Сбежавшие. Глава 13

      Глава 13. ВОСТОРГИ И РАЗОБЛАЧЕНИЕ


      Дойдя до угла здания и свернув за поворот, где Марио не мог её больше видеть, Наташа прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Она не ожидала, что двадцать минут, которые она провела с Марио, отнимут у неё так много сил, она всё время боялась не понравиться, насторожить, спугнуть, не обеспечить встречу в дальнейшем, и теперь ей надо было перевести дух, чтобы полнее насладиться счастьем, привалившим так нежданно.

      Да, это должно было случиться. Она верила — и это произошло. Мальчик с перекрёстка не увидел её и Андрей убежал, потому что они не были нужны ей, потому что она должна была встретить Марио, который был в сто раз красивее и первого, и второго. Да, Спирина оказалась права. Надо было начинать с малого, чтобы оно переросло в большое. И, взявшись за сундук, в конце концов она познакомилась с Марио. И как всё удачно сложилось! Она вышла из дому в правильный день и в правильный час, она пошла от каталога к центру по правильной дороге, она увидела Марио и правильно решила перейти в наступление, она проявила инициативу, она правильно захватила с собой тетрадь и вытащила её в правильный момент, она правильно действовала и добилась второго свидания. Марио увидит её ещё, узнает лучше, без памяти влюбится, а потом…

      И, передохнув, Наташа отправилась в путь. Она пританцовывала, подпрыгивала на одной ноге, кружила сумку над головой, то повизгивая, то постанывая, — так и ворвалась в квартиру.

      — Что так рано? — удивилась Людмила Анатольевна.

      — Ты не представляешь, что было! Ты не воображаешь, что случилось! Невероятное, невозможное! Я и сама не ждала! Ты не знаешь, кого я встретила, не знаешь, с кем я познакомилась! Это такое!.. Это такой!.. Супер! Уникум! Блеск! Жуть! Дьявол!

      — А поточнее нельзя? Блеск, дьявол…

      — Нельзя, потому что я и сама не могла догадываться, что на свете существует такая красота и именно в нашем городе, что именно в этот день и час она мне повстречается!

      — А как красота зовётся?

      — Марио.

      — Что за Марио? Почему Марио?

      — Ой, мама, какая ты нудная! Откуда я знаю, не могла же я за полчаса обо всём спросить. Красиво — и всё. Потом узнаю…

      — А почему у тебя было только полчаса?

      — Потому что он должен был вернуться в библиотеку и получить заказ.

      — А ты почему не вернулась, раз пришла домой так рано?

      — Потому что, когда мы разговорились о книгах, он сказал, что те, которые мне нужны, здоровенные и, если меня интересует что-то детальное и конкретное, лучше посмотреть в интернете.

      — А ты сама об этом не догадывалась?

      — Я же не знала, а он читал. Мы так и познакомились, пока стояли у стола приёма. Ему тоже нужна была античная литература, но не частное, а история. Увидели в бланках друг у друга, что понаписали, и разговорились, а потом спустились вместе. Он — покурить, пока заказ не принесут, а я — Галку встретить. Мы с ней договаривались, и я боялась, что в зале её потеряю, потому что в выходные там всегда толкучка. И тут подул ветер, а он на машине приехал и предложил в ней подождать, чтобы не заболеть. Ну, мы и сели. Ты не представляешь, какая у него шикарная машина! Такая белая, иномарка, автоподъёмники, дистанционные замки, кажется, «Мерс», а внутри DVD-плеер вмонтирован…

      — И откуда у него твой «Мерс»?

      — Да не мой, а немецкий! От пахана.

      — А он гоняет, да ещё, наверное, без прав, да ещё, наверное, быстро, да ещё вместе с тобой?! Вас бы посадили — тогда бы поостыла.

      — Мама, ты просто невозможна! Да не гоняли мы с ним, а просто сидели! И права у него есть. То есть я не знаю, но думаю. Не на раз же ему машина нужна, а он взрослый парень…

      — Он что, намного старше тебя?

      — Да нет же, он школу закончил и институт.

      — Значит, двадцать два?

      — Двадцать: он два года в институте учился.

