарайчики из простых щитов без двери чередуются с традиционными прочными, в решетках и с гаражом. Какие-то совсем развалились, попалось даже некогда шикарное "европейское" здание какого-то предприятия - оно тоже давно заброшено, и кто-то безжалостно вытащил из его стен дизайнерские стеклянные двери. Небо затянуто тучами, ощущение, что ты обложен мокрой теплой ватой, и обрамление дороги видится воплотившимися в форме черновиками фантастического рассказа, с авторскими зачеркиваниями и зияющими недописанными абзацами, где некто не удосужился поставить даже многоточие...
За тем, что вокруг дороги - равнины. Поля, в том числе рисовые. Дороги, уходящие в тропинку, в топь, в никуда.
А за равнинами...
А за равнинами, словно любовно выписанные рукою мастера, демонстрирующего ученикам их будущие умения, дивным светом освещенные или скрытые ползущими облаками, тянущие провести рукой по их зеленому покрову или ощетинившиеся редкими деревьями, уходящие в небо или пригревшиеся у плеч своих высоких соседей - проступили из туч гряды долгожданных гор. Сосны, потеснившие привычные массивы пальм, машины, не глядя по сторонам несущиеся вперед, женщины на плоской черной крыше, балансирующие на краю, чтобы снять высохшее белье - всё это текло, переливалось, а горы стояли и молчали, позволяя только облакам суетиться вокруг них. Порой облака, словно глядя на их спокойствие, успокаивались сами, дорогу всё также прижимали к земле тучи, а где-то далеко по обеим сторонам - там, где спокойствие - победно светило солнце.
Часть 2. Jimenoa.
Мы поднимались всё выше и выше, воздух становился прохладнее и чище. Дома и дворики становились всё более ухоженными и "традиционными" для Латинской Америки, нам попадались часовенки и католические церквушки, просто-таки сияющие чистотой. В придорожном магазинчике оказался совершенно непривычный для нас набор продуктов - за исключением орешков, пожалуй, - и мы так растерялись, что ничего не взяли. Точнее, папа-то наш не растерялся, ему было нельзя теряться- он за рулем, поэтому захватил в дорогу те самые орешки и местный йогурт, доселе нами не виданный. Мы с сыном на всякий случай не решились есть незнакомое, но чего стоил один запах от того йогурта! )))
А дорога шла всё выше, а по ее краям были то фермы, то дома, то иногда снова хибарки, то чьи-то частные владения, где красота построек слепила больше, чем солнце. Прямо на горах, иногда даже на их вершинах, виднелись домики и - что нас изумило - даже какое-то строение в виде китайской пагоды.
И вот она - площадка, где пальмы растут в обнимку с соснами, а на краю дороги притаилась долгожданная табличка "Salto Jimenoa". Воздух был прохладнее привычного, однако солнце просто припекало. К входу, где продавались билеты, народ шел в купальниках, с надувными кругами и игрушечными утятами, несмотря на письменное предупреждение "не купаться!". Кто-то из приехавших был и в "цивилизованном" виде - однако некоторые разворачивались восвояси, услышав от билетерши "муй, муй поко агуа".
- Ну и что, что мало воды в водопаде, - проворчал наш трудный подросток, уже успевший пообщаться с тетенькой, - мне плевать. я так и сказал!
Мы ахнули от "плевать", облегченно выдохнули, увидев, что билетерша сияет улыбкой и вовсе не похожа на обиженную, купили билеты и встали на тропу войны с длинной дорогой. Сначала казалось, что "вот сюда дойти и вот туда свернуть" - и всё, вот прямо сейчас нам откроется милый гламурный водопадик среди зеленых холмиков... Но дорога весело свернула за гору, и нашим глазам предстала маленькая электростанция, узенькая речка среди валунов, явно знавших лучшие времена этой речки, длинные тонкие деревья, висящие над нами на невероятной высоте, следы оползней и когда-то живых водопадов на черных склонах и - главное - многих сотен метров дороги по подвесным дощатым мостам вдоль гор и скользким тропинкам, эти горы опоясывающим.
