Кубанская рапсодия

Галерея Русской Культуры

Эссе 9-1

Кубанская рапсодия

Мы, близкие друзья, сидим уединенно, и неторопливо о чем то ведем разговор. Это что то, обязательно переходит на темы культуры в широком смысле, да иначе и быть не может.

Мы, это классик Русской литературы Виктор Иванович Лихоносов, глава нашей кубанской художественной школы Сергей Дмитриевич Воржев и я. И сидим Мы в приемной-столовой школы-мастерской Сергея Воржева, где нам так уютно, и никто не мешает. А заходят и уходят ученики Сережи, школы, работающей по принципам школы-мастерской старых мастеров, а на его разных посетителей мы почти не обращаем внимания.

(печальная вставка - вслед за Виктором Ивановичем Лихоносовым 09.08.2021г. не стало Сергея Дмитриевича Воржева 19.05.2023г. В.М.)

Виктор Иванович и Сережа бриллианты нынешней Кубанской культуры и дружим мы давно, правда, встречаемся в последнее время втроем не часто, у каждого свои дела. Но встретившись, ожесточенно спорим, ведь Мы упертые до невозможности личности, и по каждому поводу, а это почти всегда вопросы Культуры, у нас своя точка зрения, которую Мы никому на свете без боя не сдаем.

Мы помним всех значительных представителей культуры Кубани. Вспоминаем Юрия Селезнева, Юрия Кузнецова, Виктора Захарченко, Виталия Бардадыма и других заметных деятелей культуры Кубани.

Руководителя Кубанского Казачьего Хора, жемчужины Кубани, Виктора Гавриловича Захарченко, коренного кубанца, уроженца станицы Дядьковской, нещадно ругаем за видимые Нам недостатки творчества Кубанского Казачьего Хора, но это вопросы творчества, так как величину таланта композитора Захарченко Мы прекрасно понимаем и ценим по достоинству. Так же художественно беспощадны Мы и к другим объектам обсуждений, но это наша натура и с ней ничего не поделаешь.

Официоз: - «Кубанский казачий хор (полное название — Государственный академический ордена Дружбы народов Кубанский казачий хор) — хоровой певческий коллектив, основанный в 1811 году.  Художественный руководитель и главный дирижёр Кубанского казачьего хора — народный артист России и Украины Виктор Гаврилович Захарченко.В репертуар входят кубанские казачьи, русские и украинские народные песни, а также песни на стихи русских и украинских поэтов в обработке Виктора Захарченко.

Кубанский Казачий Хор витрина Кубани, он давно состоялся, как явление Русской Культуры. Хор прима на парадных государственных концертах в Москве и Петербурге. А наши пожелания сводятся к большей доле высокого Творчества самого Хора и меньшей своего «пиара», без доли которого, наверно, все же не обойтись.

Хор поет горловым пением, самым легким и доступным для исполнения и не использует другие более богатые возможности вокального и хорового исполнительского мастерства. И мало (с нашей точки зрения) песен линейных казаков, основы казачьей песенной и исторической культуры, а авторские пристрастия художественного руководителя несколько перехлестывают в эмоциональном плане репертуара.

Я сижу в редакции «Родной Кубани», где главный редактор Виктор Иванович Лихоносов, и жду «самого». Заходит Лихоносов и говорит, что в Москве умер наш кубанский земляк, поэт-эпик, Юрий Поликарпович Кузнецов. Настроение у нас всех подавленное и мне, под это настроение, почему то вспоминается японское трехстишье на смерть маленького ребенка:

Некому стало пальчиком
Делать дырки в бумаге окон
Но почему так холодно стало в доме

Официоз говорит, что Юрий Кузнецов (1941-2003) родился на Кубани в станице Ленинградской Краснодарского края (но мы то, знаем по свидетельству его старшей сестры, что там мама только родила поэта, а жили они всю жизнь в Тихорецке). Отец поэта, начальник разведки корпуса, подполковник Поликарп Ефимович Кузнецов погиб в битве за освобождение Севастополя на Сапун-горе в 1944 году. Так военная тема навсегда вошла в творчество поэта. Композитор Виктор Захарченко положил на музыку около 30 стихотворений поэта, среди которых «Возвращение», «Когда я не плачу, когда не рыдаю» и др. Их исполняет Государственный академический Кубанский казачий хор. Композитор Г. Дмитриев положил на музыку более 10 стихотворений поэта, среди которых «Возвращение», «Колесо» и др. В 1998 году Юрий Кузнецов по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II перевёл на современный русский язык и изложил в стихотворной форме «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона».

И Мы также знаем и ценим Юрия Кузнецова, как типичного поэта природного наследника эпики русской расовой Традиции.

Под стать Юрию Кузнецову и практически его ровесник художественный литературный великоруский культуролог, общественный деятель и писатель, Русский Лидер по натуре Юрий Селезнев (1939-1984). Юрию Селезневу довелось прожить короткую, яркую жизнь. Я не был знаком лично с Юрием Селезневым, но в редакции «Родная Кубань», где я постоянный посетитель, работает друг жизни и литературный соратник Селезнева, Александр Георгиевич Федорченко вот по его воспоминаниям и по воспоминаниям другого друга и соратника литератора Володи Левченко, образ Селезнева  обретает реальные очертания.

