Р. 3. Земля, ответьте майору Тому

                Правда, с качкой у них перебор там,
                В штормы от вахт не вздохнуть,
                Но человеку за бортом
                Здесь не дадут утонуть.
                В.С.Высоцкий


- Судя по местности, это здесь, - сказал Павлик и нажал две кнопки на до-мофоне.
Сперва долго не отвечали. Дверь выглядела такой безжизненной, а домо-фон гулдыкал так долго, что, если бы не обшарпанные стены и не потрескан-ный порог подъезда, ни за что бы не сложилось впечатление, что именно здесь обретал своё служебное жильё вертолётчик. А так дом вполне напоми-нал Серёже офицерскую общагу при торжокском Центре боевого применения и переучивания.
Серёжа взирал на дверь со скептицизмом. Сложно подумать, что в жемчу-жине архитектуры Санкт-Петербурге могут быть такие неаппетитные задвор-ки. В торжокском гарнизоне дома у военных полковников всё-таки были по-новее. Впрочем, здесь пока всё ещё не ответили…
- Да, - вдруг отзвучал домофон.
- Пиццу заказывали? - поинтересовался Павлик.
- Сергеич, ты? – послышалось в домофоне.
- Мы, - сказал Павлик, и дверь моментально открылась.
Они с Ритой приехали в Питер «поступать» Серёжу в Инжэкон. Каким-то чудом Серёже удалось внедриться на бюджет, но вот с общежитием первые месяцы было туго. Обещали заселить только с ноября. Друзей и родственни-ков в Питере не было, но Павлик вспомнил, что там служит его давний саха-линский товарищ Игнат Дмитриевич Степаненко, который был на Сахалине у Павлика замкомэской, а лет пять назад перевёлся в Пушкинский вертолётный полк. Павлик общался за это время с ним только два раза, но телефон сохра-нил и созвонился перед тем, как везти Серёжу на поступление. Дмитрич тут же велел ему заехать и, выслушав по телефону ситуацию, объявил, что Серё-жа будет жить у него.
Теперь вместо мороки со съёмом квартиры, отгулами и толканием в проб-ках по немаленькому северному городу задача сводилась к субботней пере-броске Серёжи на квартиру к Дмитричу и возвращению в торжокский гарни-зон в воскресенье вечером. На машине дорога по трассе Москва-Питер зани-мала при удачном раскладе часов пять, если повезёт и не встрянешь в районе Волочка. Павликова душа изнывала от черепашьего передвижения короткими ползками на заполонённой дороге – ей было нужно с ветерком, на крейсер-ской скорости, и чтоб рядом никто не суетился.
Дмитрич встретил их в распахнутой двери. Поскольку Павлик по неиско-ренимой традиции сначала пропустил в дверь Риту, на неё обрушилась самая первая порция восторгов и объятий. Потом пожали руку Серёже, бегло его оглядели и, придя к какому-то заключению, тоже обняли. Наконец, реши-тельно отодвинув всех в сторону, Дмитрич пробрался в конец тесной прихо-жей и энергично, со звучными хлопками по спине, обнялся с Павликом, огла-сив этаж боевым рыком:
- Сергеич, десять лет, чертяга! Десять лет!
Рита и Серёжа застенчиво ждали в сторонке, когда из комнат возникла жена Дмитрича Саша. Серёжа терпеливо наблюдал новый всплеск восторгов и об-ниманий, потом получил свою долю и благовоспитанно подождал, пока за-кончится перекрёстное лобызание.
- Разувайтесь, разувайтесь! – возбуждённо скомандовала Саша, и все трое, словно очнувшись, торопливо начали разуваться, неуклюже толкая друг дру-га задами.
- Сашка там наготовила чего-то, так что давайте сразу на кухню, - распоря-жался Дмитрич. – Чемодан молодого бойца давайте сюда. Ну, Павлуха, во-обще не изменился! И Рита тоже!
Павлик скромно улыбнулся, Рита просияла. Прямо в прихожке хозяевам была вручена бутылка прасковейского коньяка и коробка шоколадных кон-фет. Только после этого ритуала Павлик согласился пройти на кухню.