Сашка торопился и подгонял нас. Поэтому увидев, что отец собирается еще и фотографировать, он художественно взвыл (записывать буду такие звуки и продавать для фильмов ужасов), закатил глаза так, что я испугалась, что так и останется, и попытался пойти порывисто и сурово. Однако мостик не поддержал его намерений и закачался так, что чуть не подбросил его до ближайшего осиного гнезда. Ос сын не любит, посему припустил по мосту как бы по беговой дорожке. Я, естественно, рванула за ним. Мостик очень обрадовался возможности покачать кого-то более тяжелого и трусливого, и в результате по окончании всех мостиков мои ноги подпрыгивали сами, голова кружилась так, что идти было нереально, а менее романтичные части тела вопрошали мозг, вскую ж он не подумал о покупке драмамина, прежде чем ввязываться в подобные приключения.
Прямо нам в ноги, через тропинку и убегая в речку, с горы стекали маленькие многочисленные водопадики. От удовольствия потрогать холодную воду после такого пути никто не отказывался ("Саша, ёлки, пить не вздумай!"). Но путь не был пройден еще и до половины, а над головой уже минут десять как грохотали раскаты грома и - как мы и ожидали - начался дождь. Сначала окатил нас крупными каплями, затем припустил как мог. "Идем!" - хором рявкнули мы с сыном и пошли, поминутно поскальзываясь, по тропинке.
Наконец мы дошли до видовой площадки. Увидели черные склоны, деревья, пускающие корни прямо на камнях, а иногда и в кронах своих соседей, - места, остающиеся неприкрытыми от веток, заполняли пожухшие, но мясистые орхидеи. Кое-где из горы пробивались, стекая в реку, ручейки, какие-то побольше, какие-то - не крупнее струйки из крана. И в стороне от этого из расщелины с большой высоты мирно, с легким шумом спадал узкий водопад. Он падал в позеленевшую заводь, где, казалось, могли бы завестись лягушки, и еле заметные волночки протягивались лениво к песчаной отмели, защищенной валунами, - грязной, на которой кто-то забыл игрушку.
мы не менее лениво фотографировались, сетуя на размокшие под дождем скамейки, и вдруг...
Я не помню, кто первый закричал "Смотрите!!!"
...Первая реакция была даже не удивлением. Это была жалость к тем, кто побоялся дождя и "поко агуа" и не пошел. А надо было всего лишь сложить два и два и понять: если идет дождь - то совсем скоро...
Внезапно что-то загрохотало. И маленький безобидный ручеек, под которым хотелось стирать носовые платочки, внезапно вырос и с первозданным гулом низринулся со своей высоты вниз. Испуганные волны взмыли вверх и помчались на отмель, затапливая ее на глазах, унося куда-то игрушку и смывая всё то, что накопилось тут за время затишья. От водопада пошел пронизывающий ветер, облако брызг ложилось на всё окружающее и не прекращалось. В русле водопада всё изменилось, не видны были даже выступы, что мы разглядывали только что - бурный поток, сшибаясь всё новыми струями, летел вниз, словно угрожая снести всё на своем пути. И мы, с мокрыми лицами, просто стояли и смотрели, стояли и смотрели... сколько мы так стояли - не знаю, несколько раз порывались уйти - однако ноги будто приросли.
- Сашк, а Сашк, - шепнула я, - пошли? ты понимаешь, что Это значит?
- Что?!
- Да то, что водопадики, которые по дороге, тоже выросли! Бежим скорее смотреть!
И мы пошли смотреть водопадики. Совершенно не думая о том, как мы пройдем через них, если они текут через тропинку. Не до того!
Часть 3 и последняя. Baiguate.
... - А чтобы попасть на второй водопад - нам надо объехать эту гору! - заявил муж, и мы прыгнули в машину и понеслись через Харабакоа.
