Не смей называть меня, Муся!

 Все совпадения с реальностью - случайны.
Рассказ является лишь плодом воображения автора.
(Л.Д.)

В столовую для сотрудников, не торопясь вошла пожилая бухгалтер.  Тихая, интеллигентная женщина, прекрасно выглядящая для своего возраста.  Она не спеша, поставила пакетик с едой на стол. Она вообще все делала не спеша, основательно.
Высокая, загорелая, с хорошей фигурой она и одевалась с забытым ныне вкусом.  Воздушную, белую блузку и черный жилет, дополняла брошь тонкой работы. Именно дополняла, не акцентируя на себе все внимание, но подчеркивая невесомость блузы и глубокую черноту жилетки. Умное,  с гладкой, почти без морщин кожей, чуть вытянутое лицо, пожилой дамы, с мудрым взглядом серых глаз, взирающих на этот мир, с какой-то скрытой печалью, то и дело озарялось открытой и доброй улыбкой, в ответ на приветствия сослуживцев.
- Садитесь, Алла Мусаевна. – обрадовано пригласила ее делопроизводитель, освобождая место рядом с собой.
- Сейчас, только поставлю разогреваться. – чуть ворчливо произнесла бухгалтер, ставя контейнер, с нехитрой едой в микроволновку и присаживаясь на стул, рядом с пригласившей ее.
 Сидящие за столом, радостно заулыбались.
- Как вам ваш новый сосед? – с любопытством поинтересовалась делопроизводитель.
- Валя, не говори о нем. – чуть раздраженно откликнулась бухгалтер.
- А чего так? Почему не говорить то? – чуть в нос, прогудела Валентина,  отправляя маленькую, желтую помидоринку, себе в рот.
Глаза ее хитро поблескивали.
- Зачем он мне в кабинете нужен, этот сосед? – чуть возмущенно пояснила свое нежелание говорить о новом сослуживце, Алла Мусаевна.
И вытащив из печи контейнер, продолжила:
- У меня же отчеты. У меня инкассаторы. Я кричу, если мне вовремя не скинули продажи за день. А тут он. Я что теперь должна? – задухарилась она, обращаясь к собравшимся на обед, сотрудникам предприятия.
Сидящие за длинным столом, улыбнулись. Бухгалтер сердилась безобидно, по - доброму.
- Ну, не знаю. – сдерживая веселье, откликнулась  делопроизводитель.- Пристрой его к делу.
- К какому? – выпрямляясь на стуле, встрепенулась бухгалтер.
- Ну-у, не знаю. – глаза Валентины  заискрились смехом.- Спинку пусть тебе чешет. Бюстгалтер там, застегнуть.
- Зачем он мне нужен?! – аж подпрыгнула на месте Алла Мусаевна, возмущенно глядя на приятельницу  из-под огромных очков, в дорогой оправе. – Я и сама себе все застегну.
- Не, ну самой - то неудобно. – не согласилась с ней Валя, давясь от смеха.
Сотрудники, перестав есть, радостно оглядывали этих двоих. Такие пикировки двух подруг были делом обычным и постоянным.
- Вот как ты дотянешься до застежек? Вот как? – продолжала допытываться делопроизводитель, отправляя в рот кусок мяса.
- Я как?! – запротестовала, раскрасневшаяся бухгалтер.- Вот как. Так вот. И все мне удобно! – закинув руки за спину, она показала, как застегивает, невидимую застежку бюстгалтера.
- Не, ну самой это не то. Лучше ж с соседом.- широко улыбаясь, снова подначила ее Валя.
Собравшиеся за столом, весело рассмеялись.
- Да ну тебя. – поняв, что подруга шутит, фыркнула Алла Мусаевна и потянулась за хлебом… - Вот как начну при нем ругаться на девчонок, тогда он узнает мой характер, сам сбежит из кабинета. – сдвинув брови, пригрозила она отсутствующему соседу.
 Услышав эту угрозу из уст бухгалтера, сотрудники,  подхихикивая,  вернулись к своим тарелкам. Обед то был не резиновый и пролетал мгновенно.
 - Всем, приятного. – в столовую, несколько развязной походкой,  вошел высокий,  коротко стриженный, с чуть наметившимся животом и трех дневной щетиной, мужчина средних лет.
Взгляд его светло-голубых, чуть водянистых глаз, был слегка холоден и мутн. Впрочем, аккуратный, курносый нос, картошкой, придавал широкому лицу добродушный и безобидный вид. А загар и пушистые ресницы, глазам яркость, скрадывая кроющуюся за нарочитой открытостью взгляда их обладателя, муть.
Вошедший, широко улыбнулся  и, обращаясь к бухгалтеру, панибратски произнес:
- Муся, я ключ на вахте оставил. Пойду, пообедаю.
Алла Мусаевна, аж задохнулась от такой наглости и возмущенно пискнула,  изумленно глядя на своего соседа по кабинету:
- Дааа… Да какая я тебе, Муся?! Не смей меня так называть! Мы с вами на будершафт не пили, Владимир Александрович! – гордо вскинув подбородок вверх, сообщила она ему.
- Понял, Муся, понял. Выпьем. Что нам мешает?  Ээх… – залихватски похлопав ее по плечу, сообщил тот и, развернувшись на пятках,  пружинистой походкой вышел из столовой, напоследок окинув, чуть кокетливым  взглядом, собравшихся.
Алла Мусаевна  сердито воскликнула, глядя ему в спину:
- Я? Да я… Я не буду с вами пить! И не смейте называть меня, Муся.
- притопнула она ногой.
- Ключ, на вахте, Муся… - почти пропел баритоном Владимир Александрович,  закрывая за собой дверь.
- Я тебе не,  Муся! – зашипела, пристально глядя в только ей ведомую точку, на закрывшейся за ушедшим, тяжелой, белой  двери,  бухгалтер.
Народ притих, откинувшись на стульях и задумчиво переваривая как съеденное, так и только что произошедшее.

