Девятый всадник. Том III. Глава 3

Декабрь 1801 года,  Санкт-Петербург, Рига, Остзейский край
-Я ничего не обещаю, - граф Ливен смотрел в окно, за которым сгущались ранние зимние сумерки и тихонько сыпал снег, обременяя собой тонкие ветки молодых лип, высаженных вокруг Строгановского дворца. Его собеседник испытующе глядел на него ясными голубыми глазами. Слишком честными. Без второго дна. Эта честность Кристофа смущала всегда. Потому что он понимал — ответить полной  откровенностью он графу Строганову никогда не сможет.
-Понимаю, - проговорил граф Павел без тени улыбки. - То, за что вы взялись, еще никто не делал. Никто откровенно не говорил о нашем предприятии с другими, не посвященными. И, признаться, ваша инициатива удивила меня.
-Надеюсь, вы не сообщили государю о том, что эта идея исходит от меня?
-Как уговаривались, Христофор Андреевич, - заверил его Строганов. - Но, право, я не понимаю, зачем вы так скрываетесь. Уверен, государь оценит ваши труды по достоинству и только поблагодарит вас.
-К тому же, всем известно, что настоящий автор — вы, - раздался голос из темного угла, где восседал Новосильцев, посасывая сигару. - Достаточно сопоставить несколько простых фактов. Кто у нас бывал в Лифляндии вроде бы как по семейному делу и по поручению государя? Граф Ливен. Кто у нас родня всем ливонским баронам и может вызнать их настроения, так сказать, в частном порядке? Граф Ливен. Наконец, кому из великого круга остзейцев, собравшихся при дворе, могут быть интересны подобные материи? Конечно же, графу Ливену.
Кристоф передернул плечами так, словно ему за шиворот навалили снега, как делали в его детстве злые, настырные мальчишки во время игр зимой на улице. Граф Николай казался ему вот таким малолетним хулиганом, который только рад ему досадить.
Его присутствие было обязательным по умолчанию, поскольку здесь, у Строганова в кабинете, нынче собрался весь Негласный комитет. Чарторыйский вчитывался в короткую, на три четверти листа, пояснительную записку, в которой содержался составленный Кристофом план будущего доклада, и, наконец, прочтя ее, передал Кочубею, который читал ее как раз в этот момент. Расслышав произнесенную Новосильцевым тираду, он откликнулся ровным голосом, будто успокаивая разозлившихся детей:
-Полно, Николай Николаевич. Если граф не хочет, чтобы его имя указывалось, так значит, благоразумнее было бы оставить доклад анонимным.
-Анонимным? - нахмурился Чарторыйский. - Но это будет невозможно, господа.
-Он предлагал подписать его моим именем, - заговорил Строганов.
Кристоф снова испытал острое желание взять и выйти. Ему было крайне неприятно, что его обсуждают нынче в третьем лице, словно он взял и испарился из этого сумрачного, душного кабинета, оставив «квартет», как прежде, заниматься своими делами. «Долгоруков, в сущности, прав», - думал он. - «Не надо мне было с ними связываться с самого начала... Но теперь-то сказанного и сделанного не воротишь... Кроме того, кому нужен будет проект, ежели его составим мы с Долгоруковым, Волконским и еще, допустим, Толстым? Да на него не обратят ни малейшего внимания. Здесь же есть хоть какой-то шанс вывести его из сумрака».
-Господа, - произнес он вслух, тихо, что заставило всех невольно к нему прислушиваться. - Я соберу подписи тех своих соотечественников, кто мыслит со мной едино...
-Да, там будет только ваша подпись, ну еще, быть может, вашего брата или свата... - проворчал Новосильцев.
-Как известно, у нас, die Balten, родни видано-невидано, поэтому отметится почти вся Остзея, - пошутил Ливен, что немного разбавило обстановку.
