Кристина

    Она проснулась около девяти утра с очень конкретным ощущением, что сегодня непременно произойдет что-то значительное. А может даже прекрасное. Кристина совершенно бы не удивилась. Она уверена, что давно готова. И более того, она не только не боится этого, а с нетерпением ждет. Если бы её кто-то спросил, а чего, собственно, этого, она бы даже не сразу нашлась, что ответить. Чего-то такого интересного, волнующего и необычного. Чего ещё в двадцатипятилетней Кристининой жизни никогда не происходило. Чтобы эмоции через край и дух захватывало! Чтобы было потом, что вспоминать и о чём рассказывать. Не удивилась она также и самому этому ощущению. Она ему была рада, как дорогому и очень приятному гостю. Тем более что такое происходит с ней уже не в первый раз. И совершенно не важно, что предчувствия эти не всегда оправдываются, главное, что они хотя бы изредка приходят. И в такие дни Кристине хочется открыто и смело войти в новый день, распахнув доверчиво в преддверии счастья глаза и сердце. Она тогда чувствует себя не только способной обнять целый мир и озарить его своей любовью, но даже немного летать. Такое ожидание счастья и состояние переполнявшей радости очень часто случалось с ней в детстве. Потом надолго исчезло и вот теперь стало появляться снова. И это притом, что Кристина никак не считала, да и чисто объективно не могла считаться какой-нибудь неудачницей или, тем более, женщиной несчастной судьбы. Как раз наоборот, она молода, хороша собой, живет в прекрасном загородном коттедже с любящим и, разумеется, любимым красавцем-мужем, к тому же преуспевающим бизнесменом. Да и сама она не пустышка какая-нибудь, вовсе нет. Кристина закончила факультет журналистики МГУ с красным дипломом, между прочим, и даже успела поработать в редакции одного, довольно известного «толстого» журнала, правда до тех пор, пока её умный, красивый муж, усмехнувшись, однажды не поинтересовался, зачем ей это нужно. Константин после своего физико-технического института работал IT-менеджером в фирме «Телекомсервис», а после окончания академии государственной службы, отец Кристины устроил его к себе, в компанию «СтройИнвест», генеральным директором которого Костин тесть являлся последние три года. Компания её отца, а теперь и мужа занималась оптовой и розничной продажей стройматериалов, а также гидроизоляцией. Сейчас муж, конечно, уже на работе. Он ужасно много работает последнее время. Они почти не видятся. Кристина повернулась, обхватила его подушку обеими руками и зарылась в неё лицом. Наволочка пахла немного Костей, его любимым парфюмом,а также чем-то ещё неуловимым, но, вне всякого сомнения, чрезвычайно приятным. Надышавшись вволю, Кристина откинулась на спину и с мечтательной улыбкой посмотрела в окно. И хотя с этого положения ей были видны лишь несколько дымчато-матовых лап голубой ели, перламутрово-дрожащие веточки березы да кусочек бледно-голубого, словно выстиранного июньского неба, она сразу поняла, что день будет прекрасным.
     Кристина села в кровати и с удовольствием потянулась. Самочувствие было прекрасное, настроение лучше некуда, энергии хоть отбавляй, а жизнелюбия легко хватило бы на пятерых. Она буквально слышала, как душа поёт и с удовольствием расправляет занемевшие крылья. Кристина прислушалась: музыка звучала вполне реально, хотя и довольно приглушенно.
- Костин телефон! - вдруг осенило её, и она бросилась вниз по лестнице. В этом доме они с мужем жили всего полгода, и она все ещё не до конца освоилась с его планировкой и размерами. - Ах, Костя, Костя! - лихорадочно искала она телефон, ориентируясь на тихую, едва доносившуюся мелодию. И как она её вообще расслышала в спальне на втором этаже? - Вот что значит работать без выходных, - крутилось у неё в голове, - Никогда ещё за четыре года их семейной жизни не было такого, чтобы он, уезжая на работу, забыл бы что-нибудь. Вчера он опять вернулся поздно, очень уставший, хотя и довольный, что важный для их организации контрактс французами всё-таки состоялся. Теперь Костя летит в Марсель для оформления завершающего этапа сделки по поставке гидроизоляционных материалов.
     Наконец она обнаружила телефон в прихожей, который, оказывается, соскользнул в отверстие между подушкой коридорного диванчика и его подлокотником. - Так вот почему Костя забыл его, - догадалась Кристина, - Он его просто не увидел. Видимо, пока муж обувался, положив телефон рядом с собой, он сюда и юркнул. Пока она его искала, а потом доставала, звонки, разумеется, уже прекратились. Кристина стояла в растерянности и смотрела на дисплей умолкнувшего аппарата. Увидела два пропущенных, от некоего абонента, обозначенного в Костином телефоне под литерой «Е». Кристина не знала, что следует делать в таких случаях. У неё не было такого опыта. Мужу своему она доверяла полностью и безусловно. Точнее, ей даже и в голову бы не пришло, что может быть как-то иначе. Ведь если нет доверия, зачем тогда жить вместе?! Тем более что Костя за всё время, что они женаты ни разу не дал ей повода не то, чтобы для ревности, но даже для лёгкого сомнения.
- А вдруг это Костя?! - всполошилась она, - Ну да, - чуть ли не с облегчением выдохнула Кристина, - Обнаружил, что телефона нет, и сейчас звонит ей с чужого, чтобы удостовериться, что он его не потерял. Кристина нашла в его телефонных контактах «Е», нажала кнопку вызова и прошла в холл. Ей ответили с такой скоростью, будто только и ждали, когда же она позвонит. Кристина не успела сказать ни единого слова, и даже не до конца сформулировала про себя обращение к неизвестному, она только знала, что оно должно было быть коротким, понятным и лаконичным, чтобы не отвлекать коллегу мужа отвлеченными и пространными разговорами о забытых дома телефонах. То, что звонок был с Костиной работы, у неё сомнений не вызывало. А кто же ещё мог звонить в 9.13. и 9.27. утра, если не сам Костя, разыскивающий свой телефон или сотрудник их компании, чей номер был в списке контактов мужа? Так вот, едва только Кристина, приоткрыла рот, чтобы назвать себя, как совершенно неожиданно телефон нежным, женским голосом запел ей прямо в ухо:
- Котик, - именно так почему-то обратилась к ней незнакомка, - Привет… Хотела сказать, что сегодня вряд ли получится, - видимо говорившая находилась в дороге, до Кристины доносился шум улицы, гул двигателя и резкий звук клаксона, из-за которого несколько слов она не разобрала, - … сколько же кретинов на дороге и тупых овец! - с негодованием в голосе комментировала дорожную ситуацию неведомая женщина, - Котик, - снова ласково пропела трубка, - У меня сегодня вечерний эфир, да и потом нужно будет задержаться у Карапетяна по поводу того интервью с Гариком…
- Кристина стояла посреди своего большого, роскошного холла, оформление которого она, как и всю прочую обстановку в доме разрабатывала лично, хотя и в тесном соавторстве с модным дизайнером, и совершенно не знала, что говорить и самое главное, что делать, - Ну не сердись, любимый, иначе не видать мне Франции, ты же знаешь, босс ни за что не отпустит, пока я не подчищу хвосты… А мы же с тобой не хотим этого, правда? Уверена, мы с тобой хотим одного и того же, например устроить нечто ещё более грандиозное, чем та сентябрьская Барселона, я права, Котик? - женщина медленно, протяжно выдохнула и продолжала, - Хотя вчера, ты не был моим Котиком, - в этом месте повисла настолько значительная, наполненная определенным смыслом пауза, что Кристина вдруг подумала, что если бы её можно было попробовать, то на вкус, она напоминала бы шоколадный ликер.
 -Ты был настоящим тигром…- Кристина могла поклясться, что услышала, как эта особа сладострастно застонала. В ужасе, Кристина отключила телефон и с омерзением швырнула его в кресло, до которого так и не дошла.
- Вот интересно, а что же теперь делать?- задала она себе дурацкий, к тому же, совершенно бессмысленный вопрос. Почему-то ей казалось, что необходимо срочно начать действовать, ну или хотя бы что-то предпринять. Но вместо этого она села на самый краешек чудного, обтянутого белой итальянской кожей дивана, (предмет её не слишком тайной гордости), и слегка раскачиваясь, попыталась собраться с мыслями. - Итак, что мы имеем? - изо всех сил пытаясь не терять самообладания, размышляла она, - У мужа есть любовница, - Боже мой, как же это пошло и мерзко! - вслух перебила она себя, и, обхватив руками живот, закачалась сильнее. - Так вот, - с усилием взяв себя в руки, продолжила она через некоторое время, -И длятся эти отношения не меньше года, в Испанию, по делам фирмы, он действительно летал прошлой осенью.
- Какой молодец, - подумала Кристина, - Да, этого у него не отнять, умеет Котик совмещать полезное и приятное. Рационализаторскую составляющую его личности отмечала даже мать Кристины ещё до их свадьбы.
- Ну вот, собственно, и всё! - подвела она невесёлый итог своего короткого персонального совещания, - Эта «Е» телеведущая или редактор программы, одним словом, какая-то фифа из ящика. Лицо, скорее всего, медийное, и, наверняка, очень привлекательное. На другое бы Костя и не взглянул. Кристина тяжело поднялась и направилась к лестнице. Взбиралась она медленно, как старуха, грузно наваливаясь на перила. На предпоследней ступеньке Кристина остановилась и добавила про себя:
- Ах да! Чуть не забыла, у нашего Котика с  этой «Е», судя по её весьма недвусмысленным замечаниям, отличный секс! В спальне Кристина остановилась напротив большого и вычурного зеркала, довольно искусной подделке, выполненной в стиле ампир. Кристина с неудовольствием смотрела на отражающуюся в нем бледную молодую женщину, в розовой шелковой пижаме и длинными спутанными волосами. Сзади неё была видна неприбранная двуспальная кровать, а прямо за её левым плечом выглядывала подушка Кости. Схватив её с каким-то гортанным звуком, Кристина, что есть силы, метнула несчастную с лестницы. За спиной она услышала оглушительный звон разбитого стекла, но, не оборачиваясь, удовлетворенно кивнула и вернулась в комнату. Проходя мимо зеркала в ванную, Кристина намеренно отвернулась, чтобы даже мельком не видеть своего отражения. С самого детства ею твердо была усвоена одна из незыблемых аксиом, встроенная намертво, благодаря матери, непосредственно в подкорку: любые затруднения разрешаются гораздо эффективнее не столько на свежую голову, сколько на чистую.  Одеваясь после душа, она услышала, как подъехал к дому Костя. Беспорядочно заметавшись по комнате, в лихорадочном намерении спрятаться, и получить столь необходимую зачем-то ей сейчас отсрочку, Кристина безмолвно и неистово взывала неизвестно к кому о помощи и защите. Она понимала, что не может видеть своего мужа, и уж тем более, разговаривать с ним. По крайней мере, сейчас, когда всё это навалилось на неё так внезапно, болезненно и остро. Она услышала, как Костя поднимается по лестнице, и не придумав ничего лучше, с каким-то остервенением и ненавистью принялась снимать постельное бельё. Костя остановился в дверях со своей подушкой в одной руке, а телефоном в другой, и пару секунд внимательно смотрел на жену, яростно сражающуюся с пододеяльником и старательно избегающей его взгляда.
- Ты решила заняться уборкой? - с улыбкой спросил Костя, протягивая ей подушку, - Вот это я подобрал внизу, она лежала на черепках греческой вазы, которую мы привезли с тобой из свадебного путешествия.
- Да… - Кристина тяжело дышала и заставила себя взглянуть на мужа. Костя, стройный и высокий, в чудесном синем костюме-тройке, безукоризненно уложенными волосами и чуть тронутым нездешним загаром красивым лицом, смотрел на неё с легким, доброжелательным высокомерием положительного киногероя.
- Да…- снова повторила она, почему-то не допуская даже мысли о том, чтобы выяснить отношения прямо сейчас. Позже она много размышляла об этом, но разумного объяснения так и не находила. По какой причине, недоумевала Кристина, она не сообщила мужу, что ей все известно в то же утро, когда он вернулся за своим телефоном? Почему молчала, как дура, как маленькая, испуганная девочка? Что помешало ей устроить грандиозный, образцово-показательный скандал в классике жанра, с подробным и шумным выяснением всех обстоятельств подлейшей этой истории, как поступила бы на её месте любая другая нормальная женщина? Ничего этого Кристина не сделала, и самое главное, даже не знала почему. Возможно, испугалась того, что за этим может последовать. И что надо будет принимать какое-то решение, а она не чувствовала себя готовой к этому. А может в глубине души надеялась убедить себя, что это неправда, что не было этого проклятого звонка, разрушившего своим треньканьем её семейную жизнь. Или просто Кристина была настолько ошарашена этой ситуацией, что впала в эмоциональный ступор. И подсознательно выбрала самую безопасную в данном случае выжидательную позицию, для того, чтобы собраться с мыслями и силами для принятия оптимального решения. У неё не было ответа. Вместо этого, она с усилием, как будто каждое слово причиняет ей нестерпимую боль, проговорила:
- …Хотела вынести одеяло… и подушки на солнце,… день будет жарким, но нечаянно уронила одну…- Кристина чувствовала, как её щеки из бледно-розовых делаются пунцовыми. Врать она, конечно, так и не научилась, но сейчас её мама была бы ею довольна, подумала Кристина. Ведь, положа руку на сердце, мать всегда считала единственную свою дочку весьма простоватой и не в меру наивной.
 - Ты что-то забыл? - невинно спросила она. Муж озабоченно кивнул:
- Телефон забыл, представляешь? Пришлось вернуться, столько всего успеть нужно, а без телефона никак. Интересно, почему он выключен, я вроде…,
- Мне никто не звонил? - поднял он глаза на жену, - Нет, - ни моргнув глазом, опять соврала Кристина, - Но может я не слышала, я сегодня что-то не очень хорошо себя чувствую, прости, но мне нужно загрузить бельё. Кристина с охапкой белья попыталась обойти его, - Я помогу, - сделал шаг навстречу к ней Костя, - Нет, - громче, чем хотела, вскрикнула Кристина, и закусила губу. Ей стало страшно, что он может случайно коснуться её, а это было бы сейчас невыносимо. В прямом смысле. Кристина боялась, что в этом случае она просто закричит.
- Всё нормально, - взяв себя в руки, медленно и тихо сказала она, - Ты и так задержался, я справлюсь… Костя с удивленным сочувствием какое-то время смотрел на неё, и затем произнес:
- Ты действительно что-то неважно выглядишь, малышка, - в его голосе звучала искренняя озабоченность, - Бросила б ты эту всю затею, - глядя на охапку белья в углу, сказал Костя, - В субботу придет Алёна и все сделает, а ты бы лучше позвонила своему доктору. Кристина, сжав кулаки, так что её длинные ногти наполовину вонзились  в ладони, медленно подняла на него глаза. Костя в это время сосредоточенно вглядывался в засветившийся экран телефона и потому не мог видеть тяжелого, немигающего взгляда, каким смотрела на него сейчас его жена. Кристина вдруг подумала о том, что если он немедленно не уйдет, то всё это сохраняемое ею из последних сил эфемерное, зыбкое и трагикомическое псевдо спокойствие лопнет, как мыльный пузырь. Костя, нахмурившись и убирая телефон, во внутренний карман пиджака, глянул на неё, - Крис, я, правда, волнуюсь, обещай, что позвонишь врачу, - опустив голову, она кивнула, - Всё, малыш, нужно бежать, - он посмотрел на часы, подарок её отца, в честь его назначения год назад руководителем отдела, - О, у меня намечаются  проблемы…Постараюсь быть не очень поздно, в любом случае, я позвоню…Он с ласковой улыбкой посмотрел на неё. Кристина снова испугалась, что сейчас по привычке, он захочет поцеловать её, поэтому, отворачиваясь, резко и поспешно выпалила:
- Пока…Удачного дня, милый… - выдавила она и тут же внутренне содрогнулась. - Милый?! - ехидно-вопросительно передразнила она себя, - Серьёзно?! Фу, да что со мной такое сегодня… 
     Ей стало легче только, когда муж вышел из дома, и она услышала звук отъезжающего автомобиля. Это было новое чувство, до сих пор неизвестное, а потому тревожное и настораживающее. Кристина с отвращением швырнула постельное бельё на пол. Она спустилась вниз, постояла в холле, затем вышла во двор. Черный доберман, гладкий и блестящий, как антрацит, тут же бесшумно подбежал к ней, подрагивая от радости и нетерпения поджарыми боками и тонкой спиной. Собака удовлетворенно фыркнула, лизнула Кристине руку и с бесконечной преданностью, смотрела на неё глубокими и влажными темными глазами с фиолетовым отливом. Она рассеянно погладила узкую вытянутую голову, от чего животное пришло в абсолютный восторг, граничащий с экстазом, с еще большим азартом перебирая в ритме вальса изящными и стройными, длинными лапами. Вопреки его ожиданиям, Кристина никак не реагировала. Она смотрела куда-то вперёд невидящими глазами и стояла, как изваяние. Пёс был настолько растерян явным нежеланием хозяйки играть, и её полной отстраненностью, что устав бодать её ладонь своей головой, начал тихонько скулить, припадая на передние лапы.
