Диссидент-стоматолог

Всплеск энергии стесненного народа изменил природу.
Русские, украинцы, прибалты и немцы, тысячи иванов дени-
совичей в телогрейках, с заветной ложкой за голенищем, ли-
шенные свободы, валили лес и корчевали кустарники. Были
еще семьи переселенцев. Привлекалось к непосильным рабо-
там наполовину закабаленное местное население, только жи-
ли они в своих избушках. Всех трудоустроила пойма северной
реки.

Сотни гектаров заливных лугов, ветер волнами разгонял
по  ним  разнотравье  —  результат  того  непосильного  труда.
Появились новые дома, фермы, расплодили скот, построили
школы и больницы. По могучей реке, по широкой стремни-
не белых волн скользили белоснежные «Ракеты». Горе от на-
силия прошлого затухло, появилась надежда на беззаботное
счастье. И вдруг после длинных невнятных речей правителя
в нашем государстве, ограниченном царстве, возникла новая
междоусобица. Опять бойкий люд приступил к дележу чужо-
го добра, на этот раз — общего. Про окраины забыли. Внуки
переселенцев потянулись на родину предков — Саратов, Во-
ронеж, Могилев и еще дальше, в Турку, Росток или Оттаву.
Вместе с ними уезжали и те, чьи предки здесь жили не одно
столетие.

Деревни  вдоль  рек  осиротели,  мимо  покосившихся
крыш  реже  стали  проплывать  суда,  исчезла  местная  авиа-
ция.  Лишь  могилы,  белея  выцветшими  на  солнце  креста-
ми,  с  укоризной  смотрели  на  проезжающих.  Стали  дичать
вдовствующие  окрестности.  Орды  кустарника  заполнили
пустующее пространство. Травы, стесненные коричневыми,
зелеными кустами, устремились вверх, выросли выше лоша-
ди. Кроты и мыши расплодились в неимоверном количестве.
Изрыли, перекопали когда-то ровную дернину лугов. Меж-
доусобная война началась в природе без участия человека.
В зарослях кустарника вольготно стали чувствовать себя ло-
си,  зайцы  и  одичавшие  олени.  Озера,  забывшие  невод,  за-
тянулись тиной. Труд людей в телогрейках, страдания тысяч
людей стали бесполезны, утратили смысл.

Брошенный  север  —  окраина  России.  Субтропический
остров Хайнань — тоже окраина, только Китая. Это его юж-
ная окраина. Здесь тоже живут олени, для которых, видимо,
температура —50 о  С или +50 о  С переносима, комфортна.
Дорога  —  полоса  приличного  по  российским  меркам
шоссе — пролегала вдоль острова от административного цен-
тра  города  Хайкоу  на  западе  до  пляжного  города  Санья  на
востоке,  через  пустынные  равнины  и  поросшие  зарослями
джунглей невысокие горы. Однообразие ландшафта прерыва-
ли равнинные участки, заполненные водой, из которой ровны-
ми рядами торчали пучки злаков — рисовое поле, любимый
пейзаж  китайцев  —  зримое  воплощение  их  благополучия  в
течение десятка тысяч лет. Довольно часто склоны гор были
изрыты бульдозерами, на красно-коричневых террасовых пло-
щадках  ровными  рядами  зеленели  апельсиновые,  манговые
или  мандариновые  рощи,  кудрявились  чайные  плантации.
Упорядоченность побеждает хаос. Вот что демонстрировало
китайское трудолюбие.

Теплые изумрудно-зеленоватые воды Южно-Китайского
моря окаймляла белая полоса прибрежного песка. Вслед за
песком вытянулись зеленые лужайки, взметнувшиеся вверх
кокосовыми пальмами. Аборигены лазали по ним на десятки
метров вверх безо всяких приспособлений и страховок.
За пальмами высится череда отелей, похожих на гигант-
ские океанские лайнеры. Белый бетон и солнечные блики на
стеклах.  На  прилегающей  к  отелям  территории  буйствуют
цветы.  Растут  причудливые  деревья,  текут  рукотворные  ру-
чьи, в которых плавают разноцветные рыбки. Округлые мо-
стики, журчащие мини-водопады, на лужайках опрокинутые
вазы, из которых не вода вытекает, а цветы. Все это воплоще-
ние причудливых фантазий местных дизайнеров по ландшаф-
ту впечатляет отдыхающих.