Чарторыйский воззрился на него с большим любопытством, и на лице его, сумрачно-смуглом, до дерзости красивом, нарисовалась тонкая улыбка.
-Как видите, в сем случае кумовство полезно, - добавил граф Павел.
-Боюсь, моя бы родня меня прокляла, заявись только я к ним с этим предложением, - проговорил граф Виктор Кочубей.
-Я уже молчу о своей... о нашей, - добавил Строганов.
-А что вы скажете за шляхетство польское, князь? - испытующе спросил у Чарторыйского Новосильцев.
Кристоф кожей почувствовал напряжение, исходившее от Адама, как только тот услышал обращенный вопрос. Очевидно, это был уже не первый случай.
-Поляки покамест не могут ничего поделать, пока не получат свободу, - отозвался он глухо.
-Свободу гнобить своих холопов, или, как вы там их называете, bydlo? - поднял брови Новосильцев.
Чарторыйский посмотрел на него так, что на месте Новосильцева Кристоф бы провалился в подпол от стыда. Ему показалось, будто в глазах польского князя отражается огонь, яростный и неукротимый, который ныне спалит дерзкого строгановского кузена.
-Ну вот опять... - вздохнул Павел, прикасаясь знакомым уже Ливену жестом к вискам. - Суть нашего разговора вообще не в том.
-Как же не в том? Все взаимосвязано, - откликнулся Никки Новосильцев. - Ежели мы освободим рабов, то сие не только в Великороссии или, допустим, Остзейском крае должно произойти, но и на тех польских территориях, которые достались нам по разделу... Иначе сие будет бессмысленно. А вот ежели Польша вдруг объединится, что делать с теми территориями, где крепостное право осталось? Что же из себя будет представлять это государство? Да и стоит тогда его вообще объединять...
Кристофу надоело это слушать, тем более, он видел и чувствовал, что каждое произнесенное Новосильцевым слово увеличивает головную боль несчастного графа Попо и заставляет князя Адама резко бледнеть. Тот даже привстал, услышав последнюю фразу, и Ливен стал опасаться, будто тот сейчас подойдет к Николаю и ударит его. В этом невысоком, изящном человеке крылась какая-то большая сила, которая могла бы поразить и здоровяка Новосильцева. Кристоф никогда не симпатизировал польскому делу в целом и Чарторыйскому в частности, но нынче что-то заставило его встать на место князя и понять, что тот нынче чувствует.
-Польша, Николай Николаевич, сама будет решать в таком случае, какие законы ей надобны... - сказал он голосом, не терпящим возражений, и выразительно взглянул на Новосильцева, отчего его лицо совсем потемнело. - Но мы, однако ж, сильно отклонились от темы.
Далее заговорил граф Кочубей:
-Ежели эффект от вашей петиции будет столь же высок, сколь мы ожидаем, то мы сделаем то же самое в других губерниях... В идеале представители каждой губернии должны будут подать петиции. Но так как это займет слишком много времени, то достаточно будет лишь ключевых, наиболее важных губерний.
-И почему же мы тогда начинаем с Остзейского края? - мстительным тоном заговорил Новосильцев. - Всем нам прекрасно известно, что ливонские бароны или польские шляхтичи мыслят вовсе не так, как дворяне Тульской губернии...
В его глазах зажегся лукавый огонек. Он явно ожидал, что на его издевку скажет Ливен. Реакции Чарторыйского были ему слишком хорошо известны, даже, верно, наскучили.
-Напротив, господа, - произнес Кристоф так, словно ожидал такое возражение. - Я заметил, что у многих есть представление об остзейцах как о необычайно просвещенных и прогрессивных людях...
Новосильцев фыркнул от еле сдерживаемого смеха. Строганов бросил на него осуждающий взгляд.
-Так вот, с прискорбием вынужден заметить, что сие не так, - твердо продолжал граф Ливен, скрестив на груди руки.
-Самокритичненько... - протянул Новосильцев еле слышно.
