Красный велосипед

Хорошие у меня родители. На день рождения они подарили мне трёхколёсный велосипед. Он был великолепен — красный, с одинаковыми большими колёсами с тонкими спицами, крупными шестерёнками и серьёзной, как у трактора цепью. У всех остальных во дворе были одинаковые, несолидные, синие с большим передним и двумя маленькими задними колёсами. Все мальчишки смотрели на мой велосипед, как сейчас парни смотрят на BMW последней редакции, даже большие мальчишки из соседнего дома завидовали.

Но так продолжалось не долго. Меня стали просить прокатиться. Я не возражал, пока это были мои ровесники на маленьких, словно запорожцы, синеньких убожищах, или же бесколёсные заморыши. Но когда прокатиться стали со смехом требовать верзилы на три года старше, какое-то время я противился. Скотина, он оттолкнул меня от моего сокровища и бесцеремонно поехал на нём прочь. Его коленки упирались в руль, сиденье прогнулось. Я боялся, что велосипед развалится под ним. Я кричал, надеясь остановить подонка, но тот, со смехом, уезжал всё дальше и дальше. Я тщетно бежал за ним, надеясь, наконец, остановить конокрада. Но он крутил и крутил педали всё быстрее и быстрее, и я бежал и бежал позади, пока не споткнулся обо что-то и не упал. С залитым слезами лицом я поднялся и обнаружил, что голова моя пробита, из раны течёт кровь.

— Он голову пробил!
— Скорее! Кровь! У него кровь!
— Ты мне голову пробил!
— Это не я! Не я! Ты сам упал и пробил голову о кирпич!
Я посмотрел вниз и увидел торчащий из земли твёрдый красный кирпич. Меня, всего в слезах и крови, повели домой.
— Он голову пробил!
Я боялся, что из раны вот-вот потечёт белый, как творог, мозг.
— Скорую!

Голову забинтовали. Слава богу, меня успокоили, что мозг не течёт, только кровь. Из зеркала смотрел красный командир с пробитой головой. На белой бинтовой повязке красной революционной звездой расплылось большое кровавое пятно. Врачи сказали, что рана не глубокая, и зашивать её не надо. Кость не пробита, только сильный ушиб. Уже не было так страшно, и я гордился своим героическим отражением в зеркале. Все во дворе, кто пробивал голову, считались героями.
Первым голову пробили Юрику. Дети из детского садика за высоким дощатым забором бросили через него камень. Этот камень угодил прямо Юрику в голову. На его кепке появилось бурое пятно. И Юрик сразу же сделался героем! Теперь и я ничем не уступал Юрику, а кровавая повязка на лбу затмевала серую кепку с бурым пятном.
В конце концов, нас с мамой повезли в больницу делать укол от столбняка, противостолбнячную сыворотку. На саму голову никто, казалось, внимания не обращал. Перед уколом мама поинтересовалась, через какое время можно делать повторную прививку, потому, как мне совсем недавно ещё её делали. Сестра сказала, что всё в порядке, ещё одна прививка не повредит. Мне сделали укол и велели некоторое время подождать. И вдруг меня стали донимать комары, их укусы страшно чесались. Мама какое-то время уверяла меня, что никаких комаров в комнате нет. Однако я продолжал чесаться.

И вдруг все вокруг меня забегали, началась суета и паника. Выяснилось, что чесался я не из-за комаров, а из-за передозировки противостолбнячной сыворотки. Всё моё тело раздулось и страшно зудело. Меня увели в палату, уложили на кровать. Потом несколько дней поили ужасно горьким хлористым кальцием.
Всё обошлось, хотя, как потом выяснилось, от смерти я был очень недалеко. На некоторое время мне запретили есть клубнику, чтобы не случилось нового приступа аллергии. Нельзя, так нельзя, хотя и очень хотелось. Но тут неожиданно у нас в доме появился ананас. Никто его раньше не пробовал, все никак не могли дождаться момента, когда его можно было бы со всей торжественностью съесть. От экзотического фрукта исходил ни с чем несравнимый тропический запах. И сам он был великолепен, словно огромная колючая еловая шишка с острыми листочками на макушке.

Хорошие у меня родители. Короче, хотя мама и подозревала о возможных последствиях, в ананасе отказать совесть ей не позволила. Ночью я не мог спать — страшно покраснела и раздулась рука. В этот раз скорая меня не увезла. Врачи только сделали укол и посоветовали хотя бы год воздерживаться от сильных аллергенов, к которым помимо клубники добавился экзотический ананас.
С тех пор мне не делали никаких прививок, чему я был всегда очень рад. Всякий раз, когда в школе или где-то ещё делались принудительно-обязательные вакцинации, я не без торжественной гордости произносил лицам в белых халатах магически действовавшую фразу:
— Мне нельзя. Сывороточная болезнь.
От этих звуков шприц чуть ли не выпадал из рук медсестёр.

В общем, хорошие у меня родители. И хорошо, что они подарили мне счастливый красный велосипед. Хорошо, что конокрад его угонял, а я бежал, споткнулся, упал, пробил голову и получил волшебную болезнь, сделавшую меня исключением из правил.
А ещё мне стало нельзя какое-то время ходить в детский сад. Меня оставляли у соседей, где дед Миша самозабвенно обучал меня произносить матерные слова. Ещё он плёл соломенные шляпы, которые раздаривал соседям, в том числе и мне. Вот откуда та шляпа, что оставила след на фотографии, запечатлевшей мой будущий менталитет русского ковбоя. Тогда я ещё не знал о существовании особых кожаных сапожек на каблуках, протёртых джинсах и шейных платках. До сентября и первого школьного звонка, я один гулял во дворе. Все прочие, обыкновенные ребята, не проявившие необходимого героизма, сопряжённого с риском преждевременной смерти, продолжали заурядно ходить в детский сад.