                ***
Ко всем неудобствам, совместного пребывания в одном кабинете с соседом, добавилось и то, что он очень любил кушать кавказские солености. Да ладно бы просто кушать. Он их любил кушать в кабинете, совершенно игнорируя, как предназначенную для перекусов столовую, так и свою соседку, которая не переносила острые запахи и неаккуратность. В данном же случае присутствовало то и другое.
Поэтому пряный запах капусты по-грузински, смешанный с запахом кофе и шаурмы, вкупе с разбросанными по столу сальными  салфетками, фантиками от конфет и грязной чашкой, к вечеру  этого дня, довел бедного бухгалтера до головной боли.
Ситуация усугублялась еще и тем, что в крошечном кабинете, их столы стояли прямо напротив друг друга, плотно прижавшись столешницами, словно пылкие влюбленные.
Наконец, рабочий день подошел к концу.  И уже не чаявшая его пережить женщина, споро засобиралась домой, когда сослуживец, нахально осматривая ее с ног до головы, мутным взглядом, вальяжным голосом произнес:
- До завтра, Муся.
Рука бухгалтера, застегивающая норковый полушубок замерла, и резко развернувшись к соседу, она холодно произнесла:
- Я ведь, кажется, вас просила, не называть меня Муся. Не так ли?
Мужчина коротко хохотнул и бесцеремонно произнес:
- А я твоего разрешения и не просил, Муся.
Губы его искривились в издевательской усмешке.
Кровь бросилась в лицо бухгалтеру, виски скрутило от боли. И ничего не ответив, она молча вышла из кабинета. От такой наглости и бесцеремонности женщине хотелось плакать.

                *** 
Она медленно, чуть прихрамывая,  шла по пустым улицам промышленного района, ничего не замечая вокруг. Боль сверлила затылок. К глазам подступали слезы. Пожилую женщину подташнивало, видимо от поднявшегося давления. Лицо горело. Ноги словно налились свинцом. Вдобавок ко всему, очки совсем  запотели. А проспорив, почем зря, с соседом она еще и на свою электричку опоздала, так что теперь ей предстояло целый час ждать следующей.
Алла Мусаевна всхлипнула, останавливаясь. И достав из кармана полушубка белоснежный платок, принялась протирать  запотевшие очки. Она чувствовала себя абсолютно беззащитной перед агрессивной бесцеремонностью и наглостью нового сослуживца.
Она вообще почувствовала себя одинокой, посреди этих серых зданий с темным отсветом черных стекол, в этом пустом и длинном переулке. Одна, совсем одна.  Да еще этот холодный зимний ветер  гудел, пролетая по узенькой улице, словно рассерженный шмель.  А вечернее, и без того темное небо, бесповоротно заволокло тучами, сделав его абсолютно непроницаемым для света. 
И как последний штрих сегодняшних неудач,  с неба повалил  колючий мелкий снег, пополам с дождем. Настолько плотным, что он заливался даже ей за шиворот,  хотя она и подняла воротник полушубка повыше.
Ко всему прочему, у нее еще и колено разболелось, видимо на погоду.
Бухгалтер горестно вздохнула, потеряно оглядываясь по сторонам и вздрагивая от неожиданности.
На одной из поваленных бетонных плит, рядом с аркой покинутого людьми, «Химсервиса», сидел огромный кот и задумчиво пялился на нее большими оранжевыми глазищами.
Увидев сидящего напротив нее кота, Алла Мусаевна приободрилась: уж не такой одинокой она и была в этом мире.  Настроение у нее чуть улучшилось.
«Коту-то, на этом холодном ветру, тоже небось, не сладко приходится»- подумалось ей.
И вытерев слезы, она позвала:
- Кис, кис, хочешь колбаски дам? Иди сюда.
Кот доверчиво пошел на ее зов.  И бухгалтер совсем уже было полезла в сумочку за не съеденным на работе бутербродом, но ее рука так и замерла на пол дороге.
Кот на ее глазах начал  увеличиваться в размерах.  Он рос, с каждым неторопливым шажком, становящихся все более огромными, лап, приближающим его к ней. Огромные, острые, светящиеся каким-то  синим пламенем, когти дробно постукивали по асфальту, эхом отзываясь среди кирпичных стен опустевших предприятий.
Бухгалтер любила и не боялась животных, но тут в ее душу холодной,  липкой змеей начал вползать страх. Волосы, уложенные в аккуратную прическу, начали шевелиться, приподнимаясь на затылке.
- Киса,  ты чего? – испуганно промямлила она. – Давай, я тебе колбаски, лучше дам.
Оранжевые глаза кота сверкнули зеленым и он прыгнул.
Острые когти, одним махом, разорвали  ей на груди полушубок, словно моряк тельняшку.  Из черного провала пасти высунулся алый язык и острые, белые зубы впились ей в шею.
Последнее, что запомнила  бухгалтер, было смрадное, пахнущее прелой кровью дыхание животного, брызги своей крови, пахнущей железом и дикую боль в горле.
А затем мир стал удаляться, превращаясь в маленькую черную точку. Свет померк и наступила тишина. Ни боли, ни звуков, ни запаха.  Только тишина.

