Мой старшина

   Сразу приношу извинение тем, кто решится ознакомиться со стихотворением «Мой старшина», за немаленькое прозаическое вступление! Но, без достаточно подробного объяснения, смысл и идею высказанного в стихе, будет не понять.
Стихотворение посвящается  Сергею Терентьевичу Авдейчику, ныне полковнику запаса Вооружённых Сил Республики Беларусь.
С 1979-го по 1983-ий год Сергей Терентьевич был старшиной курса в Рижском высшем военно-политическом училище войск РВСН (Ракетные войска стратегического назначения) имени маршала Советского Союза Бирюзова С.С.
Сергей Терентьевич, в отличие от большинства курсантов, которые поступили в училище сразу по окончанию средней школы, до училища отслужил срочную службу (два года). По завершению срочной службы, был уволен в звании старшины. Через год после армии он поступил в военное училище.
   С одной стороны Сергей Терентьевич был таким же курсантом, как и все остальные. Но, в то же время он был назначен старшиной курса и, как старшина он кроме освоения (на равнее со всеми) учебной программы должен был отвечать за дисциплину, соблюдение распорядка дня, и несение службы ста двадцатью пятью курсантами нашего курса. В число этих курсантов входил и я.
     Старшина Авдейчик, в отличие от нас желторотых испытал и хлебнул солдатской службы и два года (до и после армии) проработал на гражданке. То есть его жизненный опыт, на момент поступления в училище, был не сравним с нашим. Он держал себя с нами очень уверенно, спокойно и отстранённо. В отличие от старшин других факультетов и курсов нашего училища он не позволил себе вступать в панибратские отношения с курсантами вплоть до самого дня нашего выпуска.
  В своих действиях старшина Авдейчик  ВСЕГДА руководствовался положениями Устава, даже, в мельчайших подробностях. Но мы, сопляки на тот момент, не смогли тогда этого оценить. Прозревать мы стали только попав в лейтенантами в войска, когда мы очень быстро и жёстко почувствовали на своих юношеских плечах неимоверную тяжесть ответственности за несколько десятков молоденьких парней (солдат срочников), командовать которыми, воспитывать их и отвечать за их быт и безопасность нам приходилось на 100%, согласно нашим должностным обязанностям. Вот, тогда мы вспомнили нашего сурового и несгибаемого старшину…
   А с  сентября 1979-го, по день нашего лейтенантского выпуска – 25-го июня 1983-го года, абсолютное большинство рядовых курсантов нашего курса люто и истово ненавидело старшину Сергея Терентьевича Авдейчика. Мы сопливые жизненные и армейские желторотики не смогли оценить ни его выдержанность (в общении с нами Сергей Терентьевич ни разу(!) не позволил себе повысить голос, ни разу мы не услышали от него ни одного слова матерной брани). Он отстранённо и сухо объявлял нам, справедливые с точки зрения воинских уставов, но подлые с точки зрения рядовых курсантов, взыскания.  Он спокойно отдавал свои, абсолютно законные распоряжения и приказы, твёрдо проводя свою уставную линию. В отличии от партийных советских бонз и нынешних представителей путинского режима старшина Авдейчик не только жёстко требовал от нас выполнения уставных требований, но и являл собой безусловный образец личного выполнения этим требованиям. Образец во всём: в соблюдении формы одежды, соблюдения распорядка дня, отношения к учёбе, к воинской дисциплине… Он ел с нами из одного котелка, спал среди нас в одной казарме, вёл такую же, как и мы, курсантскую жизнь со всеми её строгостями и ограничениями. Нам, рядовым курсантам не в чем было его, в этом отношении упрекнуть…
    И всё же мы ненавидели старшину Авдейчика люто. За его холодность, за его абсолютное спокойствие, за его железную приверженность к Уставу, за его непреклонность и непробиваемую последовательность его действий. Для нас он был бездушным автоматом не способным на человеческие эмоции, тем более человеческие чувства.
    Уже, лет двадцать назад, когда нам было под сорок, перед сбором на очередную встречу выпускников нашего курса, мы вспомнили об Авдейчике. Нас тогда как прорвало. Мы стали наперебой, взахлёб, с высоты нашего, уже тогда приобретённого человеческого, армейского и офицерского опыта говорить о том, как мы были чудовищно не правы по отношению к нашему старшине! Мы говорили, что, уже через год-полтора после начала службы в войсках, многие просто мечтали, чтобы у них в полку был именно такой старшина, как Сергей Терентьевич Авдейчик. Но, кроме того, мы все, без исключения поняли, что только так, как это делал Сергей Терентьевич, нас и можно было держать в рамках. Только так нас, мечтавших о самоволках, девушках, свободе, застольях со спиртным и прочих прелестях молодой гражданской жизни ( а я считаю, что это было нормальным для нашего курсантского возраста). Повторюсь, только так и можно было заставить нас    честно служить и старательно осваивать преподаваемые нам науки. Потом, позже мы оценили то, что никто из нас не был  НИ  ОДНОГО  РАЗА  оскорблён нашим старшиной. Мы, уже, не по-наслышке познали разницу между жизнью по Уставу, которую нам обеспечил старшина Авдейчик и неуставной жизнью и так называемыми неуставными взаимоотношениями, дедовщиной, которая калечит души и тела молодых солдат и курсантов. Но всё это мы поняли только через несколько лет после того, как жизнь и офицерские дороги развели нас по разным уголкам Союза и мы надолго потеряли из поля зрения нашего старшину.