-В определенном отношении представления моих соотечественников остались на уровне Темных веков, - продолжал Кристоф. - Поэтому не вижу смысла полагать, будто средний остзейский барон мыслит как-либо иначе, нежели, например, средней руки помещик из-под Курска... Материальные интересы практически те же самые. Более того, я полагаю, что в некотором отношении русские помещики более гуманны к своим подневольным людям.
-Это почему ж? - внезапно спросил Кочубей.
-Вы с ними — единый народ, - произнес Кристоф бесстрастным тоном. - Тогда как у нас — все иначе...
-Прямо как в Северо-Американских Штатах, - добавил Чарторыйский. - Негры-рабы и все остальные...
Пришел черед краснеть и Ливену. Хотя он и подумал, что поляк сказал правду. В Штатах негров полагают не вполне людьми, а животными. Некоторые бароны считают латышей и эстонцев говорящей скотиной. Кристофу попадались писанные полвека назад сочинения пастора Менделя, сочувственно относившегося к простому народу, и он обратил внимание, что его описания наружности, быта, нравов и обычаев латышей напоминают по тону и манере выдержки из «Естественной истории» или из тех статей «Энциклопедии» Дидро, где речь шла о диких обитателях леса. Такое ощущение, что сей служитель Господа, благотворитель и благодетель, не считал, что эти люди наделены бессмертной душой, такой же, как те, в чьих жилах текла кровь немецкая или шведская.
-Можно подумать, в Польше как-то иначе... - начал Новосильцев, но невольно замолчал, когда Строганов стукнул в столешницу кулаком и закричал, теряя выдержку:
-Замолчишь ли ты когда-нибудь? Ну почему ты все время мешаешь?!
-Изволь, кузен, - обиженно произнес Новосильцев. - Я могу вообще ничего не говорить.
-И было бы очень хорошо, - добавил Поль. - По крайней мере, нынче.
-Прошу вас, не ссорьтесь, - умоляющим тоном заговорил Кочубей. - Давайте вернемся к делам. Ваше Сиятельство, какие-нибудь вопросы у вас имеются?
Кристоф, к которому была обращена последняя реплика, только головой покачал и добавил:
-Я весьма ценю свободу действий, которую мне предоставляют, и благодарю за оказанное доверие.
-А как же без свободы действий? - добавил князь Адам. - В таком деле она только и нужна...
-Понимаете, я человек военный, - словно оправдываясь, произнес Кристоф. - Доселе я лишь действовал по приказам свыше и не привык их оспаривать. Это дело для меня внове, поэтому мне вполне естественно сомневаться в правильности своих поступков.
Новосильцев опять хмыкнул.
-Это понятно, - проговорил Строганов.
Тот выглядел совсем больным. Ливен подумал, что ему опять придется его «лечить», но нынче он не мог. Не чувствовал в себе такого желания. Слишком много сил потрачено на этот разговор и на те беседы, что предшествовали ему, оставляя в его душе только желчь. А в таком расхристанном состоянии помогать другому — все равно что калечить...
-Желаем вам удачи, - криво улыбнувшись, произнес Новосильцев, и встал первым. За ним, с пожеланиями и светскими улыбками, последовал Кочубей.
Чарторыйский чуть задержался, а потом, не спеша вставая, проговорил, глядя прямо в глаза Кристофу:
-Вы мне определенно нравитесь, граф. Можете говорить то, что никто, кроме вас, не скажет. Ценное качество и не столь часто встречаемое. Поэтому я верю в то, что все у вас выйдет.
Ливен не чувствовал себя польщенным столь длинному комплименту, поэтому он лишь поклонился и попрощался с князем, оставшись со Строгановым наедине.
-Я, кажется, понял, кто забирает у меня все силы, - проговорил он, глядя мимо Кристофа. - Никки, вот кто.
Кристоф вспомнил давешний разговор с женой, жаловавшейся на зависть со стороны сестры. И в самом деле, свои часто хуже чужих. Сам знал.