                ***
Резкий, судорожный вдох, вернул Алле Мусаевне возможность воспринимать мир.
Она лежала на спине, навзничь, раскинув руки и ноги в стороны, крепко сжимая в руках сумочку. Осознав, в каком положении находится, бухгалтер вздрогнула и резко поднялась. Но, тут же испугалась собственного движения: «Шея! – в ужасе вспомнила она, дрожащими руками нащупывая очки,  взлетевшие при падении ей на лоб.- Меня же загрыз кот.»
Она судорожно приложила руки к груди, а затем схватилась за точно, разорванную котом, шею. Ее губы мелко подрагивали, руки тряслись.
Однако, никаких царапин, а не то, что разрывов, Алла Мусаевна у себя не обнаружила,  да и полушубок был целехонек.  Тогда, с трудом поднявшись на ноги, бухгалтер затравленно огляделась по сторонам, в поисках кота.
Но на узенькой улочке все так же было пусто и тихо. С неба сыпал все тот же мокрый снег, а  беззвездное небо все так же низко висело над землей, отчего казалось, что крыши пустых, серых домов,  окруживших женщину, упираются прямо в него.
- Матерь, Пресвятая Богородица, у меня галлюцинации начались. – горестно воскликнула она, твердо решив посетить психиатра, как только выдастся свободный денек, ибо с этим не шутят. Голова все - таки, не что-нибудь!
Приняв это мудрое решение, Алла Мусаевна, слегка  подуспокоилась и не торопясь зашагала к вокзалу, надо было успеть хотя бы на следующую электричку.
Снег потихоньку превращался в поземку, впрочем, одиноко идущую по безлюдной улице женщину, это нисколько не заботило.
Бухгалтер тихо радовалась и тому, что ее приключение оказалось лишь плодом ее воображения: возможно, она упала в обморок и ударилась головой?  Вот ей и привиделось. Радовалась она и тому, что прошло ее колено. И что сверлящая боль, больше не тревожит висок.
А снег? Ну, что снег? Он обдувает и охлаждает, приводя в порядок  встрепанные нервы и убирая лишние мысли из головы.
Женщина глубоко вдохнула холодный воздух и…
Рядом с ней, резко затормозив, отчего ее окатило из лужи темной, дурно пахнущей жижей, остановилась машина.
Замерев на месте от неожиданности, остановилась и бухгалтер.
Дверца «Мерседеса» приоткрылась и бодрый голос Владимира Александровича произнес:
- Муся, давай я тебя подвезу.

                ***
Последнее, что ее коллега запомнил в своей жизни, был стремительный прыжок бухгалтера в его сторону.  Ее железная рука с длинными, похожими на кошачьи когти, ногтями, мертвой хваткой сдавившая ему горло и вырывающая  его из салона машины.  Зеленый блеск бешено вращающихся глаз соседки, смотрящих ему прямо в глаза.  Боль от попадающей ему на щеку ее слюны, похоже прожигающей кожу насквозь и яростный шепот, прямо ему в рот:
- Не смей называть меня, Муся.

                ***
Брезгливо отбросив вырванный из горла соседа кадык, в сторону, бухгалтер аккуратно вытерла руки белоснежным платочком. И, поправила растрепавшуюся прическу, не спеша направилась  прямо по улочке, туда, где веселым светом горят фонари, где окна домов дарят тепло и уют, где ходят люди, а по шпалам стучат колеса электричек.
Домой. Она хотела домой. К телевизору и горячему чаю, к  уютному креслу и теплому свету торшера.
Улицы побелели от снега. И по этому, чистому, белому полю шла одинокая фигурка женщины, прижимающая к себе покрепче изящную, черную сумочку и прячущаяся от пронизывающего ветра, за поднятым воротником полушубка. Лишь глубокие, черные следы оставляемые ею на снегу, свидетельствовали о том, что белое безмолвие, царившее вокруг, не было таким уж пустым и мертвым.