ПрибВО. Корнево. Служба - это и есть жизнь

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

Вступление
1. Стройка 1 мсд
2. За картошкой
3. Служба идёт
4. Личная жизнь


Вступление

      Абсолютно вся наша с женой жизнь в Корнево определялась моей службой. Это, по-моему, испытывали на себе все офицерские семьи, если муж служил в действующих войсках, а не в НИИ, ВУЗах, и т.п. У меня-то понятно, я в полку бывал до 16-18 часов в сутки, это когда был именно в Корнево и не в наряде. Но и в Корнево я был далеко не постоянно – за три с половиной месяца службы в полку я трижды съездил в командировки общей продолжительностью около полутора месяцев. Да и с нарядами было круто – за неделю у меня выходило по два-три наряда, главным образом помдежем по полку или дежурным по КТП (контрольно-технический пункт). Однажды, заканчивая службу помдежем, вечером перед разводом я построил новый наряд, представил его новому помдежу и сам встал в строй в качестве нового дежурного по КТП, т.е. получилось двое суток непрерывного наряда. В ту неделю у меня вышло четыре наряда – так круто я больше нигде службу не нёс. Но по молодости лет всё это воспринималось как само собой разумеющееся и ужаса от столь напряженной службы я не испытывал.

      А вот жене было хуже – работы в гарнизоне для женщин фактически не было. Их, жён офицеров и прапорщиков, было несколько сотен, почти все сидели дома и ждали мужей. Хорошо если есть отдельная квартира, ведь жить в одной комнате на четыре семьи – то ещё удовольствие, даже если все дамы дружны. Погулять особо негде, кругом лес, разве что от гарнизона до посёлка по дороге пройтись – ходили наши жёны и туда. До Калининграда 45-50 минут на автобусе – некоторые женщины ездили, но моя ждала моего выходного. Выходных же у меня за всю корневскую службу было ровно три штуки, да и то если одновременно сходились несколько факторов: это воскресенье, я не в наряде, в роте всё спокойно, начхим в субботу ничего не придумал и меня на воскресенье не озадачил. Если все эти факторы имели место быть, то мы пораньше утром (не позже 08.00) садились в автобус и уезжали в город, где найти нас было почти невозможно. Один раз мы чуть замешкались и в 08.30 в дверь нашей комнаты постучал посыльный от начхима, который что-то придумал и требовал меня к себе. Так у нас не получился четвёртый выходной.

      Тем не менее как-то жили и сейчас, через 50 с лишним лет, мы ту жизнь без улыбки не вспоминаем, хотя тогда было не до смеха. Иногда, приезжая из командировки видел жену, плачущую от неустройства, безделья и отсутствия перспектив. А я не знал, что сделать, чтобы она успокоилась, только говорил: «Родная, любимая, всё будет хорошо, подождать немного надо и всё наладится». Удивительно, но ведь так в итоге и случилось.

      На фотографии—заставке к рассказу, сделанной в 2000 году, я стою напротив входа в штаб полка. Он располагался на первом этаже здания, а на следующих двух – полковая зрбатр, рота связи и ещё какие-то подразделения боевого и тылового обеспечения. Два окна слева от входа – это дежурка, где я провёл не одну неделю стоя в наряде помдежем. Третье – комната отдыха, где, если удавалось, мы с дежурным по очереди спали, поделив ночь на двоих. Полк ещё за 4 года до этой фотографии был расформирован, как и вся дивизия, поэтому окна первого этажа заколочены, а брусчатка поросла травой. Но табличка осталась :))!!

1. Стройка 1 мсд

      Про свою первую краткую командировку на ДУЦ за личным составом роты я уже написал, но после неё долго засиживаться в Корнево мне не дали. Уже в середине сентября отрядили в Калининград на строительство всяких объектов 1 мсд (1-я гвардейская мотострелковая Пролетарская Московско-Минская ордена Ленина дважды Краснознаменная орденов Суворова и Кутузова дивизия) нашей 11 Гвардейской общевойсковой армии. Вся дивизия была расквартирована в Калининграде. Строили там новые боксы, тыльные дороги для выхода техники по тревоге, казармы, какие-то бытовые и складские объекты – большая стройка и шла она уже не первый год, как мне рассказали перед выездом.