В  марте  сезон  муссонов,  затяжных  ливневых  дождей
еще  впереди.  Лишь  изредка  ночной  дождь  может  студить
дневную прохладу. Во время прогулки по набережной Да Дун
Хая,  местному Арбату, можно встретить знакомые названия
— кафе «Березка», ресторан «Москва». В них, как и в много-
численных  магазинчиках  на  прилегающих  улицах,  говорят
по-русски, преимущественно соотечественницы, из Хабаров-
ска, Владивостока, Читы или Иркутска, вытесненные с терри-
тории России, дугой огибающей Китай, нуждой, приехавшие
сюда в поисках заработка.

Во время первой же прогулки по брусчатой набережной
Да  Дун  Хая  мое  внимание  привлекает  плакат  —  бородатый
мужик  с  грузинской  физиономией  в  киргизской  войлочной
шляпе,  в  русской  косоворотке  держал  веник  в  руках.  Под
картиной надпись: «Руссо-туристо, заходи — не пожалеешь.
Баня, массаж». Ниже под этой надписью поясняющее предо-
стережение: «Только для соблюдающих облико-морале. Оза-
боченных просим не беспокоить».

Люди с юмором всегда располагают к общению. За этой
надписью  несколько  ступенек,  выложенных  белой  мрамор-
ной плиткой, вели к светлому двухэтажному зданию. Открыв
легкую пластиковую дверь, я оказался в небольшом уютном
холле, причудливо украшенном цветами и аквариумами с эк-
зотическими  рыбками.  За  офисной  стойкой  из  красного  де-
рева  находились  две  симпатичные  блондинки  лет  тридцати
пяти. Их улыбки стали еще приятнее после того, как зазву-
чала  родная  русская  речь.  Барышни  предложили  зеленого
чая,  показали  прайс-листы  с  перечнем  услуг.  Одна  из  них,
как выяснилось в разговоре, была женой владельца лечебно-
массажного  и  стоматологического  салонов.  Другая  —  его
сестрой. Поскольку массажисты были еще заняты, девушки
предложили мне сходить в их же ресторан, находящийся не-
подалеку, через пешеходную зону. Дорога к ресторану шла
вниз по склону в сторону моря, была она всего метров двести.
Обогнув зеленые декоративные заросли по дорожке, сделан-
ной из мореного дерева, я пошел на звук знакомой мелодии.
«Звездочка моя ясная» пел голос, близкий по звучанию к го-
лосу когда-то исполнявшего эту песню Лосева из ВИА «Цве-
ты». Дорожка закончилась рестораном. Слева располагалась
барная стойка, справа — эстрада-ракушка. Между ними была
танцплощадка, за танцплощадкой — уютные столики. И все
это тоже из мореного дерева. По периметру площадки — де-
коративный  забор, а  за  ним  море,  грустно  вздыхающее  под
русскую песню. Я сел за столик с номером 8, это счастливое
число у китайцев, сразу же подошел официант, как выясни-
лось, это был студент из Хабаровска. Улыбчивый молодой че-
ловек, лет девятнадцати, посоветовал заказать мне ледяную
рыбу. Для исполнения заказа надо было выловить ее сачком
из аквариума самому. Мне приходилось ловить рыбу и удоч-
кой, и сетью, но оказалось, что и вылов сачком из аквариума
требует определенной сноровки и вызывает азарт.
— Кто это у вас поет? — спросил я у официанта, указы-
вая на невысокого мужчину с микрофоном.

Мужчина был плотного телосложения, лет сорока – со-
рока пяти. Одет он был в черную рубашку и белые брюки.
— Это Андрей Александрович, хозяин заведения, — по-
яснил мне официант.

Я  мало  разбираюсь  в  музыке,  но  исполнение  песни  —
интонация, тембр голоса, паузы, смена звука — несомненно
понравилось мне. Поэтому, когда Андрей Александрович за-
кончил песню, я подошел к барной стойке поблагодарить его.
В начале разговора он общался со мной как-то настороженно,
и, как потом оказалось, было из-за чего. Как он пояснил, к не-
му уже не раз подходили люди из России, требовали какого-то
особого отношения, скидок на вино и так далее, что, конечно,
для него было неприятно. Пока готовилась ледяная рыба, он
посоветовал мне заказать ее чуть менее прожаренной. «Ки-
тайцы любят пересушивать», — пояснил он.

Мы выпили пару бокалов текилы с лаймом, и разговор у
нас стал более откровенным. Он оказался интересным чело-
веком, тем более, я испытывал любопытство — как он здесь
оказался. И вот что он мне рассказал.