Успеем за световой день? Успеем до вон того дождя, который уже грозится? Попробуем...
И вот мы уже въезжаем в поселок, где дородные тетеньки сидят на террасах, вытянув ноги на пластиковые стулья, а названия тьенд полуобвалены, потому что написаны краской по старой стене. Сколько в этот день мы увидим этих городков и поселков, где домики из криво приколоченных досок стоят прямо над речушками, без окон, и, не боясь роящихся комаров, по отвесным асфальтированным дорогам куда-то вверх носятся босоногие дети с бутылками воды в руках - там, где я разве что проползла бы используя "кошки", где из всей "безопасности" - только бесконечный лес за импровизированным окном, а в лавочках с только что сорванной (а может - упавшей с дерева?) папайей лежат давно знакомые привозные яблоки с ярлычками... Где с добротными латино-одноэтажками и блестящим "задом" машины из гаража, отгороженными решетками в окнах и по периметру, соседствуют непонятного назначения постройки, в которых, однако, живут и растят детей - с неизменной бутылью питьевой воды и креслом-качалкой, а рядом будет мощная каменная стена, за которой не может спрятаться внушительная вилла вместе с земельными владениями ее хозяина.
Указатель, обозначивший поворот на водопад, мы замечаем поздно. немудрено: это просто начало грунтовки, круто срывающейся вниз, на которой резвятся три перепачканные пылью девочки. Мы возвращаемся. девочки очень рады.
- Грингос приехали! Гринго, а вот у нее только что тапок разорвался! Гринго, идем сюда, платить вон туда надо!
- Мы не грингос, мы русос, - смеется мой муж, собираясь направиться к будке-"платилке", где сидит утомленная и разморенная духотой мама девочек.
Самая бойкая удивленно раскрывает ротик без передних зубов, зато с живописно острыми клычками, а самая маленькая подтягивается, схватившись ручонками за стекло окна машины, и спрашивает:
- А русо - это твое имя или национальность? А, гринго?
"Своим - 50 песо, чужим - 100", - я бы так интерпретировала надпись на будке. Благодаря седуле мы быстро доказываем, что не такие уж мы и туристы (а видели б они наш кошелек - наверно, и гражданство бы дали...в отдельно взятом поселке, по крайней мере...), усаживаемся обратно в машину, и ляли нам усиленно машут вслед. Машина идет носом вниз вертикально, и я задумываюсь, существуют ли в природе измерители адреналина - ну, такие, навроде градусника, измеряющего температуру.
Выходим. Идем к "мирадору", совершенно неромантично напоминающему деревенский нужник с отвалившимися досками. На доски, которые грозят обвалиться и избавить туриста от трудов горного спуска - впрочем, и от необходимости последующего подъема тоже - я своих отговариваю. И не понимаю категорически: если водопад - это вон то, что там вдалеке внизу, то сколько километров до него и сколько это займет по времени - особенно ввиду близящегося заката и дождя?
Но тут всё решает случай. Боль, начавшуюся у меня еще в машине, я окончательно не выдерживаю и оседаю на землю. Пока муж пытался помочь, сын топнул ногой, заявил "тогда я сам пойду!" - и помчался влево, где вполне мирно и полого начиналась усыпанная хвоей тропа. Я заставила себя подняться - и мы рванули за ним.
Очень скоро Саша понял, что мирной прогулки не будет. Пологая лесная тропинка очень скоро оказалась вовсе не прямой, а склон - весьма пригодным для альпинизма. Пока шутим, идем, наступая на корни ("Спасибо, дерево! Ура, приключения!" - оглашает лес Саша.) Но скоро корни на тропинке прекращаются, а вот хвоя, щебенка и влага начинают настораживать.
В местах отдыха со скамейками встречаются щиты с описанием этого места. "Мам, пишут, что тут много змей!" - "Спасибо, сын, вовремя..."
