Кубанская рапсодия

Галерея Русской Культуры

Эссе 9-1

Кубанская рапсодия

Мы, близкие друзья, сидим уединенно, и неторопливо о чем то ведем разговор. Это что то, обязательно переходит на темы культуры в широком смысле, да иначе и быть не может.

Мы, это классик Русской литературы Виктор Иванович Лихоносов, глава нашей кубанской художественной школы Сергей Дмитриевич Воржев и я. И сидим Мы в приемной-столовой школы-мастерской Сергея Воржева, где нам так уютно, и никто не мешает. А заходят и уходят ученики Сережи, школы, работающей по принципам школы-мастерской старых мастеров, а на его разных посетителей мы почти не обращаем внимания.

(печальная вставка - вслед за Виктором Ивановичем Лихоносовым 09.08.2021г. не стало Сергея Дмитриевича Воржева 19.05.2023г. В.М.)

Виктор Иванович и Сережа бриллианты нынешней Кубанской культуры и дружим мы давно, правда, встречаемся в последнее время втроем не часто, у каждого свои дела. Но встретившись, ожесточенно спорим, ведь Мы упертые до невозможности личности, и по каждому поводу, а это почти всегда вопросы Культуры, у нас своя точка зрения, которую Мы никому на свете без боя не сдаем.

Мы помним всех значительных представителей культуры Кубани. Вспоминаем Юрия Селезнева, Юрия Кузнецова, Виктора Захарченко, Виталия Бардадыма и других заметных деятелей культуры Кубани.

Руководителя Кубанского Казачьего Хора, жемчужины Кубани, Виктора Гавриловича Захарченко, коренного кубанца, уроженца станицы Дядьковской, нещадно ругаем за видимые Нам недостатки творчества Кубанского Казачьего Хора, но это вопросы творчества, так как величину таланта композитора Захарченко Мы прекрасно понимаем и ценим по достоинству. Так же художественно беспощадны Мы и к другим объектам обсуждений, но это наша натура и с ней ничего не поделаешь.

Официоз: - «Кубанский казачий хор (полное название — Государственный академический ордена Дружбы народов Кубанский казачий хор) — хоровой певческий коллектив, основанный в 1811 году.  Художественный руководитель и главный дирижёр Кубанского казачьего хора — народный артист России и Украины Виктор Гаврилович Захарченко.В репертуар входят кубанские казачьи, русские и украинские народные песни, а также песни на стихи русских и украинских поэтов в обработке Виктора Захарченко.

Кубанский Казачий Хор витрина Кубани, он давно состоялся, как явление Русской Культуры. Хор прима на парадных государственных концертах в Москве и Петербурге. А наши пожелания сводятся к большей доле высокого Творчества самого Хора и меньшей своего «пиара», без доли которого, наверно, все же не обойтись.

Хор поет горловым пением, самым легким и доступным для исполнения и не использует другие более богатые возможности вокального и хорового исполнительского мастерства. И мало (с нашей точки зрения) песен линейных казаков, основы казачьей песенной и исторической культуры, а авторские пристрастия художественного руководителя несколько перехлестывают в эмоциональном плане репертуара.

Я сижу в редакции «Родной Кубани», где главный редактор Виктор Иванович Лихоносов, и жду «самого». Заходит Лихоносов и говорит, что в Москве умер наш кубанский земляк, поэт-эпик, Юрий Поликарпович Кузнецов. Настроение у нас всех подавленное и мне, под это настроение, почему то вспоминается японское трехстишье на смерть маленького ребенка:

Некому стало пальчиком
Делать дырки в бумаге окон
Но почему так холодно стало в доме

Официоз говорит, что Юрий Кузнецов (1941-2003) родился на Кубани в станице Ленинградской Краснодарского края (но мы то, знаем по свидетельству его старшей сестры, что там мама только родила поэта, а жили они всю жизнь в Тихорецке). Отец поэта, начальник разведки корпуса, подполковник Поликарп Ефимович Кузнецов погиб в битве за освобождение Севастополя на Сапун-горе в 1944 году. Так военная тема навсегда вошла в творчество поэта. Композитор Виктор Захарченко положил на музыку около 30 стихотворений поэта, среди которых «Возвращение», «Когда я не плачу, когда не рыдаю» и др. Их исполняет Государственный академический Кубанский казачий хор. Композитор Г. Дмитриев положил на музыку более 10 стихотворений поэта, среди которых «Возвращение», «Колесо» и др. В 1998 году Юрий Кузнецов по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II перевёл на современный русский язык и изложил в стихотворной форме «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона».

И Мы также знаем и ценим Юрия Кузнецова, как типичного поэта природного наследника эпики русской расовой Традиции.

Под стать Юрию Кузнецову и практически его ровесник художественный литературный великоруский культуролог, общественный деятель и писатель, Русский Лидер по натуре Юрий Селезнев (1939-1984). Юрию Селезневу довелось прожить короткую, яркую жизнь. Я не был знаком лично с Юрием Селезневым, но в редакции «Родная Кубань», где я постоянный посетитель, работает друг жизни и литературный соратник Селезнева, Александр Георгиевич Федорченко вот по его воспоминаниям и по воспоминаниям другого друга и соратника литератора Володи Левченко, образ Селезнева  обретает реальные очертания.

Вот что говорит о нем «Большая энциклопедия русского народа»: -
«Селезнев объединил вокруг журнала «Наш современник» лучших отечественных критиков (культурологов) и публицистов. Селезнев стал одним из духовных вождей русского национального возрождения, авторитет его был высок и непререкаем, а боевая напористость притягивала к нему сотни русских патриотов. Как позднее вспоминали его соратники, «он был похож на воина, на витязя Древней Руси. Высокий, подтянутый, со слегка откинутой назад головой, обрамленной густой кудрявой волной волос и аккуратной острой бородкой. А главное — глаза! Удивительно ясные, чуть прикрытые, устремленные вдаль. Ни дать ни взять — витязь в дозоре, озирающий рубежи родной земли». С духовной прозорливостью он предсказывал грядущие потрясения нашей Родины, пытался разбудить пребывающее в геноцидной летаргии национальное сознание русского народа. Нельзя терять ни минуты торопил русскую общественность Селезнев. Каждый, кто способен постоять за державу, должен быть мобилизован. Третья мировая война началась в идеологической сфере, и первой ее жертвой может стать Россия, если ее патриоты не сумеют мобилизоваться. «Быть русским человеком — значит быть великоруским по духу патриотом».

Вспоминает А. Разумихин: - «…Мы сидим у Селезнева дома на кухне. За окном ночная темень. Жена Марина на подносе в последний раз приносит кофе с какими-то печенюшками. Юра курит. Я терплю. Мы ведем разговор о только что состоявшейся его поездке в Ленинград. Вернее, говорит он, а я слушаю. Лишь иногда вклиниваясь вопросами. Юра рассказывает, как на обратном пути в Москву на него было совершено покушение. Кем? КГБ. Но там же, в КГБ, нашлись другие люди, которые помогли и спасли, они спрятали его в другом купе поезда, всю ночь охраняли и благополучно доставили до дома. Ничего другого не нахожу, как спросить: «И что теперь, страшно?» Юра провел рукой по своим темно-русым с ранней сединой волосам, и я услышал в ответ: «Не хочется так уходить из жизни. Еще, собственно, ничего не успел сделать…»

 …Те кухонные посиделки у Юры были незадолго до его последней поездки в Германию. Он тогда вошел в материал, – перечитал нужное, сделал необходимые выписки и наброски – и готов был приступить к докторской по Лермонтову.

Из Германии он не приехал, а его доставили. Говорят – сердце. Может быть. Случается же стечение обстоятельств. Как это у Блока: «Нас всех подстерегает случай». Вот и на сей раз подстерег.

Как скажет позже (председатель Союза писателей В.М.) Валерий Ганичев, Селезнев был способен объединить. Окидывая взглядом сегодняшние писательские ряды, я бы сказал иначе: Юра, человек-магнит, если бы жил, оказался единственным способным объединить. Если бы…

А потому не дает покоя мысль: может, это и есть истинная причина его гибели?».

Юрий Селезнев не забыт русской и кубанской общественностью и в сентябре 2015 года на факультете журналистики Кубанского государственного Университета прошли прекрасно организованные «селезневские чтения». Сами «чтения» были организованы инициативной группой под руководством заместителя декана факультета Ю.М. Павлова, было много гостей и студенческой молодежи. Но подробней об этом и многом другом в следующей части.

Эссе 9-2

Кубанская рапсодия

Прежде чем поговорить о «селезневских чтениях» сентября 2015 года я хочу вернуться к тому, что внутренне неразрывно объединяет прозаика, критика Юрия Селезнева с поэтом Юрием Кузнецовым. Наверное, это тоже самое великоруское природное расовое чувство, что объединяет их и с Николаем Рубцовым, Николаем Клюевым, с Павлом Васильевым и Сергеем Есениным, с Владимиром Солоухиным, с Анатолием Ланщиковым, с Валентином Распутиным, с Василием Беловым и Виктором Лихоносовым. И то же самое, что объединяет их и со своими Великими предшественниками А.С. Пушкиным, М.Ю. Лермонтовым, Ф.И. Тютчевым, А.С.  Хомяковым, К.Н. Леонтьевым и иными.

Это все наши Русские расовые Творцы, и суть их Творчества, глубины Русского расового наднационального Духа. Это видно уже по Пушкину, в юности и молодости бесконечное бурление поэтических и иных страстей, та же страсть к  ломберному столу, а в зрелости, в пору испытаний это государственник, серьезный историк и публицист. К тому же, совсем не походит (согласно внушительному однотомнику Творчества Пушкина, жемчужине моей библиотеки, выпущенному к 50-летию гибели поэта, в 1888 году) на Пушкина в представлении советской эпохи. Тяга к проникновению в глубины Русского Духа отмечена и доминирует у всех перечисленных мною авторов и это то главное, что они должны передать, и передают, следующим поколениям.

Все перечисленные деятели русской культуры не обласканы вниманием и заботой нынешней власти (кроме разве что Пушкина), их нет практически на экранах ТВ и СМИ. И если в Москве и С-Петербурге это не так заметно, там это компенсируется непосредственными контактами с объектами культуры, то для региональной культурной среды, это просто социальная беда.

Вот почему «селезневские чтения», да еще так хорошо организованные, с солидным участием москвичей, для студенческой массы провинциалов стали заметным событием. Прежде всего, поразил дух русской культуры, витавший в зале с первой до последней секунды. Приятные лица студенческой молодежи и преподавателей украшали сами чтения (вспомнилось Г. Иванова: - «какие прекрасные лица….»). Представительную ведущую группу украшал своими выступлениями Виктор Иванович Лихоносов.

Со дня основания православно-исторического литературного журнала «Родная Кубань» его ведет наш кубанский писатель, классик русской литературы Виктор Иванович Лихоносов, которому 30 апреля 2016 года исполнилось (уже, к сожалению) 80 лет. Виктор Иванович в тяжелые минуты своей неустанной деятельности (а их все больше у Традиционных Изданий), где правит бал дикий либеральный произвол «денежных креативных» управленцев высоко держит марку исторического журнала «Родная Кубань». Разрушительная деятельность последних губителей Русской Культуры называют, ставшим уже бранным словом «рынок» или «невидимая рука рынка»; (не дождемся когда она станет и не наблюдаемой) Лихоносов в изнеможении кричит: - «все сил нет, брошу журнал, я писатель, а не журналист. Как писателю мне надо еще многое успеть написать» и мы его уговариваем:- «Виктор Иванович потерпите, эти люди случайные политические временщики, калифы на час, и никто кроме Вас не потянет этот воз» и он через силу соглашается. 

Из давнего интервью Лихоносова:

- Вы пятый год редактируете журнал «Родная Кубань», но выходит он в последнее время все реже и реже...

- В минувшем году еще не появился в свет ни один номер... Хожу по инстанциям, что-то доказываю, но денег на журнал по-прежнему нет. Не умею и не хочу ловчить, кривить душой, потому и живем нищенски вместе с журналом.