      — Значит, выучился на какого-нибудь юриста или менеджера — просто для важности, а сам, небось, с ленцой и несерьёзный…

      — Да? С ленцой? Несерьёзный? Да он жутко умный! Он и литературу знает, и итальянский, и вообще… Глупые, ленивые и несерьёзные по библиотекам не разгуливают. Если бы только умный, — и Наташа развалилась на стуле, задрав ноги на другой, — но он ещё и дико красивый… Ты просто не можешь представить… Синие огромные глаза… Чёрные длинные ресницы… Белоснежная кожа… Волосы длинные, тёмно-каштановые, густые, слегка волнистые…

      — Ах, он и лохматый…

      — Да сама ты лохматая! Я же сказала, — Наташа взвилась со стула чуть не плача, — длинные — в смысле уши прикрывают! А если бы даже и длиннее, то всё равно красиво! Тебе нравятся лысые — вот и любуйся на скинхедов!

      — На кого-кого?

      — На фашистов! Ты не знаешь, кто такие скинхеды, а я уверена, что Марио знает! Вот подожди, он придёт из библиотеки, я ему позвоню или ты позвони и спроси, а он сразу и ответит! А фигура, — Наташа снова уселась и откинулась на спинку, — высокая, стройная, широкие плечи, узкие бёдра, худощавый…

      — Понятно: или мотается много, или глисты…

      — Ты просто надоела со своими подозрениями и привычкой везде видеть гадости, ничему не верить и во всём разуверять!

      — Твои славословия сами собой провоцируют возражения. У твоего восхищения глаза велики, как у страха в пословице. Наверняка больше навоображала, чем есть на самом деле…

      Был ли Марио красив, был ли он только чуточку привлекателен, Людмила Анатольевна не знала и пыталась охладить Наташу, преследуя одну цель: не дать ей влюбиться сильно и надолго. Взрослый, обеспеченный, свободный парень, обладавший, вдобавок, неплохими внешними данными, по мнению Людмилы Анатольевны, не мог увлечься невыразительной Наташей. То ли он кому-то мстил, то ли заигрывал, то ли повиновался минутной прихоти — и в том, и в другом, и в третьем случаях её дочери ничего не светило ни в смысле брака, ни в смысле серьёзных отношений, а воспитывать внебрачного ребёнка, не имея ни средств, ни желания, Людмила Анатольевна не собиралась, не хотела и не могла.

      — Я?! Навоображала?! Да ты просто не видела и не знаешь, какой красавец! Да вот, — и Наташа, напряжённо соображая, отняла тело от спинки стула и теперь сидела, вцепившись пальцами в сиденье, — вот! Помнишь Пашу Артемьева из группы «Корни»? Вот на него Марио немного и похож, только в тысячу раз красивее, нежнее, очаровательнее и умнее! Вот! И в тысячу раз красивее Андрея! И вообще красивее всех!

      У Людмилы Анатольевны было такое же представление о Паше Артемьеве, как у последнего — о Лукреции Каре, поэтому она, промычав что-то нечленораздельное, продолжила гнуть свою линию:

      — Если он так красив, как ты говоришь, у него обязательно должна быть девушка.

      — Ну и что? Пусть есть, пусть хоть две, пусть хоть десять! Что это меняет для такого красавчика? Как ты не понимаешь, что все эти глупые тёлки давным-давно ему надоели и такой умный парень прежде всего обращает внимание на ум и внутреннее содержание! Нужны ему раскрашенные картонки, как же!..

      — Тогда почему же, несмотря на ум и внутреннее содержание, тебе понадобился именно красавчик?

      — Потому что это первое, а первое всегда должно быть всем хорошо. Ты просто сомневаешься, понравилась я ему или нет. Если бы не понравилась, он не дал бы мне свой номер телефона и не предложил бы довезти, только я из вежливости отказалась.

      — Мог бы из вежливости настоять… А ты ему тоже дала номер?

      — Да, он сам попросил.

      — Так если ты ему понравилась, он первый и должен позвонить.

      — Не волнуйся: позвонит — и развеет твой скептицизм. Ты лучше дай мне есть, а то я жутко голодная…