— Мои родители — выходцы из Вятской губернии. Отец —
комбайнер.  Мать  —  агроном.  Выращивали  рожь  в  своем
колхозе, пока в 60-х годах власть не придумала увеличить
налоги колхозникам. После таких известий колхозники со-
брались  на  заседание.  Собрание  шло  у  них  почти  сутки.
Спорили  днем,  спорили  ночью.  Наутро  приняли  решение
— бросить все: пашню, которую обрабатывали предки, ток,
который строили сами, зернохранилище, которое строили
вместе  с  пленными  немцами.  Бросили  все.  Колхоз  «Завет
Ильича» закрылся. Отчуждение толкало их в спину. Мно-
гие из этих семей еще помнили грабеж коллективизации.
Металл накапливает усталость, а люди накопили отчужде-
ние.

Почти всей деревней в течение двух-трех суток снялись
и  уехали  на  целину  в  Казахстан.  Там  тоже  было  сначала
трудно,  но  потихоньку  жизнь  наладилась.  Они  построили
свой дом, вырастили детей, мне и старшему брату дали воз-
можность получить высшее образование. После окончания
медицинского института я около пяти лет работал стомато-
логом в воинской части. Была нормальная зарплата, хоро-
шие отношения с солдатами и отцами-командирами. Никто
не доставлял особых хлопот человеку с бормашиной. И вот
— распад СССР. Попал под сокращение. В поисках работы
вернулся в Россию. На проданную в военном городке квар-
тиру удалость купить зубоврачебное кресло да арендовать
в областном центре помещение на год вперед. Риск был, но
он  оправдался.  Если  первых  клиентов  я  искал  среди  зна-
комых,  то  позднее  расширил  семейный  бизнес.  Купил  за-
брошенное  складское  помещение  разорившейся  швейной
фабрики, а как им быть, хлопок из Азии не поставляли, а
лен выращивать разучились. Пригласил на работу еще двух
врачей.  И  тут  началось.  Доход,  начиная  с  определенной
суммы,  привлек  внимание  местных  бандитов  и  милиции.
Метался  между  ними  лет  семь.  Деньги  вымогали  и  те,  и
другие.

Разница в том, что бандиты за выплаченную дань
могли помочь в защите от других бандитов, если, конечно,
были на тот момент их сильнее. А менты брали деньги безо
всяких обязательств. В общем, случилось так, что в разбор-
ках бандитов между собой я оказался крайним. Меня били
дубинками, пытали электрошокером, я все терпел. Однако
худшее наступило, когда они стали угрожать моей семье.
После того как был выполнен один крупный контракт, мы об-
служивали как на конвейере целый завод, понял: ужас! — опять
будут вымогать. На семейном совете решили, что наши де-
ти среди бандитов жить не будут. Перебраться в Китай мне
посоветовали оставшиеся в Казахстане бывшие сослужив-
цы.  У  них  здесь  совместный  бизнес.  Они  же  и  помогли  с
оформлением документов. Собирался я, конечно, не за три
дня, как наши предки, может быть, месяцев за шесть.


Я смотрел на него, плотного, улыбчивого русского му-
жика с открытым взглядом голубых глаз. Мне было стыдно и
страшно. Мне было стыдно перед ним и страшно за Россию.
Сколько еще подобных ему деятельных людей сбежит от про-
извола в зарубежье? Отовсюду бежит русский человек. Идет
исход  людей  с  Севера,  люди  бегут  из  сельской  местности.
Территория  страны  за  триста  километров  от  федерального
центра и сто километров от областного превращается в зону
беспросветного захолустья. Куда бежит русский человек?
 
—  Да,  Андрей  Александрович,  —  поддержал  я  беседу,
— история бандитизма на уровне государства — это больная
проблема России. Конечно, я согласен с тобой, что модель го-
сударственного устройства, при котором власть взяла право
унизить гражданина, вместо того чтобы его защищать, нику-
да не годится. Началось это все давно. Наверное, еще со вре-
мен Сталина. Генералиссимуса нет, а дело его живет. Сталин,
говорят, гений. Я с этим согласен, но следует добавить — пре-
ступный гений. Человек, в молодости грабивший банки, по су-
ти своей, и когда управлял государством, остался человеком,
не признающим закон. Закон — для большинства, внезаконие
—  для  меньшинства.  Внезаконие  —  как  способ  управления
законопослушным большинством. Созданная им система со-
хранилась до сих пор. Ее отличие от времен отца-основателя
заключается в том, что внезаконие распространилось шире,
так  называемая  демократия  произошла  для  людей,  не  при-
знающих закон. При Сталине это была партноменклатура, а
сейчас вся вертикаль власти. Отсюда и узаконенный грабеж
общественного  богатства,  откровенный  бандитизм  людей  в
погонах.

Внешняя модель государственного устройства напо-
минает пародию на 30-е годы прошлого века. Но тогда народ,
обладая энергией роста, смог преодолеть бедствие. Нынешнее
«стихийное бедствие», организованное властью, более слабое
по  внешним  проявлениям,  тем  не  менее,  остается  опасным
для ослабленного общественного организма.

