На Мертвом море

          Мертвое море уже не удивляет. Живешь себе на дне  дымчато-розового лунного кратера, лежишь возле плещущейся бирюзы, дышишь соленым воздухом, ни о чем не думаешь, - все привычное, обыденное…, и вдруг, в момент особенно острого наслаждения благословенной пустотой, лишенной людей, замечаешь воробья.

          Он сел на столбик лицом к бассейну, затем повернул голову и посмотрел на меня. Убедившись, что я не двигаюсь, и, скорее всего, являюсь частью зеленой кушетки, расслабился. Расправил плечи, слегка раскрыл крылья, почесал под мышкой, встряхнулся, и аккуратно сложив перья, стал внимательно наблюдать за птицами у кромки бассейна. Я тоже посмотрела в ту сторону и… узнала знакомых, – да, это же наши майны, поющие скворцы! - правда, здесь они почти черные, от чего белая подкладка на их крыльях кажется белоснежной. Мы смотрели с воробьем в четыре глаза, но птицы не обращали на нас никакого внимания, - они купались.  Группа состояла из четырех-шести особей, и, когда кто-то из них улетал, прилетал другой, и число оставалось неизменным. Выложенные вокруг бассейна плиты с обильно проросшей сквозь щели травой у самой воды окантовывались бортиком. Выступающая кромка бортика со стороны плит и крутой спуск со стороны воды, делали его похожим на крошечный трамплин. Черный скворец с дрожащим от возбуждения нежно розовым клювом встал на кромку, крепко обхватил ее лапами, затем, слегка помедлив, разжал напряженные пальцы, расставил крылья, - как ныряльщик руки – и прыгнул в воду. День был прохладный, но солнечный, и вихрь воды с вибрирующими вокруг черной оси крыльями искрился алмазами.  Купальщик вертелся  юлой, подпрыгивал, болтал головой с широко раскрытым клювом, и казалось, визжал от восторга. Отплясав, он сжался в комок, пружиной взлетел наверх и чинно занял свое место в ряду. Купались они по очереди, стоящие наблюдали и переговаривались, некоторые улетали на противоположную сторону бассейна, и тогда прилетали другие.

            Мы с воробьем увлеченно следили за действом, пока он не взлетел и не опустился возле моей кушетки, вопросительно заглядывая мне в глаза. Мне, к сожалению, нечем было угостить его, и воробей, почистив клюв о траву, полетел на другой столбик. А я, закончив кроссворд, вернулась к птицам. За это время в их дислокации произошли изменения, - перед бассейном в подвижном черном ряду с  мелькающими белыми пятнами стоял толстый голубь. Голубь топтался на месте, по очереди опускал лапы в воду, пятился назад, возвращался, опять топтался и опять щупал воду.  Его подбадривал стоящий как на пружинах рядом с ним скворец, и, чтобы убедить его окончательно, плюхнулся в воду. Но голубь, так и не решившись последовать за ним, тяжело поднялся в воздух и перелетел на другую сторону, где присоединился к другим голубям.

           Недалеко от купальщиков по набережной бассейна прогуливались два крупных скворца. Кивая головами, они беседовали друг с другом и время от времени поглядывали на шумную ватагу. Затем направились в ее сторону, и как только приблизились, сразу стало ясно, что купальщики – подростки, потому что подошедшие были гораздо крупнее, уже не говоря об их степенности и солидности. «Тетушки, или родители», - подумала я, а респектабельная пара некоторое время, понаблюдав за купанием, - сами они и не собирались купаться, - сообщили, очевидно, что-то важное, потому что черная стайка тут же вспорхнула и улетела.

            А я, подложив рюкзак под голову, растянулась на кушетке, думая о том, что, хорошо было бы вот так, наблюдая за птицами, горами и  воздухом, слиться с ними и раствориться, навсегда … 

            Вернувшись в гостиницу, села в глубокое красное кресло, стоящее в углу вестибюля, и стала наблюдать за прибывающими людьми. Я  благодарно ощущала свое родство с ними, радовалась этому подзабытому ощущению и, осознавая, что завтра-послезавтра могу потерять его, прикидывала возможность следующего приезда. В конце концов, эти лунные горы, сомкнувшиеся в чашу, в которой так умиротворенно плещется живая вода под названием Мертвое море, находятся всего в трех часах езды от дома!