Враги и бабы

Их было немного. Всего двое. Двое в небольшой землянке, вырытой на склоне оврага. Схрон – не схрон. Дзот – не дзот. Землянка – одним словом. Но отверстие, чтобы высунуть ствол наружу все же было.

Молодой поежился. Из дыры тянуло сыростью и холодным ночным воздухом.

- Дядя Саш, давай я его чем-нибудь заткну! Ну невмоготу, чесслово.

- Я тебе заткну, - отозвался из прокопченого крошечным огоньком мрака грубый голос, - Я тебе … заткну! Зырь туда лучше!

- Да что зырить? Там ни черта не видно! Темно как в … Когда уж расцветет-то?

- Ща посмотрим, - темнота в углу задвигалась и на свет появилась ручища с зажатыми в руке часами с едва торчащим в обе стороны могучей ладони затертым ремешком.

- Ну сколько? – рука разжалась, показывав тусклый циферблат и еле заметные стрелки.

- Ну вот сколько, - сказал молодой, едва глянув на часы.

- Ага, значит, еще часок, а потом можно и выходить. Как раз самый собачий час будет. Когда самое то спиться. И не ночь уже, и не утро еще. Тут мы их и положил. Ружо смазал?

Молодой дернул на свет что-то напоминающее весло:

- Да смазал, смазал!

- Дай посмотрю?

- Дядь Саш, ну смотрел уже. Ты бы это... лучше историю какую рассказал. А то ведь еще час здесь торчать.

- Раскомандовался… Хотя историю можно. Но ружо все равно давай сюда. Лишний раз посмотреть не мешает, да и одно другому не мешает.

Ружо легло цевьем на островок света перед язычком пламени, а голос обрел контур старого вояки, бородача, склонившегося над оружием.

- Историю тебе. Историю можно, - он щелкнул железом, - Были мы однажды в бою… - он глянул в ночь через какое-то отверстие, дунул и продолжил, - Деревенька так себе. Два дома если будет, то и то хорошо. Да и бой не бой. Так популяли немного. Те в лес дернули. Мы было за ними, а потом… Ба! Рыжий в оконце глянул, а для них в хате стол накрыт, картоха горой, лук, петрушка опять же, жарево какое-то и бабы не живы, не мертвы кругом сидят. Постреляли мы для страху врагам в след, немного выждали, затем еще постреляли, а потом за стол да давай наворачивать. Наворачиваем, а тут Рыжий говорит, а где, мол, самогон?

Бабы молчат, глазами крутят.

- Не было, - говорят, - самогона.

- Да как же не было, - отвечает Рыжий, - когда я своими глазами ее в окно, вашу мать, видел. Во такую бутыляку! – и руками разводит.

Вобчем, бабы ту бутыляку куда-то спрятали. Пришлось немного потрясти их. Тьфу, а не дело! Не наши бабы! Из наших бы мы не вытрясли. Они бы сами с нас стружку сняли. А эти принесли. Ну тут мы и за самогон. А потом и за баб.

- За баб? – выдохнул молодой, - А командир?

- А что командир? Он лощиной пошел на село. Туда всех повел. Это наши пол отделения на эти два дома бросил.

- Подожди! Так это было тогда, когда в селе половину наших подстрелили? Это пока вы с бабами пировали?

Дядя Саша помолчал. Потом прошамкал:

- Подстрелили... Пировали... Кто ж знал-то. Тут за горой и не слышно, что там бой шел. Тут уж так… Кому самогон, а кому пуля. Кто ведает, что кому. Сегодня, понимаешь, так, а завтра эдак.

Брезент откинулся, и в помещение, будто мешок с картошкой, ввалился сержант. Не останавливаясь, сходу он двинул молодому солдату локтем в плечо:

- Спишь, солдат?

- Какое там, - тот попытался выпрямиться, но ноги, зажатые между грубой деревянной лавкой и столом, не позволили этого сделать.

- Сиди уж! Что нюню развесил? О … мечтаешь? Рассвет скоро. Готовсь! Скоро двинем, - сержант плюхнулся напротив, - Вопросы есть?

- Вопросов нет! – попытался бойко ответить солдат, - Про баб хотел спросить.

- Про баб, - усмехнулся сержант, - эт-т можно. Валяй!

Он стянул серый от густой темноты головной прибор и бросил его перед собой на стол.

- А Вы женщин, ну то есть баб тут того… - он замешкался, - Ну того… Было?

- Случалось, - потянул сержант. Настроен он был благодушно, а потому вроде как назревала история, - Грузовик мы как-то здесь недалече стопанули. Тех, кто в кабине сидел, понятно, сразу перестреляли… не велики чины! …а потом в кузов полезли… Думали харчи там! …а там девок с десяток. А может и больше. Ну мы и, не будь дураки, расхватали кому сколько пришлось. Кому одна, кому две, а кому и половина.

- Как это половина?

- Малой еще. Узнаешь!.. В свое время.

Повисла пауза. Солдат замер в мечтательной позе, а сержант заерзал, пытаясь пристроиться поудобнее.