Вскоре мы понимаем, что дальше будет только отвеснее и более скользко, а путь еще только начался. предательски грохнул гром где-то неподалеку. Супруг остановился и, видимо, хотел предложить вернуться, опасаясь за меня - но Саня вприпрыжку помчался по склону вместе со щебенкой и повис на лиане. И мы за ним.
Когда я читала в книгах фразу "время потеряло счет" - я ее не понимала. теперь понимаю. Когда от усталости, а больше от страха за ребенка (кстати, дитё "с особенностями" по позвоночнику на этом спуске - это вообще, думаю, первый в истории случай)) уже не только время, но и пространство у меня потеряло счет - нам встретились подымающиеся вверх туристы: две обширные вымотанные дамы в купальниках и мужчина, у которого, по словам мужа (я уже ничего не видела), был зверски виноватый вид. Саня - клинический случай невысказанности - начал без умолку щебетать им что-то, отец тоже поддержал разговор, поговорили о том, сколько осталось пути - а я понимала только то, что я стою на очень скользком месте в шлепанцах, которые вот-вот поедут и вообще замучили уже скользить - и сейчас я вот по этому склону поеду, шлепнусь и скачусь прямо под ноги сначала вот этой даме, а потом вот той. И все они сядут прямо на меня. И водопада я точно не увижу.
Я набрала в грудь воздуха и рявкнула: "ИДЕМ!!!"
Бедные тетки встрепенулись и застыли, оставшись, возможно, размышлять о страшных бабах, встречающихся у русских, муж смущенно попрощался, я спустилась на четвереньках (в узкой длинной теплой юбке и вьетнамках...), а Саша и уходя продолжал общение. Иногда мне кажется, что рот у него может перемещаться при необходимость вплоть до затылка.
- Это явно последний поворот! - возгласил супруг и прибавил шагу, хотя всю дорогу говорил Саше этого не делать. И вот этот поворот. И вот...
- Это... Это другая планета, - только и сказала я.
Просто представьте себе. Перед вами черная скала. С нее спадает огромный прозрачный водопад. Вокруг - валуны и немного зелени, под ногами песок. Ты и водопад. А вас окружают горы с их лесом, со всех сторон, со всех сторон. Есть только ты и этот водопад. Это страшная красота, одинокая. И чтобы отсюда уйти - надо уметь летать. Или проделать заново весь прежний путь по крутому склону - обратно.
- Ну что, здравствуй, я дошла, - сказала я вслух. - Велик мой Господь, давший мне силы.
- Невозможно! Невероятно! Фантастика! - носился по песку сын. Отец невозмутимо делал фотографии - "а то вдруг забуду, как оно выглядело..." Они передвигались по неземного размера валунам, а я всё стояла, смотрела на водопад и пела Богу всё, что приходило на память. Всё ещё не верилось, что я, не доползавшая дома до двери, нахожусь здесь, а от той высоты, с которой мы добрались, - "мама, я не могу поверить, голова кружится, ты только по-смот-ри! Ну посмотри же!"
Потом мы молились все вместе - и я поминала по именам всех друзей. А потом собрались в обратный путь.
Начало обратного пути оказалось не самым удачным: сын прыгнул на мокрый камень, упал и неплохо ушибся. Впрочем, достаточно быстро смог идти - и сам решил не задерживаться. Не задерживаться надо было еще и потому, что напоминала о себе двигающаяся на нас гроза.
Вверх шли тяжело и молча. Мне было стыдно: я совсем задыхалась, уже не закрывала рот (я вообще носом дышу только с 8 лет и только в спокойных ситуациях), из-за чего быстро "пересохла", что такое карабкаться в длинной узкой юбке и в набитых щебенкой тапках - это отдельная песня, а примерно на середине пути ноги просто отказались двигаться. Причем на моменте, где дорога была наиболее приближена к вертикальному положению, вытащить меня уже никто бы не вытащил. Когда я поняла, что заставить себя шевелиться я все-таки могу - дальше думала только об одном. О том, что если я все-таки живой доберусь до верха - то получу весомую затрещину от ангела-хранителя. Если не живой - то получу уже на том свете, вне зависимости от дальнейшего места назначения. В очередной раз отдыхая на повороте, я старалась разглядеть хоть что-то - деревья, лианы, камни, - однако получалось лишь изумляться высоте, на которой мы находились.