Давно ясно, что безнравственность расползлась сверху донизу. Иногда думаешь: а есть ли у нашего начальства дети, внуки? Я думаю, всех свели с ума деньги. Многим бывшим боссам и не снились такие возможности: взятки, подношения, свободные безотчетные путешествия, роскошные товары, вечная мутная вода в законах, небывалая зависимость обнищавших низовых деятелей культуры. Все заповеди человечества - на рынке.
А души нет. И никого не жалко, ничего не хочется спасать, и не было Пушкина, Толстого, Чехова, Шолохова. Никто в Кремле и в Краснодаре не говорит о беде бездуховности и разложения.
Зато письма от читателей журнала - трогательные, нежные, восторженные, благодарные - приходят в редакцию из разных концов страны, из Америки, Франции. Канады. Русские эмигранты по сей день не верят, что в России нынче возможна публикация таких материалов, мемуаров, писем... Лишь чиновники не видят смысла в издании общественно-исторического журнала. Сейчас собрал уникальный материал о голоде 33-го года, хватит не на одну книгу. Вот только выйдет ли она?»

Реплика сегодняшнего дня.

В.И. Лихоносовым собран уникальный материал по истории Кубани и казачества. Его буквально по крохам у уходящего из жизни казачества эмиграции собрал писатель. И если к 80-летию сборник произведений Лихоносова «Афродита Таманская», вроде как то удается издать, с помощью главы города Краснодара В.М. Евланова, то краевые власти не шевелятся совсем и ничем не помогают в издании «Заветной Книги Казачества». Тревожит то, что труд подвижников памяти может просто пропасть. Сколько ни обращались к Краевой Администрации, все бесполезно!

 А ведь принимая регалии Кубанского Казачьего Войска, спасенные последним Наказным Атаманом Кубани Науменко, передаваемые  или возвращаемые в бескорыстный дар кубанским властям казаками эмигрантами, власти обещали выполнить наказ того прежнего казачества и восстановить название Екатеринодару (муздыкались, муздыкались, да и отговорились, дескать дорого; что ж опять проклятый «рынок») и воссоздать памятные места, и восстановить культурные Традиции казачества. Пообещали и благополучно забыли. Передачу регалий организовала дочь последнего атамана Кубани Науменко. И вот вскорости она умерла, и ни одно казачье сердце не защемило, ни один казак не помянул верную дочь Кубани. Полное молчание. А сейчас, недавно просто выродки, безнравственные негодяи, «активисты» из КПРФ, содрали памятную доску в честь атамана на стене его дома в станице на родине Науменко. И ни один казак не заступился, да и как заступишься, если для нынешнего атамана Кубани назначенного кремлевцами краснюка Долуды, сам Науменко белогвардеец и враг. 

Около журнала буквально живет группа истинных подвижников кубанской культуры, это скромные бескорыстные любители славной кубанской истории, краеведы. Глоток живительного воздуха для них посещение редакции, и иногда небольшая публикация в «Родной Кубани» (как и микроскопический гонорар за нее, тоже немаловажен, как знак самоутверждения; ведь у себя дома в станице они, в лучшем случае, считаются родней, близкими и станичниками просто бесполезными, бестолковыми чудаками). Лихоносов связан с ними пуповиной души намертво.

Из статьи о Лихоносове.

«Виктор ЛИХОНОСОВ. Я - писатель русский по чувству».

«Чтобы стать известным писателем, необязательно жить в Москве. Виктор Иванович Лихоносов родился в 1936 году в Сибири, на маленькой станции Топки, что под Кемеровом. Детство и школьные годы провел в Новосибирске. Теперь уже без малого пятьдесят лет живет на Кубани (с 1956 года В.М.). Окончил историко-филологический факультет Краснодарского пединститута.
Первый рассказ («Брянские») напечатал в двадцать семь лет в «Новом мире», а в тридцать издал первую свою книгу – «Вечера». Она вышла в Москве, в издательстве «Советская Россия». Главными своими произведениями писатель считает «Осень в Тамани», «Элегию», «На долгую память», роман «Наш маленький Париж». К своему юбилею (60-летнему В.М.) Виктор Лихоносов выпустил книгу «Тоска-кручина» (старая повесть и эссе о казачестве). За роман «Наш маленький Париж» удостоился Государственной премии имени Горького и премии им. Шолохова, а за всю литературную деятельность - краевых премий. Почетный гражданин города Краснодара.

Однажды я сельский учитель отправил в «Новый мир» рассказы «Брянские» и еще два. Ждал ответа с волнением и робкой надеждой. А в результате по этой первой публикации меня приняли в Союз писателей - факт уникальный даже для оттепельных 60-х годов. «Что-то будет» - называлась рецензия в «Литературной России» на первый мой сборник рассказов».

Мое пояснение.

Все было не совсем так. Лихоносов, будучи в командировке в Москве, познакомился с покойным писателем Юрием Казаковым и показал тому по его просьбе рукопись разсказа «Брянские». И Казаков забрал ее и два других разсказа, обещая напечатать,  в каком либо толстом литературном журнале. И когда Виктор Иванович потерял надежду на весточку от Казакова, то тот сообщил, что рассказ выйдет в ближайшем номере «Нового Мира». Так с легкой руки Юрия Казакова началась писательство Виктора Лихоносова.

Вот на этом закончу данную статью, а о краеведах, о романе «Наш маленький Париж»  и о многом другом в следующей статье о культуре Кубани.

Эссе 9-3

Кубанская Рапсодия

Я забежал, как обычно куда то торопясь, в мастерскую к моему другу художнику Сергею Воржеву, и вскорости вслед за мною зашел Виталий Бардадым. Сергей, смеясь, сказал мне: - «смотри, сейчас чем то похвастается», а Виталий Петрович достал только что изданную книгу «Кисть и резец» и подарил нам по экземпляру на память. Книга, как память о В.П. Бардадыме (1931-2010) храниться в моей книжной коллекции, с посвящением, «Большому любителю живописи и книголюбу Владимиру Викторовичу Мочалову. С добрыми пожеланиями автор В. Бардадым» с датой 25 авг. 2003г. г. Екатеринодар. Вот так, как обычно на ходу или в присутственных местах, мы и пересекались с Виталием Петровичем, за исключением может быть нескольких раз. Все спешка, дела, дела, а вот его нет, и как часто не хватает общения с Виталием Петровичем, буквально жившим культурой, фанатиком (в хорошем смысле) истории Кубани и России.

Так что настала пора рассказать о подвижниках кубанской культурной Традиции и  истории, наших краеведах. Всех их перечислить и вспомнить невозможно, но без фамилий Владимира Ильича Шкуро и Виталия Петровича Бардадыма не обойтись никак. Как краеведы они всегда были близки Виктору Лихоносову. Бардадым, в годы сбора материала, и писательства романа о Казачестве и Екатеринодаре «Наш маленький Париж», всегда помогал Лихоносову, делясь своими находками по истории казачества, и часто вместе они ходили по тогда еще живым старикам, казакам и казачкам, собирали их воспоминания из первых рук и уст. 

Виталий Бардадым вместе с поэтом Иваном Вараввой и писателем Виктором Лихоносовым дал мощный толчок возрождению кубанского казачества и казачьей культуры. Он своим трудом, кропотливо, по крупицам, возвращал казакам и кубанцам их историю. Он горел ею и хотел, чтобы другие знали и любили прошлое.

Еще в 1970-80-е годы Виталий Петрович предлагал восстановить памятник Екатерине II и другим основателям Екатеринодара. Был одним из подвижников и инициаторов открытия в доме атамана Якова Кухаренко Литературного музея Кубани, инициатором установки мемориальных досок ученым Семену и Валентине Кирлиан, литературному критику-краснодарцу Юрию Селезневу, генералу Михаилу Бабичу, русскому летчику, кубанцу Вячеславу Ткачеву и многим иным значительным кубанцам.

К 80 летию Виталия Бардадыма в 2011 году Виктор Лихоносов вспоминал: - «Писал очерк к 90-летию ухода белогвардейцев из Екатеринодара, потом перечитывал в свежем номере, жалел генерала Шкуро, ходил к его дому, ходил на улицу, где жила А. Г. Малышевская, и всякий раз спохватывался с горечью: а Бардадыма нет; это с ним я обсуждал в «советскую эпоху» эту запретную тему, вместе с ним и Чернецким В.А. стоял у дома Г.Ф. Шкура (отца генерала В.М.). Нет-нет да и поеду в архив, перелистываю «дела», попадётся что-нибудь простое, пронзительное или редкое, показать бы, как встарь, Бардадыму, подозвать с соседнего стола шепотом, а... его уже нет; то он скрывался где-то в доме на улице Гагарина, а теперь его нет вовсе, и его бумаги будут подшиваться в архиве, и останется он в хранилище вместе с теми казаками, которых так любил. А нынче готовлюсь к новой работе, разбираю папки на широком столе в кабинете и в кои-то веки слушаю песни и романсы в исполнении Петра Константиновича Лещенко, первые записи на кассеты дарил мне Бардадым, любивший Лещенко со скорбной нежностью, не прощавший большевикам расправы над Ним. Слушаю Лещенко и вспоминаю мгновения, когда мы принимали в душу эти же мелодии у него на квартире; теперь эти записи и пластинки лежат в углу без благодарного поклонника, и уже его не дождутся.

Последние годы мы уже не общались, он закрылся от мира, писал книгу за книгой, да и на меня обиделся. Чего-то казачьего мне, редактору казачьего журнала, не прощал, книг своих не дарил. Такое расхождение в русской среде не редкость.

Нынче передали нашему журналу его грустные воспоминания. Вот будут изданы и станут на полку рядом с десятками других его книг. Всё недописанное, не начатое останется на листочках в аккуратно перевязанных папках. Дай Бог каждому краеведу, летописцу так же стараться ради закрепления следов великой родной истории».

В редакцию «Родной Кубани» к Лихоносову разные люди несут сохранившиеся воспоминания, рукописи и прочее, а большую часть дает работа в архивах, и конечно то, что пересылали или привозили кубанские казаки эмиграции. За, почти, два десятка лет с 1998 года собран и опубликован в номерах журнала уникальный материал по истории Кубани и Казачества. Лихоносов обработал материалы, и собрал «Заветную Книгу Кубани», объемом более полутора тысяч листов, но попытки издать этот уникальный материал успеха не приносят. Наше краевое чиновничество от культуры состоит, наверное, из «иванов, не помнящих родства», по крайней мере, такое впечатление создается.

Когда же Кубань и Россия услышит общественный голос «лихоносовых» и Виктора Лихоносова: -

«Когда же, наконец, явится на великой Кубани щирый современный летописец? Все читаем скороспелые очерки да беседы с московскими знаменитостями, листаем  праздничные альбомы да неумелые перепечатки старого. Когда сотворенные казачьими историками описания царской службы, «боев и походов» и прочего перестанут покоиться в пыли архивов и библиотек? Когда славные имена оживут в позднем времени не сухой беглой информацией, а как вечно родные, понятные и близкие казачьему сердцу? Когда мы докажем, что историческая «цепь великая» действительно не прервалась? Когда в поэзии и прозе кубанских писателей раскроются мощь, красота и вся правда казачьего края, заполнится густым соком сосуд народного бытия? Когда вослед песням вековым очаруют песни новые, тоже народные? Легкой пустотой сейчас никого не обманешь. Порой хочется прокричать во весь голос: да оглянитесь же вокруг, творцы, порадуйтесь и погорюйте, воспарите духом и почувствуйте длинную дорогу русской жизни, тропы казачьи, прислушайтесь к шепоту и громким голосам, к слезам матерей, вдов, к шуму листьев под ветром, шелесту степных трав, к тишине воды в речках Кирпили, Понура, Кочеты, Бейсуг, Челбасы, Албаши…и все воспойте с родством и молитвой. Сама земля ждет сокровенного поклона и талантливой благодарности».