- Не сейчас, Грант…- рассеянно проговорила Кристина и вдруг развернулась, толкнула стеклянные двери, пробежала через холл, немного задержалась в прихожей, кинула что-то на ходу в свой рюкзак и выскочила из дома.
     Оставаться здесь она просто не могла. Это ей стало понятно как-то сразу и окончательно. У неё сформировалось устойчивое, переходящее в уверенность ощущение, будто прежняя она куда-то подевалась, а вместо неё появилась другая, новая Кристина, пугающая её саму до чёртиков, раздираемая противоречивыми чувствами, к тому же притворщица и лгунья. Кристина опасалась, что теперь она такой и останется, потому что это и есть она настоящая.
     Было непривычно и страшно. И самое главное, совершенно непонятно, что с этим делать. Кристина так никогда раньше не поступала. То есть, она не могла до сегодняшнего дня представить ситуацию, при которой она вдруг сломя голову, выскочила бы из дому неизвестно для чего и куда. И даже не представляя при этом, как, например, она будет добираться до города или куда там она собралась. Потому что, по крайней мере, до сих пор, Кристина всегда знала, что и зачем она делает, так как имела привычку, ещё со школы, заранее планировать все, что намерена была реализовать. С другой стороны, и причин для такого спонтанного поведения у неё, собственно, никогда и не возникало. У Кристины вообще до этого телефонного звонка жизнь текла спокойно и размеренно. Из добрых, заботливых и сильных отцовских рук, она плавно и органично попала в ухоженные, и не менее бережные руки мужа. Да и в целом, по жизни, как-то так все складывалось гладко да удачно, без материальных или каких-нибудь там социально-психологических затруднений, словом, без особых неприятностей и проблем. Ничего особенно и не желая, Кристина всегда получала то, что ей было нужно, причем, как правило, своевременно и, зачастую, в гораздо большем объеме. Хотя специально ничего для этого не делала. Просто бывает же так, что живёт себе человек в своё удовольствие и всё. Особенно не напрягается, но и воду не баламутит.
     Выйдя из маршрутки возле какого-то торгового центра, Кристина пошла вдоль широкой, многолюдной улицы, почти не ориентируясь во времени и пространстве. Кристина не очень поняла, как и на чем она приехала в город. Ей раньше никогда не приходилось пользоваться общественным транспортом. Если Костя не мог её отвезти, она звонила водителю отца - Руслану или вызывала такси. Да и эти меры были временные, так как через пару недель она получает права. И значит, скоро будет ездить сама, куда только захочет, ведь в гараже стоит белоснежный джип, её собственный! Подарок Кости на 25-летие любимой жены. Здесь мысль будто споткнулась о какую-то невидимую, но болезненную преграду и она криво усмехнулась.
     Сейчас Кристина помнила, что шла по дороге, когда рядом с ней остановилась газель и несколько человек вышло. Другие, напротив, стали заходить внутрь. Какая-то девушка, стараясь обойти её, чувствительно царапнула руку Кристины пряжкой своей объемной сумки. Она вздрогнула, будто на время проснулась и на секунду замешкавшись, поднялась в газель следом за ней. Как и сколько они ехали, Кристина не запомнила совершенно. Она просто снова очнулась, когда на какой-то остановке люди стали шумно выходить. Оплатив проезд, она автоматически вышла с остальными. Сейчас Кристина почти бессознательно двигалась куда-то среди людей, скорее по инерции, отстранённо и равнодушно. Она не узнавала ни эти витрины и здания, ни улицу, ни район города, в котором прожила большую часть жизни, училась и даже, пусть и недолго, работала. Она смотрела без всякого любопытства по сторонам, не узнавая ничего. И была этому почти рада. То есть, если бы в данный момент она была бы способна вообще что-то чувствовать, то, скорее всего, это напоминало бы чувство удовлетворения. От того, в первую очередь, что она сейчас далеко от своего дома, в незнакомом месте, где никто её не знает и всем, фигурально выражаясь, плевать с высокой горочки, почему она здесь, что с ней случилось, куда она направляется и о чем думает. А думала Кристина о самых разных вещах. Но в основном, конечно, о себе и своей жизни. В толпе людей думать почему-то было легко и даже приятно. Мысли, усиленные воспоминаниями и подкрепленные собственными умозаключениями, текли плавно и ненавязчиво.
     С самого детства Кристина была послушным ребенком, почти идеальным. Умненькая, здоровая, симпатичная малышка. Ну просто мечта любого родителя. Она и являлась, хоть и отстроченной, но все же, в конце концов, воплощенной в жизнь мечтой своих родителей. Дело в том, что Кристина была не только единственным, но и поздним ребенком в семье. До неё у матери было несколько выкидышей. Поскольку случались они уже на довольно поздних сроках, было известно, что все они являлись особями мужского пола. Врачи говорили о какой-то патологической несовместимости. И о том, что виноват отрицательный резус-фактор матери. А некоторые констатировали некую генетическую аномалию. И советовали подумать об усыновлении, дескать, время идет, почему бы не осчастливить какую-нибудь милую крошку. Тем более, прозрачно намекали Кристининым родителям, уж кто-кто, а вы-то можете себе это позволить. Позволить они, конечно, могли, но не хотели. То есть не хотели чужого, а хотели своего, личного. Доктора, вздыхали, разводили руками, и не очень уверенно советовали не оставлять попыток, потому как чудеса иногда все же случаются и приглашали через некоторое время пройти ещё один оздоровительный курс. А кое-кто пространно рассуждал о смене партнера и иллюстрировал свой рассказ успешными примерами внедрения этого метода из собственной практики. После девяти лет нерезультативного лечения, безуспешных попыток и оплакивания четвертого по счету выкидыша-мальчика, родители Кристины оказались на Украине, в Тернопольской области, недалеко от Свято-Успенской Почаевской Лавры. Советская манекенщица польского происхождения, Инесса, мать Кристины, от кого-то узнала, что вблизи этого места находится целебный источник святой Анны, помогающий бездетным парам обрести долгожданное родительское счастье. Отец Кристины с женой не спорил. Выслушал её и кивнул со словами: «Значит, съездим». В селе, где они остановились, Инессе посоветовали сходить к бабке Христе, которая была местной знаменитостью, считалась уникальной знахаркой и ведуньей. Бабка Христя, увидев Инессу, сердито замахала руками и выкрикнула:
- Зачем ты пришла ко мне? Десятый год все ходишь по разным местам, да всё просишь. А того не знаешь, что не о том ты просишь, - бабка Христя сверкнула из-под платка недобрым глазом, и уже тише сказала:
- Не там ты ищешь, смекаешь, девонька? И не у тех… Ступай с Богом…- она повернулась спиной к ошарашенной гостье, явно давая понять, что разговор окончен. Инессу предупреждали о непростом характере знахарки, но к такому приёму даже решительная и уверенная в себе Инесса не была готова. Она растерянно переступала с ноги на ногу, будто выжидая чего-то.
- Ну чего стоишь, иди, говорю, - бабка Христя искоса посмотрела на Инессу, и медленно покачала головой, - Ох, и упертая ты, как я погляжу, - она замолчала и с сомнением разглядывала молодую женщину, как бы прикидывая, стоит ли ей сообщать информацию, которой она располагала или нет, - Говорю же, нечего тебе у меня делать, считай, что вымолила, да только зря ты, Яся, на алтарь-то материнский всю душу свою выложила, как бы и не раскаяться потом,- живой, карий глаз Христи, которым она косилась на Инессу, вдруг заволокло, словно матовой пленкой и он потух, безжизненный, наполовину прикрытый таким же неподвижным, будто мертвым веком. Но Инессу поразило вовсе не это, а то, что Христя обратилась к ней почти забытым домашним именем, каким звала её только покойная бабушка в детстве, самый близкий и родной для Инессы человек. Никого в своей жизни она так не любила, как её. Она почувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы, но тут Христя вдруг встрепенулась, сверкнула ожившими глазами и зычно провозгласила:
- Только раз наполненная будешь, - сердито посмотрела на Инессу, и повторила громко и раздельно, как маленькой:
- Только один раз, поняла? А затем пустота - загадочно проговорила она уже тише, - Пустота внутри тебя, Яся, и пустота снаружи, - бабка Христя забормотала совсем тихо, - Девка у тебя славная выйдет, да только и она пустая будет. Через год захочешь приехать сюда, но тебе скажут, что я умерла. А ты все одно, приезжай, Яся, и тёзку-крестницу мою привози, ведь смерти нет, Ясенька, это люди по неразумению своему так считают, да только неверно это, а теперь иди, устала я, - Христя почти упала в кресло, откинула голову и замолчала. Инесса тихо вышла. Ровно через девять месяцев у Инессы с мужем на свет появилась здоровая девочка, которую в честь бабки Христи, нарекли Кристиной. Однако в процессе родоразрешения Инесса едва не умерла. У неё началось маточное кровотечение прорывного характера, вследствие чего этот орган,  пришлось удалить. А через год они приехали в то село, чтобы крестить свою трехмесячную дочь. И крестной матерью Инесса видела только бабку Христину. Но почему-то совсем не удивилась, и даже не расстроилась, когда ей сказали, что Христя умерла этой весной. Инесса кивнула и улыбнулась. Крестной матерью стала хозяйка домика, который родители Кристины снимали, когда приезжали сюда. Это было не так уж важно для Инессы, кто формально был вписан в крестные её отвоёванной у судьбы дочери. Главным было то, что она не просто верила, а точно знала, кто ею является на самом деле.
     За полгода до рождения Кристины, тридцатисемилетняя Инесса оставила работу. Как позже выяснилось - навсегда. Сначала из-за того, что они с мужем опасались выкидыша, затем необходимо было восстановиться после тяжелых родов, да и ребенку несмотря на целую команду нянечек, гувернанток и помощников по хозяйству, необходимо было материнское внимание, ну а потом… Потом Инесса решила, что поздно, и она вышла, как говорится, в тираж, что было, отчасти, правдой. Век манекенщиц, как известно, недолог, да и выглядела она уже далеко не так сногсшибательно, как ещё совсем недавно. Но определяющим было то, что Инесса изменилась не столько внешне, сколько внутри. Что-то надломилось в ней после того, как она лишилась матки. Или даже окончательно сломалось. Из энергичной, остроумной и яркой молодой женщины она медленно, но верно превращалась в раздражительное, желчное и слезливо-мстительное существо. Дочь свою она любила, но какой-то странной, болезненной любовью, выражавшейся, в основном, в тщательном, многоаспектном анализе недопустимого с точки зрения матери стиля одежды дочери, её прически или манеры поведения. Самые большие изменения произошли в её отношениях с мужем. Инесса по-прежнему любила его, а нуждалась в нем даже гораздо больше, чем раньше, но что-то стало между ними, что не позволяло, не только приблизиться, но хотя бы поговорить по душам. Она изводила его своей подозрительностью и ревностью, которые по мере того, как их дочка росла, приобретали совсем уж космические масштабы. Он же в ответ морщился, как от боли, угрюмо молчал, иногда беззлобно огрызался, а если приходилось совсем туго, просто уезжал из дома. Когда Михаилу, отцу Кристины однажды стало ясно, что прежней его Инессы уже никогда не будет, он с болью в сердце, о которой никто и не догадывался, принял это. Тяжело, мучительно, но принял и смирился. Это было похоже на то, как если бы ему пришлось ампутировать часть собственного тела, в котором началась гангрена. Очень страшно, невыносимо больно, но необходимо, если хочешь жить. Михаил хотел и потому сделал это. Это как в бизнесе. Он был успешный предприниматель и отлично знал, что далеко не всегда стройные и экономически привлекательные бизнес-проекты остаются такими же при их реализации. И чтобы оставаться на плаву, нужно уметь отличать цельные зерна от плевел. И вовремя отсекать последние. Он обладал волчьим нюхом на убыточные и заведомо провальные идеи. Иначе он не стал бы легендой при жизни. И не прошел путь от машиниста башенного крана, до совладельца крупнейшего предприятия. Инесса никогда ни в чем не нуждалась, у неё было все, что она хотела, кроме него. Её он от себя отсек раз и навсегда. И больше никогда не разрешал себе ни думать, ни рассуждать на эту тему. Странно, но никому из них не пришла в голову мысль о разводе. Никогда. Даже после того, как у Михаила, чуть ли не вполне официально появилась вторая семья. Наоборот, Инесса после этого успокоилась, как-то доброкачественно что ли, поутихла, как будто услышала долгожданную весть, и может, наконец, заняться своими делами. Она стала иногда консультировать в Доме моделей на добровольных началах и относилась к этому занятию очень серьезно. Однако когда муж предложил ей открыть собственную такую школу и предлагал себя в качестве спонсора, Инесса отказалась наотрез. По своей привычке, укоренившейся в последние годы, смерив его долгим, ничего не выражающим взглядом, никак не объясняя и не комментируя своё решение, она просто высокомерно удалилась с гордо поднятой головой.
     Кристина всё шла и шла по улице, не чувствуя ни усталости, ни желания понять где она находится и куда, собственно говоря, идёт. Она шла и боялась остановиться. Ей казалось, что тогда в голову полезут совсем другие мысли. И случится что-то непоправимое. Что именно Кристина не знала, но была уверена, что лучше не останавливаться. Идти сколько получится. Или сколько сможет. Она шагала и думала, что самая большая странность заключалась в том, что вопреки семейной обстановке в частности, и здравому смыслу вообще, она никогда не чувствовала себя в родительском доме несчастной или ненужной. Благодаря огромной любви и заботе отца, требовательной, но искренней привязанности матери, а также собственному легкому характеру, Кристина очень бы удивилась, если бы ей кто-то сказал, что с их семьёй что-то не так. Несмотря на внешнюю холодную отстранённость матери, и постоянную занятость отца, ей было хорошо в их доме. Кристина никогда не чувствовала себя чем-либо обделенной. С раннего детства она крепко-накрепко усвоила, что мама не здорова, а потому огорчать её чем-либо ни в коем случае нельзя. Тем не менее они прекрасно ладили и Кристина не находила ничего особенного в том, что её мама не столь эмоциональна, открыта и чувствительна, как у некоторых её школьных подруг. Инесса скорей обратила бы внимание на беспорядок в одежде дочери, чем на её душевные переживания. Кристина осознала это ещё в дошкольном возрасте и приняла, как должное. Ей не только не приходило в голову устраивать из этого трагедию, а наоборот, льстило серьёзное отношение матери, к ней, как равной. Кристину искренне восхищал стоицизм Инессы, которую самому раскрепощенному воображению не под силу было бы представить хлопочущей матерью-наседкой. Более того, Инесса всегда считала недопустимым сюсюканье и тисканье, даже если речь шла о собственном младенце. На этот счет, няньки, допускавшиеся к уходу за малышкой, жестко инструктировались Инессой лично.
     Неожиданно улица кончилась, и Кристина вынуждена была остановиться. Она огляделась: справа расположился какой-то громадный промышленный объект, даже через дорогу, выглядевший устрашающе, а слева, где она и находилась, тротуар резко и бесцеремонно заканчивался уродливым кирпичным забором, резко уходящим в сторону. Становилось жарко, Кристина пожалела, что не купила воды, пока была такая возможность. Она посмотрела на бледное небо. Раскаленный белый шар слепил прямо в лоб.
- Сейчас около двух часов, - машинально отметила она. Часы Кристина забыла, а телефон не взяла намеренно. Она почувствовала, что очень голодна и вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Кристина решила поискать кафе, бистро или что-то в этом роде, чтобы купить воды и перекусить. Она ещё раз оглянулась, вздохнула и пошла вдоль кирпичного забора, свернув за ним в какой-то переулок.
     Как только Кристина возобновила движение, воспоминания её потекли в том же порядке, в котором их на время прервал кирпичный забор. Мысли её, словно благородные воспитанницы пансиона в церкви, не нарушая общего порядка, чинно и смиренно дожидались своей очереди на исповедь.