-Не советуйте мне отказать ему от дома, - продолжал Поль. - Я не смогу этого сделать...
-Как так оказалось, что он настолько близок к вам? - поинтересовался Ливен.
-Это долгая история, и не знаю, стоит ли ее рассказывать... - отвечал Строганов.
-Я понимаю, - произнес Кристоф. - Он вам родня, но стоило ли его вовлекать?..
-Видите ли, - безразличным тоном откликнулся Поль, наливая воды в стакан. - Никки непременно нужно вручить в руки какое-то дело. Он, в сущности, умен и оригинален, но если его ум простаивает, то он начинает беситься... И ладно, если он просто дерзит. Бывало ж и хуже гораздо, я видел...
-Я понимаю, о чем вы, - проговорил граф.
-Вот, допустим, скажу я ему: «Убирайся!», так он сначала запьет, на месяц эдак, потеряв всякий человеческий облик, а потом пойдет вешаться, - мрачно произнес Строганов. - И что ж, я душу его погублю? И кто я после этого буду?
-А губить собственное тело и душу — это хорошо? - прямо спросил Ливен. - Я же вижу, что с вами творится в его присутствии...
-Причем здесь я? - проговорил Поль. - Я пропащий человек, Христофор Андреевич».
Граф изумленно воззрился на своего знакомого.
-Зачем вы так говорите? - только и сказал он.
-Вы не знаете, что я делал и творил, - Строганова несло, и Ливен очень этому удивлялся — они же ни рюмки не выпили. Столовое красное вино, поданное к обеду, не считается, с него так не развозит. Очевидно, что-то давно мучило Поля, и пришла пора ему этот камень с души скинуть.
Любой другой на месте Ливена побудил бы графа Павла к дальнейшим откровениям, но тот их пресек, сказав:
-Вы ничего такого не делали.
-Делать революцию — это все равно что вскрывать нарыв», - произнес Строганов задумчиво. - Вам никогда не вскрывали? Когда оператор проводит по опухоли ланцетом, то сначала брызжет гной, потом идет кровь, иногда очень много крови... Но затем все зарастает и становится лучше...
-Но на месте нарыва часто образуется рубец, - продолжил Кристоф. - След остается. А иногда вообще больное место лучше не трогать, а постараться избежать нагноения сразу же, как только началось воспаление... Политика и впрямь, как погляжу, сильно походит на медицину. Те же методы ровно.
-Именно, - произнес Строганов. - И наша задача — оздоровить Россию и не допустить, чтобы ее раны совсем загрязнились. Если их можно будет излечить припарками и мазями, то я буду только за... Но, как показывает практика, на подобного рода недуги долго не обращают внимания, надеясь, что они сами как-нибудь рассосутся.
-И очень зря, - договорил Кристоф. - Потому как следы революции, увы, необратимы.
-Я это понял только сейчас, - вздохнул граф Павел. - Но тогда...
-Тогда вы были отроком, - оборвал его Ливен. - И подчинялись старшему.
-Поймите, что и потом я думал, будто бы со мной поступили несправедливо, - Строганов  решился на откровения, и Кристофу они были несколько в тягость. К тому же, он догадывался, что, вывалив свою долю признаний, его визави потребует того же от него.
-Я полагал, что только там был свободен и счастлив, а очутившись здесь, подумал, что заперт в клетке... - он почти что плакал. - Да вы, небось, не понимаете.
-Я все прекрасно понимаю... Вам, верно, доносили, где я был в Девяносто пятом, - со вздохом начал Кристоф.
-Что-то такое слышал, но полагал сие преувеличением... Неужто это правда?
Граф Ливен обреченно кивнул.
-Когда я вернулся, то понял, что уже разучился находить счастье в мирной жизни, - добавил он, опустив глаза. - И на моих руках поболее крови, чем на ваших. Пусть я носил не фригийский колпак, а Сердце Христово на груди.