Плодотворно работает на Кубани наш с Виктором Ивановичем близкий друг художник Сергей Воржев. С главой кубанской художественной школы заслуженным художником России Сергеем Дмитриевичем Воржевым мы знакомы со студенческих лет и очень давно близко дружим. Я, как коллекционер, одним из первых в начале 80 годов XX века начал собирать его живопись и сейчас у меня, наверное, самая большая коллекция его работ. Сергей в 2001 году написал мой портрет и назвал его «Портрет мецената» и я горжусь тем, что такой отзыв Сергея Воржева живого классика русской живописи есть у меня в коллекции. Сергей дорожит местными коллекционерами, так как многие его работы, ушедшие за границу, растворились там в безвестности.

Родители, и Лихоносова, и Воржева выходцы из воронежских крестьян Бутурлиновки, певучей Великороссии пополам с Малороссией, бывшего имения графа Бутурлина. А сам Сергей Воржев певец родной Кубани, кубанец кровь от крови, и серии его живописных работ: - «Улетевшая птица Кубань», «Екатеринодар уходящий», «Неопознанные летающие объекты», «Марапацуца», «Хутор Соленый» и многие другие чистая классика художественного жанра.

У меня в гостях дома, когда то были два известных художника москвич и ленинградец. Москвич, рассматривая работы Воржева, спросил: - «а что еще на Кубани есть такие хаты, крытые камышом», на что питерец ответил: - «конечно, нет нигде, они только в голове у Воржева». Но тут я его поправлю, не в голове, а в творческой душе, широкой кубанской душе художника- поэта. 
Я давно убеждал Сергея открыть свою школу, у него явный дар педагога, да еще многое что есть, для передачи ученикам. Он, упираясь, все же согласился, и с третей попытки художественная школа Сергея Воржева заработала в полную силу. Его ученики дипломанты разных выставок. Сергей, как то в разговоре признался мне, что не хотел открывать школу из за боязни перестать «красить» холсты и превратиться из художника, в обычного преподавателя живописи. Но теперь, говорит он, в общении и рядом с молодыми учениками его творчество получило дополнительный импульс и расцвело новыми красками. 

Вот такая она наша красавица Кубань и другой нам не надо.



Эссе 9-4

Кубанская рапсодия

Русское сердце всегда одиноко.

Завижу ли облако в небе высоком,
Примечу ли дерево в поле широком —
Одно уплывает, одно засыхает...
А ветер гудит и тоску нагоняет.

Что вечного нету — что чистого нету.
Пошёл я шататься по белому свету.
Но русскому сердцу везде одиноко...
И поле широко, и небо высоко.

Завижу ли облако в небе высоком (1970) Юрий Кузнецов

Говоря о великоруской имперской типологии и ее значении в Культурном Ареале Творчества Русского Мiра я сразу вижу пророческую поэзию нашего русского кубанского эпического поэта Юрия Кузнецова. Да, он вырос до своих поэтических вершин, как исконно Типологический Русский Эпический Мыслитель и Поэт Великоруского Духа в Москве. Да кубанские мотивы его поэзии практически мало просматриваются, но я не об этом. Юрия Поликарповича Кузнецова нет с Нами уже более полутора десятков лет, и публичные материалы разных бытовых воспоминаний о нем все множатся. Перечитывая их, я явственно вижу какую то, что ли, их общую мелкотравчатость, сугубую материалистичность общественного ощущения творчества Поэта. В них преобладает не конкретика попыток постижения Высокой Эстетики Социального Великоруского Духа, как Сущности содержания его Поэзии, а превалируют разные подробности студенческого быта, на него сбиваются многие авторы. А самого эпического масштаба и природного типологического великоруского значения поэзии Кузнецова никто не касается.

В опубликованных до сей поры воспоминаниях разных людей, о творчестве и личности поэта Юрия Кузнецова, нет явного прозрения своеобразной вневременно-внепрстранственной эпичности поэтического взгляда Поэта-Творца. Нет осмысления  Величия Аристократизма его Русского Духа, как и нет поэтического ощущения отражения Великого природного, духовного, вселенского Русского Космизма.

Оставь дела, мой друг и брат,
И стань со мною рядом.
Даль, рассечённую трикрат,
Окинь единым взглядом.

 Да воспарит твой строгий дух
В широком чистом поле!
Да поразит тебя,  мой друг,
Свобода русской боли!

                Ю. Кузнецов


 Истинная типологическая Поэзия всегда мистически природна, как и по великоруски религиозна, она никогда не может быть связана никакими рамками и ограничениями официальной религии. Только глобальный взгляд природного Аристократа Поэта эпика на окружающий мир и его дух народной элитарной мистики живет в природном Великом Имперском поэтическом Ритме Великоруской Типологии. Поэт своим высоким Аристократическим Духом ощущает жизненные соки Живых Вибраций Русского Мiра и творит поэтику в их тональности. Такая Аристократическая Поэзия типологически органична, она не чувствует не только Времени, но и принадлежности к определенной материальной точке Пространства. Тут в Русском Мiре над Пространством и Временем витает ее Элитарный Дух. Мистические глубины подобной поэзии непостижимо неисчерпаемы, они всегда закономерно творят Типологическую Вечность.

Пророческая Поэзия Юрия Поликарповича Кузнецова вдруг и напрочь разорвала материалистические идеологические либеральные путы Русского Мiра, как XX века, так и всего советско-«марксистского» идеологического безвременья. Юрий Кузнецов, как Творец, был всегда по великоруски одинок до своих нужных ему пределов, и одиноко неповторим. Он предельно типологичен по русски. Лицо Русского Мiра определяют его немногие Аристократические Элитарные Типы, они всегда природно одиноки и Поэт Кузнецов один из них. Но не надо забывать, что Русский Мiръ силен и своим черносотенством, когда последнее в едином порыве духовного служения истово служит своим природным  Имперским Смыслам в смычке со своей Аристократией. В разрыве этой природной связки гибнет не только само черносотенство, скатываясь в духовную порчу плебейства «марксизма», а охватывается гибельной космополитической «демократией» весь Русский Мiръ.

Я всей своей сущностью чувствую кровное родство с Типологическим Духом поэтики Юрия Кузнецова. В кругу общения с близкими по духу людьми, мне как то сказали: - «конечно, тебе легко, периодически общаясь с разными значительными людьми, ты набираешься подобного духа от своих учителей». Я ответил мгновенно, ответил своим давно выстраданным и множество раз переосмысленным мнением: - «у меня нет, не было, и никогда не будет, никаких учителей». Вот в этом я чувствую духовное родство с самой человеческой личностью и глубинами творчества Юрия Кузнецова. И это естественно, ведь Наш общий не учитель, а Вдохновитель творческой деятельности, это все объемное наследие Великой Эстетики Духа Великорусской Культурной Традиции.

Пророк XX века, поэт Юрий Кузнецов, за три дня до своей кончины, в своем последнем интервью, лаконично дал оценку творчества XX века, где отметил в нем лишь Высоко Эстетичный Русский Дух «Тихого Дона», не называя фамилии автора, и отметил пророческое творчество Михаила Булгакова (я бы добавил сюда дух Творчества Олега Куваева, Николая Клюева и Николая Рубцова В.М.). В своих оценках Кузнецов всегда творчески безпощаден, ведь даже у своего Русского поэтического кумира молодости Ф.И. Тютчева он отмечает его излишнюю гибельную погруженность в личную любовную лирику.

 Вот здесь, в этом творческом плане, Наши с Ним оценки полностью совпадают. А вот пояснение такой любовной лирики Тютчева его пантеистическим преклонением перед Природой я считаю ошибочным. Я уже ранее отмечал, что такой вывод дает материализованное понятие в христианстве самой ипостаси Господа Бога. Пантеистический взгляд видит божественность всего Сущего, как общий замысел неведомого и непостижимого для Нас с Вами внеприродного типа и является гармоникой дохристианского Духа Культуры Ведических представлений Русского Мiра.

«Моя поэзия - вопрос грешника. И за нее я отвечу не на земле...Мой дед любил выходить по вечерам во двор и смотреть в небо...». Ю. Кузнецов Автобиографическая заметка.

Тот же Ведический пантеизм изливает душа поэта и вдохновляется им, она вбирает в себя всю его бесконечную бездну и становится ее голосом:

Всё розное в мире - едино,
Но только стихия творит.
Её изначальная сила
Пришла не от мира сего,
Поэта, как бездну, раскрыла
И вечною болью пронзила
Свободное слово его.

(«Стихия», 1979)


Такой Эпический, неординарный, пророческий взгляд на Русский Мiръ был присущ двум кубанцам, практически ровесникам, писателю и аналитику Русской Культурной Традиции Юрию Селезневу и поэту Юрию Кузнецову. И тот и другой, были по великоруски, безкомпромисны в своей деятельной жизни и духовно творческой ипостаси. Оба они не вписывались в тогдашнее ренегатское болото современных им интеллигентов из «русской партии», явно выделяясь там, как лидеры своих направлений, на том либеральном русско-советском общественном фоне.


Студенческая «Атомная сказка» поэзии Кузнецова разорвала многовековые путы Великоруского плена, Нашего с Вами удивительного природного Великоруского Дара, Нашего с Вами русского Космизма Духа: -

Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад.
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.

Он пошёл в направленье полёта
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.

«Пригодится на правое дело!» —
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.

В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.


В полном расцвете творчества и уже незадолго до смерти поэт собрал все лучшее из сотворенного собой в сборник и назвал его «Крестный путь» (сборник вышел уже посмертно с искаженным редакцией названием «Крестный ход»).
Примером и словом, несомненно, воздействовала на поэта бабушка, о которой он вспоминает в 2001 году: - «Умерла в 1952 году и похоронена на тихорецком кладбище. Это была набожная старушка. Благодаря ей сестра и я были крещены в тихорецкой церкви». Крещение произошло в Тихорецке, видимо, в 1944,  вскоре после гибели отца на Сапун горе под Севастополем. Близко знавший поэта священник Владимир Нежданов свидетельствует в воспоминаниях: - «я говорил ему с горячностью: «Вот бы и вам теперь поисповедоваться, причаститься!». Он же с мягкой нетерпеливостью перебивал: «Ладно, ладно» - дескать, потом или в другой раз поговорим об этом...».

Здесь отец Владимир, пришел к особому, по-своему убедительному объяснению уклончивости Кузнецова: - «Я понимаю сейчас, почему он так ответил. Я над этим долго размышлял... Бог ему дал Слово - то есть всё у него уже было, он причащался этим Божьим Словом, и Господь укреплял его, давал ему силы. Он сам черпал свои силы из того дара, который Бог ему дал. Он как бы нёс неподъёмный груз, но в то же время Бог ему дал дар, из которого он черпал силы, чтобы нести этот груз. Дерзновение его было великое, как и помощь от Бога - великая».

Собственное признание Кузнецова по вопросу о вере: - «Верите ли вы в Бога?» ответил» - «Я не утратил психологию православного человека. Так как я продукт безбожной эпохи. Я не хожу на службы. Но моя поэтическая система допускает присутствие высшего начала».

Однажды Юрий Кузнецов убежденно заметил, что поэт не может быть вполне православным: «Поэзия, конечно же, связана с Богом. Сама по себе религия, и особенно религия воцерковленная, может существовать без поэзии, в то время как поэзия без религиозного начала невозможна»; на вопрос, «возможно ли понятие «православный поэт» Кузнецов ответил: «Это бессмыслица. Но поэзия связана с Богом, в лучших своих образцах поэзия очень похожа на молитву».

Откликаясь в начале 2000-х на споры вокруг его трилогии о Христе (поэмы «Детство Христа», «Юность Христа» и «Путь Христа»), в частности - на разговоры, будто Церковь эти поэмы отвергает, он в беседе с Исхаком Машбашем сказал: «Это искажённые слухи. Да, читал и возмущался лишь настоятель одного храма (Сретенского монастыря о. Тихон (Шевкунов) В.М.) - бывший актёр. Увы, не все священники знакомы со святоотеческой литературой, они не чувствуют поэзию, видимо, читают псалмы как прозу. Не дано».