     Настоящим другом Кристины был отец. Даже сейчас, глядя на запылённые носки своих кроссовок, поочередно вплывающие в поле её зрения, вспоминая отца, она улыбалась. Умный, добрый и сильный. С детства он казался ей всемогущим, или, по крайней мере, наделённым какой-то волшебной силой, что выгодно отличало его от всех остальных людей. Да так оно, по сути, и было. Полное и абсолютное принятие, вот что всегда она чувствовала глядя на него. Это излучали его глаза, когда он слушал пламенный и аргументированный спич шестилетней Кристины, целиком и полностью доказывающий необходимость приобретения щенка. Это звучало в интонации его голоса, когда он своей восьмилетней девочке объяснял, почему нельзя без разрешения брать деньги со стола в его кабинете, даже если ей с её подружкой Катькой нестерпимо захотелось мороженого. Это было в наклоне его головы и крупной белой руке, с редкими веснушками, которой он расписывался в её школьном дневнике, с жирной двойкой по физике на его странице. В этом и была его сила, которая передалась и ей тоже. Хотя и не сразу, а постепенно, в размеренно-поступательном ритме осознания своей значимости и уникальности. Когда на тебя снисходит понимание того, что тебя любят не за что-то, а просто, потому что ты есть. И ты вдруг открываешь для себя, что всегда это знала. Просто знание это, как диковинный подарок, до поры до времени стояло в темном уголке твоего сознания, да ещё и прикрыто было тканью, как памятник накануне открытия. И вдруг, в самый обычный день, или вечер, когда ты бежишь в прихожую сломя голову, потому что папа вернулся после недельного отсутствия, это чувствуется наиболее остро. Или вообще не вовремя, когда ты наскоро знакомишь отца со своим одноклассником, который пришел к тебе, чтобы готовиться к проекту по биологии, - где-то на заднем плане твоего сознания это снова мелькает. А может это было, когда отец с дурацким выражением лица сидел в твоих наушниках, покачивал головой в такт непонятной ему музыки, изображая удовольствие и заинтересованность… И ты понимаешь, что вот сейчас, в эту самую минуту, что-то происходит… И бесшумно ниспадает ткань, как пелена с глаз. И одновременно высвечивается спрятанный подарок, который называется любовь. И ты чувствуешь радостное удовлетворение и благодарность. И ты понимаешь, что и раньше это знала, потому что это было всегда. Возможно ещё до твоего рождения. Эта любовь снизошла на тебя, задолго до того, как ты стала узнавать его среди других людей. Она стала жить и в тебе. Благодаря отцу и его любви. Потому что такова природа этого чувства. Если оно есть, то проникает во все сферы жизни и заполняет собой окружающее пространство. И проникает во все дела и мысли. И ты чувствуешь себя защищенной и очень сильной. Потому что ты пропитана ею вся. Ты если захочешь, можешь даже светиться. Или светить. И ты идешь по жизни и преподносишь себя миру, как драгоценный и неисчерпаемый дар, которым можно и нужно делиться, чтобы не расплескать. И ты заряжена этим настолько, что в состоянии излучать самостоятельно флюиды любви и счастья.
     На какой-то миг Кристине до такой степени захотелось увидеть отца и молча прижаться к нему, что у неё защипало глаза. Она почти физически ощутила, какой груз свалился бы с её души, если бы уткнуться сейчас в тёплое, родное плечо и зареветь. Как в детстве, горько и жалостно. Но она знала, что не сделает этого. Ведь тогда ей пришлось бы всё рассказать ему. А этого нельзя допустить ни в коем случае. Не только потому что он перенёс этой зимой микроинфаркт. И уж, конечно, не из-за того, что её отца и мужа связывает общий бизнес. Хотя Кристина знала, что у них сложился великолепный тандем. Это был как раз тот случай, когда опыт, мудрость и деловая хватка, не противоборствовали, а шли рука об руку с конструктивной амбициозностью, инициативой и обоснованно-интуитивным пониманием конъюнктуры современного рынка. Нет, она не станет ему ничего говорить по той простой причине, что это ничего не изменит. Увы. А вот испортить в состоянии очень  многое. А ещё это сделает отца несчастным, или, как минимум, усложнит ему жизнь. Она это знала. Потому что и у неё в отношении отца было абсолютное принятие. Таков уж у этого механизма обоюдный, взаимно-ответный принцип действия. Причем это распространялось на все стороны жизни. Ведь невозможно, если говорить о безусловной любви, за что-то любить, а за что-то нет. Или вот это я в тебе принимаю, а это, извини, меня не устраивает. Видимо, поэтому Кристина и в другой семье отца считалась родным человеком. Была в отличных отношениях с его гражданской женой, искренне привязана к брату Мишке.
- Нет, - опять подумала Кристина, - Я большая девочка и должна разобраться с этим сама, особенно сейчас, в самом начале, - она медленно выдохнула и остановилась, - Ну или хотя бы попытаться. 
     Кристина унеслась мыслями так далеко, что чуть не прошла большой магазин, который располагался входом на одной улице, а боковой стороной - уже на другой. Наверное, поэтому он и назывался «Перекресток». Она с неудовольствием посмотрела на такую же кирпичную кладку здания, в которой был выполнен, и тянувшийся чуть ли не с километр, порядком надоевший ей забор. Никаких кафе не было и до этого, поэтому Кристина решила, что лучше не рассчитывать на то, что в ближайшее время ситуация изменится. Вышла она из магазина через несколько минут с пачкой влажных салфеток, ванильной булочкой, питьевым йогуртом и бутылкой воды. Кристина оглянулась в поисках места, куда можно было бы присесть. Не обнаружив ничего похожего, она пошла вдоль тихой немноголюдной улочки, пока не разглядела унылую детскую площадку, расположенную вблизи нескольких близнецов-шестиэтажек, взирающих на окружающий мир окнами-глазницами с поразительно человеческим выражением христианского смирения. У самого входа на лавочке сидела молодая женщина с коляской и разговаривала по телефону, а на бортике песочной коробки примостился малыш лет четырех и за неимением песка, ковырял совком прилегающий к песочнице участок замусоренного грунта. Кристина с невозмутимым видом прошла мимо женщины, мимо её сына, прямиком к лавочке с противоположной стороны, которую заприметила ещё раньше. Чувствовала она себя довольно неловко.  Ей даже показалось, что женщина подозрительно на неё глянула. - Действительно, - про себя согласилась с ней Кристина,
- Какого черта взрослой женщине находиться на детской площадке, если с ней нет детей? К тому же Кристина не могла вспомнить случая, чтобы она ела на улице. Даже в студенческие годы. Исключения составляли разве что пикники, так ведь это совсем другое. Но сейчас она очень устала и проголодалась. А ещё немного расстроена. Так, самую малость. И поэтому ей было почти всё равно. На самой площадке её встретила целая семейка разновеликих, тронутых коррозией горок и скрипучие, даже на вид, тяжеловесные качели, с погнутой арматурой вместо ручек. После того, как Кристина протерла лицо и руки, она почувствовала себя лучше. Только от длительной ходьбы с непривычки гудели ноги. Она доела булку, запила её йогуртом и подмигнула малышу с совком, который время от времени украдкой её разглядывал, пока его мать, все ещё не прекращая разговора и прижимая к плечу телефон, не оборачиваясь и выкатывая коляску к центральной шестиэтажке, не позвала его. Мальчик ещё раз строго посмотрел на Кристину, старательно вытер руки о желтые брючки, затем со всей силы швырнул совок в пустую песочную коробку и побежал за женщиной. Кристина смотрела им вслед и почему-то впервые за последние несколько лет, совсем не жалела, что у них с Костей нет детей. Хотя с другой стороны, может и эта история с «Е» не возникла бы, будь у них ребенок. В тот же момент, Кристина представила насмешливое лицо своей подруги Вероники, и даже услышала её голос: «Да ты что! Кого и когда останавливали дети?» Кристина не помнила, по какому случаю высказывалась Вероника в тот раз, но было бы интересно послушать, что она думает по поводу того, что произошло с Кристиной сегодня утром. Ведь у неё всегда имелось независимое и оригинальное мнение практически по любому вопросу. Причем высказывала Вероника его резким, безапелляционным тоном не слишком заботясь о том, интересуется им вообще кто-нибудь или нет. Кристина внутренне содрогнулась, представив на минуту Веронику, - нет уж, спасибо, знает она, чем закончится эта дружеская поддержка и участие. В результате её логически выстроенной, хитроумной и аргументированной системы доказательств, Кристина же ещё окажется и виноватой. И в этом подходе Вероника очень напоминала Инессу. Во всем остальном эти две незнакомые друг с другом женщины были классическими антиподами с диаметрально противоположными взглядами и различным отношением к жизни. Но в данном случае, если бы вдруг Кристине пришла в голову дикая идея рассказать им о том, что случилось, они, скорее всего, хоть и отличным друг от друга способом, путём разных умозаключений и автономных фактов, пришли бы в конечном итоге к одному и тому же выводу: виновата сама. Слишком доверяла и была равнодушной к делам мужа, не занималась ни своим развитием, ни профессиональной карьерой, и стала попросту неинтересной, он устал от постоянных и, главное, безрезультатных походов по врачам в её фанатичном и исступленном желании забеременеть.
- А самое отвратительное, - продолжала размышлять Кристина, прочерчивая на утоптанном клочке земли, оставленной кем-то на скамейке веткой аккуратный треугольник, - Самое мерзкое и отвратительное, - с неведомым до сих пор, каким-то мазохистским удовольствием, смакуя каждое слово, думала она, - Это то, что они не говорят прямо, но о чем нередко прозрачно намекают.
 - Кристина вдруг закашлялась, сделала большой глоток воды и, отбросив ветку в сторону, напряженно выпрямилась. - То, что Костя женился на ней по расчёту, - с совершенно неестественным для неё мстительным злорадством, высказала она, наконец, то главное, что время от времени неявной, свинцовой тенью пыталось наползти на безоблачный и радостный горизонт её жизни. Иногда в самое неподходящее время. Когда, например, муж, извинившись, резко встаёт из-за стола, чтобы удалённо ответить на внезапный телефонный звонок. И смутное подозрение ледяным противным коготком, возьмёт да и царапнет где-то в области сердца. А иногда невесомая ревность прозрачным мотыльком замельтешит, задергается в окне, когда поздним вечером его всё нет и нет. То вдруг беспричинное лёгкое сомнение, тёмным зверьком, ступая неслышно мягкими пушистыми лапами, заберется к ним прямо в спальню…
     Так что, она и раньше, причем без чьей-либо помощи, иногда предполагала такой вариант. Думать об этом и до сегодняшней истории было неприятно и страшно. Но сейчас такие мысли были особенно болезненны. Несмотря на это, Кристина, испытывая какое-то странное, мучительное наслаждение, продолжала развивать эту тему, заставляющую её сердце внутренне сжиматься от боли.
 - Конечно, по расчёту, - продолжала она терзать себя, - Потому что не любил меня никогда… Он и на вечеринку к  Денису напросился тогда, чтобы только познакомиться со мной. Потому что знал, кто мой отец. Он ему был нужен. Мой отец, а вовсе не я. А я так, бесплатное приложение, ненужный бонус, который приходится терпеть, чтобы заполучить желаемое. Тоненький и слабый голосок справедливости пытался доказать, что всё это время, что они женаты, Константин был прекрасным мужем. Заботливым, внимательным и чутким. Что вряд ли было бы возможно, если бы она была ему безразлична или, тем более, вызывала антипатию. Она слышала этот голос, но не слушала его. Сейчас ей казалось, что таким образом она пытается успокоить себя. А, кроме того, это лишь доказывает, насколько Константин превосходный актёр. И это гораздо хуже. Потому что возникает вопрос, что же тогда за человек её муж, которого, судя по всему, ничего не смущает? С кем же она живёт? Ведь нормальный человек не может хорошо себя чувствовать в подобных обстоятельствах. Кристина представила своего мужа, с его правильными и мужественными чертами лица положительного киногероя и непроизвольно передёрнула плечами.
     Хотя, задумавшись, она вынуждена была признать, что повода заподозрить или упрекнуть мужа в чем-либо у неё не было. Совершенно искренне ещё вчера она назвала бы его любящим. Любила ли сама? Она с легкостью всегда отвечала положительно. Причем, совершенно не обманывая на этот счёт даже саму себя. Она точно знала, что шанс встретить такого же, как отец, практически равен нулю. А кроме отца, который возвышался отдельно, были ещё все остальные. Среди всех остальных, Костя был лучшим. Он понравился ей сразу. И гораздо больше, чем кто-нибудь другой. Для Кристины это значило очень много. И она прекрасно отдавала себе в этом отчёт. Вряд ли ей можно было рассчитывать на что-нибудь большее. Уже после того, как они поженились, Кристина поняла, что её муж чем-то сильно напоминает отца. Она тогда решила, что это лучшее, что с ней могло произойти, и вздохнула с облегчением.
     Солнце из обжигающего и злобно-раскаленного белого шара незаметно стало превращаться в тёплый, нежно-оранжевый сосуд. Сейчас в нём было что-то удивительно домашнее и родное, хотя и слегка подзабытое. Прикрыв глаза, Кристина сидела, откинув голову и боясь пошевелиться. Она чувствовала, как ласковый, медовый, исцеляющий тело и душу свет наполняет её всю без остатка. Багряные и янтарно-апельсиновые сполохи играли бликами по всей правой стороне её лица, шеи и руки, нежно подсвечивая, как будто изнутри золотистым сиянием. Сквозь опущенные ресницы, солнечный диск ей напоминал старый оранжевый торшер, который она видела у бабушки, когда в детстве приезжала с родителями к ней в Одессу.
     Глянув прищуренным глазом на закатное солнце, Кристина подумала, что сейчас, наверное, около шести часов. И скоро домой вернётся Костя. Мысли её после небольшого сумбурного замешательства и некоторой расфокусировки, в едином порыве сделали новый вираж и опять плавным течением вернулись к мужу и утреннему происшествию. - Вот он приедет с работы, ведь  «Е» сегодня не может, - лениво думала Кристина, - А меня и нет, - в размеренном медитативном темпе думала она, - Станет вспоминать, где я могу быть вечером в четверг. Он знает, что вождение у меня по вторникам и пятницам, а тренажерный зал - среда и суббота. Сначала, понятно, он не станет беспокоиться, мало ли, в парикмахерской или на маникюре, а может с Вероникой в кафе засиделись. Хотя обычно я всегда предупреждаю о своих планах, да и не ушла бы никогда, ни с того, ни с сего. Даже не приготовив ужин. Тут её размышления, прервала отчаянная мысль, которая выбилась из общего порядка, виртуозно совершила предательский и дерзкий разворот и, нарушив, тем самым, хрупкое равновесие и целостность, заметалась в голове:
- Я настолько предсказуема и скучна, что при общении со мной он, скорей всего, из последних сил борется с зевотой. Во мне нет ничего интригующего и заманчивого. Меня не нужно завоёвывать и добиваться. Я удобна и незаметна, как стоптанные домашние тапочки, которые за время носки притерлись и приняли форму ноги хозяина. И при этом всём, я ещё и умудрялась ощущать себя вполне счастливой женщиной.
     - Разве я виновата, что практически всё в моей жизни складывалось, как нельзя более кстати и самым, что ни на есть наилучшим образом?... - думала Кристина. И это было действительно так. И дома, и в школе, затем в университете и на работе, везде Кристине было хорошо. Так уж, видимо, она была устроена. Подлое, низкое и лживое не то, чтобы от неё отскакивало, она возле него просто не задерживалась. Стараласьотстраняться от этого, как от чего-то, что не стоит её внимания, усилий и времени. Зато всё положительное, Кристина не только сохраняла, но каким-то образом могла аккумулировать и распространять. Родители ни в чём не ограничивали её свободу, и может быть, поэтому у неё никогда не возникало желания проверить, насколько далеко пролегают её границы. Ей ничего запрещалось, но она ничего и не нарушала. Кристине всегда доверяли, но ей и не приходило в голову как-нибудь этим воспользоваться. Ей жилось легко и приятно, может быть в этом её вина? Возможно, пришло время платить по счетам? У Кристины не было ответа, да и откуда бы ему было взяться, если никогда в жизни окружающий мир не представлялся ей ни враждебным, ни опасным. Она дружила с ним и принимала его. Так же, как и людей его населяющих. Как и себя, в том числе.
Всё получалось легко и складно, без скачков и надрыва, как в великолепно срежиссированной и до мельчайших деталей отрепетированной пьесе. И её это вполне устраивало. И даже нравилось. И возможно, если бы её спросили (до сегодняшнего утра, разумеется), чего она хочет, она улыбнулась бы своей милой, детской улыбкой, от которой на левой щеке у неё образовывается прелестная ямочка, и подсвечивается взгляд голубых, наивно-распахнутых глаз, и пожала бы плечами. Хотя, быть может, такая жизнь её устраивала, лишь потому, что никакой другой-то она и не знала. Вот и привыкла думать о ней, как о единственно верной и правильной.