Квартира Степаненко поразительным образом казалась Серёже копией тех квартир, в которых они жили в Кореновске и на Сахалине. Дело было, навер-ное, не только в схожести планировки – все хрущёвки в принципе одинаковы; вся суть была в том, как эти квартиры были организованы. Некоторый неиз-бежный беспорядок жилища людей без излишнего достатка, занимающих чуть меньше площади, чем надо, чтобы комфортно разместиться, совмещался со строгой военной дисциплинированностью, где каждая пространственно-техническая недоработка имела своё временное решение. Если на спинках стульев были небрежно наброшены камуфляжные куртки, то они были наброшены только на чётко определённые стулья. Если в ванной флакончики и всякие банные причиндалы завалили всю полку и часть стиральной машины, то пена для бритья и одеколон всегда стояли на территории, чётко ограждён-ной от духов, пудры и лаков для волос. Кроме этого, в квартире были точно такие же полотенца, скатерть, мебель прошлого столетия, пластиковые люст-ры с претензией на ампир и стены, завешенные эмблемами ВВС, как и у Смирницких дома. А главное – в комнатах стоял совершенно такой же, почти неуловимый постороннему носу, но немедленно узнаваемый запах военной формы.
Серёжа провёл в таких квартирах большую часть своей жизни и не ощущал здесь никакой отчуждённости. Даже приятно, что хоть что-то здесь, в Питере, было родным.
Сели на кухне – Саша суетилась и вытаскивала из духовки запечённого цыплёнка с картофелем, а из холодильника – нарезки и малосольные огурцы. Дмитрич за это время познакомился с Серёжей – у него кратко выяснили, на кого поступает и чем вообще занимается, огласили распорядок, пообещали отдельную комнату и с утра, если совсем рано, подвозить до метро.
- Наш Костик закончил Макаровку, - объясняла Саша, стоя вполоборота у плиты. – Обзавёлся семьёй и ушёл в море. Теперь, когда возвращается из пла-ваний, приходит домой не к нам.
- Самостоятельный, молодец, - одобрил Павлик.
- Так пора уже быть самостоятельным – двадцать шесть уж стукнуло, - ска-зал Дмитрич.
Рита с молчаливой тоской посмотрела на Серёжу и ничего не сказала.
Больше Серёжу ни о чём не спрашивали: Саша увлеклась цыплёнком, а Дмитрич – Павликом. Сначала коротко выяснили друг у друга, кто где теперь служит и чем занимается. Потом перебрали нескольких приятелей с Сахали-на, вкратце ознакомились с условиями работы жён и долго и обстоятельно смаковали дорожное движение на въезде и выезде из Питера. Первый тост выпили за встречу, после чего обсудили особенности и вкусовые качества крепких алкогольных напитков, не входящих в разряд водки, технологию приготовления картофельной запеканки и в живых подробностях – опыт ле-чения зубов.
Серёжа терпеливо слушал, безостановочно что-нибудь лопая, чтобы чем-то себя занять за столом. Ну когда-нибудь же они перейдут на нормальные раз-говоры, думал он. Не может же быть, чтобы два вертолётчика при первой встрече за десять лет обсуждали за столом дорожные пробки и зубы! Ведь это его первый вечер новой жизни. В той, старой, остались восемнадцать лет ма-леньких военных городков, и заклятые друзья, и лучшие враги, и несчастная любовь – от которой уж точно надо лечиться не зубами и не пробками. Нель-зя же так безнадёжно этот первый вечер испортить. Ведь он же тогда – как будто вышел из дома и – в никуда: ни воспоминаний, ни наставлений, ни при-меров для подражания, ни любви, даже несчастной…
Мало-помалу Серёжа углубился в свои мысли и почти перестал слушать разговор за столом.
Потом, в очередной раз отхохотавшись, старшие вдруг не сговариваясь за-молчали, и Серёжа, подняв взгляд, увидел, что сейчас будут пить третий тост. Он безропотно подставил свою рюмку под положенные ему пятьдесят грамм и стал ждать.
- Стас Сретенский два года назад умер. Слышал? – сказал Павлик изменив-шимся голосом, глядя в стол.
- Слышал, - сказал Дмитрич. – У него был рак.
- Да. Мы с Ритой ездили на похороны. Как раз в Кореновск приехали к дру-зьям…
Дмитрич кивнул.
- Жаль Стаса. Как на Сахалине ещё его помню, такой душа был человек – всем помогал, кому мог. И лося валил, и на пианино играл...
