7. Модница. Хозяин

Автор:   Модница



«Ах, как не хочется вставать, - подумал мужчина, только что вырвавшийся из объятий любимого им Морфея. – Ну что ты тянешь одеяло? Без тебя я бы повалялся ещё пару часиков, – уже вслух раздражённо обратился он к маленькому пёсику породы кавалер-кинг спаниель. - И ведь никуда не денешься, - продолжал брюзжать хозяин, - надо вести его на улицу».
 ; ;; ;
Да и никакой он не хозяин. Знакомый Ивана Петровича уехал с семьёй на пару-тройку дней и принёс ему свою собаку. Объяснил, что пёс может создавать комфорт в доме и быть самым настоящим компаньоном, без общения даже чахнет. Сосед вполне мог и хотел взять маленького друга с собой. Однако видел, что Иван Петрович совсем скис от одиночества, ни с кем не общался и, не показывая вида, страдал: один, всегда один. И решил «подлечить» его с помощью брата меньшего, спаниеля.
 
Что правда, то правда. Иван Петрович после выхода на пенсию с каждым днём всё больше дичал. Разговаривал от случая к случаю только с этим соседом. Думал, что всегда будет молодым, что только вчера энергично бежал по жизни. Ан, нет: уже пятьдесят стукнуло, словно молотком по макушке. Растерянно оглядывался по сторонам. Мужчина тяжело переживал уход на заслуженный отдых. Разве он не мог бы работать ещё много лет? Столько накоплено опыта, знаний – и уже никому не нужен? Всего-то полжизни прожил, а выбросили на обочину, как ненужного щенка.

Вон знакомый рад радёшенек, что в пятьдесят освободился от этой вредной работы, нашёл себя на даче, цветы, говорит, буду выращивать и на выставках участвовать. 

Ноги не бежали, а живот рос. Иной раз Ивану Петровичу хотелось встрепенуться, взять себя в руки, вытянуть за волосы из безрадостного болота жизни, как делал барон Мюнхгаузен. Но хватало на денёк и - сдувался подобно проткнутому воздушному шару. Вычитал где-то стихи и понял, что они как раз про него.

Бывает, проснёшься, как птица,

Крылатой пружиной на взводе.

И хочется жить и трудиться,

Но к завтраку это проходит.

«Охо-хо, вся-то жизнь – борьба. И ладно бы, борьба за свободу отчизны, против захватчиков. Это священное дело. Преклоняюсь. А то ведь борьба с собственным телом, которое часто хуже врага. Захватывает человека лень и терзает, требует себе спокойствия, вольготных условий. Только тот, кто умеет биться с этим проклятым телом, побеждает. А я слабаком оказался. И нытиком. Не смог перестроиться после пенсии, найти себя».
 ; ;; ;
Иван Петрович, одетый в серый невзрачный пиждак, еле сходящийся на животе, медленно гулял с вертлявой собакой, шаркая ногами, и от скуки; разглядывал свои ботинки.

Раньше, работая мастером смены в доменном цехе металлургического комбината, заходил, бывало, лёгким, но решительным шагом на совещание с подчинёнными - среднего роста, стройный, с аккуратной стрижкой чёрных волос -; так сам воздух будто напрягал мышцы и подтягивал живот. И все понимали, что хозяин настроен на активность, на работу, хоть и считали его нудным и упрямым дядькой.

А теперь, на прогулке, быстро одряхлевший без взбадривающего рабочего дня в коллективе, он время от времени поднимал равнодушные глаза, но пейзаж ничем не впечатлял.

И тут увидел, как навстречу ему несётся на велосипеде женщина.
 
Капризный осенний ветер не желает пускать её вперёд, настойчиво прижимается на мгновение и несётся дальше, заглядывает то с правой, то с левой стороны, бросается охапками жёлтых листьев. Однако она изо всех сил крутит педали, не желая сдаваться.

