Удар на Куршской косе

Круг иллюминатора расчерчен косой линией. Внизу серая вода, вверху бледное небо. На зыбкой, едва различимой линии колеблется синий спичечный коробок. Словно кораблик, заблудившийся на границе между бескрайним небом и бездонными глубинами тусклых вод. В трюме гулко шумит мотор, пусто среди ржавых стен, сыро и холодно. Если крикнуть, раздастся тяжёлое железное эхо.

Гулкие шаги по ступеням ржавой лестницы. Сестра обнимает за плечо:
— Идём наверх — здесь холодно. Скоро уже причалим.

Паром ударяется об автомобильные шины причала. Первыми съезжают на берег машины, за ними движется цветная толпа пассажиров. Всем скорее хочется на пляж. Пахнет соснами, морем и песчаными дюнами — от них веет полынью. Говорят, они медленно движутся, наползая на сосны, на прибрежные кусты. Где-то на Куршской косе есть и погребённая под песчаными дюнами деревня — Нида.

Мой дед — инженер, главный инженер на каком-то большом заводе. Дядя — капитан дальнего плаванья. Это он привозит красивые монетки с непонятными буквами, те, что я нахожу в выдвижном ящике дедова стола. Мама объяснила, что это буквы из языков, на которых говорят люди в других странах. Есть буквы, похожие на наши. Например, «а» и «о», а ещё «т» и «к». Есть другие, тоже похожие, но читаются они совсем по-другому: «р» — как «п», «в» — как «б». А есть вообще ни на что не похожие «s», «z» и «r».

Мы долго идём по песчаной дорожке между высокими, ровными, красно-ствольными соснами. В сосновых ветвях прыгает весёлое ярко-жёлтое солнце.
— Ой, белочка! — радостно вскрикивает сестра. — Смотрите! Смотрите! Вон она!
Маленькая рыжая белка смешно дёргает хвостиком из стороны в сторону, скачет с ветки на ветку, громко щёлкает, словно человек языком. Весёлая, радостная, утренняя белка. Она радуется солнечному погожему дню, ей так весело прыгать! Поэтому она и щёлкает маленьким язычком — от восторга.
— Вот бы сейчас её из двустволки, — смеётся дед.
— Попал бы? Она высоко, — сомневается дядя-капитан.
— Прямо в глаз! — спорит дед.

Противный дед, противный дядя-капитан. Вот если бы их — прямо в глаз. Дед и дядя завели нескончаемый спор. Идут позади всех и хвалятся друг перед другом. Один приключениями на охоте, другой прогулками по иностранным портам. Мы остановились на окраине соснового леса, прямо под деревьями расстелили покрывало, на котором разложили привезённую снедь. Перекусив, мужчины рванули к закрытому дюнами морю. Наперегонки. Они поспорили, кто быстрее перемахнёт через преграждавшую путь высоченную дюну и первым окунётся в прохладных балтийских водах.
Дед и дядя превратились в крохотных человечков, неуклюже карабкающихся по зыбкому горячему склону. Солнце палило нещадно. Мне явно не дойти до моря. Так обидно.
Вдруг одна маленькая фигурка пошатнулась и беспомощно скатилась по склону вниз. Вторая, не замечая, продолжала упорно карабкаться вверх.

— Мама, кажется, дедушка упал, — прошептал я.
Все разом вскочили на ноги и побежали к тому месту, где беспомощно барахтался дедушка. Я видел, как его перетащили под ближайший куст, над которым повесили только что служившее столом покрывало. Кто-то куда-то побежал. Деда поволокли к нашей стоянке, уложили в тени.

Суету прервал вой сирены скорой помощи. Мужчины в белых халатах побежали к деду с носилками. С трудом переволокли на них тяжёлое тело, потащили к машине. Там опять над ним долго суетились, а потом затащили внутрь и уехали.
— Удар. Удар, — повторяли все вокруг.

Через пару лет у деда случился ещё один удар. Он перестал видеть одним глазом. А потом его парализовало. Уже много лет мне снится иногда один и тот же сон: я веду наполовину парализованного грузного деда по длинному подвесному мосту на противоположную сторону. Мост всегда очень ветхий, на нём прогнили доски, некоторых вовсе нет. Дед пытается поднять ногу, чтобы перешагнуть через недостающую доску, но не может и срывается вниз, в глубокую пропасть.
Недавно в один день с ним родился его праправнук, мой внук.