С приветом из прошлого. Глава 27
На стене напротив изголовья висела большая репродукция "Флоры" Рембрандта. Это была первая в моей жизни “живая” картина, а не иллюстрация на развороте глянцевого альбома по искусству. Мне было тогда года 3-4. Вначале меня поразил контраст между массивной скульптурной позолотой рамы и бархатной темно-зеленой поверхностью репродукции. Позже я могла подолгу рассматривать нежные припухлости лица богини, ее совсем не божественный взгляд, робкие, нежные руки, мягкие складки одежды. Несколько лет я изучала картину с разных ракурсов, в разное время дня, под разным освещением. Спустя 10 лет мы встретились с “Флорой” в Эрмитаже. Шелковые переливы широкого рукава тонули в бархатной темноте леса. Лицо богини сияло, озаренное перламутровой нежностью света.
- Здравствуйте! - робко пролепетала я….
Она ответила легким выдохом пролетевшего по залу сквозняка.
Жаркие летние месяцы начала 1980х наш город привычно вымирал: сразу за волховским мостом начинались массивы дачных участков, и счастливые обладатели машин спешили после работы до утра вырваться за пределы асфальтового плена. В эти месяцы мой педагог по фортепиано вывозил свою многочисленную семью на море, и мне было поручено посещать его старую маму. Пожилая женщина практически не выходила на улицу, и моя компания была призвана не дать ей окончательно потерять связь с внешним миром. А она, в свою очередь, зорко следила, чтобы мне не удалось расстаться с формой от летнего безделия. Мама, как и полагалось, в прошлом тоже была учителем фортепиано, но к тому времени давно уже не преподавала и ни с кем не общалась. Ее маленькая квартира на высотном этаже новостройки в центре современного бетонного города представляла собой откровенный консонанс в авангарде современного многоголосия. Приблизительно также выглядит нежная затаенная секвенция терций между упругой размашистостью септим. Старинный рояль, на котором мы занимались, здоровался со мной, открывая свои покрытые серым налетом и изъеденные кариесом времени белые слоновьи зубы, по-стариковски гудя правой педалью. Но, главное, что мне нравилось - в этой квартире было много книг, больше, чем в родительской библиотеке, хотя папа с наслаждением собирал книги и ни у кого из моих друзей в доме не было такой библиотеки, как у нас. Но все наши книги были современными изданиями, гордо красовавшимися на зеркальных полках, красиво расставленные твердой маминой рукой. Она внимательно следила за тем, чтобы каждая книга, которую я читала, была оформлена в обложку и постоянно напоминала мне об ответственности за внешний вид книг, когда я напропалую читала с карандашом в руке, отмечая на полях то, что считала нужным, делала закладки и загибала страницы. В той таинственной квартире мамы моего учителя большая часть книг была такой же старой, как и она сама. Иногда после урока она доставала большие фолианты и показывала мне картины разных художников. Я впервые держала в руках альбомы по живописи. Таких книг в моем доме еще не было. Пожелтевшие страницы были переложены тонкой просвечивающей калькой. Но стоило аккуратно приподнять шелестящий слой, как у меня перед носом разворачивался целый мир красок и причудливых фантазий, от которых я не только не могла оторвать взгляда, но и покрывалась мурашками. В моей памяти навсегда остался цикл "Руанский собор", переписанный Моне десятки раз в разное время суток и года. Много лет спустя, где бы я не встречала наброски этого собора: в парижском Орсе, Национальной галерее Вашингтона или Нью-Йорском Метрополитене, я как-будто получала тайное послание из того самого, затерянного за пеленой лет и событий моего детства. Мне говорили : " Ну вот, ты растешь, меняешься, стареешь, и только мы - вечны!".....
Свидетельство о публикации №220022201205