      Людмила Анатольевна отвлекалась от дел и витала в облаках чрезвычайно редко, но, пройдя в кухню, дала себе волю. «А что, если?.. Может же этот Марио увлечься не только красотой. Наташа не уродина, у неё есть мозги и воспитание, она молода, умна, прилична, тиха, скромна, невинна. Марио это оценит, Марио это заинтересует, и Наташа расцветёт, имея при себе такого мальчика. Свидания, надежды, удачливость — что ещё надо, чтобы девушка сильно похорошела? Приодеть бы её, отвести к косметологу, добавить немного макияжа… Если Марио из хорошей фамилии, если его родители — достойные, образованные люди, дорожащие семейными ценностями, они не будут против, поймут, что Наташа бескорыстна, не гонится за деньгами. Она сообразительна, может расположить к себе людей, и ласкова будет, и готовить быстро научится. Наташа, в общем, права: всякая красота приедается — чем дальше, тем быстрей, тем больше, тем стремительней. Это я, наоборот, напрасно её разуверяю. Её обнадёжить надо и научить, как лучше поступать, правильнее себя вести и выгоднее представляться. И на Марио стоит посмотреть. По его поведению станет понятно, как он на самом деле к Наташе относится. Девочка сейчас слишком взбудоражена, глаза у неё замазаны. Когда отойдёт немного, следует её надоумить, как держаться». И Людмила Анатольевна принялась думать, как им вдвоём облапошить Марио, захомутать его и повести под венец.



      А в это время Наташа носилась по квартире примерно так, как делала это ранее на улице: то забиралась на свой любимый подоконник, то ей казалось, что не хватает воздуха, и она выскакивала на балкон, то её снова тянуло в полумрак спальни. Любовные грёзы прерывала только одна мысль: когда же ей позвонит Марио? Она моталась по комнатам, жевала на ходу бутерброды, на мгновение останавливалась перед отражением в зеркале бешено сияющих глаз и снова ходила, и поглядывала на телефон, и пыталась прикинуть, когда может состояться звонок. Это была её третья возможность, это была её лучшая возможность, и она не имела права её упустить.



      Глядя вослед уходившей Наташе, Марио подивился-подивился тому, до чего в последнее время стали наглы малявки, а потом сунул тетрадь за пазуху, выкурил сигарету и направил свои стопы в храм знаний с вечно благородной целью «себе присвоить ум чужой». Отошлём же читателя, интересующегося античной литературой, к сему уму, сему храму, пропустим несколько часов и остановимся на том моменте, когда Марио пришёл домой и, переодеваясь, наткнулся на тетрадь с размашисто написанной красной единицей, безжалостно вырванным куском обложки с таинственным номером телефона и начертанными дрожащей Наташиной рукой буквами своего имени и цифрами своего собственного номера. Марио водрузил на кровать пепельницу, положил пачку сигарет, бросил рядом пакет чипсов, взбил подушку, прислонив её к спинке, удобно устроился на ложе и раскрыл неведомое творение.

      Когда он дошёл до фразы «Они делали это, чтобы добыть знания, к которым всё равно пришли бы после смерти», парень понял, что девушка была послана ему богом во спасение, и начал читать заново, осмысливая каждое предложение. Он не вспомнил о сигаретах, даже когда закрыл тетрадь, — только вскочил с кровати и начал ходить по комнате, сжимая голову руками. «Они делали это, чтобы добыть знания, к которым всё равно пришли бы после смерти». Всё равно пришли бы! Наташа, сама того не ведая, выложила ему формулу свершения, Марио готов был преклонить перед ней колени и молитвенно сложить руки, благодаря её за неизбежность благодати. Он парил в заоблачных высотах, ему мерещились райские кущи, хрустальные струи водопадов, чистейшие родники, разбегающиеся прихотливо изогнувшимися дорожками ручьёв в неведомые дали, сады и храмы, каскадами возносящиеся до небес, вечная молодость мира, любви и красоты и рядом — везде, всегда, до гроба и после — он, Он, ОН, Филипп. Рука об руку с ним — Филипп, всё понявший, доверившийся и открытый навеки. Тысячи радуг вибрировали в душе Марио и, вырываясь наружу, озаряли счастьем и улыбкой его лицо. Мириады искр, сполохов, отсветов чего-то неведомого, неизъяснимо прекрасного, чем полна была его суть, свивались в пламень факелов, устремляли вверх огненные языки, которые могли только ласкать, не обжигая, только освещать, не слепя глаз, и, куда бы ни падали их блики, всюду были любовь, счастье и блаженство.

      Марио сводил воедино всё, что знал, читал, видел, слышал ранее, и так поразившая его фраза как бы подытоживала, венчала это. Он вспоминал «Астрофизику, гамма-кванты и теорию относительности», «Пространство и время в макро-, мега- и микромире», и относительность времени, запаздываемость события вставали перед ним стройной гармонией разума и добра. Да, всё, о чём он мечтал, что представлял таким долгим, трудным, сомнительным, будет. Это прорыв, и он неминуем и близок, потому что только кажется, что до конца жизни простираются десятки лет и тысячи дней, только кажется, что это долго и нудно. А на самом деле эти пятьдесят, шестьдесят, семьдесят зим и вёсен до гроба — ничего не значащая ерунда. Просто так задано, так устроено, так вышло, что до абсолютных познания, доверия, истины проложен этот мост длиною в жизнь. Эта длина относительна, как и время, но она не страшна теперь, ибо эта самая жизнь становится выходом к свершению его любви.