И вот. Мы. Добрались.
Оглянуться. Не понять, как всё это могло только что быть. Не понять, что это было с нами. Не поверить. И - решить, что пора возвращаться.
На обратной дороге я не хотела пропустить кое-что из запримеченного мной по пути. Небольшую авангардного вида часовенку, неизвестно кем построенную и как используемую. Сама конструкция говорила о том, что здесь может служиться католическая месса. Над иконой Божией Матери "Альтаграсии", выложенной мозаикой, лежали распечатанные фотографии, просьбы о молитве, вокруг - цветы и зажженные свечи. В первый раз я заметила, что к часовенке подъезжают машины. Почему-то именно на этом месте местные люди молились Божией Матери и верили, что Она слышит - именно здесь. Можно было, наверное, спросить у разухабистого вида парней, трое из которых блуждали по часовенке без дела и с одноразовыми стаканами в руках, а один вкладывал свою бумагу среди остальных и поправлял свечу. Но, увидев нас, они засмущались, молча подошли к своим мотоциклам и были таковы.
С холма, на котором располагалась часовня, открывался красивый, но по мне очень мрачный вид на холмы и овраги. Но видов на сегодня мне хватило: пока мои осматривали окрестности - я решила помолиться. Здесь, у этого "народного творчества" в виде неуклюжей мозаики. просто потому, что здесь местные люди кто как может молится Божией Матери. И я решила напоследок, перед отъездом, помолиться Ей на том месте, которое выбрали жители этой земли. Помолиться как могу это сделать я, как считаю правильным, по-своему. Подошел к концу церковный день праздника Казанской иконы Божией матери. Казанская была престолом села, в которое ходили молиться из своей деревни мои верующие предки. Казанскую чудесно обрели там, где после этого был выстроен храм моего духовного отца, мой первый храм. Казанская - предположительно день моего крещения. Не знаю ли, пели ли когда-нибудь перед "Альтаграсией" праздничный тропарь Казанскому образу - хотя в наше время очень многие католические образы и стены храмов "слышат" православные песнопения, когда в этих стенах совершается православная служба.
А дальше мы вернулись в машину, где ждала нас маленькая Казанская - благословение духовного отца, и замелькали поселки, дороги, городки и города, через несколько часов освещенная трасса вывела из столицы, и мы ехали долго-долго вдоль моря той дорогой, которую я, видимо, уже больше не увижу. "Смотрите лунную дорожку!" - напоминал супруг и вёл, не отвлекаясь от дороги, а мы завороженно разглядывали море под луной. "Лучше жить в глухой провинции у моря" - вспомнилось мне, и я с филологической безапелляционностью прочла полностью "Письма к римскому другу" Бродского - пропустив, впрочем, 4 строки ради Сашиного юного возраста и любознательности. Уставший супруг сыронизировал что-то насчет "сестерциев гетерам", сын проворчал, чтобы дали уже поспать, а я думала о том, что мне стихотворение дорого вот этими двумя строчками:
"И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться...."
Города и поселки по обочинам дороги пытались уснуть. Кто-то возвращался домой, зная, что сейчас ляжет в свою постель или уютно устроится на диване с любимой чашкой любимого напитка. А мы ехали и ехали, зная, что возвращаемся - не домой и не к своему, и что это наше нынешнее движение по дороге, соединившей части морского дна, однажды ставшего островом, - всего лишь маленькая точка на нашем большом-большом пути. И даже, возможно, не на пути - а только в его начале.