Вот что говорит о нем «Большая энциклопедия русского народа»: -
«Селезнев объединил вокруг журнала «Наш современник» лучших отечественных критиков (культурологов) и публицистов. Селезнев стал одним из духовных вождей русского национального возрождения, авторитет его был высок и непререкаем, а боевая напористость притягивала к нему сотни русских патриотов. Как позднее вспоминали его соратники, «он был похож на воина, на витязя Древней Руси. Высокий, подтянутый, со слегка откинутой назад головой, обрамленной густой кудрявой волной волос и аккуратной острой бородкой. А главное — глаза! Удивительно ясные, чуть прикрытые, устремленные вдаль. Ни дать ни взять — витязь в дозоре, озирающий рубежи родной земли». С духовной прозорливостью он предсказывал грядущие потрясения нашей Родины, пытался разбудить пребывающее в геноцидной летаргии национальное сознание русского народа. Нельзя терять ни минуты торопил русскую общественность Селезнев. Каждый, кто способен постоять за державу, должен быть мобилизован. Третья мировая война началась в идеологической сфере, и первой ее жертвой может стать Россия, если ее патриоты не сумеют мобилизоваться. «Быть русским человеком — значит быть великоруским по духу патриотом».

Вспоминает А. Разумихин: - «…Мы сидим у Селезнева дома на кухне. За окном ночная темень. Жена Марина на подносе в последний раз приносит кофе с какими-то печенюшками. Юра курит. Я терплю. Мы ведем разговор о только что состоявшейся его поездке в Ленинград. Вернее, говорит он, а я слушаю. Лишь иногда вклиниваясь вопросами. Юра рассказывает, как на обратном пути в Москву на него было совершено покушение. Кем? КГБ. Но там же, в КГБ, нашлись другие люди, которые помогли и спасли, они спрятали его в другом купе поезда, всю ночь охраняли и благополучно доставили до дома. Ничего другого не нахожу, как спросить: «И что теперь, страшно?» Юра провел рукой по своим темно-русым с ранней сединой волосам, и я услышал в ответ: «Не хочется так уходить из жизни. Еще, собственно, ничего не успел сделать…»

 …Те кухонные посиделки у Юры были незадолго до его последней поездки в Германию. Он тогда вошел в материал, – перечитал нужное, сделал необходимые выписки и наброски – и готов был приступить к докторской по Лермонтову.

Из Германии он не приехал, а его доставили. Говорят – сердце. Может быть. Случается же стечение обстоятельств. Как это у Блока: «Нас всех подстерегает случай». Вот и на сей раз подстерег.

Как скажет позже (председатель Союза писателей В.М.) Валерий Ганичев, Селезнев был способен объединить. Окидывая взглядом сегодняшние писательские ряды, я бы сказал иначе: Юра, человек-магнит, если бы жил, оказался единственным способным объединить. Если бы…

А потому не дает покоя мысль: может, это и есть истинная причина его гибели?».

Юрий Селезнев не забыт русской и кубанской общественностью и в сентябре 2015 года на факультете журналистики Кубанского государственного Университета прошли прекрасно организованные «селезневские чтения». Сами «чтения» были организованы инициативной группой под руководством заместителя декана факультета Ю.М. Павлова, было много гостей и студенческой молодежи. Но подробней об этом и многом другом в следующей части.

Эссе 9-2

Кубанская рапсодия

Прежде чем поговорить о «селезневских чтениях» сентября 2015 года я хочу вернуться к тому, что внутренне неразрывно объединяет прозаика, критика Юрия Селезнева с поэтом Юрием Кузнецовым. Наверное, это тоже самое великоруское природное расовое чувство, что объединяет их и с Николаем Рубцовым, Николаем Клюевым, с Павлом Васильевым и Сергеем Есениным, с Владимиром Солоухиным, с Анатолием Ланщиковым, с Валентином Распутиным, с Василием Беловым и Виктором Лихоносовым. И то же самое, что объединяет их и со своими Великими предшественниками А.С. Пушкиным, М.Ю. Лермонтовым, Ф.И. Тютчевым, А.С.  Хомяковым, К.Н. Леонтьевым и иными.

Это все наши Русские расовые Творцы, и суть их Творчества, глубины Русского расового наднационального Духа. Это видно уже по Пушкину, в юности и молодости бесконечное бурление поэтических и иных страстей, та же страсть к  ломберному столу, а в зрелости, в пору испытаний это государственник, серьезный историк и публицист. К тому же, совсем не походит (согласно внушительному однотомнику Творчества Пушкина, жемчужине моей библиотеки, выпущенному к 50-летию гибели поэта, в 1888 году) на Пушкина в представлении советской эпохи. Тяга к проникновению в глубины Русского Духа отмечена и доминирует у всех перечисленных мною авторов и это то главное, что они должны передать, и передают, следующим поколениям.

Все перечисленные деятели русской культуры не обласканы вниманием и заботой нынешней власти (кроме разве что Пушкина), их нет практически на экранах ТВ и СМИ. И если в Москве и С-Петербурге это не так заметно, там это компенсируется непосредственными контактами с объектами культуры, то для региональной культурной среды, это просто социальная беда.

