Монолог взрослой дочери

 

 Я знаю, он позвонит, раз обещал. Я специально дала ему городской номер, ведь связь по сотовому не так надёжна. И теперь мне нужно чем-то себя занять, потому что заснуть я всё равно не смогу.

При последней встрече, ты пошутила, что мы всю жизнь обижали друг друга по очереди. Попытаюсь вспомнить, так ли это, мама…
 То, что было до школы, моя память почти не сохранила. Яркая ленточка в косичке, кружевное жёлтое платьице, красный воздушный шар с нарисованной белой кошачьей мордочкой. Рука папы – широкая ладонь, мозоли, которые я трогала пальчиком, удивляясь, какие они твёрдые. Папа работал на заводе, а ты сидела со мной дома. Бабушек и дедушек не было, и папа решил, что ты будешь заниматься со мной сама, минуя ясли и садик. И ты занималась. Мы готовились к школе, я уже умела читать, немного считать и, высунув от напряжения язык, огромными буквами выводила своё имя в тетрадке. Я так мечтала о школе! Семь лет мне исполнялось в конце сентября, но папа добился, чтобы меня взяли в первый класс. Это был праздник! Музыка, белые фартучки, огромные банты, ранец, старательно собранный накануне. Я крепко держала тебя и папу за руки.
 
А через неделю папы не стало. Он сел после работы в своё любимое кресло под оранжевым абажуром, задремал с газетой в руке. И не проснулся. Так и ушёл во сне. Сердечная недостаточность. День его похорон совпал с днём моего рождения. Подарок он купил заранее – кофточку с вышивкой, на которую я давно засматривалась в витрине универмага.
 Знаешь, я не понимала, что всё изменилось. Мне казалось, что папа просто уехал куда-то далеко, но обязательно вернётся. Ты пошла работать уборщицей, денег было мало, а я капризничала и злилась. Мне хотелось то лаковые туфельки, то игрушечную кукольную мебель, то джинсовый комбинезончик. Я обижалась, что одета не так богато, как многие в классе, что у нас нет видеомагнитофона, или же требовала сию минуту купить мне велосипед. Я думала, что ты стала любить меня меньше.
 Сначала ты пыталась меня жалеть, потом попробовала наказывать. А однажды пришла домой, еле держась на ногах, от тебя пахло жареной рыбой и вином. Ты поставила пластинку с песней Жана Татляна «Осенний свет», под которую вы любили танцевать с папой, и стала кружиться по комнате, подпевая незнакомым хриплым голосом. Я испугалась и выдернула вилку проигрывателя из розетки. И тогда ты меня ударила. С нами обеими случилась истерика, но заснули мы обнявшись. И я всё равно до сих пор люблю эту песню.
«Но дни прошедшие не возвращаются
Мечты сбываются и не сбываются…»

 Утром ты рано ушла. Больше я никогда не видела тебя пьяной. Работу ты вскоре сменила – тебе предложили поработать лаборанткой на заводе отца. Теперь от тебя пахло химическими реактивами, а на руках появились такие же мозоли, как были у папы.
 Подростком я тоже доставляла тебе немало хлопот. Теперь уже ты обижалась на моё невнимание. А я подружилась в классе с новенькой – отвязной девчонкой – мы пробовали курить, стащили у её родителей кассету с порнушкой, кажется, это был «Калигула», и храбро досмотрели до середины. Правда, потом нас начало тошнить, не знаю, от сигарет или от «Калигулы». Я стала прогуливать школу, и всерьёз собиралась удрать из дома, даже потихоньку готовила рюкзачок с самым необходимым. Но зимой сильно простудилась (сказалось курение втихаря на балконе!), слегла с воспалением лёгких, и чуть не осталась на второй год. Ты поговорила в школе, и меня перевели в следующий класс, с условием, что я подтяну все свои «хвосты». В наших отношениях наступила спокойная полоса. Мы стали больше доверять друг другу.
 
 Я поступила в институт и… влюбилась. Влюбилась беззаветно, безответно, безоглядно! До беспамятства!
Ты догадалась. Я ведь стала много говорить о Нём. Накупила косметики. А потом завела дневник – тетрадку с Джонни Деппом на обложке, куда записывала
все свои переживания. Туда же я вложила тоненькую самодельную книжечку со своими неумелыми стихами, о любви, о чем же ещё? О, как мне хотелось поделиться с тобой всем, что я чувствовала в то время. Но я помнила, что ты привыкла меня жалеть, и все вопросы решать за меня. И побоялась. Оказалось, что не напрасно. Помнишь, что ты сделала? Ты нашла мой дневник, прочитала мои стихи, и отвезла их ему в общежитие, благо, что в дневнике было много всего, даже имя его соседа по комнате.
 Он был молод, как и я, и он испугался такого пылкого проявления чувств. Наш с ним разговор на следующий день в институтском коридоре, я до сих пор вспоминаю с холодеющим сердцем. А ты упрямо твердила, что желаешь мне только добра, и сделала всё правильно. Мол, рубить, так с плеча. Я перевелась на заочное, нашла работу, и стала откладывать деньги, чтобы снять комнату. Жить рядом нам становилось всё труднее, мама. И тут… насмешница судьба послала крылатого младенца с луком и стрелами, но теперь уже в твою сторону.
 
 На заводе выделили путёвку, и ты первый раз уехала к морю. А вернулась совершенно другой. Счастливой. Там ты встретила Петра Кондратьевича. Он жил в другом городе, но приехал следом за тобой. Где он поселился, я не знаю, но встречались вы у нас, пока я была на работе. Встречались тайком, потому что сказать ты мне не решалась. Но однажды я увидела на оконном стекле в комнате надпись: «Танька, я люблю тебя! Выходи за меня замуж!» Луч закатного солнца, преломляясь, высветил радугой эти слова. Танька – это ты, моя мама. Но как же возмущена я была! Ты, взрослая, можно сказать, пожилая женщина, и вдруг такое! Ревность, обида, воспоминания о папе – всё поднялось жгучей волной. Когда ты вернулась, я выплеснула её тебе в лицо. Нет, я не ставила условий, типа «он или я», просто сказала под конец, что ухожу и буду снимать комнату. И я так и сделала. Я тоже умела быть упрямой.

 С тех пор прошло пять лет. Замуж ты не вышла, да и я пока не собираюсь. Раз в неделю я прихожу к тебе в гости, в нашу однокомнатную квартиру, приношу торт, мы пьём чай. Говорим. О погоде, о политике, о сериалах, о…  А позавчера мне позвонили с твоего завода и сказали, что тебя увезла «Скорая» прямо с работы. Я сразу поехала в больницу, но тебе уже делали операцию. Я сутки просидела возле реанимационного отделения. Ты не приходила в себя.
Опухолевая кома. Но врач, хирург, сказал мне, что операция по удалению опухоли прошла успешно, и нужно только ждать. Если, ещё через сутки, ты придёшь в себя, то всё будет в порядке.

 Он прогнал меня, чтобы я поспала хоть немного, сказал, что силы ещё понадобятся. Обещал позвонить сразу, если что-то изменится.
А я не могу заснуть. Сижу у телефона и вспоминаю наши старые обиды, мама. И так хочу, чтобы ты обиделась на меня ещё раз! Чтобы пришла в себя, и обиделась! Твоя же очередь, мама!!! И тогда я смогу попросить у тебя прощения.

/иллюстрация из интернета/
*Рассказ написан на межсайтовый литературный конкурс и занял первое место в женской номинации.