     У неё, конечно же, были друзья. То есть, строго говоря, это были не то, чтобы друзья в непосредственном значении этого слова, а скорее, люди после лёгкого, ненавязчивого общения с которыми оставалось приятное, чаще всего мятное послевкусие. Вот, пожалуй, и всё, что можно было сказать по этому поводу. Кристина усмехнулась, она представила себе недоумённое лицо любого из них, если бы она сейчас вдруг позвонила и сообщила, что хочет приехать.
- Нет, ничего не случилось, - нарочито бодро ответила бы Кристина на осторожный вопрос, - По крайней мере, ничего особенного…Просто я случайно узнала, что у мужа есть любовница. Причем, уже давно, - здесь Кристина может даже хихикнет, дескать, какие пустяки, - Ещё, знаешь, так смешно получилось, - как ни в чём ни бывало, скажет она, - Я, возможно, ещё долго ничего бы не знала, если б он вдруг не забыл телефон, - внутри у Кристины стало холодно и пусто, как на заброшенной и неотапливаемой даче, - Понимаешь, захотелось вдруг, чтобы кто-нибудь оказался рядом… - скорее уже обращаясь к самой себе, добавила она, - Кто-нибудь кому не всё равно…
     Кристина помотала головой, как бы избавляясь от наваждения, усмехнулась и подумала, что какая только чепуха не придет в голову теплым июньским вечером, после того, как выяснится, что у твоего мужа есть другая женщина, а ещё о том, как хорошо, что она не взяла с собой телефон. Со стороны железных качелей, раздался отвратительный, ржавый скрип. Возле них она увидела парня с девушкой. Обоим не больше шестнадцати. Оба щуплые, среднего роста и крайне невыразительной, будто наполовину стёртой внешности. Парень, усмехаясь, что-то рассказывал своей подруге, которая легко уместила своё худосочное тельце на детской качели. Ногой он лениво отталкивал сиденье при его приближении. На то время, когда железный стульчик приближался к нему, издавая царапающий душу, металлический скрип, парень на несколько секунд умолкал. Тогда он либо отвернувшись, длинно сплевывал, либо злыми, припухшими глазами-щелками напряженно оглядывался по сторонам, будто кого-то высматривая. Девушка, не глядя на него, и как будто даже не слушая, курила, низко опустив голову. От обоих вполне отчётливо исходила постепенно нарастающая тревога, ещё более усиливающаяся из-за противного скрипа. Смотреть на них, было почему-то неприятно, и Кристина отвернулась. Она подумала, что необходимо уже что-то предпринять. Хотя бы на ближайшую перспективу. Например, решить вопрос с ночлегом. О том, чтобы вернуться домой, не могло быть и речи. Такой вариант она даже не рассматривала. Кристина раздумывала, что лучше: узнать, как добраться до центра города, который она хорошо знала и снять номер в гостинице или попросить кого-нибудь вызвать такси. Сейчас она уже пожалела, что не взяла телефон. На неё навалилась страшная апатия и усталость, не хотелось ничего: не шевелиться, не думать, никого не видеть и не слышать. От этих мыслей её отвлек капризный детский голос, принадлежавший девочке, увлечённо и настойчиво карабкающейся по деревянным ступенькам, располагавшимся с противоположной стороны горки.
- А я все равно поеду! - с вызовом сообщила девчушка грузному мужчине, обречённо направляющемуся к дочери.
- Слезай, Ева! - тяжело, с посвистом выдохнул он, - Здесь грязно, ты испачкаешься. Малышка с вызовом посмотрела на отца сверху и демонстративно уселась на самом краю спуска:
- Поеду всё равно, всё равно, ещё раз - всё равно, -  уверенно и звонко, с удивительно чётко прозвучавшей взрослой, капризно-женской интонацией, пропела девочка. Кристина прикрыла глаза и увещевательный голос мужчины и задорно-испытывающий его дочери, стали отдалённым фоном, будто говорили они через несколько слоёв ваты.
- Странно, - рассуждала Кристина, - Зачем же ты сюда притащился с ребёнком, если переживал, что твоя Ева испачкается? Е-ва…- прошептала Кристина по слогам, - Может «Е» в Костином телефоне, это Ева?
Почему-то вспомнилось, как однажды пришла к отцу в кабинет, чтобы сообщить о том, что Костя сделал ей предложение. Не знала, как начать, смущалась. Они поговорили о том, о сём, о какой-то незначащей ерунде, пока она, наконец, не решилась:
- Пап, я тебе сказать хотела… Отец посмотрел на её сверкающие глаза, и предательски-румяные щёки, усмехнулсяи произнёс:
- Я был бы очень рад… По-моему, вы с Костей - отличная пара.
Да уж, отличная пара, ничего не скажешь. Но только, видимо, не с ней. Кристина открыла глаза и перестала моргать, остановившимся взглядом зацепившись за припозднившуюся стайку птиц, отправляющихся на ночлег в ближайшую лесополосу.
- А может это мне за то, что я приняла сторону отца, - промелькнуло неожиданно в её голове, - Вот жизнь и меня поставила в такие же условия, в которых когда-то оказалась, и до сих пор живёт её мать. Мол, не угодно ли, милочка, на собственной шкуре ощутить, что значит предательство близкого человека. Кристина растерянно моргнула несколько раз подряд, и снова прикрыв глаза, подумала, что никогда и не принимала ничьей стороны в отношениях родителей,  и уж, тем более, не предавала. Для этого она слишком уважала их обоих. Но так уж вышло, что ей очень нравилась умная, ироничная, элегантная Тоня. С ней было здорово, всегда ярко и празднично. Тоня сама была человек праздник. И профессия соответствующая - ландшафтный дизайнер. Глядя на неё: лёгкую, искрящуюся, юную, - Кристине не верилось, что Антонина старше её на целых 10 лет. Иногда они встречались и устраивали безумный шопинг. Сезонное паломничество, как называла эти мероприятия Антонина. Кристина любила ходить с ней по магазинам, у Тони был отличный вкус. После каждого такого марафона обязательно ехали ужинать в какое-нибудь уютное место. Часто к ним присоединялись отец с Мишкой. Кристина на секунду задумалась, кто же Антонина её отцу? Новая пассия? Так они вместе уже, дай бог памяти, лет семнадцать или восемнадцать. Жена? Так он всё ещё женат на её матери. Любовница? Она с негодованием скривила губы, - у них взрослый сын.
- Загораете? - Кристина вздрогнула и открыла глаза. Перед ней стоял молодой человек, примерно одних с нею лет и ободряюще, радостно улыбался. Она нахмурилась и бессознательно поправила рюкзак, собираясь встать. Парень, очень натурально изобразив на своём лице отчаяние, каким-то умоляющим жестом, протянул к ней руки:
- Я напугал вас, простите, - прижав левую руку к груди, и опустив голову, он всем своим видом изображал смирение и покорность, - Я просто невоспитанный осёл, но в качестве своего оправдания должен заметить, что вы тоже отчасти в этом виноваты. Кристина, подняв вопросительно брови, с удивлением посмотрела на него.
- Ну, конечно, посудите сами: нечасто на этом скудном и удалённом от центра горизонте появляются такие девушки, как вы, - он, чуть заметно, кивнув головой в сторону лавочки, небрежно обронил: «Вы позволите?», и, не дожидаясь ответа, сделав изящный полукруг, бесшумно опустился рядом. Только окончательно придя в себя, Кристина, наконец, догадалась, что это всего лишь обыкновенный подкат, и притом, далеко не самый удачный.
-Да, - пронеслось у неё в голове, - Теряю хватку, раньше такие вещи просекала моментально. Удивлённое выражение с её лица исчезло, и уступило место скучающему, но она всё равно почему-то не торопилась уходить. Парень снова заговорил, и она коротко взглянула на него. Русые волосы, спортивного телосложения, глаза светло-голубые и почти круглые, отчего кажется, что он всё время чему-то удивляется. Лицо открытое, простое и улыбчивое. Отдельно взятые черты хоть и не совсем правильные, но в результате их объединения получается именно тот образ, под который лучше всего подходит определение - «обаятельный».
- Нет, я серьёзно, - между тем продолжает он, - Может, день такой сегодня, вы, случайно, не знаете, что там по поводу солнечного противостояния или лунного затмения, ничего не слышали? Объясняю: я сегодня вечером, по предварительной, заметьте, договорённости, зашёл в гости к другу, - незнакомец совершенно непринуждённо принялся рассказывать слегка обескураженной  Кристине, подробности своего насыщенного дня, словно она была его соседкой по лестничной клетке, с которой он к тому же учился в одном классе.
- Так вот, - как ни в чём, ни бывало, живописал он, - Мой друг, видите ли, вчера предложение сделал одной милой барышне, и к нашему всеобщему удивлению, она его приняла. Вот вы недоверчиво так на меня смотрите, а между прочим, больше всех это согласие поразило самого жениха, честное слово! Если бы вы увидели его выражение лица, то сразу бы поняли, как и я, что уж на что, на что, а на это мой бедный друг никак не рассчитывал.
Молодой человек понизил голос до шепота, - Хочу заметить, если позволите, напрасно вы не даёте волю эмоциям, например, сейчас вы хотите рассмеяться, но изо всех сил удерживаетесь от этого, я прав? А вам известно, что это вредно для здоровья? И вот, значит, мы собрались небольшой, но очень дружной компанией, чтобы так сказать, поздравить товарища, хотя кое-кто предлагал, наоборот, выразить сочувствие, а быть может даже соболезнование, - парень говорил быстро, с едва уловимой насмешливостью в голосе, которая, впрочем, легко компенсировалась его открытым взглядом и широкой улыбкой:
- О, вот вы, наконец, и улыбнулись, - восторженно и громко воскликнул он таким радостным тоном, будто много лет только этого и ждал, - А у меня, именно сегодня, представляете, очередная годовщина развода, и вся пикантность ситуации как раз в том, что никто тоже не знает, что следует в этом случае делать, радоваться вместе со мной или огорчаться, - он замолчал, по-прежнему улыбаясь, и довольно бесцеремонно её разглядывая. Взгляд его прищуренных, смеющихся глаз, был нахальным и вызывающим, но не казался ей неприятным. «Вставай и немедленно уходи!», - услышала она тревожный внутренний голос. Но не было на это почему-то, ни сил, ни желания. Он неожиданно вскочил с места и Кристина снова вздрогнула:
- Виноват! - резко выдохнул он, - Разрешите представиться, Сергей, - вытянувшись по стойке «смирно», одновременно щёлкнув каблуками, он резко опустил и вскинул голову. Кристина  снова улыбнулась,  протянула ему руку и назвала своё имя. Ладонь у него была сухая и тёплая, а рукопожатие сильным и, вместе с тем, мягким. И это тоже понравилось Кристине.
- Боже мой, а я уже переживал, что в нашем мире действительно нет ничего совершенного и по этой причине вы лишены голоса, - не унимался он, снова усаживаясь рядом с ней. Кристина рассмеялась и махнула рукой.
Сергей округлил свои и без того круглые глаза, всем видом изображая неподдельное удивление и заинтересованность:
- Что вы делаете? - в фальшивом изумлении покачал он головой.
- По вашему совету - даю волю эмоциям, - в тон ему ответила Кристина, - и оба прыснули со смеху. Ей определённо чем-то нравился этот парень, его показная дурашливость, неприкрытое мальчишеское восхищение ею, в купе с уличной бравадой не только подкупали, напоминая о чём-то милом и приятном в прошлом, но и позволяли не думать хоть какое-то время о больном и тяжёлом настоящем.
- Так вот, Кристина, - а знаете, у вас и имя под стать вам, звучное, редкое, красивое, - Хочу вернуться к тому с чего начал, что день сегодня какой-то особенный, не находите?
- О! Ещё как нахожу! - со злой иронией в голосе ответствовала она. Сергей впервые без тени улыбки, пристально на неё взглянул. Поскольку Кристина явно не намерена была развивать эту тему, он, как ни в чём, ни бывало, продолжил:
- Значит, как я, по-моему, уже говорил, собрались мы, три верных товарища, находящиеся, правда в разных статусах гражданского состояния, то бишь, я, к примеру, как вы уже знаете, разведён, Гриша, как вам опять же известно, находится со вчерашнего дня на положении жениха, причем второй раз уже за свою не особенно сознательную жизнь. Он наклонился к её плечу, и Кристина ощутила лёгкий коньячный запах. Её это удивило, он выглядел совершенно трезвым. Она повернулась к нему и встретилась с его взглядом. Он смотрел прямо на неё. Изучающе и абсолютно серьёзно.
- Простите великодушно, иногда я делаюсь слишком болтлив, - совсем другим, внезапно охрипшим голосом, сказал он, - Особенно если хочу впечатлить человека, который мне интересен… - мужчина пристально вглядывался в неё. Его глаза были совсем близко от лица Кристины, но не это пугало и завораживало одновременно. Странно, но она никак не могла определить какого они цвета. Цвет глаз, словно намеренно ускользал. То казался светло-голубым, то свинцово-серым. Вот сейчас, например, он был темно-лиловым и обманчиво-спокойным. Его напряжение и порыв выдавали стальные искорки-сполохи, которые она заметила у самых зрачков. А ещё этот его взгляд, остановившийся на ней, трудный и испытывающий… Глаза на неподвижном лице Сергея, как будто проживали свою отдельную жизнь. Кристина видела в них помимо своего отражения, ещё что-то такое, чему не могла дать ни объяснения, ни даже названия. Она не выдержала и отвернулась.
- Ну, разве же это не глупо? - мягко спросил он. Она не глядя на него, пожала плечами:
- По-моему, нисколько. Он шумно выдохнул:
- Я очень рад, если вы и правда, так считаете. И как ни в чем, ни бывало, словно и не было этого весьма недвусмысленного противостояния взглядов, этой многозначительной паузы и неловкого молчания, продолжал:
- Вот скажите, что заставляет неглупого, в общем-то, интеллигентного человека, с двумя высшими образованиями, он на секунду остановился, глядя на насмешливо-жалостное выражение её лица, и со смехом пояснил:
- Я сейчас не о себе, Кристина, я о новоиспеченном женихе, моём друге Грише, если позволите, - Так вот, что, хотел бы я узнать, толкает людей вроде него, снова наступать на одни и те же грабли?
- Может об этом лучше спросить непосредственно у него? - вздохнула Кристина.
- Спрашивал, - с жаром подхватил Сергей, - Он отмахивается с видом оскорблённого достоинства, как от назойливой мухи. Он снова перешёл на шёпот, - Это ещё что, у меня есть приятель, который женился недавно в третий раз. Представляете, ему ещё нет тридцати, а у него скоро родится четвёртый ребёнок. Поэтому, учитывая эти обстоятельства, я готов предположить, что такие люди и сами не знают ответа. Возможно, это такое, знаете ли, своего рода небольшое помешательство, то есть привычка жениться, или выходить замуж, вы согласны? По моим скромным наблюдениям, определенный процент людей, и, поверьте не такой уж маленький процент, страдает этим недугом. Где-то процентов сорок, наверное. Примерно двадцать процентов, таких, как я. Мы с женой поняли, что отчебучили невероятную глупость, уже через полгода со дня свадьбы. Благо, что у нас обоих хватило мозгов, как можно быстрее это недоразумение, очень точно именуемое браком, исправить, и облегчённо перекрестившись, отправиться дальше самостоятельно в противоположных направлениях, искренне рассчитывая никогда более не пересекаться. Как я уже говорил, сегодня ровно третья годовщина со дня моего развода, хотя я предпочитаю называть это другим словом, например, свободой, и мне ни разу, представляете, Кристина, ни разу, не пришла в голову шальная идея создать новую ячейку общества. Сергей медленно и шумно выдохнул, глядя на неё. Сейчас его взгляд был совсем другим, ласковым и проникновенно-вопросительным.
- Рада за вас, - проговорила она, - Послушайте, Сергей, если вы таким завуалированным образом, пытаетесь выяснить замужем ли я, то спешу удовлетворить ваше любопытство, да, у меня есть муж. Выпалив это, Кристина тут же мысленно обругала себя: «Умница, конечно! Браво, гордая ты наша! Теперь осталось только сочинить правдоподобное объяснение, какого чёрта тогда ты, замужняя женщина, делаешь уже несколько часов на детской площадке в чужом дворе? А это, скорей всего будет весьма не просто…»
- Ладно, вы меня раскусили, - улыбнулся он, - Не буду скрывать, что самые мрачные опасения мои подтвердились, хотя не только это. Он сделал паузу, выжидательно глядя на неё. Кристина расстроенно молчала, думая о своём. Сергей вздохнул и с видом человека, которому не остаётся ничего другого, снова заговорил:
- Ну как же, я ведь вам говорил, что нас трое друзей? Мы, если так можно выразиться, довольно яркие представители трёх противоположных, даже, наверно оппозиционных направлений. Про меня и Гришу, вы уже слышали, а вот, третий - это Володя, он давно и основательно женат. И, представьте себе, на одной и той же женщине. Так вот, - усмехнулся Сергей, - Оставшиеся сорок процентов, по моей статистике, занимают как раз такие, как Владимир. Они стараются, во чтобы то ни стало, сохранить брак. И неважно, чем они при этом руководствуются. Поступают ли они так ради детей, (по крайней мере, они часто оправдываются этим), или не хотят терять жилплощадь, а может так им просто удобнее, не в этом суть, вы только вообразите, люди годами живут, оставаясь при этом друг другу совершенно чужими. Их уже ничего не связывает, они всё это поняли давно, (где-то вскоре после свадьбы), но они упорно продолжают жить вместе и гордо нести впереди себя знамя священных уз брака!