Вот почему «селезневские чтения», да еще так хорошо организованные, с солидным участием москвичей, для студенческой массы провинциалов стали заметным событием. Прежде всего, поразил дух русской культуры, витавший в зале с первой до последней секунды. Приятные лица студенческой молодежи и преподавателей украшали сами чтения (вспомнилось Г. Иванова: - «какие прекрасные лица….»). Представительную ведущую группу украшал своими выступлениями Виктор Иванович Лихоносов.

Со дня основания православно-исторического литературного журнала «Родная Кубань» его ведет наш кубанский писатель, классик русской литературы Виктор Иванович Лихоносов, которому 30 апреля 2016 года исполнилось (уже, к сожалению) 80 лет. Виктор Иванович в тяжелые минуты своей неустанной деятельности (а их все больше у Традиционных Изданий), где правит бал дикий либеральный произвол «денежных креативных» управленцев высоко держит марку исторического журнала «Родная Кубань». Разрушительная деятельность последних губителей Русской Культуры называют, ставшим уже бранным словом «рынок» или «невидимая рука рынка»; (не дождемся когда она станет и не наблюдаемой) Лихоносов в изнеможении кричит: - «все сил нет, брошу журнал, я писатель, а не журналист. Как писателю мне надо еще многое успеть написать» и мы его уговариваем:- «Виктор Иванович потерпите, эти люди случайные политические временщики, калифы на час, и никто кроме Вас не потянет этот воз» и он через силу соглашается. 

Из давнего интервью Лихоносова:

- Вы пятый год редактируете журнал «Родная Кубань», но выходит он в последнее время все реже и реже...

- В минувшем году еще не появился в свет ни один номер... Хожу по инстанциям, что-то доказываю, но денег на журнал по-прежнему нет. Не умею и не хочу ловчить, кривить душой, потому и живем нищенски вместе с журналом.

Давно ясно, что безнравственность расползлась сверху донизу. Иногда думаешь: а есть ли у нашего начальства дети, внуки? Я думаю, всех свели с ума деньги. Многим бывшим боссам и не снились такие возможности: взятки, подношения, свободные безотчетные путешествия, роскошные товары, вечная мутная вода в законах, небывалая зависимость обнищавших низовых деятелей культуры. Все заповеди человечества - на рынке.
А души нет. И никого не жалко, ничего не хочется спасать, и не было Пушкина, Толстого, Чехова, Шолохова. Никто в Кремле и в Краснодаре не говорит о беде бездуховности и разложения.
Зато письма от читателей журнала - трогательные, нежные, восторженные, благодарные - приходят в редакцию из разных концов страны, из Америки, Франции. Канады. Русские эмигранты по сей день не верят, что в России нынче возможна публикация таких материалов, мемуаров, писем... Лишь чиновники не видят смысла в издании общественно-исторического журнала. Сейчас собрал уникальный материал о голоде 33-го года, хватит не на одну книгу. Вот только выйдет ли она?»

Реплика сегодняшнего дня.

В.И. Лихоносовым собран уникальный материал по истории Кубани и казачества. Его буквально по крохам у уходящего из жизни казачества эмиграции собрал писатель. И если к 80-летию сборник произведений Лихоносова «Афродита Таманская», вроде как то удается издать, с помощью главы города Краснодара В.М. Евланова, то краевые власти не шевелятся совсем и ничем не помогают в издании «Заветной Книги Казачества». Тревожит то, что труд подвижников памяти может просто пропасть. Сколько ни обращались к Краевой Администрации, все бесполезно!

 А ведь принимая регалии Кубанского Казачьего Войска, спасенные последним Наказным Атаманом Кубани Науменко, передаваемые  или возвращаемые в бескорыстный дар кубанским властям казаками эмигрантами, власти обещали выполнить наказ того прежнего казачества и восстановить название Екатеринодару (муздыкались, муздыкались, да и отговорились, дескать дорого; что ж опять проклятый «рынок») и воссоздать памятные места, и восстановить культурные Традиции казачества. Пообещали и благополучно забыли. Передачу регалий организовала дочь последнего атамана Кубани Науменко. И вот вскорости она умерла, и ни одно казачье сердце не защемило, ни один казак не помянул верную дочь Кубани. Полное молчание. А сейчас, недавно просто выродки, безнравственные негодяи, «активисты» из КПРФ, содрали памятную доску в честь атамана на стене его дома в станице на родине Науменко. И ни один казак не заступился, да и как заступишься, если для нынешнего атамана Кубани назначенного кремлевцами краснюка Долуды, сам Науменко белогвардеец и враг. 

Около журнала буквально живет группа истинных подвижников кубанской культуры, это скромные бескорыстные любители славной кубанской истории, краеведы. Глоток живительного воздуха для них посещение редакции, и иногда небольшая публикация в «Родной Кубани» (как и микроскопический гонорар за нее, тоже немаловажен, как знак самоутверждения; ведь у себя дома в станице они, в лучшем случае, считаются родней, близкими и станичниками просто бесполезными, бестолковыми чудаками). Лихоносов связан с ними пуповиной души намертво.

Из статьи о Лихоносове.