- Малой еще, - добавил он в половину сонного голоса, пытаясь вздремнуть.

- А сколько тебе лет, все равно никогда не узнаешь загодя, ляжешь спать завтра сам иль тебя уложат. Пулей, - бородач коротко хохотнул над собственной шуткой. Закашлялся.

- А потом что с этими бабами сделали? – спросил молодой, дождавшись пока тот сдерживаясь, прокашляется в кулак, - В расход?

- Что ж в расход-то. Эки лихой ты? Мы уж у них и картофана полные карманы набрали, и бутыль недопитую забрали… Правда, потом по пути все равно кокнули… В этот раз не в расход.

Он еще раз прокашлялся:

- Вот такие дела! Короче, не война, а сплошные маневры!

- Баб все равно жалко, - потянул молодой.

- Что же жалко-то? – отозвался дядя Саша, - Они же не наши… Они их бабы! Они враги, понимаешь. Они врагов кормят и врагов рожают. Дошло до тебя!

- Теперь уж родят?.. Точно!

- Что!? Я вот тебе твое ружо сам знаешь куда засуну! Родишь! И не потом, а сразу тут.

Сержант дернулся во сне и открыл глаза:

- Как там? Тихо?

Он выпучился на молодого солдата, и тот, отогнув рогожу, сделал вид, что выглянул наружу:

- Тихо.

- Светает?

Дядя Саша посмотрел на часы:

- Скоро уж пора.

- Светает, - ответил солдат.

- Ну давай собираться. Дайка сюда твое орудие-то! Проверю…

- Да проверяли уже!

- А ты поговори!

Солдат нехотя подчинился.

- Вооот, - потянул сержант, тихо лязгая железом, - сейчас возьмем одного, а повезет, то и двоих, и к рассвету на базу. А база у нас знаешь где? Правильно. Где тепло да каша. Сдадим языка, командир нам по сто выпишет, а мы, значит, оприходуем их, а может двести и баиньки. Держи! Да и ремни подтяни, чтобы ничего не брякало.

- А что с теми девками-то потом?

- Что-что? В расход. Они же в форме. Враги, одним словом. Только вот без оружия, не знай почему, были. Невооруженные! Да какое у девок оружие? Только … да …!

Сержант вновь усмехнулся, а солдат, подтягивая ремни, замешкался, но потом все же спросил:

- Так уж и враги? Девки-то?

- Самые настоящие враги! На нашей земле, кто не наш, да кто с той стороны, - он махнул рукой, - все враги! И хватит болтать, пошли уже. С предохранителя пока не снимай, а то еще выстрелишь с перепугу. А мы кто? Мы разведка. Мы по-тихому должны. Нам стрелять нельзя.

Бородач в углу поднялся, и тень обрела массивную фигуру.

- Ну пойдем!

Он нагнулся и неслышно вышел на воздух. Молодой, придерживая ружо, торопясь последовал за ним.

- Тихо ты! – зарычал сержант! – Разведка!

Сквозь ночь только-только проступал первый светлый воздух. Листва еще не обрела цвет, но уже можно было в лесной темени разглядеть отдельные деревни.

- Стой! – вновь рыкнул сержант. Тихо, словно выдохнул. Солдат замер.

Сержант, жестко касаясь тыльной стороной ладони его скулы, указал пальцем прямо и чуть вверх. Сначала солдат никого не видел, но сержант давил и давил ручищей на скулу, и уже когда стало казаться, что сейчас башка разорвется, солдат охнул:

- Они!

- Вижу! – на выдохе прошелестел бородач. – Прямо по курсу. Двое. Врасплох не возьмем. Да и, кажись, нас заметили. Убирать их надо.

- Все! Рассекретили! Кранты разведке! – сержант сплюнул и точным движением положил ствол на плечо солдата. Раздался выстрел.

Бородач тупо, без лишних движений осел и ткнулся вперед. Малой дернулся и провернулся за дерево. Тут же раздался второй выстрел, но пуля лишь задела кору.

Опустившись во влажную траву, молодой, как учили в учебке, сделал в сторону два отката и, чуть приподняв голову, краем глаза увидел врага на той стороне оврага. И снова, как учили в учебке, бесшумно подобрал к плечу снайперскую винтовку, которую покойный дядя Саша забавно называл ружом, и спокойно, но быстро в два выстрела уложил обоих.

- А ведь один из них, кажись, даже сержант, - сказал он себе, перекатившись пару раз, а потом для верности еще раз.

Выждав с полчаса, смотря на светлеющее небо и прислушиваясь к каждому звуку, он подполз к телу дяди Саши, вытащил часы на кожаном ремешке из кармана, снял подсумок и взял из его рук автомат. А потом полз долго-долго, а потом еще бежал и бежал, пока не остановилось дыхание. Но даже тогда, когда уже стоял, согнувшись пополам, уперевшись плечом в березу и тщетно пытаясь отдышаться, он думал о бабах. А лучше о вражьих бабах. Что бы потом раз и все.


20.02.2020