Он снова замолчал, с победным видом глядя на неё, как человек, который только что, легко и непринуждённо выиграл громкое пари. Кристина, засуетилась, явно собираясь уходить, и нехотя откликнулась:
- Вы простите, но я совершенно не понимаю, зачем вы мне всё это рассказываете и, какое это имеет отношение ко мне, и вообще…
- Я сейчас всё объясню, - горячо остановил её Сергей, извиняющимся жестом, касаясь руки Кристины, - Бог с ними, с моими приятелями, не о них, собственно, речь. Просто в какой-то момент, мне надоело слушать их медовые речи о семейных ценностях, и о том, как тяжело нам, бедным одиночкам. И, знаете, я, в несколько расстроенных чувствах, вышел проветриться на балкон. Кстати, попутно, я размышлял, кажется, о том, что, слава богу, в нашей жизни нет ничего в достаточной степени постоянного. Вы понимаете, Кристина, всё течёт, всё меняется, и это, в общем-то, здорово. То есть, что я хочу сказать, - заторопился он, видя её нетерпение, - Что, следуя этой логике, наше положение и жизненная ситуация в любой период времени может измениться. Например, я могу однажды стать, как и Владимир, примерным мужем и заботливым отцом, а он или Гришка, который сейчас парит в облаках, в предвкушении заоблачного мещанского счастья, под давлением определённых жизненных обстоятельств и метаморфоз, напротив, стать закоренелым холостяком или даже женоненавистником. Кристина с улыбкой покачала головой:
- Какое глубокое наблюдение!- язвительно сказала она. А главное, какое оригинальное! Особенно, мне понравилось, что всё течет и все меняется, - она с вызовом глянула на него, - Да вы просто сам капитан очевидность. Сергей рассмеялся:
- Вы правы, - примиряюще ответил он, - Честное слово, тогда, на балконе, мои размышления казались мне гораздо более убедительными, а теперь я и сам вижу, что это какая-то бодяга. Но я вовсе не об этом всю дорогу пытаюсь сказать. Кристина устало вздохнула:
- Ну, так говорите же, наконец, потому что мне нужно идти, - Сергей вдруг несильно сжал её руку:
- Послушайте, не нужно вам никуда идти, - он приблизил своё лицо к ней, и на этот раз глаза его были огромные, чёрные, лишенные зрачков. Кристина так растерялась, что не нашлась, что ответить. А Сергей, не выпуская её руку, продолжал вполголоса, с грудным, бархатно-требовательным придыханием:
- Стоя на том вон балконе, на третьем этаже, и размышляя о жизни, я вдруг увидел на детской площадке молодую женщину, красивую, нежную, но невероятно печальную и как будто потерянную. Она сидела неподвижно, с закрытыми глазами и таким отрешенным лицом, как будто явилась не из этого мира.
     Кристина вырвала руку и резко встала. От этого или от долгого сидения, а может из-за нервного перенапряжения или того, что она чувствовала сейчас, голова закружилась, её качнуло в сторону, и если бы Сергей не подхватил её, она бы, скорее всего, упала. Они стояли возле деревянной, облезлой скамейки, между ними лежал её упавший рюкзак, и в упор смотрели друг на друга. Он держал её за плечи и говорил быстро, словно переживал, что не успеет закончить:
- Послушай, клянусь тебе, это было, как наваждение… Или видение, - он прерывисто вздохнул, - Мне поначалу вообще показалось, что ты мне мерещишься. Ну, просто, я думал, такого не бывает, понимаешь? Настолько ты смотрелась несопоставимо всей этой обстановке, - он неопределённо обвел рукой вокруг себя, - Что я даже сходил и умылся холодной водой, затем посидел с ребятами, а ты всё с головы не идёшь, не выдержал, снова вышел… Увидел тебя, вздохнул с облегчением, ты сидела в той же позе, только в руках появилась бутылка с водой. Я тогда обрадовался, что ты живая и…земная что ли… Хоть смейся, хоть плачь, а я реально видел свечение возле тебя, - он удержал её снова, когда она хотела освободиться от его рук, и крепче обхватил за плечи, - И уверяю, коньяк тут не причём… Подожди, я сейчас, наконец-то подхожу к самому главному… Мысли путаются, извини, и вот я, когда второй раз смотрел на тебя, то отчётливо понял, что не прощу себе и буду последним идиотом, если не спущусь немедленно… И может до конца жизни буду сожалеть об этом, ты понимаешь? Он поднял её рюкзак и, отряхивая его, убеждённо сказал:
- Нельзя тебе никуда сейчас идти… Через полчаса стемнеет уже … Пойдем со мной, Кристина. Вот увидишь, мои друзья - отличные парни … Я же вижу, что у тебя что-то случилось… Ты выпьешь чаю, согреешься, а там решим, что делать… Идём, вечера ещё прохладные, смотри, у тебя руки совсем ледяные… Кристина… Что с тобой? Ты плачешь? Она и в самом деле, совсем неожиданно, в том числе и для себя, вдруг заплакала. Слёзы внезапно, обильно и бесшумно полились, как будто сами собой. Она пыталась с ними справиться, даже улыбалась, но выглядела при этом слабой и беспомощной.
Шикнув на двух любопытных девчушек, стоящих неподалёку и глазеющих на них, он обнял Кристину за плечи и увёл с площадки. Дойдя до угла дома, она вытащила бутылку с оставшейся водой и, всхлипывая, молча, протянула ему. Он тут же догадался, что от него требуется, подхватившись, засуетился
 и уже потом, не спеша, лил тоненькой струйкой воду, как только она, плеснув в лицо, вздрагивая и ёжась, доверчиво подставляла раскрытые ладони.
Через пару минут она выпрямилась и отвернулась, прижав к лицу салфетку.  Сергей растерянно стоял рядом, не зная, чем ещё помочь. Повисло тревожное молчание. Оно было знакомым и непредсказуемым одновременно. Это было решающее, предстартовое мгновение. Тишина перед чем-то определяющим и важным, которая своими тяжёлыми и влажными ладонями опустилась на голову и плечи, сдерживая течение мыслей и успокаивая душу, для того, чтобы спустя всего лишь несколько минут вдруг толкнуть вперёд и дать отмашку событиям, разворачивающим историю совсем в другую сторону.
- А знаешь, - вдруг сказала она каким-то упавшим голосом, - Муж никогда мне ничего подобного не говорил… Даже близко… - она покачала головой, видя, что он пытается что-то сказать, - Представляешь, никогда, - она помолчала, - Нет, ты не подумай, он внимательный и заботливый, - Кристина судорожно вздохнула, - И очень щедрый… У меня, знаешь ли, всё есть, - она повернулась  к нему, - Кстати, я вот сейчас подумала, есть всё, кроме него.
Она помолчала, обхватив пальцами левой руки шею и производя движения, похожие на глотательные. Создавалось впечатление, будто она старается, но не может что-то проглотить.
- Странно, - проговорила она, наконец, - Мне раньше это никогда не приходило в голову…Костя всегда такой спокойный, такой интеллигентный и вежливый… Мы за четыре года с ним даже толком, ни разу не поссорились, можешь себе представить? - она потеряно смотрела на него, - А не из-за чего было… Кстати, ты заметил, как незаметно мы перешли на «ты»? Сергей молча кивнул. Было видно, что он ещё не вполне пришел в себя от впечатления, которое вызвала реакция на его слова и особенно её слёзы. Он достал сигареты, закурил и неуверенно протянул ей пачку, Кристина усмехнулась:
- Нет, спасибо, не курю, и даже не пробовала никогда… И не было желания… Ни разу в жизни, - добавила она и невесело улыбнулась, - Я, если хочешь знать, патологически хорошая девочка. Да, да, можешь не сомневаться…Не имею вредных привычек, не ругаюсь матом, не ворую, уважаю старших, не обижаю детей и животных, не отвечаю хамством на грубость, - она выдохнула, и чуть насмешливо посмотрела на него, - Знаю, знаю, пресно, скучно, неинтересно… Саму с некоторых пор слегка прям так и подташнивает от всей этой зализанно-причесанной хорошести. Кристина проводила взглядом, отъехавшую от подъезда машину, и добавила:
- Я даже ни с одного урока, ни разу не сбежала, представляешь? И дорогу перехожу исключительно в положенных местах. И скажи мне теперь, встречал ли ты когда-нибудь подобную идиотку? Он широко улыбнулся и с готовностью кивнул:
- Точно, я сразу так и понял, что ты не из нашего грешного мира, - он вдруг посмотрел на неё абсолютно серьёзно, улыбка растаяла на его лице быстро и незаметно, как одинокая снежинка на теплой щеке, - Может, раскроешь тайну, кто ты? - Кристина была погружена в свои мысли и не обратила внимания на явное несоответствие игривого тона вопроса и его выражения лица. Она пожала плечами:
- Что ж, охотно… Я - наивная, скучная и бесхитростная дура, и вдобавок, обманутая жена, такой, знаешь, набивший оскомину, персонаж из анекдота. Она всем корпусом развернулась к нему, и произнесла:
- Послушай, если твоё приглашение всё ещё в силе, то мне, возможно, стоит принять его, как думаешь? Несколько секунд он изумлённо на неё таращился, а затем, коротко бросив: «Конечно!», - решительно взял за руку, как маленького непослушного ребёнка, и повёл к подъезду.
     Когда они вошли, в прихожую выкатился невысокий, плотный мужчина, с нежно-розовой кожей лица, блестящими глазами и раскатисто-сочным баритоном, совершенно не подходящим к его образу:
- Нет, Сергей, ты как хочешь, а это просто чёрт знает что такое, уйти и пропасть на столько времени…- заметив Кристину, он всплеснул пухлыми и мягкими даже на вид ладошками, - Боже мой, я так и знал, что здесь не обошлось без прекрасной и таинственной незнакомки… Владимир, смотри, кто к нам пришёл...- густым речитативом продекламировал он в сторону кухни, - Я не желаю видеть этого сукиного кота, - немедленно донеслось оттуда.
- Я же говорил тебе, что мои друзья удивительно приятные и душевные люди, - повернувшись к Кристине, улыбнулся Сергей, - Знакомься, это Григорий, мой друг, брат и соратник. Мы с ним, с детского сада знакомы. Учились в одной школе, затем в одном институте, и хоть теперь у нас разные сферы деятельности, он, и Вовчик, тот самый грубиян из кухни, по-прежнему, мои лучшие друзья. Из кухни выглянул мрачный, взлохмаченный мужчина, очень рослый и широкоплечий.
- А вот, други мои, позвольте вам представить фею Кристину, временно принявшую образ земной и прелестной, хотя и весьма опечаленной девы. Кристина протянула руку, рассыпавшемуся в приветствиях и комплиментах Грише.
- Володя, - пробасил лохматый здоровяк, и чуть, замешкавшись, протянул Кристине широкую ладонь, всю испещрённую мелкими шрамами и чёрными, въевшимися под кожу, точками, которые возникают обычно из-за шламовых брызг в процессе сварки. Сергей, пропуская Кристину вперёд, снисходительно и примиряюще улыбался ему, как непослушному, но милому ребёнку:
- Теперь-то, надеюсь, вы понимаете, что причина моего, столь ранившего ваши чувства отсутствия, не была умозрительной или эфемерной, - в свойственной ему высокопарно-насмешливой манере начал Сергей, - Она имела под собой веское и серьёзное обоснование, - выразительно глядя на Кристину, добавил он, приобняв её за плечи. Великан, стоя в проёме двери, и глядя себе под ноги, уже больше по инерции, беззлобно пробурчал:
- И всё-таки, я считаю, что это большое свинство, с твоей стороны…В кои-то веки решили собраться вместе, а ты… Он замолчал, буравя Кристину темным, немигающим взглядом из-под могучих бровей.
- Нет, Володенька, свинство, по-моему, это держать уставшую, голодную девушку столько времени в коридоре и, вдобавок, нахально её разглядывать, находясь при этом в законном, благополучно-унылом браке, - он развёл руками, и, обращаясь к Кристине, со вздохом произнёс:
- Это, как ты уже, конечно догадалась, и есть мой другВладимир, о котором я тебе рассказывал. - Да, да, - с уморительно-скорбным выражением лица, кивал, словно в такт своим неутешительным выводам, Сергей, - Тот самый верный муж и любящий отец, который только полтора часа назад уверенно разглагольствовал о вечных семейных ценностях, прелестях женатого положения и домашнего уюта, а теперь не сводит нескромных, вожделенных глаз с девушки, которая пришла с его, смею надеяться, лучшим другом! О, боги! - с трагической маской на лице и полным драматизма голосом, воззвал к небесам актёр-самоучка, - Есть ли, в самом деле, предел человеческой подлости и лицемерию?! Надеюсь, ты извинишь этого человека, - уже нормальным голосом спустившегося на землю грешника, обратился Сергей к Кристине, - Мой друг, видимо, просто растерялся, так как обычно ведёт себя по-другому.
     Гриша, пряча улыбку, скосив глаза в сторону Володи, укоризненно покачал головой и приглашающим жестом, вытянув руку в сторону кухни, пригласил всех к столу. В коридоре на несколько секунд возник оживлённый затор из-за Владимира, так как он перегородил собой не только дверной проём, но и часть кухни, и потребовалась срочная рокировка с элементами некоторой перестановки мебели для того, чтобы разместить всех присутствующих. Кристина воспользовалась этим замешательством, чтобы проскользнуть в ванную и привести себя в порядок. Когда она возникла на пороге кухни, свежая и причёсанная, с блестящими, нежно-голубыми, словно промытыми глазами и капельками воды, искрящимися под светом люстры в её волосах, трудно было предположить, что за спиной у неё остался, наверное, самый в её жизни утомительно-тяжелый и мучительно-болезненный день.
     Глядя на этих трёх мужчин за столом, Кристина не могла избавиться от ощущения, что всё это происходит не с ней. Вернее, может быть и с ней, но не в реальной жизни. А как если бы она смотрела фильм про саму себя, в котором она, по какой-то причине, совершает дикие и невероятные с точки зрения логики и противоречащие здравому смыслу поступки. Это настолько шло вразрез с её обычной манерой поведения, так было ей не свойственно и на неё не похоже, что в какой-то момент она стала находить это даже забавным. В самом деле, если бы сегодня утром, когда она только проснулась, кто-то сказал, что вечером она будет сидеть за накрытым столом, в чужом районе, в неизвестной квартире, да ещё и в компании трёх мужчин, с которыми едва знакома, она не только бы не поверила, но расхохоталась и на пальцах тут же объяснила бы, почему именно с ней этого не может случиться никогда. Кристине в этой маленькой и незнакомой квартире отчего-то было удивительно хорошо и спокойно. И даже появилась какая-то бесшабашная весёлость, мелькающая в её глазах танцующими звёздочками. Единственное, что доставляло ей некоторое беспокойство, это смородиновая наливка, которую ей настоятельно рекомендовал Сергей. За кажущейся элегантной лёгкостью этого напитка и невероятным ароматом, она не сразу ощутила его звериное коварство и сбивающую с ног крепость.
- Я ведь терпеть не могу спиртное, и плохо его переношу, - с трудом стараясь привести разбегающиеся мысли хотя бы в относительный порядок, размышляла Кристина, - И к тому же прекрасно знаю об этом…Что я хочу доказать? И главное, кому и зачем? Кристина чувствовала себя как будто оглушённой и не была уверена, что если сейчас ей понадобится встать, она сможет это сделать также легко и свободно, как раньше.