      Отправляя меня в командировку наш зампотылу подполковник Сергеев (фамилию его не помню, только что выдумал) мне объяснил, что главной моей задачей на стройке все три недели командировки будет являться работа старшим военного самосвала, который возит бетон из Мамоново (там располагался военный растворный узел) на тыльную дорогу. Но это была официальная версия, а от себя добавил: «Абрамов, мне от тебя надо, чтобы ты пригнал в полк машину бетона и вывалил его вот сюда», показав на провал в бетонной отмостке около КТП. Далее пояснил: «Как ты это сделаешь – твоя проблема, но машина бетона нам нужна обязательно, иначе скоро КТП завалится». Я понял, что меня толкают на воровство, хоть и не в свою пользу, но всё-таки. Однако перечить подполковнику не решился и пошёл готовиться к выезду.

      Прибыв в Калининград, я нашёл штаб 1 мсд и от помдежа по штабу дивизии узнал, куда мне надо иди и что дальше делать. Всё в отношении стройки в мотострелецкой дивизии было налажено – не первый год мучаются. Поселили меня в офицерском общежитии, в комнате на 3-х человек, в которой был и стол, и шкаф для одежды, и койка моя с тумбочкой, а вот все удобства на коридоре. Сержант, дежурный по общаге, показал комнату и провёл по коридору, где мне предстояло жить ближайшие недели. Увидев туалет, я подумал – вот ведь как, у нас в общаге туалет даже без перегородок, хотя он общий, а тут чисто мужской, но с отдельными запирающимися кабинками. И душ с горячей водой тут был, аж целых пять душевых кабинок на 10 комнат, т.е. человек на 25-30. Круто живут мотострелки подумал я, нам бы так. В конце экскурсии сержант рассказал где у них кормят и когда.

      Дальше я пошёл в автопарк где дежурный по КТП, покопавшись в бумагах, сказал, что завтра с 08.00 мне надо быть у него, забрать путевой лист и ехать в Мамоново. Водитель, с которым я буду ездить, уже давно тут работает и всё, что надо я узнаю от него.

      Так я начал ежедневно ездить туда-сюда Калининград-Мамоново и обратно. В один конец около 50-55 км, т.е. час езды туда, час на растворном узле в очереди и под погрузкой и час назад. Потом, пока выгрузят и соскребут бетон с кузова еще час пройдёт. Рейса два в день получалось, редко три.

      Ездил я на одной и той же машине, с одним и тем же водителем – он оказался из мамоновского полка нашей дивизии. Сошлись мы быстро, парень он оказался после техникума – взрослый, неплохо образованный, поговорить было о чём. Он иногда просился заехать в полк – дембельские дела там у него были: молодые альбом ему рисовали, парадку аксельбантами обшивали, а он контролировал. Я разрешал, помятуя о том, что и мне надо будет в полк заехать, но не дембельский альбом проверить, а своровать бетон.

      Случай выдался уже через неделю. У нас в тот день получалось сделать три рейса – очередей на растворном узле почему-то не было и разгружали нас быстро. С водилой у нас уже наблюдалось полное взаимопонимание, и я решил бетон третьего рейса вывалить не на тыльную дорогу мотострелковой дивизии, а к нам в полк под КТП, куда указывал зампотылу. Крюк был небольшой – всего 20 км лишних, ко времени в автопарк стройки должен был успеть. К моей радости подполковник Сергеев был на месте очень обрадовался моей машине и моментально организовал её выгрузку. В провал у КТП влез почти весь кузов самосвала.

       Прощаясь зампотылу поблагодарил и сказал, что не ожидал такой прыти от молодого лейтенанта – не верил, что мне удастся стырить самосвал бетона. На всякий случай сказал, что если ещё раз получится, то выгружать надо будет у овощехранилища – скоро уборка урожая, будет завоз картошки, капусты и прочих овощей и он хотел пол там отремонтировать, т.е. просто залить его ещё одним слоем бетона. Задача не срочная, пол еще год-два простоит, но если получится, то он будет очень рад.