- А помнишь, - сказала Рита, - как он угощал нас домашним вином в Коре-новске?
- Помню, - сказал Павлик, и на его серьёзном лице расплылась улыбка. – Вино из Абхазии в полторашках – нектар. А когда мы хотели уйти, чтоб не мешать ему ложиться спать после прилёта из командировки, он так ласково: «Паавлик… Я не буду спать, пока не увижу дна этой бутылки…»
Все трое тепло улыбнулись, и Дмитрич произнёс с горечью:
- Ну вот скажи, как же так? Ведь эту же дрянь научились лечить!
- Его и лечили! – воскликнула Рита. – Но ему, ты знаешь, как всегда, не до того было… И никому не говорил, даже семья ничего не знала.
- И на службе ничего не знали, - подтвердил Павлик. Дмитрич молча поиг-рал коньяком в бокале и ничего не сказал. – Платил врачам, чтоб его не от-странили от полётов, - закончил Павлик так, словно говорил всем уже оче-видную вещь. – А работы много, процедуры пропускал… Так что, когда слу-чилось, у всех был шок.
- Да уж, - сказал Дмитрич. - У меня недавно дружок егорлыкский погиб. Не справился с управлением... Да и вообще немало уже. Ну, давайте.
Он поднял бокал, и все молча, не чокаясь, выпили.
Интуиция Серёжу не подвела: после третьего тоста разговор резко перешёл на вертолёты.
- «Не справился с управлением», - закусив, снова задумчиво сказал Дмит-рич. – Что не так сделал – не выяснено... Ты когда-нибудь выходил из левого вращения?
Павлик помотал головой.
- Только на тренажёре.
- Ну вот скажи, если ты видишь, что тебя разворачивает влево, ты первым делом уменьшишь общий шаг?
- Смотря какой запас высоты. Уменьшать общий шаг над самой землёй – значит гвоздануться об землю…. И потом, при левом вращении надо пони-мать, по какой причине уменьшилась тяга рулевого винта – и уменьшилась ли…
Серёжа сидел и слушал, перестав жевать. Тётя Саша вдруг начинала суе-титься, раздавать горячее, менять блюда на столе – они с Ритой распределяли по столу салаты и запечённую картошку, и тётя Саша то и дело дёргала Дмитрича, чтобы он что-нибудь передал Павлику и Серёже.
- Если сильный ветер справа и рулевой винт входит в режим вихревого кольца, - говорил Дмитрич, - то увеличивать ещё больше шаг рулевого винта не только бесполезно, а ты ещё и мощность от несущего винта отбираешь… Что нужно сделать? Это сюда поставить? А, Серёге положить? Серёга, тебе положить картошку? Нет?.. Отбираешь мощность – обороты падают ещё больше, и попадаешь в неконтролируемое вращение…
Где-то за окном кричала и бегала детвора. Степаненки жили на первом эта-же, и у них было слышно всё, что происходит на улице.
- Приготовиться к погружению субмарины! – скомандовал детский голос прямо под окнами. – Раз… два… три… роспуск!
Серёжа невольно улыбнулся. По-видимому, детки здесь копировали и вос-производили вперемешку все самые значительные фразы, которые удавалось перехватить. Немного поодаль послышался суровый металлический голос:
- Харконены наступают! На харвестра напали!
- Ну болтанка – это нормально, - подавшись вперёд, внушительно вещал Павлику Игнат Дмитриевич. – Если ты заходишь в облако, ты изначально го-тов к попаданию в болтанку.
- Смотря какое облако, - энергично отвечал ему Павлик. – Там может быть просто болтанка, а может быть с обледенением. Если ты летел перед этим не по приборам, тебе понадобится время, чтобы восстановить режим...
Серёжа отчётливо чувствовал, что сейчас за столом пошли разговоры только самые необходимые, что время, которого вдруг оказалось ужасно ма-ло, теперь не тратилось на пустую болтовню. Позабыв про еду, он внима-тельно слушал про левое вращение и болтанку. Мама с тётей Сашей на дру-гом конце стола ушли глубоко в сахалинские воспоминания. Серёжа мало что помнил о Сахалине и поневоле иногда вострил уши и туда.
- Помнишь дедов морозов? Как мы их назначали каждый новый год для по-здравления семей гарнизона, чтобы дети не могли узнать?
