Исповедь без фактов

Жизнь приучила меня откровенничать так, чтобы это не выглядело фактами моей биографии.

Я своим рождением осчастливил человечество, но оно об этом так и не узнало.

Помню, все вечеринки проходили по одному сценарию: вначале ели и иногда запивали, потом пили и иногда заедали, а что было потом, всем известно.

В молодости я увлекался собой, но до любви дело так и не дошло; что–то помешало.

Парадоксально, но сплетни обо мне, которые не соответствуют действительности, трогают меня больше, чем те, в которых есть доля правды.

Мне часто хотелось жить в другое время, другой среде и быть другой персоной, но с условием, что я опять смогу вернуться к своему обычному образу жизни.

С годами центр тяжести смысла моей жизни перемещался с середины тела в её верхнюю часть, которая не всегда была к этому готова.

Есть вещи, в которых я не могу признаться даже самому себе, не говоря уже о том, чтобы выставить их на публику.

Видя, как ошибаются люди в оценке моих побуждений и действий, я стараюсь не торопиться с собственными выводами о тех, кто меня окружает.

Я ничего не знаю о старости, за исключением того, что по паспорту мне идёт восьмой десяток.

Эмиграция, какой бы удачной и благополучной ни была, имеет существенный недостаток: у неё нет памяти детства.

Если описываешь себя как литературного героя, то это уже не исповедь, а беллетристика. Мало кому удаётся преподнести исповедь, как литературное произведение, разве что Руссо.




На снимке: Мои одноклассницы Люся и Валя, 60–е годы. Здесь мои детство и юность, здесь я учился жить, чувствовать и любить, здесь я стал тем, кем останусь до конца жизни.