«Виктор ЛИХОНОСОВ. Я - писатель русский по чувству».

«Чтобы стать известным писателем, необязательно жить в Москве. Виктор Иванович Лихоносов родился в 1936 году в Сибири, на маленькой станции Топки, что под Кемеровом. Детство и школьные годы провел в Новосибирске. Теперь уже без малого пятьдесят лет живет на Кубани (с 1956 года В.М.). Окончил историко-филологический факультет Краснодарского пединститута.
Первый рассказ («Брянские») напечатал в двадцать семь лет в «Новом мире», а в тридцать издал первую свою книгу – «Вечера». Она вышла в Москве, в издательстве «Советская Россия». Главными своими произведениями писатель считает «Осень в Тамани», «Элегию», «На долгую память», роман «Наш маленький Париж». К своему юбилею (60-летнему В.М.) Виктор Лихоносов выпустил книгу «Тоска-кручина» (старая повесть и эссе о казачестве). За роман «Наш маленький Париж» удостоился Государственной премии имени Горького и премии им. Шолохова, а за всю литературную деятельность - краевых премий. Почетный гражданин города Краснодара.

Однажды я сельский учитель отправил в «Новый мир» рассказы «Брянские» и еще два. Ждал ответа с волнением и робкой надеждой. А в результате по этой первой публикации меня приняли в Союз писателей - факт уникальный даже для оттепельных 60-х годов. «Что-то будет» - называлась рецензия в «Литературной России» на первый мой сборник рассказов».

Мое пояснение.

Все было не совсем так. Лихоносов, будучи в командировке в Москве, познакомился с покойным писателем Юрием Казаковым и показал тому по его просьбе рукопись разсказа «Брянские». И Казаков забрал ее и два других разсказа, обещая напечатать,  в каком либо толстом литературном журнале. И когда Виктор Иванович потерял надежду на весточку от Казакова, то тот сообщил, что рассказ выйдет в ближайшем номере «Нового Мира». Так с легкой руки Юрия Казакова началась писательство Виктора Лихоносова.

Вот на этом закончу данную статью, а о краеведах, о романе «Наш маленький Париж»  и о многом другом в следующей статье о культуре Кубани.

Эссе 9-3

Кубанская Рапсодия

Я забежал, как обычно куда то торопясь, в мастерскую к моему другу художнику Сергею Воржеву, и вскорости вслед за мною зашел Виталий Бардадым. Сергей, смеясь, сказал мне: - «смотри, сейчас чем то похвастается», а Виталий Петрович достал только что изданную книгу «Кисть и резец» и подарил нам по экземпляру на память. Книга, как память о В.П. Бардадыме (1931-2010) храниться в моей книжной коллекции, с посвящением, «Большому любителю живописи и книголюбу Владимиру Викторовичу Мочалову. С добрыми пожеланиями автор В. Бардадым» с датой 25 авг. 2003г. г. Екатеринодар. Вот так, как обычно на ходу или в присутственных местах, мы и пересекались с Виталием Петровичем, за исключением может быть нескольких раз. Все спешка, дела, дела, а вот его нет, и как часто не хватает общения с Виталием Петровичем, буквально жившим культурой, фанатиком (в хорошем смысле) истории Кубани и России.

Так что настала пора рассказать о подвижниках кубанской культурной Традиции и  истории, наших краеведах. Всех их перечислить и вспомнить невозможно, но без фамилий Владимира Ильича Шкуро и Виталия Петровича Бардадыма не обойтись никак. Как краеведы они всегда были близки Виктору Лихоносову. Бардадым, в годы сбора материала, и писательства романа о Казачестве и Екатеринодаре «Наш маленький Париж», всегда помогал Лихоносову, делясь своими находками по истории казачества, и часто вместе они ходили по тогда еще живым старикам, казакам и казачкам, собирали их воспоминания из первых рук и уст. 

Виталий Бардадым вместе с поэтом Иваном Вараввой и писателем Виктором Лихоносовым дал мощный толчок возрождению кубанского казачества и казачьей культуры. Он своим трудом, кропотливо, по крупицам, возвращал казакам и кубанцам их историю. Он горел ею и хотел, чтобы другие знали и любили прошлое.

Еще в 1970-80-е годы Виталий Петрович предлагал восстановить памятник Екатерине II и другим основателям Екатеринодара. Был одним из подвижников и инициаторов открытия в доме атамана Якова Кухаренко Литературного музея Кубани, инициатором установки мемориальных досок ученым Семену и Валентине Кирлиан, литературному критику-краснодарцу Юрию Селезневу, генералу Михаилу Бабичу, русскому летчику, кубанцу Вячеславу Ткачеву и многим иным значительным кубанцам.