И вот окончен Литинститут, и Кузнецов уже достаточно признанный критикой поэт, но наступает иной этап его Становления Духа: -

Как в луче распылённого света,
В человеке роится планета.

И ему в бесконечной судьбе
Путь открыт - в никуда, …и к себе.

«Ночь уходит. Равнина пуста...» (1974)

И здесь для эпического Поэта наступает время мировоззренческого разграничительного цикла, который можно по праву обозначить, как «Прощание с Кожиновым». И речь здесь идет не о цикле поэзии Кузнецова из четырех его произведений 1975-1979 годов, а о типологическом многосложном по характеру размежевании с социальной «кожиновщиной». Это настолько многослойная тема и тематика, и дело здесь совсем не в самих Кузнецове и Кожинове и знаковом для прозрения истины, почитания Кожиновым мировоззренческой философии Бахтина. Я даже не знаю, удастся ли мне сформулировать эту глобальную тему должным образом, но попробуем.

Сначала о личностях. И Кожинов и Бахтин судя по их взглядам были сугубые материалисты, где  исследовательским оружием и методом подобных личностей может быть только психологизм или исторический психологизм (!!! В.М.), как основа и дух такого мировосприятия. Таковыми они и были в своих работах. Возникает вопрос, откуда берут начала истоки этого массового мировоззренческого явления? А оно, было явно, и несомненно есть, самым массовым по числу приверженцев и почитателей.

Эти «кожиновы и бахтины» есть типажи черносотенной мысли своего времени и я далее попытаюсь разобрать истоки этого социального материалистического мировоззрения.

Русский Дух со времен Великого Раскола начал испытывать прямое западное инорасовое материалистическое давление. Там доминировала пропаганда отсталости и архаичности Русского Мiра и соответственно Великоруского Типа  от «прекрасного и развитого во всех отношениях Запада.

 (в своем конечном итоге она венчалась советским лозунгом – где прежняя архаичность, то есть тот же прежний либеральный лозунг «догнать» дополнялось «марксистским» указующе ложно деятельным: - «догнать и перегнать» В.М.)

Эта государственная навязчивая пропаганда дополнялась основным фетишем либералистики и ее губительным для имперского духа Культуры - «образованщиной». Вот эта безпредметная инорасовая, в русском сословно практическом плане, но разрушительно атеистическая по сути, либеральная западная «образованщина» и оказалась в среде низового черносотенного русского народа тем, что тот же народный дух называет «не в коня корм» и породила губительное явление «разночинства». И. Тургеньев провидчески показал его в виде литературного типажа – Базарова.

 (а типологическое русское просвещение всегда, по великоруски, социально предметно и обязательно имперски сословно; оно было в обязательном порядке выстроено типологически в русском сословном мировоззренческом плане, где церковно-приходские школы были сословно крестьянские, а в городе в тех же ЦПШ была иная сословно-ремесленническая направленность низовой русской школы; сегодняшние дикари, советские образованцы», типа «создателя единого учебника истории» Спицина и «министра образования», «религиозного историка сталинской церкви» Васильевой, под направляющим щелканьем идеологического бича «красного профессора» Асмолова, гонят «демократическое» стадо безправной русской молодежи в «сссрско-демократический» тупик нравственного одичания космополитической «россиянии» для «россиянцев»  В.М.)

Тогда в России в начале XX века вековой глубокий кризис Русской Церкви совпал с духовным народным кризисом заразы «свободы, равенства и братства» от «великой французской революции» (с ее символом, карающим всех подряд без разбора, «демократическим» инструментом гильотиной В.М.). И тогда же, присущая закономерно либералистике с ее безпредельной «свободой» идеологическая «образованщина» породила в России, через явление «образованческих» разночинцев, духовную скверну русского черносотенного демократическо-космополитического нигилизма. Это было прямое отрицание Великоруской Культурной Типологической Традиции и полный разрыв с водительским Духом Великоруской Аристократической Имперской Среды. Нигилизм породил в русской среде «просвещенной» интеллигенции идеи «народничества» и его долга «просвещения народа». И хотя «хождение в народ» с треском провалилось, уже «народная» интеллигенция занялась «богоискательством» и «изучением корней народного искусства». Этнокультурный дикарь Стасов и прочие ему подобные типы стояли у истоков гибельного для основ Великоруской расовой Культуры ее периода Серебреного Века. Вкупе с «историзмом» от «карамзиновщины» и исторической «соловьевщины» это выплеснулось в «богоискательство всеединства» и этот замкнутый круг духа пришел к поискам «народной культуры», где философски отразил ее сущую материалистическую квитинстенцию Бахтин. И абсолютно закономерно подхватил, как кумир, Кожинов. Эту попытку отрыва Русского Мiра от своих природных корней Мы с Вами должны разорвать и вернуться на стезю Русской Типологической Истории.

Великоруское Наследие

Часть 17

Юрий Кузнецов. К 80-тилетиюРусского Поэта эпика.


Юрия Кузнецова (1941 – 2003) давно нет среди Нас с Вами. А его Творческое Наследие замалчивается сегодняшними околокультурныс временщиками. Этот Гений пророческой Поэтики второй половины ХХ века,  единственный и совершенно уникальный Творец так и не понят пока Русским Мiром и пока не востребован им. И это Наша с Вами не вина, а беда. Ни одна из работ о нем и близко не подошла, не прозрела, Великой аскетической Сущности его Творчества.

Так среди публицистики последних лет выделяется книга литературных портретов «Сердце нараспев» Валерия Михайлова, статью из которой «Крестный путь Юрия Кузнецова» любят цитировать «почитатели таланта поэта».



Там в статье Михайлова на первый взгляд есть все то, что необходимо для понятия и оценки уникального поэтического Дара Юрия кузнецова. В предисловие говорится: -

«По сути, преобладающая критика оказалась не в состоянии постичь поэзию Юрия Кузнецова. Такое положение сохраняется в общественном сознании  до сих пор. …изначально творчество Юрия Кузнецова было признано новым словом в русской поэзии. Наиболее проницательными и чуткими критиками, менее подверженными  влиянию мыслительных и идеологических поветрий. Имена их хорошо известны – В. Кожинов, Ал. Михайлов, Ю. Селезнёв, В. Михайлов и другие».

Юрий Кузнецов оказался на этом трудном пути один из немногих, если не один… Ведь такого решительного возврата к исконным человеческим представлениям, как у него, в этот период нашей истории, во второй половине ХХ века, кажется, ни у кого не было. Да он и сам это понимал, бережно исполняя свою миссию: «Задача всего моего творчества – вернуть русской поэзии первичность, которую она утратила в ХХ веке». И теперь, ввиду происшедшего в нашей жизни и не происходящего в литературе, становится ясно, что эта самооценка нисколько не завышена. Так всё и есть. Но, очевидно  и то, что эту его миссию в нашей народной и государственной судьбе мы ещё не вполне осознаём.

В статье Михайлова есть и студенческая «Атомная Сказка»
 
Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.
Он пошёл в направленьи полёта,
По сребристому следу судьбы.
Она пала к лягушке в болото
В далеке от родимой избы.
Пригодится на правое дело!         
Положил он лягушку в платок,
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.
В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.

            
Там и замечание: -

 «Это вовсе не значит, что в его творчестве не было  изменений и развития. Та же «Атомная сказка», вроде бы, вдруг получила продолжение и уточнение в стихотворении 2003 года «Прозрение во тьме», уже в конце его творческого пути: -

Царевна спящая проснулась
От поцелуя дурака.
И мира страшного коснулась
Её невинная рука.
Душа для подвига созрела,
И жизнь опять в своём уме.
Ага, слепая! Ты прозрела,
Но ты прозрела, как во тьме.
А в этой тьме и солнце низко,
И до небес рукой подать,
И не дурак –
Антихрист близко,
Хотя его и не видать.

 Да, он говорил, что поэзия погрязла в быте, но не свергал этого, как ему «мешающего».
 
Совершенно прав Владимир Личутин, говоривший о том, что «в двадцатом веке Юрий Кузнецов, пожалуй, единственный, кто вернулся к  мирочувствованию родоначальников русской поэзии»
 
…поэт выражал не только в стихах, но и в предельно определённых декларациях, говоря о том, что «в поэзии бытие заменено бытом». Как помним, в выступлении на VI съезде писателей: «Вот уже лет двадцать в поэзии царит быт». И в стихах ещё 1970 года:

Поэзия давно легендой стала,
От бесов Болдина свершила круг.
До блоковских полуроссийских вьюг
А мы… мы растеряли все начала.
Учением убиты образцы,
Заброшена старинная работа,
Исполненная боли и полёта.
 А мы… мы оборвали все концы.
Три поколенья после Блока – серо,
Соперника не родилось ему.
Кто искру даст славянскому уму
На Западе нет вещего примера,
И сами не приходим ни к чему.


Но та социальная критика, его поэм о Христе, критику которых сам поэт определял как «претензии агрессивных невежд» (К. Анкудинов, Н. Переяслов).

Но этот аспект человеческого Бытия – веры и Бога оказался для него самым трудным, как для человека, выросшего в атеистической среде. Но логика его размышлений, абсолютно закономерно приводит его к поэмам о Христе.

(вот такая точка зрения материалистического сознания никогда не постигнет Божественной Сути Поэзии Юрия Кузнецова; ну последний вывод «логика приводит» это уже либераличтическое помрачение души автора, ретранслятора этих диких материалистических «марксистско-ленинских» измышлений, что и демонстрирует следующий абзац В.М.)

Но безрелигиозное сознание усмотрело в творчестве поэта «заигрывание со злом», мрачную метафизику, заподозрило его в «рискованных связях с силами тьмы», увидело «потусторонность». Но главная претензия к поэту и его творениям состояла в том, что он давал добру равные права со злом, что «Бог с дьяволом у него на равных правят миром, как две вечные силы». Юрий Кузнецов, точно понимая это извечное соотношение, восклицал: - «Сатаны нет? Да он в каждом из нас и во мне». …рано или поздно, когда-нибудь добро обязательно одолеет зло. И тогда наступит… Что наступит тогда, неизвестно. Но добро обязательно  победит зло. Но мир устроен иначе, не согласно такой упрощённой схеме. Зло неистребимо в этом мире.

Ап. Григорьев пишет А.Н. Майкову 11 декабря 1857 года: «Я хотел сказать только, что религия и искусство – две вещи разные… Высший голос спрашивает нас вовсе не о том, что мы сделали для человечества, как художники, критики, лекаря и пр., а то, как мы установили в себе (расово великоруски в своей душе В.М.) центр своего малого мира, т.е. как мы слили этот свой малый мир с великим миром…». То есть, (дали, создали и положили в Здание Великоруской Культурологии свой кирпичик в деле расовой гармонии Русского Мiра в его связи В.М.) с Божеским миром.

(вот оно, в несколько слов, и вроде бы навскидку верное, но по своей пропагандистской Сути иудохристианское сатанистское добавление; оно напрочь опрокидывает в лоно ереси ветхозаветного иудохристианства своим «относительным» смыслом, позволяющим «вольное» «общечеловеческим», космополитическим изтолкование, этой пророческой Великоруской расовой Мысли Аполлона Григорьева, несущие в себе четкие русские расовые границы Бытия Человека;
 
читая этот абзац, сразу вспомнилось, что они Майков и Григорьев рядом с Ф.И. Тютчевым покоятся на погосте Воскресенского Новодевичьего Монастыря на Московском Проспекте С-Петербурга; Тютчева, Майкова и Григорьева я всегда сразу поминально посещаю, бывая в С-Петербурге В.М.)

Словом, я вовсе не притязаю на то, что вполне постигаю личность Юрия Поликарповича Кузнецова и его поэтическое творчество. Эти заметки — только попытка приблизиться к пониманию его. (Как, впрочем, и заметки любого другого человека, кто писал о поэте или напишет.)

«Русский зигзаг» в мире Кузнецова – это вместе с тем мировой зигзаг в пошатнувшемся мире. Мы ведь не можем теперь не задаться вопросом: а не является ли история с эпохи Возрождения неким зигзагом, который исчерпал себя и начинается какое-то новое положение человека в мире».