      Уяснив это, Марио зацепился пальцами за косяк (видела бы мама!), совершил замысловатый пируэт и, наконец, вспомнил о сигаретах, о том, что хочется есть, и о том, что надо позвонить Наташе, поблагодарить её и попросить продолжение. Поблагодарить, естественно, не за указанный путь к спасению, а за то, что написанное очень интересно.

      «Как же так вышло, — думал Марио, вываливая на сковородку пару котлет, — что я сам не дошёл до этой очевидной, само собой разумеющейся формулы? Наташа, такая маленькая, такая глупенькая, слушающая каких-то «Блестящих» и «Челси», дошла, а я — нет. Ведь мне; это нужно было больше, я; мучился, ревел, тосковал, тонул в безысходности, и мысль, в общем-то, несложная, и я; должен был набрести на неё первый. Неужели она тоже сильно любила кого-то? Но это нонсенс: ей шестнадцать-семнадцать, она не могла, просто по возрасту не могла, просто, не видя такое совершенство красоты, как Филипп, не могла это испытать».

      Лёгкое недоумение, испытываемое Марио, перешло в стойкое сомнение к тому моменту, когда он расправился с котлетами. Пройдя в свою комнату, он закурил сигарету, взял тетрадь, снова её просмотрел и подошёл к телефону. Наташа сняла трубку после первого гудка.

      — Привет! Ну, как успехи в библиотеке? Нагрузился знаниями?

      — И не только библиотечными. Прочёл твою тетрадь.

      — И как, понравилось?

      — Обалденно! А где автор?

      Наташа побледнела. Она начисто забыла то, что было написано в первой тетради, и ей не пришло в голову прочесть следующие, потому что в ослеплении своей влюблённости она только и думала, что об очаровании Марио и его синих глазах. Если он начнёт углубляться…

      — К-какой автор? — запинаясь, произнесла она.

      — Ну тот, который это написал.

      Наташе срочно надо было сообразить, что ответить, но соображать быстро она не могла, потому что совсем растерялась. Она решила просто потянуть время и в любом случае, как бы ни сложился разговор в дальнейшем, гарантировать второе свидание. Какой угодно ценой.

      — А с чего ты взял, что это не я написала?

      — Да объяснять долго.

      — Попробуй, раз свободное время есть: было же оно, чтобы прочитать. Мне даже интересны твои обоснования… в смысле того, что я могу им противопоставить.

      — Хорошо. Во-первых, это не начало, а продолжение. Или вторая часть, или вторая книга, но связанная с предыдущей, так как обзорно и кратко даётся содержание, из которого вытекает настоящее. Есть первая книга, и прямое упоминание о ней встречается в тексте.

      — Ты слишком буквально всё воспринимаешь. — Наташа постаралась беззаботно рассмеяться. — Художественное произведение может отталкиваться от вымысла, от воображаемых событий.

      — Но они должны быть расписаны, а не представлены конспективно. «На четырёхстах страницах» — точное определение объёма первого романа, но сдаётся мне, что у тебя его нет.

      — «Сдаётся» — всего лишь предположение. А что во-вторых?

      — Во-вторых, тот, скорее, та, которая это написала, должна быть значительно старше тебя: завязка не похожа на подростковые идеи, сознание тинейджера не может полниться таким мироощущением.

      — Смотря чьё…

      — Любое. Признайся: ведь ты собиралась просматривать библию и мифологию, чтобы лучше разобраться в прочитанном.

      Наташина значимость, наличие которой она себе приписала, разваливалась на части. Скорее, она вытерпела бы это от Вики.

      — Не призна;юсь. Ты получил это от меня, а восхваляешь мнимого автора — это недостойное занятие.

      — Я считал недостойным занятием не установление истины, а попытку выдать чужое за своё — это называется плагиатом.

      Наташу обуял страх при одном намёке на осуждение и возможный разрыв, превращение второго свидания в минутную формальность. Она ждала аплодисментов, жаждала лести, но обманулась, как и днём, у дверей библиотеки, и принуждена была ещё раз принести свою гордость в жертву своей любви.

      — У тебя причины сыплются как из рога изобилия. Много ещё осталось?