К 80 летию Виталия Бардадыма в 2011 году Виктор Лихоносов вспоминал: - «Писал очерк к 90-летию ухода белогвардейцев из Екатеринодара, потом перечитывал в свежем номере, жалел генерала Шкуро, ходил к его дому, ходил на улицу, где жила А. Г. Малышевская, и всякий раз спохватывался с горечью: а Бардадыма нет; это с ним я обсуждал в «советскую эпоху» эту запретную тему, вместе с ним и Чернецким В.А. стоял у дома Г.Ф. Шкура (отца генерала В.М.). Нет-нет да и поеду в архив, перелистываю «дела», попадётся что-нибудь простое, пронзительное или редкое, показать бы, как встарь, Бардадыму, подозвать с соседнего стола шепотом, а... его уже нет; то он скрывался где-то в доме на улице Гагарина, а теперь его нет вовсе, и его бумаги будут подшиваться в архиве, и останется он в хранилище вместе с теми казаками, которых так любил. А нынче готовлюсь к новой работе, разбираю папки на широком столе в кабинете и в кои-то веки слушаю песни и романсы в исполнении Петра Константиновича Лещенко, первые записи на кассеты дарил мне Бардадым, любивший Лещенко со скорбной нежностью, не прощавший большевикам расправы над Ним. Слушаю Лещенко и вспоминаю мгновения, когда мы принимали в душу эти же мелодии у него на квартире; теперь эти записи и пластинки лежат в углу без благодарного поклонника, и уже его не дождутся.

Последние годы мы уже не общались, он закрылся от мира, писал книгу за книгой, да и на меня обиделся. Чего-то казачьего мне, редактору казачьего журнала, не прощал, книг своих не дарил. Такое расхождение в русской среде не редкость.

Нынче передали нашему журналу его грустные воспоминания. Вот будут изданы и станут на полку рядом с десятками других его книг. Всё недописанное, не начатое останется на листочках в аккуратно перевязанных папках. Дай Бог каждому краеведу, летописцу так же стараться ради закрепления следов великой родной истории».

В редакцию «Родной Кубани» к Лихоносову разные люди несут сохранившиеся воспоминания, рукописи и прочее, а большую часть дает работа в архивах, и конечно то, что пересылали или привозили кубанские казаки эмиграции. За, почти, два десятка лет с 1998 года собран и опубликован в номерах журнала уникальный материал по истории Кубани и Казачества. Лихоносов обработал материалы, и собрал «Заветную Книгу Кубани», объемом более полутора тысяч листов, но попытки издать этот уникальный материал успеха не приносят. Наше краевое чиновничество от культуры состоит, наверное, из «иванов, не помнящих родства», по крайней мере, такое впечатление создается.

Когда же Кубань и Россия услышит общественный голос «лихоносовых» и Виктора Лихоносова: -

«Когда же, наконец, явится на великой Кубани щирый современный летописец? Все читаем скороспелые очерки да беседы с московскими знаменитостями, листаем  праздничные альбомы да неумелые перепечатки старого. Когда сотворенные казачьими историками описания царской службы, «боев и походов» и прочего перестанут покоиться в пыли архивов и библиотек? Когда славные имена оживут в позднем времени не сухой беглой информацией, а как вечно родные, понятные и близкие казачьему сердцу? Когда мы докажем, что историческая «цепь великая» действительно не прервалась? Когда в поэзии и прозе кубанских писателей раскроются мощь, красота и вся правда казачьего края, заполнится густым соком сосуд народного бытия? Когда вослед песням вековым очаруют песни новые, тоже народные? Легкой пустотой сейчас никого не обманешь. Порой хочется прокричать во весь голос: да оглянитесь же вокруг, творцы, порадуйтесь и погорюйте, воспарите духом и почувствуйте длинную дорогу русской жизни, тропы казачьи, прислушайтесь к шепоту и громким голосам, к слезам матерей, вдов, к шуму листьев под ветром, шелесту степных трав, к тишине воды в речках Кирпили, Понура, Кочеты, Бейсуг, Челбасы, Албаши…и все воспойте с родством и молитвой. Сама земля ждет сокровенного поклона и талантливой благодарности».

Плодотворно работает на Кубани наш с Виктором Ивановичем близкий друг художник Сергей Воржев. С главой кубанской художественной школы заслуженным художником России Сергеем Дмитриевичем Воржевым мы знакомы со студенческих лет и очень давно близко дружим. Я, как коллекционер, одним из первых в начале 80 годов XX века начал собирать его живопись и сейчас у меня, наверное, самая большая коллекция его работ. Сергей в 2001 году написал мой портрет и назвал его «Портрет мецената» и я горжусь тем, что такой отзыв Сергея Воржева живого классика русской живописи есть у меня в коллекции. Сергей дорожит местными коллекционерами, так как многие его работы, ушедшие за границу, растворились там в безвестности.

Родители, и Лихоносова, и Воржева выходцы из воронежских крестьян Бутурлиновки, певучей Великороссии пополам с Малороссией, бывшего имения графа Бутурлина. А сам Сергей Воржев певец родной Кубани, кубанец кровь от крови, и серии его живописных работ: - «Улетевшая птица Кубань», «Екатеринодар уходящий», «Неопознанные летающие объекты», «Марапацуца», «Хутор Соленый» и многие другие чистая классика художественного жанра.