Все три Рима – вот моё, богатство!
Вот моё святое божество!      
А свобода, равенство и братство –
Призраки и больше ничего.

 «Все три Рима», а не только Третий Рим…

И так приступим к собственной попытке оценки творчества Поэта. Поразительна для меня та скудная мировоззренческая оснастка, с помощью которой пытаются понять поэтический мир Юрия Кузнецова, его христианские воззрения в поэмах о Христе. Примитивистское понятие «всемирного значения Русского Народа», как проекция лжеидеи «Москва, третий Рим» уже принесла катастрофу Бытия и бездну горя Русскому Народу. Но она не сходит с языка «русских патриотов», Суть церковных «никониан» и «советско-демократических» ренегатов, в чем Мы с Вами наблюдаем их прямо таки трогательное, русофобское по своему практическому жизненному смыслу и Сути, единение. Внесенная в Русский Мiръ стяжательная материалистическая вирусная инорасовая инфекция миражей «простонародного народовластия» регулярно дает все новые и новые плоды паразитического инорасового духовного господства не иного Типа, а иного Вида воцарившихся в Русском Мiре Наших с Вами человеконенавистников, финансовых глобалистов. Они перерождают Русскую Культуру примитивами символистского модернизма, губят Жизнь и Бытие Русского Имперского Народа рабовладельчески спекулятивно  паразитируя веками в разном обличие на Теле и ресурсах жизнеобеспечения Русского Народа, где эта безнравственная оккупация дает все новые и новые зловещие плоды разложения.

Нас с Вами окунули в две идеологические крайности понятий Сущего в Бытие, создавая двойную политическую моралистику. Это политический шовинизм, превосходства народа и его «противоположность» некая «благородная общечеловечность», но это же две совершенно равноценные и равнозначные «очаровательные ягоды» идеологического диктата, одного и того же рабовладельческого политическо-идеологического поля, от сидящих на Нашей с Вами шее и теле Народов паразитов глобалистов, ростовщиков. Неужели не очевидна здесь все та же каббалистика мысли разделения Цельности и Гармонии Сущности Нашего с Вами Божественного Мiра и его нравственного Бытия.  Это трансляция все той же иудохристианской троичности Божества, где для создания «церковного учения» потребовалось «прорицаниями вселенских Соборов под бичом Императора Константина Великого утвердить церковные догматы Богочеловечности и Боговоплощения, сославшись на общение первохристиан в катакомбах Рима, как на «катакомбную церковь».

Юрий Кузнецов, Поэт Эпик уникального Дара, всем своим творческим Духом он пытался дойти до всех Основ Сущего в Русском Мiре и его Космосе. Его глубокие строки приведенные выше многоплановы.

Здесь и развенчание химер народовластия с гибельным миражем девиза «свобода, равенство и братство». Здесь и доминанта Имперской Культуры Русского Народа, и гибельная ложность идеи «Москва, третий Рим», и наконец, слитность имперской истории народов в богатстве их неповторимой культурной Типологии, как единственный Феномен Нашего с Вами Мироздания.

Далее Михайлов: -

«Характерный эпизод приводит в своих воспоминаниях поэт Евгений Чеканов.
 
В 1995 году, дома у Кузнецова, они, как водится, выпили, разговорились.
 
« — Юрий Поликарповин, семья ваша бедствует, судьба ваших детей непонятна… Так что главное — поэзия? Или всё-таки, как Розанов говорил, наши дети, «с их тёмным и милым будущим»?
 
— Поэзия.

-А как же дети?
 
Он, в страшном гневе, выпучив глаза:
 
    — Да что ты говоришь? Что ты говоришь?!» («Русский путь на рубеже веков», Ярославль, 2004, №2)

Ни автор, ни «поэт чеканов» не ощущают антитипологического, антирусского, антикульткрного и совершенно безтактного смысла подобных вопросов своей кухонной и публичной дискуссионной болтовни. Это просто какая то или врожденная, либо приобретенная агрессивным типом «марксистско-ленинского», советского либо «демократического» православного извода антикультурщина общения. А фактически обычно догматическая тупость у этих безтактных околокультурных советских «марксистско-ленинских» идиотов и псевдоправославных «верующих» материалистических инсургентов. Они всех огорашивают собеседника, либо сдабривают свою «доказательную базу» дискуссий, вопросами типа, что первей: - «кровь или вера?» либо им подобных по духу и смыслу.

Там эта их «вера» заключена в политическую либо религиозную догматику любого «учения», в их дикарском понятие. Она, конечно же, никакого отношения не имеет к Русской расовой Вере истинной, Вере глубоко Личной по своей Сути. Той Сути, кою прозревал глубинно своим Поэтическим Духом и его Великим Эпическим Великоруским Даром Юрий Кузнецов. Этого не понять ни «чекановым», ни «михайловым», ни им подобным. Такое постижение Смысла и Сути Бытия доступно лишь Русскому расовому Человеку.

Вот с подобным литературным бомондом советско-православных догматиков у Юрия Кузнецова не могло быть, и не было ничего общего. Отмеченное Михайловым его забвение, безпамятство близких и «общественности» при поездке Кузнецова на Кубань в 2000-м году закономерный итог вышесказанного. Сам Поэт естественно, после первой горькой реакции на это, быстро прозрел его низменную мещанскую мимолетную Суть.

Попутно отмечу ущербную Сущность философии, упомянутого Чекановым Розанова. Этот даровитый русский провидец во многих вопросах там, где он отходил от свербящего его Дух «женского вопроса», оставил достаточно качественное культурное  наследие. Там же, где он садился Духом на «женского конька», там он впадал в разные духовные «прелести».

Где совершенно прав и хорош Валерий Михайлов, за что ему надо поклониться то хотя бы за начало его статьи и главное за наименование ее «вольный перевод»: -

«Это Маяковского советская власть внедряла, как картошку при Петре; это Бродского опосля советские правители внедряли, как чипсы при Ельцине; — Кузнецов же власть; предержащим не нужен. И слава Богу! Ведь, несмотря на постановления партии и правительства, не растёт кукуруза в тундре и загибается на суглинках. Земля не та. (Вот пословицы: «рожь кормит сплошь, а пшеница по выбору», «на дороге грязь, так овёс князь», «Бог с рожью, а чёрт с костром», «овёс сквозь лапоть прорастёт» — и ни слова про кукурузу.)
 
Однако что ж не расстарались издать Кузнецова свои? Хотя бы –толком то — после смерти? Вконец коммерсантами заделались? «Не пустишь душу в ад, не будешь богат».
 
О И. Бродском, из разговора с Ю. Кузнецовым. В общем-то имя в беседе возникло случайно, даже не помню по какому поводу. Возникло — и тут же пропало. Будто исчерпало себя.
 
Кузнецов, отстранённо-ворчливо, невнятно, словно нехотя:
 
— Вот, в Литинституте… слушатели на занятиях… всё: - Бродский, Бродский… надо же что-то отвечать… ну, взял книгу, стал читать… — и уже внятно, твёрдо, несколько озадаченно:
 
— … Не одолел!»

Да вывод то здесь ясен! Ничего свое не растет на поле чужого духа, как и не дают здоровый эффект чужие методики на своем теле, если не брать из них Основой лишь свое кровно-традиционное. Не только кукуруза не растет на суглинке, но и инорасовый талант Маяковского, Бродского и им подобных всегда был и будет чужд Русской расовой Типологической Имперской Культуре и Русскому Народу. Они безтланны, в том смысле, что произросли на чуждой почве, где их политические инсургенты паразитически пытались приживить их на Теле Русской Культуры «цивилизаторскими» насильственными методами и способами. Ценят их инорасовые цивилизаторы, дают инорасовые политические «нобелевки», пусть себе, Бог им Судья. Нам с Вами Русскому Мiру и Русскому Народу дела нет до этого. Тут и обсуждать нечего!

Только вот о коммерсантах глупости не надо тиражировать. Это не бизнес  коммерсанты, а ярые, до смерти, человечески иновидовые особи, враги Русской Культуры, ее Великих расовых Традиций и ее носителя, евгенического оберега своих жизненных Традиций, самого Русского Народа!

А вот разсуждение Михайлова о Крестном пути отражает его советское, «марксистско-ленинское» в смеси с иудоправославным «общественное» мировоззрение: -

Крестный же путь...

«Крестный ход — так называется торжественное шествие (процессия) из храма священнослужителей в священных облачениях и сопровождающего их народа, а впереди священнослужителей, певчих и народа предносятся св. кресты, иконы и Св. Евангелие. Шествие это совершается или вокруг храма (в селениях), или от храма к рекам, колодцам, озёрам и пр. для совершения водоосвящения». (Полный церковно-славянский словарь).

Его последние стихи «Поэт и монах», представляющие собой диалог, свидетельствуют об этом. Это, по своей Сути, завещание нам, написанное поэтом за два дня до кончины. Всякий взявший свой крест и понёсший его до конца распинается со Христом.


И оказалось, что это принципиальная позиция издателей. То есть вместо духовного подвига – просто церковный обряд…

 
Возможно, поэт, с его стереоскопическим взглядом на жизнь и на смыслы, увидел пустую — незанятую — сторону того Мирового креста на Голгофе.

В названии первой посмертной книги Юрия Кузнецова, составленной самим поэтом, допущена досадная небрежность:  - Вместо «Крестный путь» – «Крестный ход».

Там у Валерия Михайлова в статье о Кузнецове есть и его  стихотворный «КРЕСТНЫЙ ПУТЬ»

Я иду по ту сторону
Вдоль заветных крестов.
Иногда даже ворону
Я поверить готов.

Даже старому ворону лев
Он кричит неспроста:
— Не гляди на ту сторону
Мирового креста.

Ты идёшь через пропасти,
Обезумив почти.
Сохрани тебя Господи,
Боль веков отпусти...

А на той на сторонушке
Что-то брезжит вдали...
Хоть на каменной горушке,
Крестный путь, не пыли!

Дальней каменной горушке
Снится сон во Христе,
Что с обратной сторонушки
Я распят на кресте.
 
Ну, вспомните для начала, чем было для Кузнецова слово. Он же мыслил символами, мифами. А после откройте словари, Евангелие.
 
«Бог по силе крест налагает».
 
«Тяжёл крест, да надо несть». (Словарь Даля)
 
«Путь-дорога; подвиг». (Полный церковно-славянский словарь)

А вот далее Михайлов бездумно транслирует человеческую муть либералистики, вставок в Благую Весть и иные источники, от «творцов» его «учения»: -
 
«Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня;

и кто не берёт креста своего и Следует за Мною, тот не достоин Меня». (Мф 10,37-38)
 
«Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною,
 
ибо кто хочет душу (жизнь) свою сберечь, тот потеряет её, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретёт её; какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф 16,24-26)

«Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня». (Ин, 14,16)
 
«И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа...» (Ин 19, 16)

«Крестный путь» — его вершина, где впервые — полностью — напечатан цикл его поэм о Христе, включающий в себя и «Сошествие в ад», и незаконченный «Рай». Он подводил итог.
 
Что же вы извратили его слово, господа издательские Совы?..
 
Ну да ладно. Всё минется, одна правда останется»

В «Воззрении» — вступительной статье к своей последней книге «Крестный путь» — Поэт пишет уже о Прозрение Сущего.
 
«В 1967 году у меня, наконец, прорезалось мифическое сознание «в чистом виде». Я написал свой первый миф: стул в пиджаке сдвинулся с места сам и стал ходить, и даже говорить по телефону.
 
Стул в моём пиджаке подойдёт к телефону,
Скажет: — Вышел. Весь вышел!
Не знаю, когда и придёт.
Так я открыл свою поэтическую вселенную».
 
Он «открыл» ее для себя великоруским расовым Духом, прозрев ее в Со-Вести с Творцом Мира. Поэтом напрочь отброшены все религиозные иудохристианские догмы и политические «левые» наслоения мысли типа прежних слов «с «помощью символов я стал строить свою поэтическую Вселенную». («Рождённый в феврале, под Водолеем....», предисловие к «Избранному», М., 1990).