- До этой идиотской дегустации подлейшей наливки, - сформулировала она, наконец, про себя ускользающую мысль. Осознание этого факта отчего-то привело её в небывалый восторг, и Кристина громко рассмеялась вслух. Что было замечательного в этих парнях, уже через секунду отметила она про себя, так это их естественность и простота. Даже когда она засмеялась, сидя за общим столом абсолютно невпопад, ни с того, ни с сего, никто из них не состроил козью морду, и не стал выразительно переглядываться с остальными. Она тут же представила Костю и его маску фальшивого участия на красивом лице:
 «С тобой всё в порядке, дорогая?» Даже умницу Веронику, которую вообще трудно чем-либо удивить, такое поведение, скорее всего, привело бы в замешательство. А эти ребята ничего, улыбнулись ей с дружеским участием, понимающе кивнули, и продолжают беседу, как ни в чём ни бывало. Так что атмосфера была самая, что ни на есть, располагающая и непринуждённая. И это невероятно подкупало. Она с удовольствием слушала и наблюдала за происходящим, хотя сама в беседе практически не участвовала. Видимо этих мужчин действительно связывала настоящая, многолетняя привязанность и дружба. Так как, чем ещё объяснить широкий диапазон их взаимной детальной осведомлённости частной жизни друг друга и глубокое, почти интимное проникновение на территорию личных и даже запретных тем? В этом отношении особенно выделялся Сергей. Кристина предполагала, что в силу природного обаяния и харизматичности, Сергей ведущую партию играет не только здесь. А везде, где проявляется. Он прирождённый лидер, организатор и идейный вдохновитель. И к тому же душа компании. Скорее всего, именно поэтому ему многое прощается. И на какие-то его слова и поступки, за которые любому другому пришлось бы вполне серьёзно отвечать, не только друзья,но и просто знакомые часто смотрят сквозь пальцы. Так уж, видимо, у них сложилось исторически. Глядя на этих мужчин, Кристина даже представляла себе в лицах, как это происходит. На очередную выходку Сергея, кто-нибудь из его приятелей непременно пожмёт плечами и, усмехнувшись, скажет:
- Да ладно, ребят, что вы, в самом деле… Это же Серёга!
Сейчас Кристина с интересом прислушивалась к диалогу, который происходил между Сергеем и Гришей:
- Нет, Гриша, кроме шуток, - с показной серьёзностью обращался к приятелю Сергей, глядя, как тот ловко нарезает на красивые аппетитные ломти большой кусок запеченного мяса, - Зачем тебе жениться, ты можешь нам объяснить? Художественно укладывая мясные куски с запеченной орехово-шоколадной корочкой и нежно-розовым нутром на плоское расписное блюдо, не отвлекаясь, и не глядя на Сергея, Григорий ласково пропел в ответ:
- Серёженька, милый, отстань, мы это обсуждали уже... Вполне ожидаемо это только раззадорило «Серёженькин» азарт и плохо скрываемое молчаливое ожидание «публики», стало быть, Владимира и Кристины. А может и самого инициатора и заводилы Сергея, да и Гриши заодно. Кто ж их разберёт, думала Кристина. У неё по-прежнему сохранялось ощущение иллюзии происходящего и какого-то киношного фарса. Как будто все они, включая и её саму, играют давно выученные, раз и навсегда за ними закреплённые роли.
- Серьёзно, Гриша, - не унимался Сергей, - Ну зачем тебе жена? Ты готовишь, как бог, ни одной женщине и не снилось, не правда ли Кристина? Вот скажи, только честно, тебе снилось когда-нибудь такое мясо?
- Ни разу, - с готовностью включилась в игру она, подставляя Грише тарелку, в которую он положил ещё один аппетитный ломтик.
- Вот видишь, Григорий, - назидательно произнёс Сергей, - Даже такой дивной барышне, как Кристина, не снилось такое мясо, хотя она утверждает, что у неё есть всё. Кристину неприятно задел не столько его самодовольный тон, сколько интонационная небрежность, с которой была произнесена эта фраза. Ей казалось, что когда они говорили, он понял, что именно она имеет в виду. Кристина тогда видела это по его глазам. И сейчас она была поражена лёгкостью, с которой он превратил то её сокровенное, исповедальное признание в опошленно-примитивное бахвальство избалованной стервы.
- Я говорила не об этом, и уж, тем более, никогда не стала бы такое утверждать, - ледяным тоном произнесла она, и тут же пожалела. Потому что он, спохватившись, с такой умоляющей мукой посмотрел на неё, так отчаянно сжал её ладонь, и столько томительной печали, сожаления и чего-то ещё, пугающего и притягивающего одновременно было в его глазах, что она, не до конца отдавая себе в этом отчёт, не могла не ответить на его рукопожатие, и не отвести в неясном, тревожном смятении взгляд. Кристина улыбнулась в ответ на его покаянный вздох, и то, с какой почти детской радостью и облегчением, он заговорил совсем на другую тему:
- Вот ты явно была удивлена, когда я сказал, что мы трое - одногодки, - он улыбнулся, заметив её протестующий жест, и покачал головой, - Не спорь, пожалуйста, не ты первая, кстати…Это Володя тебя сбил с панталыку, нависая в дверном проёме, как гигантский медведь гризли. Он у нас, в буквальном смысле, большой папа. Мы, знаешь ли, втроём одновременно закончили не только один и тот же институт, но и факультет. Так вот я лично, не смог бы этого сделать без Володи. Он помог, когда меня чуть не отчислили на первом курсе. Объяснил, что не стоит уходить в никуда на втором… - он повернулся к Володе, - Помнишь, когда я взбрыкнул и хотел забрать документы, чтобы уйти в свободное плавание? - еле заметный кивок всклокоченной головы, - Да, - продолжал он, - И не только это, Вовчик из всех нас самый талантливый…, и к тому же, очень скромный, - добавил Сергей, наблюдая, как тот недовольно морщится и натужно вздыхает. Видно было, что ему доставляет немалое удовольствие дискомфорт Владимира. Насладившись им в достаточной степени, он назидательно произнёс:
- Не надо стесняться, мой друг… Скромность, как известно, украшает только тогда, когда нет других украшений. А у тебя их предостаточно, - Сергей снова обратился к Кристине:
- Вот ты, например, как и многие другие, когда вошла, сразу обратила внимание на мебель в прихожей и на кухне, так ведь? - Кристина молча кивнула и погладила рукой великолепный, светлого дерева, овальный стол с причудливой резьбой по краю, и гнутыми массивными ножками. Сергей удовлетворённо хмыкнул:
- А ведь это всё делал Владимир, да… И он не только по дереву, он и с железом работает, и вообще на все руки мастер, - Сергей задумался, и через некоторое время, встрепенувшись, как человек, которого только что резко оторвали от приятных воспоминаний и вернули к действительности, произнёс:
- А знаешь, что интересно? То, что никто из нас ни одного дня не работал по специальности… Даже Владимир, определённо, как говорили, подающий надежды, его даже уговаривали остаться в аспирантуре. Но он не захотел и правильно, между прочим, сделал. Сейчас у него несколько столярных цехов. Так что он, несмотря на свою рабоче-крестьянскую внешность, и, тем более, родословную, - в этом месте он на секунду прервался, так как уворачивался от запущенной в него пробки, и, смеясь, закончил:
- Так вот, несмотря на это, а также на яростную нелюбовь моего бедного друга к расчёске, - ещё одна безуспешная попытка заставить приятеля заткнуться; на этот раз метательным снарядом Владимир избрал кухонное полотенце, - …Он вполне себе успешный и состоявшийся бизнесмен…, - пытаясь укрыться от летающих предметов за высоким керамическим горшком с сиреневой орхидеей, приглушённым, но ликующим голосом продолжал Сергей, выскакивая на балкон,… но, увы, далеко не снайпер, а, наоборот, откровенный мазила, - добавил он оттуда под общий смех.
- А вот Гриша у нас, между прочим, шеф-повар в ресторане, - пояснил он Кристине, когда вернулся и факирским жестом, под одобрительно-удивлённый выдох присутствующих, водрузил на стол бутылку армянского коньяка:
 - Специально приберёг для такого случая, сообщил он, - Да, так вот… О чём это я? - откупорив бутылку, задумался Сергей.
- Во-первых, даже не начинай, - предостерегающе, скосив глаза на разделочный нож, со спокойной, доброжелательной улыбкой, ответствовал Гриша, - А во-вторых, - не шеф-повар, а пока только су-шеф, - вальяжно откинувшись на спинку деревянного резного стула, поправил его Григорий.
- Это помощник шефа на кухне, - пристально глядя на Кристину, и мерно перестукивая кончиками пальцев по столу, пояснил он.
- Самый, однако, главный помощник, - вставил Сергей, разливая коньяк, - Правая, можно сказать, рука…
- Погоди, Серёжа, - Григорий перестал стучать, и чуть подался корпусом к Кристине, - Вам понравилось мясо, дорогая? - поинтересовался он, не сводя с неё проницательного и изучающе-тяжелого взгляда. Кристина еле подавила в себе непреодолимое желание выкинуть что-то такое, что отвлекло бы его внимание: опрокинуть стакан или залезть под стол. Но вместо этого она кивнула, поёжившись, как от холода, и машинально выпила коньяк, налитый в широкую рюмку с толстым дном и отражающийся в ней мягким янтарным светом. Григорий отстранённо улыбнулся чему-то тому, что явно не имело отношения к происходящему сейчас за этим столом, выразительно глянул на Сергея, пожевал губами, и, не спеша, торжественно заметил:
- А ведь это не просто мясо, дорогие мои, это - Цвибельростбратен, то есть австрийский ростбиф с луком, очень популярное блюдо в венских ресторанах.
- А я о чём! - воскликнул Сергей, - Молодой, перспективный, финансово независимый… Женщины тебя любят, мужчины завидуют, поклонники кулинарного таланта боготворят…- Сергей вздохнул и развёл руками:
 - На кой чёрт ты затеял эти свадебные хороводы, тем более второй раз?! Неужели первые грабли ничемуне научили?…
- О, нет, - мечтательно улыбаясь, - проговорил Гриша, - На этот раз всё будет по-другому…
- Ну, ну, - мрачно усмехаясь, выдавил Сергей, - Как говорится, свежо предание, а верится с трудом, или зарекалась свинья…
- Послушай, - перебил его Володя, - Ну хочет человек и женится, почему тебя это так беспокоит? Далеко не все, знаешь ли, хотят, да и не все готовы, - откашлявшись и глядя на Сергея исподлобья, продолжил он, -заводным попрыгунчиком скакать и в тридцать и в сорок лет. И перелетать неприкаянной и бородатой пчёлкой с цветка на цветок, нигде особенно не задерживаясь, ни к кому не привязываясь, да при этом, ещё рассуждать о какой-то призрачной свободе...
     Повисшая тишина была очень неуютной. Она показалась Кристине оглушительной вечностью, зловещей и почти осязаемой. Это усугублялось ещё и состоянием, в котором она находилась. Ей внезапно стало очень страшно, но совсем не от того, что все одновременно замерли, как в известной комедии, после классической фразы про ревизора, а потомучто она вовсе не была уверена, что то, что она видела, происходило на самом деле. Возможно, ей так только казалось. Как, например то, что пол, диванчик на котором она сидит рядом с Сергеем и даже стол, вполне ощутимо двигаются. Причём сами по себе. По этой причине, она, совершенно точно, вот сейчас только, поняла смысл фразы «почва уходит из-под ног». Она никак не могла избавиться от ощущения, что спускается на эскалаторе. Только почему-то сидя. Кристине очень бы хотелось знать, почему это никого не беспокоит. К тому же внутри у неё тоже всё пришло в движение. Кружилась голова, разбегались мысли, сердце бешеными толчками колотилось в груди так сильно, что Кристина была уверена, что его биение, пульсирующее оголённым нервом в висках, закладывающее уши и грохотом отдававшее в голове, наверняка слышно и всем остальным. Или вот, какая-то тревожная мысль, которую она никак не могла ухватить целиком, сигнальной лампочкой мигала в голове. Хотя суть её была проста и понятна. И сводилась к почти физическому ощущению надвигающейся угрозы и смутному, но устойчивому предчувствию опасности. - Как только прекратится это непонятное головокружение, я попрошу Сергея вызвать мне такси, - пообещала она самой себе, - Но только, чтобы его друзья не слышали, особенно этот Гриша со своим липким взглядом, - всё так же про себя, уточнила она, пытаясь сосредоточиться на текущей ситуации. Она смотрела на их лица, как ей показалось, бесконечно долго, хотя на самом деле тишина продолжалась всего несколько секунд. Но эта пауза, ясное дело, никак не способствовала уменьшению её беспокойства.
     Володя, явно не склонный к подобным откровениям в своей повседневной жизни, смотрел в окно. В его лице отражалась целая гамма чувств. От безнадёжной усталости и скорбящей печали, до испуганного сожаления, упрямства и недовольства. Григорий застыл со стопкой десертных тарелок в руках, не решаясь поставить их на стол, дабы не нарушать негласного молчания. Сергей же, подперев голову левой рукой и запустив пальцы в собственную шевелюру, рассматривал Владимира с таким удивлённым восхищением, как будто впервые в жизни встретился с чем-то, действительно заслуживающим его внимания.
- Ты прав! - наконец воскликнул он, и даже гулко хлопнул рукой по столешнице, - Володька! - Сергей привстал, и развёл в сторону руки, будто собирался его обнять, - Тысячу раз прав, а я нет, поэтому, - он обошёл стол, и наполнил все рюмки, - Спасибо тебе, что напомнил, по какому поводу мы здесь собрались, а посему предлагаю тост за прекрасного человека и отличного друга Григория и его избранницу, уверен, достойнейшую из женщин, Ирину. После того, как все выпили, словно по волшебной команде невидимого режиссёра, начался другой эпизод. Всё разом пришло в движение: стало говорить, смеяться и двигать стульями. Теперь Кристине показалось, что на смену вязкой и неприятной тишине пришёл хаос. И людей в квартире стало в несколько раз больше, чем было изначально.Кристина наклонилась к Сергею:
- Скажи, а почему её здесь нет? - громким шёпотом спросила она.
- Кого? - не понял Сергей. Кристина расширившимися от удивления глазами смотрела, не мигая, на него и пыталась сообразить, почему у Сергея три глаза, причём третий всё время перемещался, и она не успевала за ним следить: только что был на подбородке, а теперь вот на лбу:
- Ну, Ирина, Гришина невеста… - медленно и изумлённо выдохнув, наконец, произнесла она.
- А, - нехотя протянул он, - Ну, просто, у нас же вроде как мальчишник намечался изначально. Кристина охнула и покачала головой:
- То есть что ж получается? - сокрушённо проговорила она, - Я вам испортила мужскую вечеринку? Как неудобно вышло… - она замолчала, сжав руками пылающую голову и наблюдая за собственными ногами, которые проживали какую-то свою, неведомую Кристине жизнь, то самовольно вытягиваясь под столом, то разъезжаясь в стороны.  Целиком поглощённая этим процессом, она не замечала, что и Володя, и Гриша, внимательно следят за их беседой. Как, собственно, и того, что левая рука Сергея властными и уверенными движениями скользила по её спине, со знанием дела и каким-то хозяйским домовитым спокойствием, увеличивая радиус охвата и спускаясь всё ниже.
- Что ты! - прошептал он, наклонившись к ней, касаясь её уха, тёплыми и влажными губами - Разве ты можешь что-нибудь испортить, - запустив руку под её футболку, и обдавая шею Кристины горячим дыханием, он выдохнул:
 - Как же ты можешь чему-то помешать?
     Кристина, словно не полностью выйдя из оцепенения, как в замедленном кадре, медленно и плавно отстранилась. Придвинувшись вплотную и проводя свободной рукой по внутренней поверхности её бедра, Сергей вдруг поднял голову и посмотрел на неё огромными, тёмными и совершенно чужими глазами. «Дура! Он и есть чужой!» - тревожная красная лампочка в её голове, после небольшого простоя не только замигала с новой силой, но даже врубила сирену, отправляя неизвестно кому сигнал SOS. Прямо за его головой находилось окно. На город тихо и бесшумно опускалась ночь. Кристина поразилась сходству бездонной, какой-то окончательной и беспросветной заоконной темноты с глазами Сергея.
- Знаешь, …мне нужно…- вставая и опираясь о стол обеими руками, - начала она, -  То есть не мог бы ты… вызвать такси… мне… Пожалуйста… Кристине послышались в собственном голосе какие-то жалобные и плаксивые нотки, - Этого ещё не хватало, - подумала она, и тут же неожиданно, то ли всхлипнула, то ли икнула.
- Никаких проблем, - незамедлительно, весело и беззаботно отозвался Сергей, - Я вызову такси и провожу тебя, но только сначала поднимем наши фужеры с этим благороднейшим напитком в едином порыве дружбы, благодарности и пожелания счастья этому дому, хозяину, да и всем нам, разумеется, тоже.
- Нет, нет, - отрицательно замотала головой Кристина и даже попыталась выйти из-за стола, - Я не могу больше, правда… Григорий протянул ей наполненную рюмку:
 - Вы собираетесь нас покинуть? - он пристально смотрел на неё и снисходительно улыбался, как богатый и именитый дядюшка, принимающий в своей усадьбе по большим христианским праздникам своих многочисленных бедных родственников, и благожелательно, но высокомерно кивающий, в ответ на их раболепное обожание и почтительное смирение, - В самом деле? Так скоро? - бесшумно приближаясь к ней, спрашивал он, - И вы даже не скажете нам хотя бы несколько тёплых слов на прощание? - он приблизился почти вплотную и мягким, но властным жестом, исключающим любое сопротивление, вложил в её руку наполненную рюмку.