У меня в гостях дома, когда то были два известных художника москвич и ленинградец. Москвич, рассматривая работы Воржева, спросил: - «а что еще на Кубани есть такие хаты, крытые камышом», на что питерец ответил: - «конечно, нет нигде, они только в голове у Воржева». Но тут я его поправлю, не в голове, а в творческой душе, широкой кубанской душе художника- поэта. 
Я давно убеждал Сергея открыть свою школу, у него явный дар педагога, да еще многое что есть, для передачи ученикам. Он, упираясь, все же согласился, и с третей попытки художественная школа Сергея Воржева заработала в полную силу. Его ученики дипломанты разных выставок. Сергей, как то в разговоре признался мне, что не хотел открывать школу из за боязни перестать «красить» холсты и превратиться из художника, в обычного преподавателя живописи. Но теперь, говорит он, в общении и рядом с молодыми учениками его творчество получило дополнительный импульс и расцвело новыми красками. 

Вот такая она наша красавица Кубань и другой нам не надо.



Эссе 9-4

Кубанская рапсодия

Русское сердце всегда одиноко.

Завижу ли облако в небе высоком,
Примечу ли дерево в поле широком —
Одно уплывает, одно засыхает...
А ветер гудит и тоску нагоняет.

Что вечного нету — что чистого нету.
Пошёл я шататься по белому свету.
Но русскому сердцу везде одиноко...
И поле широко, и небо высоко.

Завижу ли облако в небе высоком (1970) Юрий Кузнецов

Говоря о великоруской имперской типологии и ее значении в Культурном Ареале Творчества Русского Мiра я сразу вижу пророческую поэзию нашего русского кубанского эпического поэта Юрия Кузнецова. Да, он вырос до своих поэтических вершин, как исконно Типологический Русский Эпический Мыслитель и Поэт Великоруского Духа в Москве. Да кубанские мотивы его поэзии практически мало просматриваются, но я не об этом. Юрия Поликарповича Кузнецова нет с Нами уже более полутора десятков лет, и публичные материалы разных бытовых воспоминаний о нем все множатся. Перечитывая их, я явственно вижу какую то, что ли, их общую мелкотравчатость, сугубую материалистичность общественного ощущения творчества Поэта. В них преобладает не конкретика попыток постижения Высокой Эстетики Социального Великоруского Духа, как Сущности содержания его Поэзии, а превалируют разные подробности студенческого быта, на него сбиваются многие авторы. А самого эпического масштаба и природного типологического великоруского значения поэзии Кузнецова никто не касается.

В опубликованных до сей поры воспоминаниях разных людей, о творчестве и личности поэта Юрия Кузнецова, нет явного прозрения своеобразной вневременно-внепрстранственной эпичности поэтического взгляда Поэта-Творца. Нет осмысления  Величия Аристократизма его Русского Духа, как и нет поэтического ощущения отражения Великого природного, духовного, вселенского Русского Космизма.

Оставь дела, мой друг и брат,
И стань со мною рядом.
Даль, рассечённую трикрат,
Окинь единым взглядом.

 Да воспарит твой строгий дух
В широком чистом поле!
Да поразит тебя,  мой друг,
Свобода русской боли!

                Ю. Кузнецов


 Истинная типологическая Поэзия всегда мистически природна, как и по великоруски религиозна, она никогда не может быть связана никакими рамками и ограничениями официальной религии. Только глобальный взгляд природного Аристократа Поэта эпика на окружающий мир и его дух народной элитарной мистики живет в природном Великом Имперском поэтическом Ритме Великоруской Типологии. Поэт своим высоким Аристократическим Духом ощущает жизненные соки Живых Вибраций Русского Мiра и творит поэтику в их тональности. Такая Аристократическая Поэзия типологически органична, она не чувствует не только Времени, но и принадлежности к определенной материальной точке Пространства. Тут в Русском Мiре над Пространством и Временем витает ее Элитарный Дух. Мистические глубины подобной поэзии непостижимо неисчерпаемы, они всегда закономерно творят Типологическую Вечность.

Пророческая Поэзия Юрия Поликарповича Кузнецова вдруг и напрочь разорвала материалистические идеологические либеральные путы Русского Мiра, как XX века, так и всего советско-«марксистского» идеологического безвременья. Юрий Кузнецов, как Творец, был всегда по великоруски одинок до своих нужных ему пределов, и одиноко неповторим. Он предельно типологичен по русски. Лицо Русского Мiра определяют его немногие Аристократические Элитарные Типы, они всегда природно одиноки и Поэт Кузнецов один из них. Но не надо забывать, что Русский Мiръ силен и своим черносотенством, когда последнее в едином порыве духовного служения истово служит своим природным  Имперским Смыслам в смычке со своей Аристократией. В разрыве этой природной связки гибнет не только само черносотенство, скатываясь в духовную порчу плебейства «марксизма», а охватывается гибельной космополитической «демократией» весь Русский Мiръ.

Я всей своей сущностью чувствую кровное родство с Типологическим Духом поэтики Юрия Кузнецова. В кругу общения с близкими по духу людьми, мне как то сказали: - «конечно, тебе легко, периодически общаясь с разными значительными людьми, ты набираешься подобного духа от своих учителей». Я ответил мгновенно, ответил своим давно выстраданным и множество раз переосмысленным мнением: - «у меня нет, не было, и никогда не будет, никаких учителей». Вот в этом я чувствую духовное родство с самой человеческой личностью и глубинами творчества Юрия Кузнецова. И это естественно, ведь Наш общий не учитель, а Вдохновитель творческой деятельности, это все объемное наследие Великой Эстетики Духа Великорусской Культурной Традиции.