     В тот подготовительный для встречи бывших однокурсников вечер (был это год, приблизительно 2001-й) мы, человек десять бывших курсантов, приняли единодушное решение – найти нашего старшину и пригласить его на встречу. Сделать это обязательно!
     Но всё это будет… А весной выпускного для нашего курса 1983-го года, мы нашли возможность отомстить ненавидимому нами старшине. Курс состоял из пяти учебных групп (взводов). Каждая из учебных групп отмечала в день выпуска, после вручения на плацу училища нам дипломов и присвоения первичных офицерских званий – лейтенант, выпускной вечер в разных ресторанах города Риги. О выпускном вечере в ресторане мечтали, спорили и размышляли весь последний семестр обучения. Это была главная тема наших разговоров.
    Сергей Терентьевич был в штате первой учебной группы и он должен был отмечать выпускной вечер в ресторане в составе этой учебной группы. И вот, я не знаю кому (теперь, пожалуй, это не установить) но, точно кому-то из курсантов первой учебной группы (первого взвода), пришла в голову жестокая мысль – бойкотировать присутствие старшины на выпускном в ресторане. Не принимать от него деньги на участие в выпускном, не вносить его и приглашённых им для участия в торжестве родственников и знакомых, в список присутствующих в ресторане. (Каждый курсант мог пригласить, на празднование выпускного вечера в ресторан, любое количество родственников и друзей. Но за каждого из присутствующих, надо было внести немаленькую по советским временам сумму в 25 рублей. Поэтому, обычно,курсант приглашал от двух до пяти человек).
    Бойкот начался. Об этом, сразу же, узнал начальник курса майор Мячин и курсовые офицеры. Курсантов первого учебного отделения начали стращать, угрожать им, шантажировать, но ребята из первого отдела не сдались. А я вам скажу, что для этого пришлось проявить немалое мужество.
    Я лично страстно и горячо поддерживал решение ребят из первой учебной группы, хотя лично для меня эта поддержка была абсолютно безопасна, так же, как и для остальных курсантов второй, третьей, четвёртой и пятой учебных групп. Всю тяжесть жестокого прессинга курсового и факультетского начальства выдержали курсанты первой учебной группы.
     Я повторюсь, с их стороны, на тот момент выдержать прессинг начальства было определённым мужеством. Однако, сегодня я понимаю, что жестокое решение ребят из первой учебной группы и наша с ними безусловная солидарность, были только от нашей юношеской глупости, незнания и непонимания ни Жизни вообще, ни армейской жизни в частности. Но более всего мне сегодня стыдно за себя. Молодого глупого, самонадеянного крикуна, который, ни чем не рискуя, радостно кричал: «Вот, пусть получит, скука! Молодцы мужики из первого отдела!» и что-то ещё я орал вдохновлённый своей ненавистью к старшине и наивным осознанием того, что вот, мол, настал момент истины! Вот она  СПРАВЕДЛИВОСТЬ – свершилась! Вот ОНО – возмездие!
    Мне очень стыдно сегодня перед моим дорогим старшиной! Мне до боли в душе стыдно перед сильным, цельным и достойнейшим человеком – Сергеем Терентьевичем Авдейчиком. Человеком стократ достойным потому, что он ни разу, ни на миллиграмм не воспользовался себе во благо своей властью. Человеком, который не декларировал Закон, а его проповедовал и, требуя от нас его соблюдения, в первую очередь САМ  ЖИЛ   по Закону. Сегодня, когда над нами стоят властные подонки, которые призывают нас к Чести, Совести, патриотизму и страстно призывают нас жить, по писанному ими и ТОЛЬКО для нас Закону (а сами эти твари живут совсем по другим правилам, правилам только для них), я ощущаю особенно острый стыд перед моим старшиной!
    Прости нас, Сергей Терентьевич! Прости нас, тогдашних молодых дураков и юных недоумков! И хвала Создателю, что у нас хватило ума и мудрости, при твоей жизни, понять и оценить тебя и твоё человеческое величие. Мы, выпуск 1983-его года  первого факультета РВВПКУ,  кланяемся тебе за твои высочайшие человеческие качества. За твою старшинскую мудрость и порядочность. Обнимаем тебя, наш старшина.
     P.S.  На снимке фрагмент встречи выпускников РВВПКУ 1983-го года. Чествуют старшину (полковника) Авдейчика С.Т. Сергей Терентьевич стоит слева, в жёлтой тенниске.