 В толпе утрат меж прошлым и грядущим
Иду один, мне даже невдомёк,
Что здесь никто не думает о Сущем,
Никто не знает, как я одинок,

(«Дымок», 2000 г.)

Близко знавший поэта священник Владимир Нежданов свидетельствует в воспоминаниях: - «я говорил ему с горячностью: «Вот бы и вам теперь поисповедоваться, причаститься!». Он же с мягкой нетерпеливостью перебивал: «Ладно, ладно» - дескать, потом или в другой раз поговорим об этом...».

Здесь отец Владимир, пришел к особому, по-своему убедительному объяснению уклончивости Кузнецова: - «Я понимаю сейчас, почему он так ответил. Я над этим долго размышлял... Бог ему дал Слово - то есть всё у него уже было, он причащался этим Божьим Словом, и Господь укреплял его, давал ему силы. Он сам черпал свои силы из того дара, который Бог ему дал. Он как бы нёс неподъёмный груз, но в то же время Бог ему дал дар, из которого он черпал силы, чтобы нести этот груз. Дерзновение его было великое, как и помощь от Бога - великая».

А вот собственное признание Кузнецова по вопросу о Вере: - «Верите ли вы в Бога?» ответил» - «Я не утратил психологию православного человека. Так как я продукт безбожной эпохи. Я не хожу на службы. Но моя поэтическая система допускает присутствие Высшего Начала».

Однажды Юрий Кузнецов убежденно заметил, что поэт не может быть вполне православным: «Поэзия, конечно же, связана с Богом. Сама по себе религия, и особенно религия воцерковленная, может существовать без поэзии, в то время как поэзия без религиозного начала невозможна»; и на вопрос, «возможно ли понятие «православный поэт» Кузнецов ответил: - «Это бессмыслица. Но поэзия связана с Богом, в лучших своих образцах Поэзия очень похожа на Молитву». (очередную попытку Посвященного в Таинства непосредственной связи, Со-Вести с Творцом Сущего В.М.)

Откликаясь в начале 2000-х на споры вокруг его трилогии о Христе (поэмы «Детство Христа», «Юность Христа» и «Путь Христа»), в частности - на разговоры, будто Церковь, РПЦ, эти поэмы отвергает, он в беседе с Исхаком Машбашем сказал: «Это искажённые слухи. Да, читал и возмущался лишь настоятель одного храма (Сретенского монастыря о. Тихон (Шевкунов) В.М.) - бывший актёр. Увы, не все священники знакомы со святоотеческой литературой, они не чувствуют поэзию, видимо, читают псалмы как прозу. Не дано».

Поэт не отметил открытое ему Сущее, Великорускую Типологию в прозрениях непосредственной личной Со-Вести с Творцом, просто не посчитал нужным возбуждать безплодную изначально публичную дискуссию на подобную тему. А Архирейство РПЦ и церковная бюрократия промолчала, так как внутренне осознавала свою ущербность и свою заведомую потерю авторитета в подобных мироощутительных типологических вопросах, где не сдержался лишь глуповатый бывший актеришка, «отец тихон».
 

И в последних строках вступления «Воззрение» к книге «Крестный путь» Юрий Кузнецов отражает Сущее: -
 
«В моих стихах много чего есть: философия, история, собственная биография, но главное — Русский Миф, и этот Миф — Поэт. Остальное (человеческая В.М.) легенда».

Памяти Друга. Виктор Лихоносов

Утром 9 августа 2021 года упокоился мой друг Виктор Иванович Лихоносов. Хотя годы брали свое, и он иногда упоминал «я чувствую, как дряхлею», утрата от этого не теряет своей остроты. Вспоминаются больше не наши безконечные беседы о литературе, творчестве, Русской Истории и яростные споры на тему мироощущения Русской Культуры, а телефонные общения с ним последнего времени: -
 
-Чем занимаетесь Виктор Иванович?
-Да вот разбираю свой архив.
-Пишете ли хоть понемногу?
 Да, пишу, привожу в порядок разные свои воспоминания.
-Ну, и слава Богу, творческая деятельность еще держит Нас с Вами на этом белом свете.

Вот таковы или примерно таковы они были. И вот его уже нет с нами.

Мы сошлись, по дружески близко, давно. Как то незаметно сложилась наша троица. С главой кубанской художественной школы Сережей Воржевым мы были дружны со студенческих времен, а отношения с Виктором Ивановичем складывались у каждого свои и как то незаметно наша троица объединилась дружески.

Мы сблизились с В. Лихоносовым в «лихие» 90-е годы, когда прекратилось всякое финансирование всех «творческих союзов», этого наследия тотального  разгрома Русской культуры воинствующим человеконеавистническим «Пролеткультом» и прочими чекистскими изпражнениями «революционной власти» 20-х годов. Там в 30-е годы Сталин вынужденно поддержал все области разоренной до тла Русской Культуры, и «точки роста» советской культуры были созданы в виде советского театра, консерваторий, литинститутов и т.д. В том числе были созданы все эти мертворожденные «творческие союзы», которые либерал-большевиками тут же были превращены в кормушки деятелей культуры ренегатски влившихся в ряды революционных мракобесов, типа «бойфренда» патологической революционной изуверки Р. Землячки, советского писателя Фадеева (с 1920 года времени «зачистки» от белогвардейцев Крыма). Здесь же были лакействующих смерды С. Михалков, Чуковский, Маршак, перекатиполе писатель «алешка толстой», талантливые пьянчуги «светловы с олешами», красный избач Шолохов и прочие. А уж возглавили и всегда контролировали деятельность всех творческих союзов официальные и неофициалные проверенные «сексоты» ЧК, этакие козлы со звонками прокладывающие идеологический красный путь и бредущие впереди «творческого» стада баранов.

 В 60-е годы эта система «творческих союзов» уже работала на уничтожение любых проявлений творчества в Русских Традициях, как часы. Вот туда то, в «союз писателей СССР», в 1963 году, после публикации трех разсказов «Брянские» и иных влился молодой сельский учитель, большой литературный лирический талант, Виктор Лихоносов. Там уже чекистски, политически, все были разставлены по ражиру. Так и Лихоносов был принят в «союз писателей» типажом «русского народного писателя», будучи добавлен в условную группу к Солоухину, Носову и прочим. А элитой с «прекрасных шестидесятых» и по сей день, с самого дня основания «Пролеткульта», стали ранообразные «модернисты», «комиссары в пыльных шлемах». В то время это были «старшие товарищи» Михалков, Симонов, Твардовский, Тихонов и «молодые горлохваты»: - Евтушенко, Вознесенский, Неизвестный, Аксенов, Р. Рождественский, алкоголичка Ахмадуллина м прочая, прочая, прочая. Там всю эту писательскую и иную «русскую партию» из различных «союзов» сразу записывали в члены КПСС, как например того же Шукшина, и там же были убежденные партократы, типа Крупина.

 В «перестройку» эти союзы естественно стали рушиться, а с «гайдаровских» времен лишенные напрочь финансирования скончались в одночасье. Провластные «демократические» краснюки садистски для внутрисоюзных свар дали возможнось приватизации имущества союзов и там на потеху краснюкам началась бандитская вакханалия ее «дележа».Там в «союзах» еще имелась какая то собственность, вот вокруг ее «прихватизации» и закипела борьба разных «членских» мздоимцев, а вся остальная «членская» публика была пущена под откос «демократии».
 А «модернисты» в момент переобулись на ходу, как и тот же партократ Крупин, многие стаями подалсь в «православие». Крупин к примеру» стал «видным» деятелем Патриархии РПЦ, профессором, многолетним ездоком за Благодатным Огнем в Иерусалим. А коллективные «евтушенки с окуджавами» всегда жили на широкую ногу.

Лихоносову было 55 лет, и пенсия ему маячила лишь после 60-ти, вот в таком его безприютном положение мы как то сблизились в «лихие» 90-е. В 1998 году Виктора Ивановича посадили в кресло главного редактора журнала «Родная Кубань». Это был Божий промысел. Тогда на Кубани во власти и в казачьей бюрократии  кипела работа по возрождению казачества ложная в верхах и лелеемая рядовым казачеством. Предпринимались усилия по возвращению на Кубань из Америки сбереженных последним Наказным Атаманом Кубани Науменко казачьих регалий Кубанского Войска. И вот во главу журнала освещавшего по возможности казачью историю вынужденно посадили автора романа «Наш маленький Париж», певца казачества Виктора Лихоносова. Я был постоянным посетителем редакции и участником практически всех наших частых бдений с сотрудниками и многочисленными гостями краеведами разного профиля. А тем временем в редакцию «Родной Кубани» под Лихоносова потек ручеек сохранившихся воспоминаний и мемуаристики со всей Кубани и казачьей эмиграции.

Виктор Иванович кричал в наших личных беседах наедине : - «я не журналист, я писатель, а меня посадили на кукан журналистики, хотят лишить писательства». Я, как мог, успокаивал Виктора Ивановича. Терпите Виктор Иванович, Бог посылает Нам испытания, которые Нам по силам, только надо эти силы мобилизовать. Виктор Иванович лишь Вы силой своего авторитета в состоянии собрать исторические все эти свидетельства, а для писательства находите иное время, иного пути и выхода у вас нет. Это работа на грядущие поколения Русского Народа и того же казачества. Здесь надо забыть сиюминутное, отдаваясь ей.

Любовь к Русскому Мiру, Кубани, Русской Истории и Русской Старине сближала нас. Общим было и особое почитание великого творчества К. Леонтьева. Здесь сначала моим, а потом и общим нашим близким товарищем стал Владимир Михайлович Камнев, глава издательства С-Петербурга «Владимир Даль». Вклад издательства «Владимир Даль»  и его безсменного руководителя, профессора С-Петербурского Госуниверситета Владимира Михайловича Камнева в плане издания разных раритетов мировой мысли и Русской истории неоценим. Системность и последовательность публикаций издательства это противовес исторической безсистемности карамзиновщины, соловьевщины и современной платоновщины. Согласиться с этим В.М. Камнев либо нет не знаю, да это и неважно, главное мы делаем общее великоруское дело.

Издание 1912 года собрания сочинений К. Леонтьева и блестящей обработке группы литературоведов Пушкинского Дома и в шикарном издание издательства «Владимир Даль» от В.М. Камнева регулярно том за томом приходили ко мне из С-Петербурга по мере публикации. Приходило оно в двух экземплярах для меня и Лихоносова. Владимир Михайлович издал и сборник произведений Лихоносова к его 80-тилетнему юбилею.

Через В.М. Камнева мы пытались издать «Заветную Книгу Кубани», это материалы по истории казачества собранные и обработанные В. Лихоносовым. Попутно отмечу, что единственный пробел «Заветной книги» в Истории казачества это его упущенная оценка начавшегося кризиса его великоруских стрелецких Основ казачества, как мобилизационной воинской силы Руси и ее Русского Народа. Это наглядно проявилось в свете технологического появления автоматического изтребительного оружия в военных действиях. Оно сразу принизило роль конской массы, кою легко изтребляли тем же пулеметом «максим». А вынужденное участие в полицейских операциях породило его деградацию и самоубийственные течения «самостийности» окончательно его добившие. Но само издание заветной книги назрело и надо чтобы она обязательно поступила в публичные библиотеки России и к любителям истории. Но обещанные полтора миллиона рублей для издания  «Заветной Книги Казачества» так и не выделили . Хорошо хоть в электронном виде сама «Заветная Книга Казачества» в нескольких экземплярах где то существуют дожидаясь своей публикации.