      — Не волнуйся, уже заканчиваю. Ты знаешь, как на итальянском звучит выражение «неисповедимы пути господни»?

      Наташа почувствовала огромную усталость. Она устала казаться беззаботною, устала следить за мыслью Марио, устала бояться, устала ждать комплиментов, устала быть уличённою. Марио, её любовь, разгадал её уловку. Может, хоть продолжение тетради его заинтересует, если он так детально разбирает содержание?

      — Так же и звучит, дело не в частностях, — буркнула она.

      — Именно в частностях расходится, и именно это расхождение легло в начале и конце одного спорного постулата.

      — Это всё?

      — Почти что, осталась только разница в почерках. Тот, которым написаны твоё имя и твой телефон на обложке, абсолютно не совпадает с тем, которым написано всё остальное.

      — Одно писалось на твоём колене, а другое — на столе под мою диктовку.

      Наташу так и подмывало сказать какую-нибудь дерзость, но упомянутое колено охладило её пыл — вернее, перевело его в другую плоскость. Она представляла, как разворачивает свою ладонь, скользит ею от колена вверх по бедру, раздвигая пальцы, чтобы они ощутили… Марио разбудил в ней женщину, и женщина млела, оплетая своими ногами вожделённое, но вожделённого не было. Наташа тащила бедро по бедру, перекидывая ногу на ногу, изо всех сил прижимала их друг к другу. Ей по-прежнему чего-то не хватало, а напряжение росло, и, совсем отчаявшись, она просунула горячую руку между сомкнутыми ногами, надавливая на внутреннюю поверхность бедра. Не её собственное, а тело Марио стояло в её глазах, и это его сжимала она в объятиях, оставляя красные полосы от жадных пальцев на спине и ягодицах.

      — Наташа, не надо переводить в личные секретари неизвестное, не надо громоздить одно на другое, не зная истинного положения дел. Это нехорошая практика… Что там у тебя скрипит?

      — Это я телефон трахаю: тут шнур постоянно вываливается, а я его запихиваю обратно. В общем, ты прав: это написала не я, но я не собиралась присваивать себе чужое — просто хотела, чтобы страницы, которые ты прочитал, были связаны для тебя с конкретным человеком и ты бы внимательнее к ним отнёсся. Можешь считать, что эта и последующие тетради достались мне по наследству. Как бы то ни было, за продолжением, если оно тебя интересует, обращаться ты должен всё-таки ко мне, а не к призрачной химере.

      Наташа не видела, как разочарованно зевнул по ту сторону телефонного провода Марио. При первой встрече она самовольно и изысканно-небрежно облачилась в пышные покровы; после того, как они были сняты, на их месте осталась одна серая малопривлекательная истина, неприглядная в своём ультимативном нахальстве. К счастью Наташи, Марио был добр, да ещё воодушевлён прочитанным и списал отрицательные впечатления на юношеский максимализм и естественное кокетство. Ему всё равно нечего было делать, ему всё равно надо было отдать тетрадь. Как знать: авось, и в других мелькнёт нечто столь же обворожительное, подобное потрясшей его фразе. Ему надо было только оградить себя от любовных притязаний и исключить из будущих встреч всякую двусмысленность.

      — Согласен, согласен. Так когда встретимся?

      — Давай завтра.

      — Нет: понедельник — день тяжёлый.

      — Ты суеверен?

      — Немного. Вторник тебя устраивает?

      — О;кей. В половине второго плюс-минус минут десять. Знаешь сорок шестую школу?

      — Наискось от Стройбанка?

      — Точно, подходи к боковому выходу.

      — Я лучше подъеду.

      — Ещё лучше. Только у меня одно условие.

      — Какое?

      — Твой поцелуй при встрече.

      — Ты организовываешь для меня чьи-то колотушки?

      — Я организовываю для себя зависть одного слишком высокого самомнения.

      — А если слишком высокое самомнение хорошо разбирается в дежурных формальностях?

      — Исключено: оно достаточно глупо.

      — Ну ладно. Не забудь продолжение.

      — А ты не забудь начало.

      — По рукам.

      Отпущенная природой и немного пришедшая в себя Наташа после того, как к ней вернулась способность думать, решила, что разоблачение ей даже на руку: теперь необходимость читать, уяснять, истолковывать и разбираться отпадала, и она спокойно может заниматься главным — влюблением в себя синеокого красавчика. Она добьётся этого. Она ещё всем покажет! И Вике, и Андрею.