Поравнявшись, женщина резко поворачивает голову в сторону; «хозяина»; и задорно улыбается. Ей хватает мгновения, чтобы прочитать всё про Ивана Петровича, будто он - открытая книга: лишний вес, равнодушные глаза, серое лицо, тяжёлая походка.

«Что ж ты такой кислый, мужичок? - отметила про себя незнакомка. - Да встрепенись! Глупый, теряешь драгоценное время зазря. ;Завтра иду в горы, - продолжала думать, -; надо собрать рюкзак, правильно подобрать обувь. В группе будут и молодые. Ах, как славно: дикая природа, свежий воздух, общение с единомышленниками и радость от каждой секунды бытия. Теперь жить, пожалуй, даже интереснее, чем раньше. Понимаешь цену всего, о чём в молодости и не задумывалась».
 
«Ты смотри, какая упёртая бабенция. А ведь ей никак не меньше лет, чем мне.; Щёки румяные, как спелые яблоки, губы не хуже ядрёной моркови. Да что я всё на манер садовника. И фигурка – загляденье. Нет, не худая, но и ни килограмма лишнего. Как ясно улыбнулась. Именно мне. Прямо голова пошла кругом, вроде бокал вина выпил».
Иван Петрович словно и впрямь услышал обращённое к нему восклицание. Как-то потеплело в груди, непроизвольно расправились плечи, и что-то решительное и радостное созрело в голове.
Он провожал глазами велосипедистку. И отметил, что шедший за ним метрах в десяти сосед средних лет с восточно-европейской овчаркой тоже обернулся и проследил за озорной женщиной с завистью.
  ;;
«А не купить ли и мне велосипед? Помню, в юности мне очень нравилось гонять наперегонки с ветром да по кочкам, по тропинкам, по бездорожью. Надо меняться. Рано я записался в старики. Разве не я - хозяин своей жизни? Хоть годы изменили мою внешность, но внутри себя - я всё тот же.

Так, сегодня же не ужинать. Совсем. Ужины для меня больше не существуют. Достать из-под кровати гантели. Ничего, пыль стереть и - вперёд. Было время, занимался, а вот теперь снова пригодятся».;
Однако он жестко прервал поток мыслей, скептически ухмыляясь. Знал свой характер.

Когда вслед за блинами окажутся съеденными и жареные куриные окорочка под руку с тремя стаканами йогурта и двумя яблоками, отяжелевший, откинется на спинку стула, чувствуя чуть ли не презрение к себе. К кровати подойдёт теми же шаркающими шагами, что и вчера, то же тяжёлое от обжорства тело утонет во вмятине матраца, безрадостное лицо каснётся; подушки. И жизнь покажется мучением, и окружающее представится опостылевшим.; Рутина, однообразная суета, скука безграничная, и выхода нет.
Уже метрах в ста от него та встряхнувшая его мысли велосипедистка активно махала рукой проезжавшему двухэтажному автобусу с иностранными туристами. А сидевшие в открытой верхней части с радостными криками на своих языках отвечали ей.
«Вот этого уж никто не просил её делать, - отметил Иван Петрович. – Видимо, такой силы жажда жизни в ней сидит, что просит выхода в неординарных поступках». Подумав так, мужчина побледнел. Если бы кто-то стоял рядом, непременно спросил бы: «Вам плохо?»
 
Но с ним произошло нечто совсем другое. Память беспощадной властной рукой встряхнула его за воротник пиджака.

Точно так же поступала его жена. Жизнь радостно бурлила в ней. Она частенько вытворяла, в общем-то, приятные, но, на его взгляд, неприличные вещи вроде приветствия незнакомых людей, поддержания разговора с попутчиками в автобусе или поезде. Считала важным помочь кому-то, кто не просил её об этом, но оставался потом благодарен. А он бурчал на жену за все подобные «выходки», отчитывал её, когда оставались одни, упрекал. Ему даже хотелось, чтобы она плакала и извинялась. А ведь он ревновал её, видя завистливые взгляды посторонних. Хотелось  обнимать, целовать и кружить. Однако не делал этого, боялся разбаловать. Теперь понимал, что его несносный характер перечёркивал всё радостное, что могло у них быть. Это он оказался недостойным такой чудесной женщины и злился, что сам угрюмый и нерадостный. Мог бы меняться, улыбаться вместе с любимой, поддерживать её во всём. Даже одну женщину не смог сделать счастливой. Зачем тогда жил?