Кристина хотела отступить, но чуть не упала, и тихо повторила:
- Не могу… В самом деле,… я никогда не умела пить, я… Григорий, всё так же улыбаясь, накрыл своей ладонью её руку, в которой находилась рюмка и отпустил лишь тогда, когда удостоверился, что она её способна держать и без его помощи. Кристина судорожно вздохнула:
- За вас… - обречённо выдавила она, пытаясь встретиться глазами с Сергеем, -… И вашу невесту, - добавила Кристина уже после того, как отпила и, наклонив голову, пытаясь справиться с подступающей тошнотой, поставила рюмку на стол.
- Идём, - Сергей взял её за руку и помог выйти из-за стола, - Послушай, - сказал он ей уже в коридоре, - Не обращай внимания на Гришу, он иногда ведёт себя, как полный мудак, - он довёл её до двери в ванную и остановился, так как Кристина вдруг качнулась и схватилась за его плечо, - Почему же ты ничего… - переводя дыхание и шатаясь, начала она, - Не забывай, что мы его гости, - отрезал Сергей, - У человека такое событие, ну… и он немного увлёкся. И потом, если разобраться, как следует, что уж он такого ужасного сделал? Сергей зажёг свет в ванной комнате, - Может тебе умыться холодной водой, ты очень бледная, - встревоженно заглядывая ей в лицо, предложил он, - Я подожду тебя здесь, - направляясь в комнату и открывая дверь на балконе, добавил Сергей, - На кухне очень душно…Скажи, если тебе что-нибудь нужно…
- Вызови такси, - сдавленным голосом, хрипло попросила она, скрываясь в  ванной. После того, как её основательно вырвало, она почувствовала себя гораздо лучше. Настолько, что вновь обрела способность относительно связно мыслить. Прополоскав рот, и строго глядя на себя в зеркало, она вспоминала, где могла оставить свой рюкзак и попутно разрабатывала план отступления. Она прошла в комнату, где кроме огромной кровати и ночника, светившего с пола мягким, приглушённым светом, больше ничего не было, и подошла к балконной двери:
- Ты вызвал такси? - спросила она.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Сергей, будто не слыша её вопроса и протягивая ей руку, помогая войти, - Осторожно, тут высокий порог, - нежно обхватив её за локоть, добавил он.
- Нормально я себя чувствую, - раздражённо отозвалась Кристина, - Послушай, Сергей, я очень благодарна тебе за заботу и участие, но честное слово, мне пора. Он усмехнулся и притянул её к себе:
- Куда пора? Обратно к неверному мужу, слушать его очередное враньё про затянувшееся внеплановое совещание? Кристина возмущённо попыталась вырваться, но только ещё сильнее увязла в его руках. Сергей приблизил к ней своё лицо с глазами цвета ночи, и слегка встряхнув, раздельно, чуть ли не по слогам, произнёс:
 - Не ври, Кристина. Хотя бы себе. И хоть раз в жизни сделай то, что хочешь сама. Не то, что диктуют тебе закостенелые правила, чужие установки и собственный твой разум, а то, что ты сама чувствуешь, - он поцеловал её, длинно, неспешно, и затем, тяжело дыша, крепко обнял, - То, что я увидел в твоих глазах, ещё там во дворе, - он обхватил её лицо двумя руками и, приблизив к себе, прошептал, - Доверься первому импульсу. Своей интуиции. Женской своей природе. Будь собой. Естественной и настоящей. А потом будь, что будет… Кристина с усилием, словно нехотя, попыталась освободиться из его объятий, чувствуя неимоверную тяжесть в ногах и нехватку воздуха. Чтобы не упасть, ей опять пришлось опереться на его руку и дать Сергею усадить себя на деревянную, с резной вычурной спинкой, кровать. «Наверное, тоже Володина работа» - машинально отметила она про себя, вдруг увидев над собой отчаянно-нахальные, весёлые и неистовые глаза Сергея. Комната внезапно закружилась перед её глазами в безумном, разноцветном вихре. Люстра с потолком взметнулась ввысь, образовав что-то наподобие циркового купола. Со стенами тоже было явно не всё в порядке. Они, будто по щелчку чокнутого клоуна-маньяка в призрачном шапито, из белых превратились в малиновые. Затем в мертвенно-лиловые, ядовито-жёлтые, изумрудно-зелёные и, оп-па, они снова малиновые! Она попыталась вскочить, но всего лишь одним, почти незаметным глазу движением предплечья была отброшена в дальний угол кровати. Одной рукой он держал её запястья, смеясь одними глазами, лениво уворачиваясь от её ногтей, шлепков, локтей и коленок, с вызовом и ловкостью канальи-фокусника, освобождая её от одежды. Когда она почувствовала его в себе, то задохнулась и почти умерла. Она уже не вырывалась, и, тем более, не пыталась убежать. У неё на это не было сил. И… желания. В тускло-матовом свете ночника, она видела только неясный рельеф его тела, но его смеющийся взгляд, дерзкий, вызывающий и оголённо-откровенный, видела отчётливо даже с закрытыми глазами. Кристина почти не ощущала его тела. Ритмичные движения его были лёгкими, но пронзительными и яростными.
     Кристина никогда не испытывала ничего подобного. Ей даже не с чем было сравнить то, что она чувствовала. Это была адская смесь бунтарского сопротивления, с изрядной дозой первобытной ярости и упоительного наслаждения. Гремучая совокупность упоённого блаженства, сдобренного подсознательной, глубинной притягательностью запретного плода, лютой ненависти и манящего греха. Невероятный букет сладострастной истомы, нежнейшего томления и полной, очищающей удовлетворённости. Когда ей снова показалось, что она умирает, она до крови прикусила губу и закрыла глаза. Но и перед плотно сомкнутыми глазами проносились беспорядочные видения: люди, события и воспоминания, на первый взгляд никак не связанные с тем, что в данный момент с ней происходило. Своим внутренним зрением на цветном туманном экране магического иллюзиона она видела то своего отца, который, сложив ладони рупором, ей что-то пытается сказать. Очень шумно, так гудит идущий стеной дождь. У отца то ли от слёз, то ли от дождя, совершенно мокрое лицо и одежда. Он кричит ещё сильнее, но Кристина различает только своё имя и больше не слышит ни слова. Лицо отца вытягивается и меняется неузнаваемо, и вот уже на дымчато-синем экране, Валерка Полежаев, её одноклассник и мучитель. Её первая любовь и самое большое наказание. В тот день их посадили вместе. В порядке двусторонней профилактики и обоюдной выгоды. Кристину рассадили с Машей, по причине их болтовни, не имеющей никакого, даже косвенного отношения к уроку математики в шестом классе. И направили к Полежаеву, который сидел один. И, как раз, умирал от скуки. Но когда к нему за парту с фальшиво недовольным видом уселась Кристина, он почувствовал себя гораздо лучше. Валерка ей нравился с третьего класса, он был симпатичный и весёлый. Но, к сожалению, двоечник. А если и не совсем двоечник, то всё равно хулиган и прогульщик. Поэтому в качестве ухажёра совсем Кристине не подходил. А теперь математичка сказала, чтобы они так и сидели. По крайней мере, на её уроках. Это был такой, видимо, педагогический приём. Одним махом троих убивахом. Ликвидированы две гуманитарно ориентированные, болтливые подружки. Да и балбес Полежаев, глядишь, за ум возьмётся, глядя на пригожую и старательную девочку. Но Валерка за ум браться не спешил, по крайней мере, в том варианте, на какой рассчитывала учительница, зато охотно брался, то за коленку, то за талию своей новой соседки. Возмущённая Кристина под общий хохоток класса жаловалась учительнице и безрезультатно просила разрешения пересесть. Чёрствость педагога стала ясна гораздо позже. Было установлено, что коварный Валерка в приватной беседе с учителем сообщил, что в нём неожиданно проснулась доселе крепко дремлющая любовь к математике. И случилось это, вскоре после переезда за его стол некой одноклассницы, благотворное влияние которой, по многократному, клятвенному уверению самого Полежаева, отмечают даже его родители. Математичка, особых его достижений во вверенной ей дисциплине, как и раньше, не обнаруживала, но отметила, что он стал более собранным, и лучше выполняет домашние задания, которые, признаться, он списывал у той же Кристины, в обмен на его обещания вести себя по-человечески. Об этом, разумеется, учителю было неизвестно, а потому она и решила пока всё оставить на своих местах. Когда Валерка не переходил границы, то есть, попросту говоря, не валял дурака, с ним было очень здорово и интересно. У него был старший брат и отличный перочинный нож. Кристина не помнила, каким именно образом, но эти факты были как-то взаимосвязаны. Именно от Валерки она услышала выражение «места не столь отдалённые». Поняла, что это означает она гораздо позже. То, что старший брат, вернулся из этих самых мест, Валерка ей сообщил первой. На истории, когда она, наверное, по рассеянности, села с ним, совершенно игнорируя Катькин призывно-гневный шёпот. И более того, осталась сидеть с Валеркой и после звонка, хотя в этом не было необходимости, так как математика стояла в расписании последним уроком. Вот тогда, заалев багровым румянцем, от того, что она не ушла, он повернулся и рассказал про брата. Она почувствовала гордость и признательность к нему за такое высокое доверие. В свободное время, которого у него было навалом, Валерий оттачивал игру «в ножички», медленно, но верно наращивая скорость и совершенствуя технику. Кристина и другие одноклассники заворожено следили за мелькающим блестящим лезвием ножа между исписанными шариковой ручкой, в ссадинах и заусенцах, Валеркиными пальцами. Ещё он писал ей записки, причем самого безобидного содержания, например, с предложением встретиться в столовой. Или просил дать списать «руский». И неизменно подписывался заштрихованными синей шариковой ручкой, толстыми печатными буквами - ПВО, - то бишь, Полежаев Валерий Олегович. Хотя это было лишним, поскольку Кристина и так всегда знала, что это он. Во-первых, только у него, постоянно так безбожно текли ручки, во-вторых, кроме него записок ей больше никто не отправлял; ребята предпочитали другие формы общения, а в-третьих, его, конечно, выдавал неповторимый и оригинальный полежаевский стиль. Валерка не признавал никаких вообще знаков препинания, считая их, так же, как и обращение к адресату по имени, дурным предрассудком и полностью лишённой смысла тратой сил и времени. Кристина считала, что невежливо оставлять послание без ответа, но отвечала кратко и по существу: «Отстань», «На перемене», «Ты совсем дурак? У нас разные варианты!» Вот одну из таких записок и перехватила завуч Алла Рудольфовна, по кличке Адольф, совсем, надо сказать, не случайной и подходившей к её образу и манере поведения куда лучше её родного имени. И надо же было такому случится, что именно в тот раз Валеркина записка была совсем иного толка. «Ты лучше всех людей, - писал этот отстающий ученик шестого класса, основной фигурант родительских собраний и школьных педсоветов, завсегдатай «камчатки», Полежаев Валерий Олегович, - Давай любить друг друга!!!» Завуч, и по совместительству учительница русского языка и литературы, ознакомившись с содержанием этого текста, вырванного из рук пунцовой Кристины, многозначительно заметила:
- Надо же! Ни одной ошибки! Значит, можем, когда хотим, да, Полежаев? Или кто ты у нас, Пэ-вэ-о, кажется? - под общий громовой хохот класса, она заглянула в бумажку и ещё раз посмотрела на любовно раскрашенную и художественно оформленную фирменную подпись несчастного Валерки. Дальнейшие события развивались стремительно, болезненно и вполне предсказуемо. Кристина вскочила со своего места, и с криком: «Какой же ты идиот, Полежаев!» выбежала из класса. Красный и лохматый Валерка, недолго думая, побежал за ней. В дверях обернулся и бросил учителю с ненавистью:
- Вы,… вы… не Адольф! Вы… в сто раз хуже!
      Он нашёл Кристину под лестницей, где она шумно плакала, стоя в углу и закрыв лицо руками. Он тихо окликнул её. Первый раз она услышала, как он называет её имя. От удивления и неожиданности она обернулась. Валерка с абсолютно белым лицом, которое она запомнила на всю жизнь, шёл прямо на неё. Каким-то только лишь зарождающимся, но безошибочным женским чутьём, она, поняла, что должно сейчас произойти. Тёплые губы коснулись её щеки. Встретив его взгляд, Кристина почему-то испугалась. Столько в нём было правды, глубины и затаённой, одинокой боли. Она изо всех сил толкнула в грудь рослого мальчишку, взбежала по трём гладким ступеням, и уже оттуда, глядя на него сверху вниз, гневно и зло прокричала:
- Ненавижу тебя, Полежаев! Не подходи ко мне! - Кристина шмыгала носом и задыхалась, - Никогда! И не пиши своих гадких записок, ты понял?!
     Валерка смотрел на неё печально и светло, будто ему заранее было известно, что она скажет. Будто прощался… Что потом? А ничего, собственно… С Валеркой сидеть её больше никто не заставлял. Кристина его игнорировала. То есть, демонстративно не замечала. И никогда о нём не думала. Ещё чего! А вскоре наступили каникулы. А после них она пошла уже в другую школу, с лингвистическим уклоном. Родители сказали, что так будет лучше. И Кристина была с ними согласна. Больше она Валерку не видела. И только иногда ей снился его грустный, потерянно-одинокий взгляд, и то, как он смотрел на неё, там под лестницей.
     И почему-то сейчас в этой незнакомой квартире, находясь с тремя чужими мужчинами, один из которых, её только что изнасиловал, ей мерещится её бывший одноклассник Валерка Полежаев. Он идёт с белым, как мел лицом, прямо на неё. Кристина так отчётливо видит это, что может разглядеть перепачканные шариковой ручкой его пальцы. И она совершенно точно знает, что на тот момент, это был самый мужественный и отчаянный его поступок в жизни. Валеркино лицо рассеивается и вместо него появляется Гриша, который больно сжимает её руки, насильно заставляя выпить. Чем настойчивее Кристина пытается освободиться, тем крепче он её держит. Григорий подходит вплотную настолько, что ложится на неё. Ей так больно, что она задыхается от крика. И от того, что не хватает воздуха. Коленом он зачем-то упирается ей в живот, влажной ладонью закрывает рот. Кристина уверена, ещё секунда и она задохнётся. Но тут дышать становится легче, Гриша отпускает её руки и встаёт, освобождая полосу тусклого света, который до этого заслоняла его полная фигура. Она резко садится в кровати и смотрит на него широко распахнутыми от ужаса глазами. Гриша вполне себе настоящий, деловито подтягивал брюки. Кристина беззвучно открывает рот и одновременно вскакивает. Гриша удивлённо смотрит на неё и что-то говорит, но она не слышит. Она помнит, что комната снова закружилась, и пол, как огромное, разбуженное животное, вздрогнул, пошатнулся и, раскачиваясь, стремительно помчался ей навстречу.