Собственно вот этим Виктор Иванович Лихоносов и подвел достойный жизненный итог своей творческой деятельности. Владимир Михайлович Камнев последний раз через меня прислал В.И. Лихоносову изданные его издательством два шедевра Русской мемуарной культурологии литературные воспоминания матушки и бабушки К.Н. Леонтьева. И Виктор Иванович дал мне добро, чтобы в течение недели я с ними ознакомился. Я проштудировал их буквально запоем. Это мемуарное чудо тянет в иные изданные в ту эпоху воспоминания разных примечательных людей Русского Мiра, в обширную область раритетов до этого совершенно неизвестных широкому читательскому кругу любителей и почитателей Русской Истории.

Сегодня 11 августа 2021 года Виктор Иванович Лихоносов обрел вечный покой в Тамани рядом с любимой матушкой. Кроме немногих друзей и местного казачества его никто не пришел провожать на вечное упокоение. Участие в его судьбе после передачи издания журнала «Родная Кубань» под патронаж руководства факультета журналистики в последние четыре года принимало лишь его руководство в лице В. Касьянова и Ю. Павлова. Они же и активно помогли и в вопросах организации выполнения воли Виктора Ивановича обрести вечный покой рядом с любимой матушкой на горячо любимой им Тамани. А в Администрации Краснодарского Края, руководстве культурой Кубани и краевого казачества работают чужие Нам с Вами и Русскому Мiру люди, они и пальцем не шевельнули в эти скорбные дни. Ну, а Нам с Вами всем Русским Мiром надо продолжать творить Русскую Историю в ее сокровенной Сущности. Память о моем великом друге Викторе Лихоносове и Русская История требуют от Нас с Вами этого настоятельно.

Мой давний знакомый журналист из Приморско-Ахтарска, что на кубанском Азове, Олег Ефименко позвонил мне, чтобы поделиться горечью постигшей нас утраты и переслал мне интервью с Виктором Ивановичем Лихоносовым, которое должно появиться на страницах «Родной Кубани». Мы познакомились в начале 2007 года когда я приехал работать в район. Именно Олег познакомил меня с историей и проблемами района в широком смысле. Такие люди всегда находили меня, а я их, везде куда забрасывали меня причудливые изгибы моей Судьбы по практической деятельности. Они редкие жемчужины Русского Мiра. Их трепетное отношение к почвенности безценно. Это не слепая любовь к месту рождения, это чувство кратно выше. Вспомните как любовно описывает Юрий Домбровский место своей ссылки ту Алма-Ату, ее жителей, природу и прочее. Это Сущность подобных натур. И я привожу интервью Олега Ефименко с Виктором Лихоносовым в статье «Памяти друга» ниже.

И так Олег Ефименко в статье: -

 Хранитель русского чувства

Девятого августа мир облетела скорбная весть: на восемьдесят шестом году жизни умер писатель один из столпов и неутомимых рабочих духовного возрождения Кубани и всей России, лауреат Государственной премии, много лет руководивший журналом «Родная Кубань» Виктор Иванович Лихоносов.

Классик современной русской литературы, опираясь на свой высокий статус, до самых последних дней вел каждодневную кропотливую работу по собиранию и поддержке ростков русской духовности, объединяя вокруг себя людей неравнодушных к нашему прошлому и будущему. Мое знакомство с Виктором Ивановичем Лихоносовым было счастливым, во многом закономерным случаем. Меня всегда увлекала история родного города и района. Работа в газете открывала для этого новые горизонты, знакомила с замечательными неравнодушными людьми, настоящими патриотами Кубани. Таким вдохновляющим и познавательным стало знакомство с прибывшим из краевого центра в Приморско-Ахарск на должность председателя районного комитета реформ и развития Владимиром Викторовичем Мочаловым. Он показал мне старинную фотографию величественной двух-престольной церкви станицы Приморско-Ахтарской, разрушенной в печальном тридцать седьмом году.

Оказалось, что Владимир Викторович, сам страстный поклонник русской старины, близко знаком с Виктором Ивановичем Лихоносовым, в архиве которого и нашлась эта фотография. Я вспомнил, что в городском музее есть другой снимок разрушенного храма. Мы тут же нашли общий язык. Позвонили в Краснодар Лихоносову, и Виктор Иванович решительно одобрил нашу идею изучить и рассказать читателям историю вдохновенного созидания и варварского разрушения ахтарского храма. Заодно дал добро на другие материалы о нашем районе. И вскоре мой историко-географический очерк «В объятьях седого Бейсуга» был принят к печати в «Родной Кубани».

Приехав сдавать материал, я не преминул взять интервью у живого классика современной литературы. И это оказалось очень просто. Виктор Иванович, загруженный нескончаемыми делами главного редактора журнала, никому не отказывал в праве на общение. В небольшом помещении, где рядом с редакторским столом теснились рабочие места помощников, грудились стопы всевозможных бумаг и приготовленных к рассылке во все концы света свежих номеров журнала, в обстановке, где зачастую было трудно разминуться и двум человекам, царила замечательная свобода духа. Каждого посетителя, порой самой непрезентабельной наружности, Виктор Иванович внимательно выслушивал, давал искренний, обдуманный неформальный ответ. И многие с удовольствием многократно приходили просто пообщаться в творческой атмосфере редакции. Бывая здесь по делам, я замечал, как некоторые товарищи «слегка» злоупотребляют гостеприимством. Но не слышал от Виктора Ивановича личных упреков в их адрес. Он мог лишь взмолиться, чтобы дали, наконец, поработать. Говорил он при этом очень мягко, как то отстраненно от суетных страстей. Но он вовсе не был парящим в облаках всепрощающим премудрым старцем. Виктор Иванович Лихоносов всегда энергично и бескомпромиссно отстаивал свои убеждения, во многом расходящиеся с мнением большинства. При этом каждое его негромкое слово опиралось на силу глубинных чувств и чаяний русского народа. Он был плоть от плоти русским человеком с огромной душой, кому дано было познать и наказано свыше передавать главные смыслы жизни.

В своем интервью я просто хотел узнать у Виктора Ивановича историю фотографии церкви станицы Приморско-Ахтарской, обсудить, какие конкретные задачи стоят перед современным обществом. Но разговор неожиданно вышел за общие рамки, затронув конкретную тему возрождения русского чувства и роли краеведов в этом историческом процессе. Признаюсь, когда речь зашла о возрождении русского чувства, я не сразу понял, что это главная задача творческих людей нашей страны. На нас тогда навалилась оголтелая пропаганда пошлых ценностей общества потребления.

Казалось именно здесь проходит передовая борьбы с бездуховностью. Но дома, вчитавшись в слова Лихоносова, я вдруг понял, до мурашек осознал: да, вот же она истина рядом. Именно с глубинного народного чувства начинается каждая страна, именно оно делает нас единым обществом.

Когда Виктор Иванович прочитал уже напечатанное интервью, он как всегда негромко, но веско сказал: «А неплохо мы с вами поговорили…»

Перечитав еще раз слова, сказанные в 2008 году, убеждаешься, что они будут актуальны всегда, как и положено словам настоящего классика… Обращаясь к светлой памяти Виктора Ивановича Лихоносова мы можем искренне сказать: «Спасибо, за слова, мысли и дела. Они всегда будут с нами».

Олег Ефименко.


Виктор Лихоносов: - «Давно жду записки краеведа…»

Краснодар, редакция журнала «Родная Кубань», 2008 год.

- Поскольку я собиратель слов, историй и судеб людских, то вещи я не храню и не запоминаю, - сразу же пояснил В.И. Лихоносов. - Когда я собирал материал романа «Наш маленький Париж», я, буквально, ничего не принес из старых домов… ничего – ни подсвечников, ни кружечек, абсолютно ничего… потому что я собирал совершенно другое. Все, что есть собрали помогавшие мне люди, порой не называвшие своих имен

Выходит, как попала к вам фотография храма станицы Приморско-Ахтарскрй не известно. А в нашем районе вы бывали?

- Я был один раз в окрестностях хутора Садки, можно сказать проездом, и это было очень давно. Я обычно езжу в Темрюкский район - там у меня матушка жила, там Тамань… А в ваши места? Я жалею, что я там по-настоящему не был. Когда я попал по соседству в Гривенскую, тогда была декада книголюба, мне так эта камышовая окрестность понравилась: лиманы, заливчики…
И я сказал себе надо обязательно в ваших местах побывать. Но было так мало времени, поскольку я заканчивал уже роман.

- Ваш роман «Наш маленький Париж» наполнен болью за ушедшую Россию… В чем вы видите сегодняшнее предназначение свое и соратников по духу?

- Русское чувство задавлено в России. Вот мы и служим русскому чувству. От этого я и люблю краеведов, где можно поддерживаю, считаю, что им внимания никакого абсолютно не уделяется, в том числе и на местах. Об этом я говорил на первом съезде краеведов. Они живут, как никому не нужные странные люди. Между тем, это драгоценные жемчужины в той оправе, районной или краевой, которая и является нашей землею. Совершенно недооцененные люди… О них вспоминают, когда нужно справки какие то навести, кому то доложить, устроить какие то мероприятия, юбилеи… провели и тут же забыли. А ведь это хранители. У нас в журнале есть специальная рубрика «хранители».

- Значит краеведы могут обращаться к вам и печататься?

- Да, надо, как то им самим почаще подавать голос. Но не только нашел старинный документ и напечатал его. Нужно статьи уметь писать большие проблемные, о состоянии истрического наследия в районе, крае, о сохранении старины. Надо биться за это. А многие очень робкие.

- А как им биться, каким способом?

- Надо хорошо писать. Так, чтобы тебя публиковали.

- Понятно, что емкое убедительное слово всегда было в начале всех великих дел. Но, у кого то есть талант, а у кого его нет, или он направлен в иные сферы деятельности. Как научиться человеку хорошо писать?

- Это, вообще то нужно спросить у Господа Бога…
- Нет, мы у вас хотим спросить, как у классика русской литературы…

- Конечно, серьезно говоря, каждый может развить свои способности и многому научиться, но этого еще недостаточно, чтобы стать писателем…

- А как же у вас это получилось?

- Понимаете, нужно, чтобы мысль была беспокойной... Эта мысль все время преследует человека. Он не может от нее отвязаться. И избавляется он от нее только тем, что напишет об этом. Потом он бьется за то чтобы напечатали, потому что мысль эта для него важна. Это состояние самой жизни, это идея жизни, это идея русской жизни… За это нужно бороться, как мы боремся до сих пор за журнал «Родная Кубань». Это только кажется, что мы существуем
благополучно. Все время приходится бороться за идею этого журнала. Потому что коренная Кубань вырублена. И очень многие не осознают себя ни казаками, ни просто русскими людьми. Его спроси, он говорит: «Я русский», - но не сознает этого и не служит этому. Я имею в виду, прежде всего, тех, кто находится в лоне филологии, гуманитарных сфер. Они должны это, прежде всего, чувствовать. Простой рыбак, может, лучше нас это чувствует, только об этом не говорит.

- Одним словом, вы призываете всех, кому Бог дал талант, а вместе с ним и обязанность, не молчать и во всеуслышание отстаивать на страницах газет и журналов идеи сохранения и возрождения русской духовности. Какую, на ваш взгляд, роль в этом могут сыграть краеведы?

- Несмотря на все трудности краеведам надо воодушевиться и последние силы потратить на последние реликвии, которые еще хранятся, в том числе на устные реликвии – живые воспоминания очевидцев. Люди уйдут ничего неостанется. Профессор Николай Иванович Болдырев много раз ездил в экспедиции записывать народные воспоминания, то о коллективизации, то вообще о жизни в старину, и вот он говорит: «Произошло оскудение. Старики умерли, а нынешним поколениям не о чем рассказывать, никто ничего не помнит». Последних нужно успеть записать.

- И донести все лучшее до читателей?