Пророк XX века, поэт Юрий Кузнецов, за три дня до своей кончины, в своем последнем интервью, лаконично дал оценку творчества XX века, где отметил в нем лишь Высоко Эстетичный Русский Дух «Тихого Дона», не называя фамилии автора, и отметил пророческое творчество Михаила Булгакова (я бы добавил сюда дух Творчества Олега Куваева, Николая Клюева и Николая Рубцова В.М.). В своих оценках Кузнецов всегда творчески безпощаден, ведь даже у своего Русского поэтического кумира молодости Ф.И. Тютчева он отмечает его излишнюю гибельную погруженность в личную любовную лирику.

 Вот здесь, в этом творческом плане, Наши с Ним оценки полностью совпадают. А вот пояснение такой любовной лирики Тютчева его пантеистическим преклонением перед Природой я считаю ошибочным. Я уже ранее отмечал, что такой вывод дает материализованное понятие в христианстве самой ипостаси Господа Бога. Пантеистический взгляд видит божественность всего Сущего, как общий замысел неведомого и непостижимого для Нас с Вами внеприродного типа и является гармоникой дохристианского Духа Культуры Ведических представлений Русского Мiра.

«Моя поэзия - вопрос грешника. И за нее я отвечу не на земле...Мой дед любил выходить по вечерам во двор и смотреть в небо...». Ю. Кузнецов Автобиографическая заметка.

Тот же Ведический пантеизм изливает душа поэта и вдохновляется им, она вбирает в себя всю его бесконечную бездну и становится ее голосом:

Всё розное в мире - едино,
Но только стихия творит.
Её изначальная сила
Пришла не от мира сего,
Поэта, как бездну, раскрыла
И вечною болью пронзила
Свободное слово его.

(«Стихия», 1979)


Такой Эпический, неординарный, пророческий взгляд на Русский Мiръ был присущ двум кубанцам, практически ровесникам, писателю и аналитику Русской Культурной Традиции Юрию Селезневу и поэту Юрию Кузнецову. И тот и другой, были по великоруски, безкомпромисны в своей деятельной жизни и духовно творческой ипостаси. Оба они не вписывались в тогдашнее ренегатское болото современных им интеллигентов из «русской партии», явно выделяясь там, как лидеры своих направлений, на том либеральном русско-советском общественном фоне.


Студенческая «Атомная сказка» поэзии Кузнецова разорвала многовековые путы Великоруского плена, Нашего с Вами удивительного природного Великоруского Дара, Нашего с Вами русского Космизма Духа: -

Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад.
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.

Он пошёл в направленье полёта
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.

«Пригодится на правое дело!» —
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.

В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.


В полном расцвете творчества и уже незадолго до смерти поэт собрал все лучшее из сотворенного собой в сборник и назвал его «Крестный путь» (сборник вышел уже посмертно с искаженным редакцией названием «Крестный ход»).
Примером и словом, несомненно, воздействовала на поэта бабушка, о которой он вспоминает в 2001 году: - «Умерла в 1952 году и похоронена на тихорецком кладбище. Это была набожная старушка. Благодаря ей сестра и я были крещены в тихорецкой церкви». Крещение произошло в Тихорецке, видимо, в 1944,  вскоре после гибели отца на Сапун горе под Севастополем. Близко знавший поэта священник Владимир Нежданов свидетельствует в воспоминаниях: - «я говорил ему с горячностью: «Вот бы и вам теперь поисповедоваться, причаститься!». Он же с мягкой нетерпеливостью перебивал: «Ладно, ладно» - дескать, потом или в другой раз поговорим об этом...».

Здесь отец Владимир, пришел к особому, по-своему убедительному объяснению уклончивости Кузнецова: - «Я понимаю сейчас, почему он так ответил. Я над этим долго размышлял... Бог ему дал Слово - то есть всё у него уже было, он причащался этим Божьим Словом, и Господь укреплял его, давал ему силы. Он сам черпал свои силы из того дара, который Бог ему дал. Он как бы нёс неподъёмный груз, но в то же время Бог ему дал дар, из которого он черпал силы, чтобы нести этот груз. Дерзновение его было великое, как и помощь от Бога - великая».

Собственное признание Кузнецова по вопросу о вере: - «Верите ли вы в Бога?» ответил» - «Я не утратил психологию православного человека. Так как я продукт безбожной эпохи. Я не хожу на службы. Но моя поэтическая система допускает присутствие высшего начала».

Однажды Юрий Кузнецов убежденно заметил, что поэт не может быть вполне православным: «Поэзия, конечно же, связана с Богом. Сама по себе религия, и особенно религия воцерковленная, может существовать без поэзии, в то время как поэзия без религиозного начала невозможна»; на вопрос, «возможно ли понятие «православный поэт» Кузнецов ответил: «Это бессмыслица. Но поэзия связана с Богом, в лучших своих образцах поэзия очень похожа на молитву».