- Самым лучшим дедом морозом был Кутегин! Ему даже мой поверил. Рассказывал ему наизусть целиком «Сказку про Федота-Стрельца». Еле уго-ворили его отпустить, чтобы к другим деткам успел…
- …Ещё перед взлётом включил ПОС в автоматический режим. Получил сигнал об обледенении – автоматом ПОС одного двигателя, потом вручную ПОС второго. Ты же знаешь, что может быть обледенение, и порядок дей-ствий у тебя должен быть готов…
- Ну, допустим, включил ты ПОС. А тряска усиливается, да так, что ручку управления из рук вырывает. Что ты будешь делать? По-правильному – не-медленно выходить из облака. А если у тебя цель по курсу и раньше времени себя обнаруживать нельзя? У тебя внимание, которое только что было на по-иск цели сориентировано, распределяется между управлением системами и авиагоризонтом, потому что пространственного положения ты не ощущаешь. По ощущениям летишь прямо, а на самом деле – в землю. Плюс, тебе ведь нужно очень быстро переключиться с визуального восприятия полёта на пи-лотирование по приборам, где ощущениям нельзя доверять…
- Ну, у тебя же рядом есть правый лётчик, который может подсказать, что ты летишь с креном или большим тангажом?
- А как в экстренной ситуации быстро переориентировать, кто за что отве-чает? Тут не до разговоров, тут сразу действия…
- …А помнишь, как Игнат наловил три ведра рыбы и засунул в ванну?
- Господи, я этого никогда в жизни не забуду!.. Прихожу домой, а вся ван-на в рыбе, и муж её вытаскивать запрещает, чтоб не сдохла. Ни помыться, ни ребёнка искупать…
- К вам тогда весь гарнизон приходил за этой рыбой! Игнат бегал и умолял взять за копейки, потому что жена ругается…
Рита с Сашей звонко хохотали. Серёжа смотрел на них с недоумением. Он не мог понять, зачем можно было притащить в дом целую ванну рыбы, да ещё запрещать её выкинуть.
- Чай подавать? – спросила Саша, отхохотавшись. – У меня пирог есть. Вишнёвый.
- Нет! От пирога мы не откажемся! – заявил Павлик.
- А помнишь, как мы вишнёвым сиропом из спирта «рояль» ликёр делали?
- Ну ещё-о бы! Самая вкуснотища была. Серёж, помоги, мне пожалуйста – достань поднос со шкафа.
Серёжа вскочил и с готовностью полез на шкаф за подносом. Он вдруг по-чувствовал, будто уже здесь жил, а родители так, приехали в гости. У него даже не возникало мысли, что скоро он впервые останется надолго вдалеке от них.
Дмитрич, задумчиво наблюдавший за Серёжей, пока все готовились к чаю, а Павлик куртуазно обсуждал с хозяйкой премудрости заготовки абрикосово-го варенья, вдруг осведомился:
- На военную кафедру-то пойдёшь? Или тоже будешь от сборов косить?
Серёжа пожал плечами.
- Зачем косить? Пойду, конечно.
Дмитрич удовлетворённо кивнул и обратился к Павлику.
- Ты вот объясни мне, что сейчас за молодняк пошёл? Вот представь: у нас тут в районе Купчино недавно старшеклассники побоище устроили – девяте-ро на троих, а ещё пятеро стояли в сторонке и как бы ты думал что делали? Снимали на телефон. Пятеро! Это как, скажи мне, ты понимаешь?
- Видать, так воспитали, - предположил Павлик. – Пацифистами…
- Нет, ну, я не говорю, когда по понятиям – вмешиваться нельзя. Но ведь девять обкуренных полудурков и трое случайных прохожих! Ни один из пя-терых не подумал милицию вызвать. Менты, мол, враги. А через пару-тройку лет угадай, кто будет больше всех возмущаться страной?..
- Видишь, это же нас с тобой в училище воспитывали, что надо защищать, блюсти честь смолоду и всё такое. В какую передрягу ни попади, всегда надо защищать страну. Страну, слабых, женщин, детей… Боевых товарищей… Мы за них отвечаем. А есть такие люди, они вообще ни за что и ни за кого не от-вечают…
- Да уж, - задумчиво проговорил Дмитрич, машинально отхлёбывая чай, который ему подставила Саша. – В любой передряге, как ты говоришь. Даже если страна сама суёт своих героев туда, где верная смерть…
- И такое бывает, - просто согласился Павлик.