      Заскочив в общагу к жене на полчасика, мы выехали в Калининград. В автопарк успели ко времени. Никто ничего у меня не спросил про третий рейс. Как у мотострелков был организован учёт и контроль я не знаю, но, видимо, никак. Через неделю мне удалось выгрузить в овощехранилище своего полка ещё один самосвал бетона. Радости Сергеева не было предела, я для него стал лучше родного брата. Если после первой машины меня грызли опасения и даже мучала совесть, то после второй ничего кроме радости от хорошо выполненной работы у меня не наблюдалось.

      Воровал бетон по приказу, видимо, не только я. Как-то во время выгрузки я, от нечего делать, замерил толщину получающегося бетонного полотна тыльной дороги. Вышло где-то около 15-17 см. Мне показалось, что этого мало, спросил у капитана, который был кем-то вроде прораба на стройке дороги. Он только отмахнулся, сказав, что надо 25 см, но вот воруют, еле-еле удаётся последний слой арматуры бетоном прикрыть, а его там должно быть сантиметров 10. Неудобно тогда мне стало, но ненадолго – зато я выполнил и даже перевыполнил просьбу зампотыла, а известно, что «Приказ командира – закон для подчинённого, а его просьба круче приказа.»

2. За картошкой

      В октябре, в первой его декаде, буквально через пару недель после Калининградской стройки я был назначен командиром сводного картофельного взвода с тем, чтобы во главе его собирать картошку для полка в одном из литовских совхозов. Кроме меня самого от роты требовалось ещё подготовить ДКВ с прицепом и водителя к транспортировке личного состава и картошки. Таких взводов в полку было сформировано три – по одному от каждого танкового батальона, все взводы человек по 25. Почему-то срочники из спецподразделений полка к сбору картошки привлечены не были.

      Кроме трёх командиров сводных взводов был ещё командир сводной роты – начсвязи полка майор армянской национальности (ФИО не помню, пусть будет Айвазян Степан Арутюнович). Замполитом назначили комсомольца полка в чине старшего лейтенанта, а старшиной сводной роты какого-то прапорщика одного из танковых батальонов. Были ещё три повара, все срочники, они же постоянный наряд по сводной роте во главе с вышеуказанным старшиной-прапорщиком. Общую организацию и контроль осуществлял, естественно, зампотылу полка подполковник Сергеев.

      Поснимав с машины и прицепа все приборы для спецобработки и сумки с ЗИП, а также сняв крепёж баллонов с кузовов и установив лавки для перевозки личного состава машину подготовили. В назначенный дивизией день, вечером, сразу после ужина, колонна полка из 4-х машин (все с прицепами) выехала к месту общего сбора картофельных рот дивизии. Я в кузове вёз весь свой взвод (водитель, я и мой закомвзвода сидели в кабине), а в прицеп загрузили всё необходимое для обустройства на месте: танковые брезенты с кольями для палатки, деревянные щиты на её пол и нары, спальные принадлежности, вещмешки солдат и всякое прочее, необходимое для полевой жизни. Ехать было всего ничего, километров 40, собирались мы где-то под Калининградом в чистом поле. Всего на поляне сбора набралось штук 25-30 разных машин, главным образом бортовых с прицепами. Зачем нас пригнали на сборный пункт вечером я так и не понял. Дивизионный развод по колхозам-совхозам был назначен на 10.00 следующего дня. Мы могли спокойно поспать дома, умыться-побриться, не торопясь позавтракать и с запасом, часов в 09.00-09.30 прибыть на место. Но вот такой приказ пришёл из дивизии и все мы были вынуждены спать в машинах, завтракать сухим пайком, помятыми, небритыми-неумытыми вставать на развод. Я никогда не любил армейские «ефрейторские зазоры» (кто служил, тот знает, что это такое), но тут наблюдался не просто зазор, а временная пропасть какая-то продолжительностью более 12 часов.