- Да, краевед должен стать писателем. В буквальном смысле он может им и не быть, но краевед это тоже писатель. Все надо записывать: дневники, исследования. Даже про себя записывать: куда пошел, где помогли, где обругали… И мы готовы все напечатать на страницах «Родной Кубани», если это будет интересно написано. Давно жду записки краеведа!
Исповедь краеведа. Это очень важно! Надо писать о своих душевных восторгах, которые чувствуете, когда ходите по дворам или увидели какие то редкие книги, листочки, ведьваша любовь к краеведению началась с этого. Вы порой сами утрачивали память об этом, потому что переживали и как бы забывали, какое волнение вы испытали, прикасаясь к историческим реликвиям. А это имеет огромное значение, является стимулом, катализатором всей вашей жизни.
Краеведов очень часто дома ругают, не понимают жены, любимые женщины, считают, что они занимаются пустяком. На самом деле это одни из самых святых людей на земле. Это хранители. Это люди, которые чувствуют проходящую жизнь, прошедшую жизнь. Чувствуют, как я написал в романе «протекание века человеческого». Вот это какие люди. Я их очень люблю и передаю всем привет. Не теряйтесь, отстаивайте свое достоинство и держите связь с нашей «Родной Кубанью».

Памяти друга

В.И. Лихоносов на годовщину упокоения. Реквием по красной колониальной эпохе

Пролетел год, как моего друга Виктора Ивановича Лихоносова 30.04.1936 - 09.08.2021) нет с нами. 37 лет назад начала рушится советская эпоха в коей творил Виктор Иванович Лихоносов. Конечно же, Кубань олицетворяет его певцом казачества и его роман «Наш маленький Париж» вместе с повестями станичной жизни и таманской прозой тому подтверждение. Но свою личную востребованность той советской эпохе Лихоносов получил, как «деревенщик», тому порукой его проза «Брянские» одна из его первых публикаций 1963 года в «Новом Мире» Твардовского. Удивительно, но я до сих пор не встречал ни единой попытки дать характеристику той ушедшей советской писательско-поэтической эпохе.

Проза «деревенщиков» началась с публикации разсказа вологодского поэта и писателя Яшина (Попова) – «Рычаги». Александр Яшин был одним из тех, кто стоял у истоков основания писательской организации в Вологде. Он  был своеобразный наставник молодых вологодских литераторов Н.Рубцова, В.Белова, Л.Беляева, В.Коротаева и иных. Велика роль Александра Яшина в становлении областной организации писателей Вологды. Яшина помнят, ценят и издают по мере сил в Вологде. Яшина не забывают в Вологде, председатель вологодской писательской организации на чествование Лихоносова пару лет назад говорил мне, что недавно был издан трехтомник произведений Яшина.

Почему «деревенщики» получили такую популярность в советскую эпоху в середине 50-х годов? Этот вопрос имеет свою длинную предисторию. Ее Мы с Вами и попытаемся осветить.

Дело в том, что «деревенская» проза есть Суть исторической жизни Русского Народа. На 1913 год (перепись перед празднованием 300-летия Дома Романовых В.М.) в России проживало 5% городского населения, 10% сельского, где были волостная Власть, Храм, священник и церковно-приходская школа и остальные 85% Русского Народа жило в деревнях под присмотром деревенских старост. То есть «деревня» это и есть Русский Народ.

Вопрос «деревни», как Сути Русской Народной Истории, катастрофически обнажился после «великих реформ» Императора Александра Второго 1861-1864 годов. И фактически деревенская проза берет свое начало от трилогии Всеволода Крестовского «Кровавый пуф» и прочей, где вопрос русского крестьянства и его наднационального "коллективного безсознательного изследовался и показывался аналитически великорусски, как и отношение русского крестьянства к «народничеству» интеллигенции всех видов в ее либеральной моралистике «просвещения народа». С тех пор тема жизни русского народа и интеллигенции пересеклись намертво. Тема народной жизни нашла отражение в литературном творчестве Константина Леонтьева. Михаил Булгаков показал «личико» безпринципной, животной Сущности рядовой советской интеллигенции в типаже «доктора борменталя». Он показан «честным, принципиальным и последовательным» человеком, но вместе с тем готовым бездумно слепо следовать за своим учителем «профессором преображенским» в сатанистике омоложения пациентов и операциях с «собачьим сердцем». То же показано и в интердикционных от дьявола принудительных хорах совслужащих и «литературной» деятельности «берлиозов», как и критиков «латунских», и воистину дьявольского пристанища ЦДЛ для писательской интеллигенции в «Мастере и Маргарите» и московско-советской жизни. Помните Домбровского многолетнего сидельца в советских лагерях с его пророческим видением ЦДЛ, в фойе коего его вскорости и убили чекисты - «группа неустановленных органами дознания лиц»: -

И вот таким я возвратился в мир,
Который так причудливо раскрашен.
Гляжу на вас, на тонких женщин ваших,
На гениев в трактире, на трактир (ЦДЛа),
На молчаливое седое Зло,
На мелкое добро грошовой сути,
На то, как пьют, как заседают, крутят,
И думаю: как мне не повезло!

Собственно вся советская литература до «деревенщиков» была пропитана низкопоклонским ренегатским политиканством обслуживания красных хозяев советской власти, голимой пропагандой советской системности «ссср». В послевоенные годы она была дополнена отвратительной насквозь лживой псевдовоенной тематикой ВОВ от Стаднюков, Астафьевых, Бондаревых, Симоновых, спецназовскими фантазиями типа богомоловского «В августе 44-го». Но все это быстро приелось советскому читателю до тошноты. И вот был опубликован разсказ «Рычаги» Яшина, где была затронута тематика русской «деревни», в его переносном смысле возвращению к Духу Великоруской Культуры. Эта безопасная для власти тематика, отвлекающая внимание от дьявольской Сути советской власти сразу сделало темы подобной этнорусской литературной физиономистики востребованной и желательной массовым советско-русским читателем. И в «ссср» возникло целое литературное направление авторов «деревенщиков».

 Вот на этой волне и проявился литературный талант Виктора Лихоносова. То, что он вышел за границы тематики «деревенщиков», говорит о масштабе и значимости литературного таланта Виктора Лихоносова и больше ни о чем. Сибиряк Виктор Лихоносов оставил свое неизгладимый след в истории казачества Кубани и Екатеринодара. Он проложил дорогу целому этапу журналистики и литературоведения длительной редакторской работой в литературном журнале «Родная Кубань. Сегодня журнал «Родная Кубань» в надежных руках замдекана факультета журналистики КУБГУ, известного литературоведа Юрия Михайловича Павлова, при неусыпном попечительстве декана факультета долголетнего почитателя таланта Лихоносова и практического помощника на стезе журналистской деятельности - Валерия Васильевича Касьянова. Ныне «Родная Кубань» публицистическая трибуна молодежи журфака. И если за ближайшие десять лет на ее почве взойдет хотя бы одна журналистско-литературоведческая «звездочка», то это будет достойным памятником творчеству Лихоносова и его наследию.

  При союзе писателей тогда уже возникла «русская партия», членам которой власть позволила «забавляться всерьез» игрушкой ВООПИКа. Писанина «писем» власти по «защите объектов русской культуры» стала их неотъемлемой привычкой. Сущую безсмыслицу коего подобного занятия они принимали всерьез. То же, что им удавалось отстоять превращалось в псевдокультурологический лубок типа «пушкиногорья», около коего кормилась немалая кучка «пушкинистов» от пошлятины последоватеей пушкинианы герцензоновщины. Все эти «литературные», но по факту окололитературные люди политической обслуги марксизма-ленинизма не чувствовали, либо прикидывались не чувствовавшими, неусыпный направляюще карающий контроль и надзор «органов» за ними.

В этой среде выделился Владимир Солоухин с «Письмами из Русского музея», где следующим знаменательным шагом стала его повесть «Двенадцатая ступень». Это был импульс для культурологическо-исторического сдвига массового читательского сознания, и либеральная писательская мафия «ссср» пришла в неистовство. Солоухина за разоблачительную повесть «Двенадцатую ступень» подвергли травле, а как же мы союз писателей чистенькие и культурные «всей душой болеем за народ», а он оболгал «нашу глобальную воспитательную работу на почве великой идеи».

Но дьявольский советский антикультурологический нарыв уже был прорван «Территорией» Олега Куваева. Ее опрометчиво напечатали, как «рабочий роман», Олегу Куваеву даже дали соответствующую премию… и схватились за голову, что натворили. Куваева после публикации романа «Территория» семь раз заставляли переписывать его, из них четыре раза по суду. Но джин был выпущен из бутылки, и пропагандистской политической либералистике, где пропаганда красной идеологии политической иудаистики и прислуживал союз писателей, этим романом была нанесена смертельная прореха. Это был реквием по советской эпохе и ее политической и бытово-мещанской литературщине.

Когда Олег Куваев осознал истинное эпическое, антисистемное, антисоветское значение своего романа, то закономерно поставил перед собой задачу раскрытия темы внутренней эмиграции Русского Народа. И заодно на примере коллективизации 60-х годов оленеводов Чукотки показал жуткую идеологически развратительную для народа трагедию типажа коллективизации того же Русского Народа в романе «Правила бегства». Страшна сцена романа, где пленен последний оленевод единоличник.

Эта ключевая сцена романа разрастается до эпической картины ренегатской вселенской дьявольщины совращения людей и духа народа. И вот как описывает раскулачивание последнего кулака оленевода на Чукотке автор: -

«– Этот Кеулькай – последний единоличник в государстве, – сказал Саяпин. –  Жена, дочь да он. А нашел его я, когда получил задание ягельные пастбища нанести на карту. Пастбища тут нетронутые, на десять-двадцать тысяч голов. И бродил по ним один Кеулькай. Олени у него – больших в мире нету. Не олени, а лоси. Я первый год вернулся, донес куда следует – Лажников за голову схватился.    Пять лет его ловили, пока аэродром действовал. Лажников до того дошел – просил у командующего округом боевой самолет, чтобы кулацкий элемент с воздуха уничтожить».

И вот сцена раскулачивания.

«– Жалеет, что не убил меня, – громко перевел Саяпин

– Говорит, что устал бегать. Что мы можем убить его, если нам хочется. Он устал бегать. Он старый, – перевел Саяпин

– Переведи ему, – говорил у костра Рулев, – что я предлагаю ему продать оленей совхозу.

– Лучше убить его. Он оленевод и не может жить без оленей, – перевел ответ Саяпин.

– Он останется при своих оленях. Я назначу его бригадиром, хозяином стада. Он будет жить при нем до конца своих дней, – терпеливо сказал Рулев.

– Он согласен. Все согласны, – торжественно объявил Саяпин. Его сын (новое поколение, тип «павликов морозовых» и «твардовских» и иже с ними ренегатски отрицающих и предававших своих «отцов» В.М.) с жадной заинтересованностью смотрел на Рулева. Кеулькай снова закурил свою трубку. У него был вид человека, измученного неизвестной болезнью, и вот теперь ему объявили, что у него рак».

Эта картина романа разрастается до эпических размеров разорения жизни и разрушения всей России после 1917 года, как врастания советских детей в дьявольщину ренегатства системности «ссср», кои при политической необходимости переступали через своих отцов и предавали все Великоруское Культурологическое расовое Бытие своего Русского Народа. Как и потом закономерно уничтожали и все дела множества поколений своих условных «отцов».

Этим романом Олег Куваев подписал себе смертный приговор! Его, экстремала в блестящей спортивной форме, совершавшего буквально накануне длительные одиночные походы по огромной «территории» Чукотки, не стало в 40 лет. Внезапный сердечный приступ, как вскоре таковой же постиг и пышущего здоровьем потенциального масштабного Русского Лидера Юрия Селезнева в 44 года, скоропостижно скончавшегося в время служебной поездке в Германии.

Плен либерального послераскольного и просоветского красного человеконенавистнического ренегатства прорывали немногие Великоруские литератуные, музыкальные и живописные натуры! Вот он ряд Жемчужин эпики Русской Культурологии последнего времени: Мусоргский и Свиридов, Павел Корин, Константин Великорос (Васильев) и Андрей Шишкин, Всеволод Крестовский, Константин Леонтьев, Михаил Булгаков и Олег Куваев, Николай Клюев, Сергей Есенин, Павел Васильев, Николай Рубцов, Александр Башлачев и Юрий Кузнецов. Да простят меня все не упомянутые. Аминь ушедшим, Здравия здравствующим во веки веков!