-Вы рисковали всем. Если бы узнали, то могли бы и на гильотину отправить... Равно как и меня, - добавил его собеседник. Глаза его из голубых сделались темными, тревожными.
-Но полно говорить о прошлом, - прервался он. - Оно для того и дано, чтобы строить будущее.
-Скажите, почему Новосильцев так ненавидит князя Адама? - рассеянно спросил Кристоф, задумавшись о чем-то своем.
-Все очень просто. Полагает, будто я слишком много с ним общаюсь, - произнес граф Павел. - И будто бы тот имеет на меня слишком много влияния... Знаете, вы правы. Мне давно уже надо отстранить Николая от себя. Но, коли мы заняты в общем деле, то, покамест сие дело не будет окончено, я ничего не могу сделать с этим.
-Поэтому в ваших интересах закончить все как можно быстрее, - закончил Кристоф. - И я вам в сем постараюсь помочь.
-Буду вам крайне в сем признателен, Христофор Андреевич, - проговорил Строганов несколько отстраненно.
… «Кажется, мне удалось расколоть квартет, - подумал граф Ливен, выйдя на улицу, в стужу и ветер, неприятно охватившие его после теплоты дома, в котором он провел немало времени. Торжества от осознания своей победы он не испытывал и подумал, что делиться этой новостью с Долгоруковым лучше не нужно. У того и так возникнут вполне правомерные вопросы, почему, мол, Кристоф общался с «квартетом» за его спиной, да еще и в друзья напросился Строганову, и придется долго, как ребенку, разжевывать ему свои мотивы. Пусть лучше князь Петр и прочие увидят результаты — дела сделаны, при этом каждый остался на своем месте, да еще и выиграл от этого, насколько возможно. «А с Новосильцевым надо было быть поосторожнее...»
В следующую минуту он мигом вспомнил подходящую случаю пословицу: «Quand on parle du loup, on en voit la queue» («О волке вспомнишь, уже и хвост видать»). Новосильцев догнал его, одетый весьма легко, и махнул рукой.
-К сожалению, мы с вами не попрощались, как следует, - проговорил Николай с нарочитой любезностью, вызвавшей в Кристофе некую оторопь и сожаление о том, что придется вступить в разговор, дабы не прослыть нелюбезным букой.
-Сожалею, - ответил граф довольно сухо. - Впрочем, я был уверен, что вы уехали со двора.
-Почему ж? Просто ушел к себе, - улыбнулся Новосильцев. - А нынче подумал, что неплохо бы поехать развеяться. В Красный Кабачок, на Елагин остров... Есть пара мест. Не составите ли компанию?
-Извините, но меня и так уже дома заждались, - отказался от сего заманчивого предложения Ливен.
-Вот так всегда. Мужчины женятся, и многие удовольствия прошлых лет становятся им недоступны, - вздохнул Новосильцев.
Он выглядел так, словно выбежал из дома в последний момент, оттого Кристоф и не поверил, будто он только сейчас приготовился куда-то ехать.
-Возможно, это и к лучшему, - пожал плечами Ливен, желая одного — найти какой-нибудь предлог, чтобы отделаться от строгановского кузена.
-Любовь приходит и уходит, а свобода остается, - пространно заметил его собеседник. - Посему я, наверное, и не женюсь. К тому же, вы же знаете мои обстоятельства...
-Нет, не знаю, - Кристоф посматривал на улицу в ожидании кареты, которая до сих пор не подъезжала. Наверное, он ушел слишком рано.
Тут Новосильцев подошел к нему ближе и проговорил попросту, словно сообщал некий общеизвестный факт:
-Так я бастард.
-Vraiment? - бросил с некоторым равнодушием Кристоф.