      Ну да ладно, всякое в армейской жизни бывает и это не самое страшное. Развод прошёл, надо ехать. Ехать не далеко – куда-то в Шилутский район Литвы – там для нашего полка выкуплена вся картошка на нескольких полях одного из совхозов. Нам оставалось эту картошку выкопать и доставить на овощехранилище полка, пол которого был отремонтирован украденным мной в прошлой командировке бетоном.

      Добравшись часам к 15-16.00 на место, солдаты моего взвода часа за два собрали палатку взвода, причём брезентом мне выделили отдельный закуток с брезентовой же дверью – получилась уютная комнатка метра четыре квадратных, куда поставили солдатскую кровать и застелили её. Напротив соорудили такой же закуток для замкомвзвода. Недалеко от входа и наших с замком (так тоже называли заместителя командира взвода) закутков установили первую печку-буржуйку, а ближе к концу палатки вторую. В конце палатки устроили что-то типа открытой каптёрки. Полы застелили деревянными щитами, установили нары, застелили их и получилась очень даже уютная палатка, метров 15 в длину и около 6 метров в ширину.

      Несмотря на то, что был постоянный наряд по роте, мы с замком решили выделять своего дневального по взводу, а его норму сбора картошки должны были выполнять остальные 22 сборщика. Картошку копать не надо было – солдаты шли за трактором с картофелекопателем, который картошку не собирал, а просто выкапывал и вываливал сверху на землю, откуда её надо было собрать в вёдра и отнести в закрытые бурты для просушки. Так и жили: с утра завтрак на поле, обед там же и опять сбор картошки до ужина, после ужина пара часов свободного времени и спать. Погода стояла противная, прибалтийская: ветрено, почти постоянно шли дожди и было довольно холодно. Мы с замком контролировали сбор картошки, подгоняли солдат, т.е. тоже постоянно были на поле, месили грязь. Мои хромачи (хромовые сапоги) быстро промокали, пришлось переодеться в солдатскую кирзу (кирзовые сапоги), которую мой дневальный с вечера мыл, ночью сушил, а утром густо намазывал жирным гуталином. Что ещё было приятно: дневальный по ночам мне форму сушил и чистил, даже свежий подворотничок пришивал. Стало суше, но всё равно противно – от сырости в воздухе ничего не спасало, даже офицерская плащ-накидка.

В результате такого омерзения от погоды я снова закурил. А ведь с апреля, как только мы с Леной решили, что в июле у нас будет свадьба, я бросил курить. Но вот не выдержал. Занятно, что в 17 лет, учась в институте, я начал курить именно на сельхозработах – хлопок мы собирали и вот опять длительные сельхозработы и я опять курю. Выдержал всего полгода…

      Всего нам надо было собрать и доставить в полк около 250 тонн картошки – столько надо было полку на год с учётом усушки, утруски, гниения, а также подворовывания тыловыми службами. С учетом того, что на ЗИЛ-131 с прицепом можно было загрузить до 10 тонн картошки, получается, что нашим 4-м машинам надо было съездить в полк 6 раз – по два раза в неделю. Картошка в буртах из-за погоды не успевала толком высохнуть, поэтому в полк возили такую, какая получалась, а там досушивали. Колонну гонял обычно майор Айвазян, сидя в головной машине, а в последнюю сажал старшим машины одного из командиров взводов. Брал только танкистов. Средние машины шли без старших, но их водилы были более опытными.

      Где-то посреди картофельной эпопеи к нам решил приехать сам зампотылу, чтобы проконтролировать, как мы тут и что. Приехал он утром на бортовом ГАЗ-66, чтобы дополнительно пару-трёшку тонн картошки вывезти. Как раз вечером того же дня должна была выдвинуться очередная колонна в Корнево. Не знаю почему, но вести колонну на своём ГАЗ-66 он решил сам, а в последнюю машину старшим посадил меня. Радости моей не было предела, ведь уже дней 10 я не был дома, не видел жену, а выезд означал, что мы приедем в полк поздно вечером и только на следующий день после обеда выедем обратно.