Откликаясь в начале 2000-х на споры вокруг его трилогии о Христе (поэмы «Детство Христа», «Юность Христа» и «Путь Христа»), в частности - на разговоры, будто Церковь эти поэмы отвергает, он в беседе с Исхаком Машбашем сказал: «Это искажённые слухи. Да, читал и возмущался лишь настоятель одного храма (Сретенского монастыря о. Тихон (Шевкунов) В.М.) - бывший актёр. Увы, не все священники знакомы со святоотеческой литературой, они не чувствуют поэзию, видимо, читают псалмы как прозу. Не дано».

И вот окончен Литинститут, и Кузнецов уже достаточно признанный критикой поэт, но наступает иной этап его Становления Духа: -

Как в луче распылённого света,
В человеке роится планета.

И ему в бесконечной судьбе
Путь открыт - в никуда, …и к себе.

«Ночь уходит. Равнина пуста...» (1974)

И здесь для эпического Поэта наступает время мировоззренческого разграничительного цикла, который можно по праву обозначить, как «Прощание с Кожиновым». И речь здесь идет не о цикле поэзии Кузнецова из четырех его произведений 1975-1979 годов, а о типологическом многосложном по характеру размежевании с социальной «кожиновщиной». Это настолько многослойная тема и тематика, и дело здесь совсем не в самих Кузнецове и Кожинове и знаковом для прозрения истины, почитания Кожиновым мировоззренческой философии Бахтина. Я даже не знаю, удастся ли мне сформулировать эту глобальную тему должным образом, но попробуем.

Сначала о личностях. И Кожинов и Бахтин судя по их взглядам были сугубые материалисты, где  исследовательским оружием и методом подобных личностей может быть только психологизм или исторический психологизм (!!! В.М.), как основа и дух такого мировосприятия. Таковыми они и были в своих работах. Возникает вопрос, откуда берут начала истоки этого массового мировоззренческого явления? А оно, было явно, и несомненно есть, самым массовым по числу приверженцев и почитателей.

Эти «кожиновы и бахтины» есть типажи черносотенной мысли своего времени и я далее попытаюсь разобрать истоки этого социального материалистического мировоззрения.

Русский Дух со времен Великого Раскола начал испытывать прямое западное инорасовое материалистическое давление. Там доминировала пропаганда отсталости и архаичности Русского Мiра и соответственно Великоруского Типа  от «прекрасного и развитого во всех отношениях Запада.

 (в своем конечном итоге она венчалась советским лозунгом – где прежняя архаичность, то есть тот же прежний либеральный лозунг «догнать» дополнялось «марксистским» указующе ложно деятельным: - «догнать и перегнать» В.М.)

Эта государственная навязчивая пропаганда дополнялась основным фетишем либералистики и ее губительным для имперского духа Культуры - «образованщиной». Вот эта безпредметная инорасовая, в русском сословно практическом плане, но разрушительно атеистическая по сути, либеральная западная «образованщина» и оказалась в среде низового черносотенного русского народа тем, что тот же народный дух называет «не в коня корм» и породила губительное явление «разночинства». И. Тургеньев провидчески показал его в виде литературного типажа – Базарова.

 (а типологическое русское просвещение всегда, по великоруски, социально предметно и обязательно имперски сословно; оно было в обязательном порядке выстроено типологически в русском сословном мировоззренческом плане, где церковно-приходские школы были сословно крестьянские, а в городе в тех же ЦПШ была иная сословно-ремесленническая направленность низовой русской школы; сегодняшние дикари, советские образованцы», типа «создателя единого учебника истории» Спицина и «министра образования», «религиозного историка сталинской церкви» Васильевой, под направляющим щелканьем идеологического бича «красного профессора» Асмолова, гонят «демократическое» стадо безправной русской молодежи в «сссрско-демократический» тупик нравственного одичания космополитической «россиянии» для «россиянцев»  В.М.)

Тогда в России в начале XX века вековой глубокий кризис Русской Церкви совпал с духовным народным кризисом заразы «свободы, равенства и братства» от «великой французской революции» (с ее символом, карающим всех подряд без разбора, «демократическим» инструментом гильотиной В.М.). И тогда же, присущая закономерно либералистике с ее безпредельной «свободой» идеологическая «образованщина» породила в России, через явление «образованческих» разночинцев, духовную скверну русского черносотенного демократическо-космополитического нигилизма. Это было прямое отрицание Великоруской Культурной Типологической Традиции и полный разрыв с водительским Духом Великоруской Аристократической Имперской Среды. Нигилизм породил в русской среде «просвещенной» интеллигенции идеи «народничества» и его долга «просвещения народа». И хотя «хождение в народ» с треском провалилось, уже «народная» интеллигенция занялась «богоискательством» и «изучением корней народного искусства». Этнокультурный дикарь Стасов и прочие ему подобные типы стояли у истоков гибельного для основ Великоруской расовой Культуры ее периода Серебреного Века. Вкупе с «историзмом» от «карамзиновщины» и исторической «соловьевщины» это выплеснулось в «богоискательство всеединства» и этот замкнутый круг духа пришел к поискам «народной культуры», где философски отразил ее сущую материалистическую квитинстенцию Бахтин. И абсолютно закономерно подхватил, как кумир, Кожинов. Эту попытку отрыва Русского Мiра от своих природных корней Мы с Вами должны разорвать и вернуться на стезю Русской Типологической Истории.