Помолчав,  я  хотел  спросить,  не  страшно  ли  ему.  Ведь
это же чужая страна, другой язык и обычаи. Но он, опередив
мой вопрос, ответил сам:

— Человек ко всему привыкает. Постепенно привыкаем
к  жизни  здесь  и  мы.  К  тому  же  китайцы  —  хорошие  люди.

У них только один недостаток — их много, — Андрей лукаво
улыбнулся. — Можно посмотреть на перспективу. Экономика
Китая удваивается за десять лет. Тогда как экономика России
топчется на месте. Имея мировые запасы ресурсов, выгодное
местоположение, высокообразованное и безропотное населе-
ние, и при всем этом остановиться в технологическом разви-
тии, страшно должно быть тебе, — неожиданно заключил он.

— В Китае мелкий бизнес имеет свободу, барахтайтесь сами.
Крупный  —  контролируется  государством.  В  России  же  все
наоборот. Бандиты и милиция душат мелкий бизнес, а круп-
ный крышуется государством. Посмотри, прямое назначение
губернаторов  обернулось  куплей-продажей  вакантных  мест.
Толпы бездарей назначаются в органы управления благодаря
лояльности к телу «патрона». Страна загоняется в экономи-
ческий тупик. Еще немного таких «успехов», и по темпам эко-
номического развития, по темпам улучшения жизни народа
Россия будет догонять не последние страны Европы, а Афри-
ки. Здесь другое отношение к прошлому. Китайцы, наверное,
тоже в глубине души признают, что Мао у них был не подарок.
 
Но, тем не менее, они придумали удобную формулировку, со-
хранив уважение к прошлому, что на тридцать процентов он
был  не  прав,  а  на  семьдесят  —  прав.  В  России  президент  с
военного бомбардировщика запускает ракету в дом культуры
прошлого поколения, пусть даже заброшенный. Но никто из
китайских  генсеков  не  решится  разрушать  руины  Великой
стены. В Китае такое отношение к прошлому недопустимо.

Он опять замолчал. Мне тоже было трудно что-то до-
бавить. Шумело море. По песчаной отмели, весело перекли-
каясь, бродили люди. В этом мире уюта не было места про-
блеме, которую мы обсуждали. И почему-то мне вспомнился
приезд Патриарха. Когда-то к нам в город приезжал Патри-
арх.  Толпы  народа,  охрана,  люди  в  штатском,  церковники,
оцепление на подходе к храму. Тогда я пошел со своим сы-
ном к храму. Особых намерений у меня не было. Было про-
стое любопытство посмотреть на Патриарха. Мы присоеди-
нились к мирной толпе, стоящей вдоль дорожки, идущей из
церкви, через несколько часов ожидания вышел Патриарх,
в сопровождении митрополитов. Он медленно шел к выходу.
И тут началась тихая давка.

Меня вместе с сыном на руках
стали отжимать от прохода. Патриарх уже прошел мимо, как
меня вдруг осенило: «Святейший, благослови ребенка». Я не
знаю, как он обратил внимание на мой голос. Гул стоял не-
имоверный. Он обернулся назад. Взгляд его, внимательный
и  ласковый,  скользнув  по  мне,  остановился  на  ребенке.  И
вдруг с ужасом увидел, что на голове у моего ребенка надета
буденовка с красной звездой. Однако это был ужас для меня,
человека, скованного условностями, но не для Святейшего.
Рука Патриарха медленно опустилась на звезду, и он плав-
ным жестом благословил дитя.

Патриарха теперь уже нет, и, может быть, от услышан-
ной истории и воспоминаний о нем мне показалось, что Бог
проходит мимо. Люди не обращают на него внимания. Кто-то
занят очередным миллиардом рублей, кто-то жаждет заполу-
чить на грудь десятый орден, людям некогда обращать внима-
ния на Всевышнего. Бог проходит мимо России.

День отъезда — суббота. В пятницу я решил в послед-
ний раз искупаться в вечернем море. И эта пятница стала для
меня еще одним днем потрясения. Видимо, в предпразднич-
ный день у китайцев есть традиция — после трудовой недели
искупаться  в  море.  Когда  я  пришел  на  городской  пляж,  то
увидел, что он был занят людьми — весь. Наверное, столько
людей можно было увидеть только на Манежной площади, на
митингах в девяностые годы. Никто мне ничего не говорил и
не обращал на меня никакого внимания. Но множество тысяч
людей с иным обликом было необычным. Я вспомнил слова
Андрея. У китайцев один недостаток — их много. Но нас ста-
новится все меньше.