      Поездка оказалась не без приключений. Сначала, до выезда на трассу Рига-Калининград, путь наш лежал по просёлкам. Ехали мы не торопясь и вижу я, что машина передо мной стала как-то странно съезжать на встречку и далее к левой обочине. Хорошо, что движения по дороге не было. Мы старательно бибикали ему, но эффекта не последовало и через некоторое время машина съехала-таки в кювет и плавно легла на бок. Хорошо, что кювет был не глубоким, машина не перевернулась и даже картошки высыпалось не много. Как оказалось, водитель просто заснул и даже не слышал наши сигналы. Выбраться из кювета самостоятельно у него не получалось. Сергеев на своём ГАЗ-66 наши сигналы услышал, развернулся и подъехав к нам решил, что его ГАЗон сможет вытащить этот ЗИЛ. Мы отцепили прицеп, вытащили машину, а потом он уже сам вытащил свой прицеп. Собрав выпавшую картошку далее доехали без недоразумений и часам к 20-21.00 были в Корнево.

      Оставив машину под разгрузку у овощехранилища, пошел в общагу. К концу октября мы с женой в комнате остались одни, остальные поразъехались (про это ниже). Войдя я увидел Лену, которая сидит чуть ли не в обнимку с нагревателем, под одеялом и плачет от холода. В комнате в самом деле было только чуть теплее, чем на улице, батареи не грели совсем. Побегав по соседям понял, что у в трубе нашего стояка, видимо, воздушная пробка так как кругом было тепло. Поднявшись на второй этаж постучался в комнату над нами, там тоже было холодно, но трое живших в ней офицеров на это не сильно обращали внимание – грелись водкой изнутри.

      Дежурная по общежитию сказала, что слесарей у неё нет, да и поздно уже, предложила потерпеть до завтра. Но мою жену колотило от холода, тем более, что она уже была беременна и морозить её ещё ночь с неизвестным результатом мне совсем не хотелось. Пришлось лезь на чердак самому, хоть дверь на чердак дежурная открыла, и то хорошо. Мы с женой договорились, что я буду постукивать по трубам, а она ответит определённым образом, когда услышит стук по нашей трубе. Трубу я таки нашёл, слава богу на ней был вентиль, который я смог открутить и потихоньку выпустить воздух из системы. Когда из трубы полилась вода вентиль я закрыл и весь в пыли и паутине спустился к себе. Лена явно повеселела – комната ещё не прогрелась, зато батареи были тёплыми! Пока я приводил себя в порядок, жена что-то сварганила на ужин и часов в 23-24.00 мы ужинали уже в достаточно тёплой комнате, а когда спать легли и вовсе «Ташкент» наступил.

      На утро, а это было воскресенье, оставив жену в тёплой комнате, поехали с зампотылом обратно на картошку. Обычно колонная выезжали ближе к обеду, а то и после него, но на сей раз подполковник Сергеев хотел за день обернуться в оба конца, поэтому поторопились. Ребята, оставшиеся в полях, тоже думали, что зампотылу приедет вечером и по какому-то поводу во главе с Айвазяном со вчерашнего вечера пили по-чёрному, а сегодня утром крепко опохмелялись, устроив всей картофельной команде выходной день. К нашему приезду пьяными были все офицеры и прапорщик, а также несколько солдат. Трезвым оказался один я, и то случайно. Возмущение зампотыла не знало границ. Он не трогал солдат, но в полный рост драл офицеров, расположившись в палатке командира сводной роты. Мой замкомвзвод с парой дедов тоже был не трезв, но и не сильно выпивши – видимо денег  на опохмел не нашли. Я решил их не трогать, видя, что они явно чувствуют себя неловко, осознавая свою вину. Единственное о чём просил мой замок – не докладывать комбату, чтобы тот не задержал их дембель. Мамой клялся, что такого больше не повторится, что все планы по сбору картошки они выполнят и перевыполнят, что и он сам будет её собирать. Я пообещал и пришлось выполнить, а заодно навесил на дедов дополнительную повинность – собрать лично мне килограмм 200 отборной картошки, высушить её не в буртах, а в палатке, уложить в мешки и доставить в комнату общаги. На том и порешили.