                Эпиграф:
                «Кто старое помянёт – тому глаз вон!
                А кто забудет – тому оба!».
                Народная мудрость.

А знаешь, каково быть старшиной,
Среди ребят весёлых и беспечных.
А ты угрюм и ненависть к тебе,
Сжимает твоё сердце словно вечность.

Они, конечно, всё потом поймут,
Потом, когда потреплет жизнь им холки,
Ну, а пока, зовут меня скотом,
И в спину мне смеются втихомолку.

Как чувствовал себя я по ночам,
Как чувствовал себя при свете дня я,
Когда за службу честную мою,
Меня считали просто негодяем.

Как вы смеялись за моей спиной,
Как за глаза меня Евреем звали.
А то, что Белорус я кровью всей,
Об этом даже думать не желали.

Бывало одиночество меня,
Сжимало, как в тисках, в своих объятьях,
О, как тогда завидовал я вам,
Беспечны были вы и были братья.

И я тогда, растягивал свой баян,
Я музыкой гасил тоску и злобу,
А в этот миг дневальный за стеной,
Мне искренне желал я сгинул чтобы.

Я делал вид, что лют я и жесток,
Мой бог – Устав! Я лишь ему послушен!
И эта маска приросла ко мне,
И иссушила мне и выжгла Душу.

Для вас те годы – радость юных лет,
А я ждал окончанья словно манны.
И выпуск для меня был, как маяк,
Момент освобождения желанный.

И не курсант я был, не офицер,
Я был, как пёс цепной у врат Устава.
Но не за кость Устав я охранял,
Я просто нашу укреплял Державу.

Ведь, кто-то должен был вас, глупых школяров,
Держать без трепета в ежовых рукавицах.
Чтоб вы ступали твёрдо по земле,
А не порхали в небесах, как птицы.

Чтоб вы, когда-то, через двадцать лет,
А может кто-то раньше, кто взрослее,
Сказали: «А, ведь, он был не мудак!»
И раны мои смазали елеем.

И в это очень-очень верил я,
О, как я грезил и мечтал об этом!
Хотя, уже, тогда я понимал,
Что не всегда прорвётся правда к свету.

Кричали хором вы: «Распни его! Распни!
Пусть кровь его на нас! Мы жаждем мщенья!».
И я ушёл оплёванный от вас,
Но я не стал просить у вас прощенья…

И выпуск свой я отмечал один,
Семья и я, в шикарном ресторане,
Я праздновал конец своей войны,
И то, что покидаю поле брани.
…………………………………………………………………………
И, вот, сегодня я среди друзей,
Вы жмёте руки мне, улыбки и объятья.
А мне ночами снятся до сих пор,
Насмешки за спиною и проклятья.

Я крест нести свой буду до конца,
До вздоха до последнего, до гроба.
 И глаз долой тому, кто помянёт!
Но, позабывшим, выколем мы оба!
                Торчик И. В.  2012 год.