Дочка у них появилась на свет с врождённым дефектом: левая рука заканчивалась чуть ниже локтя. Иван Петрович сходил с ума от стыда, представляя встречи с родственниками или знакомыми. Казалось, что даже выйти на улицу с таким ребёнком – позор. Что подчинённые будут с сожалением поглядывать. Чувство злости и даже ярости на жену зашкаливало. Будто она одна была виновата. Ничего похожего на любовь к своему ребёнку, на радость не было.
Зато жена светилась счастьем, буквально летала, не касаясь земли.
- Лапочка моя ненаглядная, цветочек сладенький, солнышко, - только и слышал он, с гадливостью глядя, как она купает ребёнка, целует это тельце, наряжает в малюсенькие одежды.

Видя его брезгливое и презрительное отношение к дочери, жена стала похожей на разъярённую тигрицу.

- Я терпела, когда ты пытался удерживать меня, словно в клетке, как выдрессированное беззащитное и бесправное животное, запрещал улыбнуться или посмеяться(ах, люди же смотрят, ах, неприлично), но дочь не увидит и не услышит ни одного твоего упрёка, потому что мы оставляем тебя. Живи так, как тебе нравится. Мы с Валентинкой – другие.
-; Что ли я не хозяин себе, - заявил упрямо. – Идите, мне хуже не будет, - брякнул так, чтобы сделать больнее.

Кому? Любимой, прекрасной, радостной женщине! Потом рвал на себе волосы, проклинал свой ужасный характер. Но потерял их навсегда.

Иван Петрович зашёл домой, упал на стул и долго не мог прийти в себя. Воспоминания разожгли душу. За беседой с умным пёсиком полегчало. Через несколько дней утром по пути к кухне мужчина с ужасом почувствовал, что у него пропал глотательный рефлекс. И компаньона спаниеля не было - сосед вернулся. Вызванная «Скорая помощь» немедленно доставила его в неврологию с диагнозом микроинсульта. Началось лечение. Лёжа часами на больничной койке, много думал, вспоминал.

«Почему именно со мной случилась эта неприятность? Не расплата ли это за что-то? А-а-а, да -; жена и дочка. Я же бросил их в самое трудное для них время. И после этого я спрашиваю Создателя, в чём провинился? Четверть веке моя дочь живёт где-то, а я, как последняя скотина, даже ни разу не видел её, не помог ни в чём, не порадовал подарком, советом, общением. Да я почти забыл о ней, представьте, люди! Кому я нужен? Валентинке, дочери моей единственной. Может, она не оттолкнёт меня? Может, ждёт, что приеду и покаюсь? Я найду тебя, дочка. И верну тебе всё, чем обделил. Ещё не поздно, оставшуюся половину жизни я посвящу тебе. Не зря кто-то всемогущий не отпустил меня в лапы смерти. Годы изменили внешность, но это такая ерунда, ведь в душе я теперь другой».

Выздоровление налетело так стремительно, что врачи не переставали удивляться. Они не знали одного: человек ощутил, как в нём что-то перевернулось, словно кто-то растолкал чёрную нерадостную часть его существа и отбросил так далеко, что никакой бинокль не поможет найти. Чуть ли не со слезами восторга мужчина каждой клеткой почувствовал лёгкость и чуть ли не
 реальный полёт тела от принятого решения.

Тяжёлая пелена лени и равнодушия упала, словно разжались сжимавшие её тиски. Освобождённая от ненужного груза, душа вышла из комы и открыла глаза.

Теперь ему всё будет по силам.
 




© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2020
Свидетельство о публикации №220011900012 


обсуждение - http://www.proza.ru/comments.html?2020/01/19/12