      Больше эксцессов до конца этой командировки не было. Мой рейтинг в глазах зампотыла после картофельной эпопеи вырос ещё на один порядок. Про то, что я был единственным трезвым офицером изо всей картофельной команды он доложил командиру полка и замполиту, припомнив и мой стыренный у 1 мсд бетон. Если бы не ездил в Корнево, то и я бы был не трезв, но случилось как случилось. Вот так я заработал ещё один плюс в моей офицерской карьере.

3. Служба идёт

      В те дни и недели, когда я был в Корнево мы чем только не занимались: ходили в наряды по два-три раза в неделю, приводили в порядок технику, готовились и сдавали итоговую проверку, про это написано в других рассказах серии «ПрибВО.Корнево». Но были и другие дела.

      В караул по охране объектов полка наша рота не ходила – просто не хватало личного состава. Постов в полковом карауле было, по-моему, штук шесть, по три караульных на каждый, вот уже восемнадцать, еще плюс два разводящих и помощник начкара – двадцать один, а у нас всего 15 срочников. Караулку полка и посты я, естественно, видел неоднократно. Когда бдил помдежем по полку приходилось и в караулку ходить, и по постам шастать. Зато на наряд по кухне нас хватало – там требовалось только 12 солдат, как раз вся наша рота, а оставшиеся три человека стояли дневальными у тумбочки в расположении.

      Собственно, боевая и политическая подготовка практически в роте не велась, у командования полка и начхима всегда находились другие, более важные, дела. Исключением были политзанятия у солдат, которые проводились при любой погоде и проводил их я. Вести политзанятия мне было интересно, да и солдатам, как мне тогда казалось, тоже. А вот боевая подготовка, как началась за полторы недели до проверки, так по её завершении и закончилась. Разве что с техникой в автопарке каждый ПХД (парково-хозяйственный день) по субботам добросовестно что-нибудь делали.

      В ноябре, после сдачи проверки, наш начхим капитан Вино решил обновить химгородок на полигоне полка. Старый уже был в непотребном состоянии: металлические плакаты выцвели и облезли, окоп под постояннодействующий ХНП обвалился, дорожки между точками подготовки личного состава роты и экипажей танков заросли травой и пришли в негодное состояние. А тут два молодых бодрых офицера, которые могут всё это с солдатами обновить. Мы оба могли хорошо писать плакатным пером (Валера писал даже лучше меня), поэтому и занялись плакатами. Правильно озадаченные замкомвзводы с рядовыми приводили в порядок дорожки, ХНП и выполняли другие земляные работы. В итоге у нас всё получилось и к моему отъезду в Ригу обновлённый химгородок был практически готов к зимнему периоду обучения.

      Опять-таки, почти сразу после проверки наступал великий праздник – 60-летие ВОСР (Великая Октябрьская Социалистическая революция). Его новый замполит вместе с командиром полка решили отметить парадом полка, возложением венков к могиле советских солдат, погибших в боях за Цинтен (так при немцах Корнево называлось), а также торжественным собранием накануне праздника. После сдачи проверки строевая подготовка у солдат моей роты была хоть и не на большой высоте, но вполне приличной. В том, что мы нормально пройдём на параде я не сомневался. Но при подготовке к нему случился небольшой казус, который действует на меня до сих пор. На генеральной репетиции 05 ноября присутствовал командир полка. Я, как положено, шёл во главе роты молодцевато отдавая честь в равнении «на право». У меня, как у многих женатиков, на безымянном пальце правой руки было одето золотое обручальное кольцо, которое не снимал со дня свадьбы. Я даже на выпуске из училища в нём был. Подполковник Кулик после прохождения вызвал всех командиров подразделений для разбора во время которого приказал мне и еще одному офицеру снять кольца, и «Чтобы я больше их не видел». Пришлось снять… Так до сих пор хожу без кольца, даже толком не знаю где лежит, но точно знаю, что оно есть.