     Произошла какая-то вспышка, и стало очень светло. Кипенно-молочный свет лился отовсюду. Его было столько, и был он такой ослепительный, что хотелось зажмуриться. Кристина догадалась, что комната снова поменяла цвет. И теперь она совершенно белая. Она увидела Костю и почему-то совсем не удивилась. Муж стоял в белом свадебном костюме, с бокалом шампанского и собирался произнести тост. За накрытым столом с белоснежной скатертью сидели гости. Костя смотрел на неё, дожидаясь тишины, и улыбался своей идеальной мраморно-жемчужной улыбкой. Постепенно выражение его лица стало меняться.  Оно стало серьёзным и даже мрачным:
- Почему ты врала мне, что тебе было со мной хорошо? - резко выкрикнул он ей прямо в лицо. Кристина опешила и растеряно оглянулась. Но никто из гостей, среди которых был и её отец, и обе его жены, и сводный брат Мишка, не выказал, ни малейшего недоумения или возмущения. Наоборот, обстановка была самая непринуждённая. Её мать и Антонина, сидели рядышком, тесно прижавшись друг к другу и посмеиваясь, что-то тихо обсуждали. Она хотела объяснить Косте, что и не думала ему врать. Она на самом деле была уверена, что у них всё хорошо. Всё так, как и должно быть. Потому что другого не знала. Понятия не имела, что может быть по-другому. - Так что если я кого-то и обманывала, - хотелось закричать Кристине, - То только себя и никого больше. Но Костя уже не смотрел на неё, он вообще отвернулся и шёл навстречу Веронике, её любимой и единственной подруге. И то, как порывисто и крепко они обнялись, даже не пытаясь скрыть откровенного желания, которое проявлялось во всём: в жадно-дрожащих руках, в остановившихся друг на друге взглядах, в их фигурах, инстинктивно, неосознанно старающимися впитать, прочувствовать, слиться в единое целое, до самого основания, до хруста, до боли и изнеможения, - не оставляло никаких сомнений, на счёт природы их отношений. Кристина заметила, что на Веронике её свадебное платье, которое в данный момент Костя почти сорвал с неё. Это было не то, чтобы странно или неправдоподобно, скорее мерзко и противно. И больше всего Кристине хотелось поступить, как нормальный человек. А нормальный и добропорядочный человек, как правило, бьёт такую сволочь по лицу, после чего выпивает что-нибудь крепкого и идёт в душ. Это лучше сделать, как можно быстрее. Смыть с себя физическую память тела об этом человеке. Уничтожить воспоминания о его прикосновениях, изгнать прочь его запах, отпустить в водоворот сливного отверстия само его присутствие в твоей жизни. Это первый и очень важный шаг. Потом будут и другие, больше касающиеся ментальной сферы и душевного комфорта, но после начального очищающего ритуала, они будут пройдены гораздо эффективнее. Так думала Кристина, совершенно переставшая чему-либо удивляться. Ей только хотелось спросить у Кости, раз это Вероника, то кто же тогда загадочная «Е»? Но она не успела, потому, как эти двое голубков уже помогли друг другу избавиться от одежды, и сейчас громко и отвратительно хохоча, рвали на куски свадебное платье Кристины. Ткань поддавалась неохотно, мучительно долго, с жалобным и надсадным треском распадаясь на отдельные, сморщенные и неровные части. Было настолько тяжело наблюдать эту предсмертную агонию, что Кристина громко застонала, начала метаться и…очнулась. В тёмной комнате грязно-серой предрассветной мутью светлел оконный квадрат. Уловив какое-то движение, Кристина медленно повернула голову к двери и увидела, как из комнаты, грузно сопя, понуро выходит Владимир. Его невозможно было не узнать по огромному силуэту, на мгновение полностью заслонившему дверной проём. Возле потухшего ночника жалкой, сиротливой горкой лежала её одежда. Ужасно хотелось пить. Хотя общее состояние было довольно сносным. Голова почти не кружилась, видения рассеялись и Кристина, будто следуя какой-то внутренней инструкции, быстро и методично оделась, прошла мимо закрытых дверей кухни и второй комнаты, не глядя, сняла с вешалки свой рюкзак, открыла замок входной двери легко и непринуждённо, с первого раза, словно делала это уже не раз, и быстро вышла из квартиры.
      Было прохладно и сыро, ночью прошёл сильный дождь. Кристина вспомнила, что слышала его сквозь горячечный бред. Значит, ей не казалось, ливень был на самом деле. Обхватив себя за плечи, и опустив голову, она прошла несколько дворов. Кристину трясло, как в лихорадке. Всё тело болело и ныло. Прихрамывая, она глянула на своё отражение в зеркале припаркованной машины и даже отшатнулась. Волосы свисали несвежими, сбившимися прядями, на губах подсохшие кровавые ранки, запавшие глаза, с сиреневыми тенями, - Не девушка - мечта, - криво усмехнулась она, и тут же поморщилась от боли. На нижней губе выступила бусинка крови. Она долго провозилась с рюкзаком, руки не слушались, вздулись и болели запястья, но, в конце концов, нашла на самом дне резинку для волос и влажные салфетки. Кристина недоверчиво смотрела на них, будто пыталась что-то вспомнить. Она покупала их только вчера, а кажется, что это было в бесконечно далёкой, прошлой жизни. Она протёрла лицо, промокнула губы и стянула волосы резинкой. Всё тело наливалось свинцовой тяжестью, ноги мелко подрагивали, руки висели безжизненными плетьми, адски начала болеть голова. Каким-то потаённым, глубинным чувством или благодаря инстинкту самосохранения, Кристина поняла, что дальше её состояние будет только ухудшаться. Именно это тайное знание и спасительный рефлекс, заставили её в определённый миг очнуться, легко и бесшумно собраться, и беспрепятственно покинуть квартиру. Но отпущенный ей лимит сил и времени стремительно уменьшался. Буквально таял на глазах с каждой секундой. Идти самостоятельно было всё труднее. Она подошла к невзрачному, административному зданию, советской типовой постройки, и присела на небольшой шершавый парапет. Глянув на тускло-серое небо, с блёклым, желтовато-белёсым ореолом в форме месяца, Кристина решила, что сейчас часов пять утра. На улицах было пустынно и очень тихо, как после вселенской катастрофы. Только через дорогу, в небольшом скверике, она заметила пожилого мужчину, который выгуливал собаку.
«Нужно подойти к нему и попросить вызвать такси», - подумала Кристина. Она попыталась встать, но измученное тело, тут же откликнулось дикой, множественной болью, отказываясь повиноваться. Она смотрела на упитанного, невозмутимого человека, в голубом спортивном  костюме, неспешно прогуливающемуся ранним утром с поводком в руках и лениво, наблюдающему за своей криволапой, такой же упитанной, гладкой собакой, тщательно обнюхивающей встречающиеся на её пути кусты жимолости и каждое чахлое деревце туи, прежде чем, деловито задрать перед ним свою короткую, искривленную и мосластую лапку. Кристина искренне, почти до слёз, завидовала этому мужчине, его спокойной уверенности, непоколебимости и душевному равновесию. Да что там греха таить, она сейчас завидовала даже его самодовольной, толстой собачке, похожей на цилиндр с несоразмерно маленькими и тощими ножками, метившей все, что хоть немного было выше её роста. Завидовала их уютно-мещанской сытости, их давно устоявшейся, размеренной, такой славной и понятной домашности. Их давно обозначенной, строго ограниченной и неизменной принадлежности кому-то. Или чему-то. Её размышления прервал вышедший из здания, на парапете которого сидела Кристина охранник. Хмурый человек, явно пенсионного возраста, в серой форме с суровой надписью «охрана», подозрительно-выжидающе на неё смотрел. Превозмогая боль, Кристина развернулась к нему с самой благожелательной улыбкой, на которую только была способна в этот момент и заговорила, вздрогнув от звука собственного голоса. Она даже не знала, откуда взялась у неё эта эмоциональность, выразительность и сила убеждения, с которой она рассказывала совершенно незнакомому человеку о том, как, в процессе выяснения отношений, она поругалась со своим парнем и сгоряча выскочила из его дома.
- Мало того, что я, сдуру забыла телефон, так ещё и заблудилась, представляете? - доверчиво сообщила она, - Пожалуйста, вызовите такси, на этот ваш адрес, мои родители, наверное, с ума сходят, - нисколько ни кривя душой, закончила она, почти шёпотом, глядя на него уже без тени улыбки, глазами, полными слёз.
- Да что ж, конечно, - мужчина открыл массивную, железную дверь, затем повернулся к ней, - Может, внутри подождёшь? Сыро на бетоне этом… Кристина отрицательно помотала головой. Охранник кашлянув, неуверенно произнёс:
- Ты эт, что уж, слышь, не надо,… помиритесь ещё, - он снова кашлянул, потоптался на месте, будто хотел ещё что-то сказать, но передумал, или не знал как, и вошёл внутрь. Когда дверь за ним глухо захлопнулась, Кристина прерывисто выдохнула и, сгорбившись, закрыла лицо руками. Ей казалось, что на этот короткий разговор ушли её последние силы и возможностей организма, еле-еле хватает лишь на то, чтобы не съехать с шершавого и холодного бордюра. Наверное, именно поэтому, как только она села в такси и назвала адрес, то сейчас же откинулась на сиденье и закрыла глаза.
     Кристина ещё не успела открыть дверцу, как к ней подбежал бледный, испуганный Костя. Он помог ей выйти из машины, что было очень кстати, так как она еле стояла на ногах:
- Крис, ради бога, что случилось? Я с ума схожу… Кристина сделала знак шофёру и, останавливая мужа, устало бросила:
- Расплатись, пожалуйста, с водителем… Остальное мы выясним позже. Она стряхнула его руку, и, прихрамывая, пошла к дому. Костя, в мятой рубашке, которую, похоже, он так и не снял с вечера, обескураженно смотрел ей вслед. В этот день никто ничего не выяснял. Кристина закрылась в спальне, а её муж, недолго потоптавшись у двери, и не добившись ровным счётом ничего, кроме просьбы оставить её в покое, высказанной в довольно резкой и грубой форме, переоделся и уехал на работу. Вечером, когда он вернулся с букетом цветов, Кристина молча поднялась в спальню по лестнице,  сочно щелкнув замком и предоставив мужу на выбор спать либо на диванев гостиной, либо в кабинете, разложив, предварительно, огромное плюшевое кресло. Костя глянул на комплект постельного белья, в углу дивана, с лежащим сверху клетчатым пледом, который заранее оставила ему супруга и, поставив в воду цветы, задумался. С одной стороны, он радовался полученной отсрочке. Константин не выносил ситуаций, требующих от него каких-то объяснений, или тем более оправданий, и всего того, что могло нарушить покой, усомниться в правильности выбранного направления, подорвать уверенность и стабильность. Он боялся и презирал всю сознательную жизнь, скандалы, крики и любые выяснения отношений. Костя считал подобное занятие уделом людей нищих телом и духом, ограниченных и ущербных, так называемого плебса, от которого всегда, как только мог, отгораживался и даже нечаянного сходства или, боже упаси, контакта, сознательно избегал. Он долго и целенаправленно сжигал и вытравливал любое напоминание о своём нищем детстве с эмоционально неуравновешенной мамашей и сменяющими друг друга каждые полгода, находящимися в разной степени дегенератизации залётными папашками. Не для того он, голодный, сидя в полупустом общежитии, не только глазами, но всем нутром своим вгрызался в текст учебников, когда все его однокашники разъезжались на каникулы домой, чтобы однажды позволить догнать себя тому, от чего без оглядки, стремительно и неустанно, бежал всю свою жизнь. Но с другой стороны, не думал, скорее, ощущал Костя, пускать всю эту ситуацию на самотёк, тоже не лучший выход. Мало ли что может прийти в голову обиженной женщине. Костя, нахмурившись, стоял внизу и смотрел вверх, на плотно закрытую дверь спальни, из-за которой не доносилось ни звука, - Ленка, безмозглая курица, какого ж ты чёрта начала молоть своим языком, не зная наверняка, кто это звонит, - покусывая нижнюю губу, (дурацкая привычка, оставшаяся со студенческих лет, и свидетельствующая о напряжённой работе мысли и крайней степени сосредоточенности), в который раз подумал он.
     На следующий день он приехал с работы гораздо раньше и не давая пройти Кристине к лестнице, горячо и быстро проговорил:
- Кристина, прошу тебя, не уходи, - он попытался взять её за руку, но заметив, как она отшатнулась, отступил назад, - Хорошо, хорошо, понимаю, ты возмущена, но позволь мне объяснить, эта женщина,..
- Кто она? - резко оборвала его Кристина.
- Одна журналистка, - Костя, поморщившись, с ожесточением отмахнулся, как от чего-то незначительного, пустого и не заслуживающего никакого внимания, - Не имеет значения, это взбесившаяся истеричка, с больным воображением, - Костя умоляюще посмотрел на жену, - Она ничего не значит для меня, клянусь тебе…
- Как её зовут? Где вы познакомились? - Кристина села на диван, приглашающим жестом указала ему место напротив, и смотрела на мужа спокойно, почти доброжелательно. Со стороны могло показаться, что молодая пара готовится к просмотру любимого фильма. Костя вздохнул, присаживаясь:
- Елена, - снова тяжёлый вздох, - Она как-то готовила сюжет об одном из наших проектов, он снова вздохнул, - Крис, честное слово, клянусь тебе…
- Не клянись, пожалуйста, твоя «Е» была достаточно откровенна… Он вскочил и сел рядом, взяв Кристину за руку:
- Послушай, эта женщина совершенно ничего не значит для меня, поверь…
Кристина встала, согласно кивая головой:
- Верю, Костя, скорее всего так и есть, - она улыбнулась одними губами, - Возможно, что эта Елена ничего не значит для тебя…- она сделала паузу и усмехнулась, - Так же, как и я. Кристина предостерегающе выставила руку, увидев, что он тоже встал и собирается что-то сказать:
- Нет, постой, кое-что изменилось Костя, самую малость, и я думаю, ты должен знать об этом, но для начала, скажи, - она подошла ближе и заглянула в его лицо, красивое и безупречное, как всегда, - Ты не хочешь спросить меня, где я была в ту ночь, и почему была в таком виде? Нет?
Костя взял её за руку, на тонком запястье были чётко видны жёлто-голубые разводы огромного синяка:
- Где бы ты ни была, ты имела на это право, любимая, - он поднёс к губам её ладонь и поцеловал, - Ты ведь была расстроена, я отлично понимаю твои чувства, - ещё один поцелуй, - Крис, милая, если бы ты только знала, как я переживал, куда только не звонил. Кристина вдруг рассмеялась:
 - Ты великолепен, Костя, уверена, что родителям моим ты звонил весьма осторожно, да? Очень аккуратно выясняя, не у них ли я, так ведь? - Кристина снова рассмеялась, и притворно изменив голос, пробасила, изображая мужа, - А то, как бы отец не узнал, что его любимой доченьки нет дома, да не принялся бы расспрашивать дорогого зятя о причине её отсутствия в столь поздний час. Костя растерянно смотрел на неё, - Малышка, я просто не хотел их беспокоить раньше времени, я думал…
- Что ты думал? - сверкая глазами, сквозь зубы процедила Кристина.
- Милая, любимая, малышка, - передразнила она его противно-елейным голосом, - Прибереги это для своих шлюх, хоть на «Е», хоть на все остальные буквы алфавита… Кристина старательно обошла мужа и направилась к лестнице, - Мне вообще плевать, если честно, - опираясь на перила, обернулась она к нему, - А знаешь почему? - нежно улыбаясь, спросила она, - Потому что поняла, что не люблю тебя, да и не любила никогда. Думала, что любила, но на самом деле, я и понятия не имела, что это, - она медленно стала подниматься по лестнице, остановилась посередине и будничным тоном произнесла:
- А в ту ночь, на которую, по твоим словам, я имела право, меня насиловали трое мужиков, а самое главное знаешь что, - она сверху вниз смотрела на Костю печальными глазами, стоящего с опрокинутым лицом, внизу лестницы, - Самое главное, Костя, что мне это понравилось! Вот так, дорогой муженёк, - она помолчала, - Ничего подобного у меня с тобой и близко не было, да я вообще представить не могла, что такое возможно, - она поднялась наверх, открыла дверь комнаты и крикнула:
 - Так что в каком-то смысле я даже благодарна твоей «Е», а то так бы и прожила всю жизнь, понятия не имея, что на свете есть такие вещи, которые и описать-то невозможно. Костя в три прыжка, оказался рядом с ней, обнял её и прижал к себе:
- Ты говоришь так специально, чтобы наказать меня, отомстить, сделать больно… Я знаю, но я не верю, - он отстранился, заглянул ей в глаза и, удерживая за руки, горячо зашептал:
- Давай всё забудем… Всё-всё, клянусь тебе больше никогда не дам тебе ни малейшего повода для ревности. Кристина высвободила свои руки, и устало произнесла:
- У тебя это и не получится… Ты, что не слышал меня сейчас? Костя, - она помахала рукой перед его лицом, - Очнись, повторяю ещё раз: я не люблю тебя! И после того, что произошло с нами обоими, ты в эту спальню больше не войдёшь, - Кристина внимательно посмотрела на него:
- Если ты думаешь иначе, или уверен, что всё это временный каприз и месть обманутой дурочки, то лучше тебе собрать вещи, и уехать прямо сейчас… Костя снова обнял её и прошептал:
- Конечно, будет всё, как ты скажешь…- он целовал её руки, - Обещаю тебе, что снова постараюсь заслужить если не твою любовь, то твоё уважение… Мы начнём сначала, только умоляю, не руби сплеча… Время пройдёт и всё может показаться не таким уж мрачным, поверь, Кристина… У нас ещё всё наладится… Я уверен, я докажу тебе…
     Она вздохнула, пожала плечами и закрыла дверь. Костя сидел на лестнице возле спальни до глубокой ночи. В нескольких метрах от него, на большой двуспальной кровати беспокойно спала молодая женщина.
     Эта ночь даст отчёт целой веренице последующих, в которые она будет опускаться с наслаждением ею уже однажды испытанным. Очарованная таинственным и нетерпеливым ожиданием, когда из глубины долгожданного сновидения, медленно и неотвратимо, словно услышав её молчаливый призыв и дневные мольбы, перед ней, изнемогающей от желания, возникнет лицо парня с весёлыми и нахальными глазами.