-И не говорите, что этого не знали, - добавил его собеседник. - Верно, там, в кругу вдовствующей государыни, перемыли кости моей маменьке, царство ей Небесное, господину Новосильцеву, le mari complaisant, который знал на что шел, ну и я молчу про своего дядюшку, он же батюшка нашего великодушного Попо... Все подробности рассказали, даже те, о которых вышеуказанные господа и не ведали.
-Уверяю, подобные подробности мне совершенно не интересны, - отпечатал Ливен, думая, что же задерживает кучера. Мог бы и пораньше выехать, раз уж на то пошло... Или надобно уже попрощаться и дойти до дома пешком? По такому ветру, однако, нечего и думать. Менее всего хотелось опять простудить многострадальное свое плечо и свалиться с непременной лихорадкой накануне запланированного отъезда. А он непременно схватит ее, так как одет совершенно не подходяще для длительных прогулок в зимний петербургский вечер.
-Так вот, тот факт, что моя матушка, будучи девицей, не устояла перед искушением, делает меня совершенно негодным товаром на ярмарке вельможных женихов, - о себе Новосильцев говорил с явной охотой и необычной, непонятной Кристофу прямотой. «К чему это он эдак разговаривает?» - промелькнула мысль в голове графа. Он подумал, что Новосильцев эдак еще и назовет имя своего реального отца, ежели оно, конечно, было тому известно, и будет внимательно следить за реакцией на эти сведения.
-Признаться, это к лучшему. Ибо, как бы не была очаровательна девица, каким бы ангельским характером не обладала, в душе они все тираны, которые хотят, чтобы вы принадлежали ему безраздельно. Те беды, с которыми мы нынче боремся, по сути, созданы дамой — не случайно, вы не находите? - велеречиво продолжал его собеседник.
-Вам не холодно эдак? - поинтересовался Ливен, больше не из заботы о своем собеседнике, а из желания сменить тему.
-Мне? Да я холод люблю, - усмехнулся Новосильцев. - И никогда ничем не заболеваю. Это отличает меня от Попо, помимо всего прочего. Однако ж, спасибо за заботу. Вы, как я погляжу, весьма внимательны к другим и предупредительны. Не столь часто встречающееся качество...
-Благодарю, - холодно произнес Кристоф.
Слишком много комплиментов ему эта четверка наговорила. Не к добру это, понятное дело.
-Раз вы столь внимательны, я вас хочу предупредить касательно Чарторыйского... Впрочем, вы и сами понимаете, - продолжил Николай доверительным тоном.
Лицо Кристофа казалось окаменелым и не отражало ничего — ни удивления, ни благодарности.
-M-r Новосильцев, я здесь лицо стороннее, - проговорил он холодно, не поддаваясь конфиденциальным интонациям своего собеседника. - И отношения я буду строить только с теми, кто поможет мне добиться тех целей, которые я преследую нынче.
-Чарторыйский вам в этом явно не поможет, несмотря на всю лесть, которую он вам наговорил, - отвечал Новосильцев.
-Равно как и вы, - парировал Кристоф, отойдя от него.
Наконец, он увидел фонарь своей кареты и сухо попрощался со своим собеседником, прежде чем тот захотел добавить что-то к своим словам.
...В карете он снова подумал, что обрел весьма могущественного врага. Но графу было все равно. «Обычный паяц», - думал он. - «Чему он может повредить, тем более, если Строганов выступает за меня и перед государем, в случае чего, защитит?» Вспомнилось, как граф Павел оправдывал своего кузена, и на мгновение сомнение поселилось в сердце Кристофа — вдруг в последний момент струсит, предаст. «Нет, граф Поль не из тех, кто способен на это», - отогнал он от себя мысль. Кристоф не решался назвать себя разбирающимся в людях, но понимал со всей ясностью, что Строганов весьма храбр и тверд, пусть сперва это и не видно. И Поль готов бороться до конца за то дело, которое посчитал своим. С таким человеком можно иметь дело и называть его своим соратником...


Рецензии