      06 ноября, часа за два до ужина, начиналось торжественное собрание, посвящённое 60-й годовщине Великого Октября. Проходило оно, как и положено, в клубе части. Я привёл роту – все, во главе со мной, в парадке. Рассаживал нас по местам комсомолец полка и секретарь парткома. Увидев меня, комсомолец сказал, чтобы я прошёл к замполиту полка, который стоял у эстрады и с кем-то разговаривал. Пришлось идти. Замполит распорядился, чтобы я не садился со своей ротой, а подождал у эстрады. Когда он скажет, чтобы командование полка и отличившиеся офицеры заняли места в президиуме, то я должен сесть на третий стул слева во втором ряду президиума. Как оказалось, я – химик, был назначен лучшим молодым офицером танкового полка. А раз так, то моё место в президиуме. Это меня до сих пор удивляет, но тут, видимо, сыграло слово зампотыла полка подполковника Сергеева, а может ещё что-то. Так или иначе, но всё собрание я просидел в президиуме, наблюдая оттуда за своей ротой. Хорошо хоть речь произносить не заставили. Рад ли я был? Конечно рад! Как любой вменяемый офицер я был карьеристом и такое хорошее начало службы позволяло надеяться на хорошую карьеру в дальнейшем. Но, как я знал к тому времени, уже совсем не в Корнево.

4. Личная жизнь

      С личной жизнью поначалу в Корнево у нас было совсем плохо. Какая она может быть в комнате на четыре семьи без перегородок? Ответ один – плохая!!! Она, конечно, была, и всякая. Солдатские койки в разных углах комнаты по ночам предательски поскрипывали – семьи то молодые, особенно мы с Кузнецовыми, ведь наш медовый месяц, по сути дела, только-только закончился.

      Однако, в четыре семьи мы жили не долго – всего месяц. Прапорщику в середине сентября выделили однокомнатную квартиру где-то в ДОСах и они съехали. Мы переставили свои койки на их место, а на освободившуюся площадь поставили стол и немногочисленную мебель из контейнера, который к тому времени пришёл к Кузнецовым.

      Ещё через месяц в одном из ДОСов освободилась трёшка, но поселить туда все три наши пары не представлялось возможным, так как центральная комната была хоть и большой, но являлась проходной для двух других. Между собой мы решили, что Васютины туда едут однозначно и селятся в самую большую комнату из двух изолированных, ведь у них скоро родится ребёнок. Вторую мы разыграли на спичках с Кузнецовыми. Выпало переезжать Кузнецовым. Лена моя была рада – она так и не сошлась с Васютиной и не хотела жить с ними в одной квартире – лучше в своей комнате остаться одним.

      Как-то, сходив в гости к Васютиным и Кузнецовым, мы порадовались, что не нам выпал жребий переезжать вместе с Васютиными. В квартире был бардак, особенно в большой проходной комнате – видимо они так и не договорились кто и когда эту комнату будет убирать и вообще, как её использовать. Кухня тоже не отличалась порядком. В отношениях между семьями явно чувствовался холодок, даже сильнее чем тот, который имел место при их жизни в одной комнате с нами. Неуютно…

      Так к середине октября мы остались вдвоём на всю огромную комнату. К тому времени и наш контейнер добрался тихим ходом из Саратов до Калининграда, я его получил и привёз в Корнево. Всего ничего – старенький, но любимый женой секретер, трюмо с большим двойным зеркалом, еще какая-то мебель по мелочи, а вот уже и уют-комфорт. А главное, когда все разъехались мы смогли-таки зачать нашу старшую дочь, которая родилась уже в Риге.

      К концу октября мы прикупили телевизор, холодильник и плитку электрическую. Телевизор на комнатную антенну наши советские каналы ловил совсем плохо, а вот польские вполне прилично – до границы по прямой было менее 6 км. В связи с этим мы чаще смотрели именно их и к концу ноября стали вполне сносно понимать смысл того, что говорили поляки. Используя плитку и холодильник жена в полный рост рпроявила свой поварской талант. Жаль только, что духовки у нас не было – выпечку ей приходилось делать на общей кухне. К готовке у неё не только талант – она любит этим заниматься. В этом, как и во многом другом, мне с женой повезло, ведь сам я не люблю готовить, а вот поесть вкусно очень даже уважаю.

      К нашему счастью в начале октября к нам в полк пришёл новый замполит, вместо прежнего, ушедшего на повышение в политотдел армии. Старый только и мог, что стричь наголо дедов в штабе части, да орать на офицеров за плохую ППР (партийно-политическую работу), вызвав к себе в кабинет. Новый оказался нормальным парнем. Он быстро, буквально в течение первого месяца своей службы в полку организовал установку закрывающихся кабинок в туалете. Это было счастье, особенно для женщин. В ноябре он добрался и до заваленного каким-то барахлом помещения общаги, где при немцах были душевые кабинки, но которое с тех пор по прямому назначению не использовалось. Уезжая в Ригу, я видел уже почти готовый душ для жителей общаги на четыре кабинки с предбанником в каждой. Мы с женой только чуть не успели в нём помыться. Такие изменения существенно повлияли и на нашу личную жизнь – жена к концу октября смотрела куда веселее, ну и мне было легче.

      Вот, вроде, сделал замполит простые естественные дела (были у него и другие положительные качества), а авторитет его всего два месяца стал сравним с авторитетом командира полка, а то и выше. Я подумал тогда, что вот этим, среди прочего, и должен, заниматься замполит, а не только драть за плохо оформленные протоколы патрсобраний и отсутствие конспектов политзанятий у солдат. Собственно, я и сейчас так думаю.

      В редкое свободное время мы гуляли по лесам и полям в окрестностях гарнизона, даже пару раз выходили вместе в посёлок Корнево. Однажды, возвращаясь оттуда и подходя к старой, ещё немецкой и уже давно заброшенной мельнице, я увидел полчащи крыс, которые бегали вокруг неё. Почему мы их не увидели, когда шли в посёлок – не знаю. Жена моя, не обладая хорошим зрением, воскликнула в умилении: «Смотри сколько воробьёв у мельницы, и не улетают, не боятся нас!». Пришлось её разочаровать и умиление моментально переросло в брезгливость.

      В те три выходных дня, которые у меня получились, мы ездили в Калинград. Ходили по городу, в понравившийся нам зоопарк, в кино, сидели в кафешках – а они уже тогда были в этом самом западном регионе СССР. После этих выездов ещё больше хотелось как можно быстрее уехать хоть куда-нибудь из Корнево, из этой самой глубокой дыры ПрибВО. Особенно это относилось к жене, ну а мне передавалось от неё.

      Немаловажной деталью личной, общественной и даже служебной жизни офицеров гарнизона было ежемесячное посещение кафе «Женские слёзы». Как эта точка общепита называлась на самом деле – не знаю, а вот про слёзы – это правда. Многие офицеры полков и батальона после каждой выдачи денежного довольствия, а некоторые и чаще, считали за правило посетить это кафе и напиться там до беспамятства. Жёны обычно ждали их у входа в кафе и, увидев своего мужа выпадающего из дверей, подхватывали его и вели домой. Только самые решительные и отчаянные дамы входили внутрь этой пьяной точки, насильно отрывали свою вторую половину от бутылки и собутыльников, с криками и даже драками тащили домой. Я потом частенько видел такие кафе в разных гарнизонах, многие из них имели такое же неофициальное название, но это было первым и запомнилось на всю жизнь.

      Вот примерно так моя служба определяла практически всю нашу жизнь, как личную, так и общественную. Хорошо ли это, плохо ли – не знаю, просто так было. Было очень тяжело на службе, было совсем неустроенно дома (если комнату в общаге на несколько семей можно назвать домом), но мы были молоды, оптимистичны и очень надеялись на лучшее, которое таки пришло.