- У меня вот товарищ из авиации погранвойск. В девяносто седьмом рабо-тали они на грузинской границе, а когда пришло время оттуда сматываться, уже чуть было не стало поздно. Борт за одну переброску двадцать шесть пуль привёз…
- А Костя у вас – моряк? – спросила у Саши Рита, несколько минут слу-шавшая разговор Дмитрича с Павликом. – Далеко ходит?
- Старший механик. У них по нескольку месяцев рейсы в Австралию на больших пароходах…
Где-то рядом музыкальный центр играл Визбора. У Серёжи остались от-чётливые и яркие воспоминания, как они, взрослые, слушали Визбора и Вы-соцкого на Сахалине, вот так же собравшись компанией за столом. Только он не знал тогда, что они пили спирт «рояль».
- Одна чеченская заваруха чего стоит. Я приехал в Егорлык в девяносто седьмом, а ребята, которые там побывали, таких историй понарассказывали… Как подумаешь, сколько народу там полегло «по ошибке командования» и ввиду авторитетных решений на грани идиотизма, так иногда и задумаешься, что мы защищаем…
- Да, решений идиотских хватало, - согласился Павлик. – Но и тех, кого без нас бы там просто вырезали, тоже хватало… И это только гражданских.
- А ты там был?
- Был. Один раз в девяносто шестом, потом в две тысячи первом.
Дмитрич молча пожал Павлику руку.
- Ну, как там, действительно жуть была в первую войну?
- Жути хватало и во вторую, - пробормотал Павлик и искоса посмотрел на Серёжу.
Дмитрич на Серёжу даже не посмотрел, но моментально всё понял.
- Пойдём покурим, - сказал он, вставая, и вытащил некурящего Павлика в подъезд.
Серёжа оскорблённо повертел в руках кружку. Он привык, что папа со сво-ими сослуживцами не обсуждали при нём никакие боевые действия, связан-ные с вертолётами, но уж теперь-то он, кажется, достаточно взрослый, чтобы всё знать. Навряд ли же отец сейчас будет в подъезде выкладывать Дмитричу военные тайны…
- Серёжа, - вкрадчиво позвала Саша. – А у тебя подруга сердца есть?
Серёжа глянул на неё, выпрямившись на стуле, и с достоинством объявил:
- Для меня сейчас на первом месте образование.
Саша рассмеялась и повернулась к Рите.
- Прямо как Кузнечик-Александров из известного фильма: «Я, между про-чим, не в филармонию пришёл наниматься, а драться!»
- Очень серьёзный мальчик, - доверительно сообщила Саше Рита, подавив улыбку. – Расскажи тёте Саше, как ты с папой на полигон летал.
Мало-помалу Серёжу заболтали. Когда вернулись с перекура Павлик с Дмитричем, они самозабвенно, не замечая никого и ничего вокруг, обсуждали конструктивно-тактические особенности снятого с вооружения вертолёта Ка-50, который облётывали у Павлика в Торжке. Саше пришлось усаживать их за стол и самой подкладывать пирога. Павлик с Дмитричем стали его есть, ка-жется, даже не обратив на это внимания, продолжая взахлёб полемизировать о возможностях пилотирования ударного вертолёта в боевых условиях одним членом экипажа.
Время клонилось к первому часу ночи, и никто, кроме тёти Саши, этого не замечал.
* * *
Сразу в понедельник были полёты. К обеду Павлик был в части, и началось – два часа дневных, три часа отчётности, полтора часа ночных. Городок мир-но спал, когда в небе опять забормотали вертолёты. Ни один житель города Торжка, как и любого приличного вертолётного гарнизона, не реагировал на «бррррррр» вертолётных винтов, проносящихся практически над его домом глубокой ночью и потом ещё несколько часов жужжащих в отдалении. Весь городок спал; не спала только воинская часть.
Погода стояла дрянь. Над Торжком встречались тучи, приехавшие из Москвы и Питера, и подолгу стояли, выясняя отношения, а потом разъезжа-лись, любезно уступая дорогу новым. От этих разборок почти постоянно мо-росил дождь, и город стоял серым и непросыхающим. Метеорологи дали добро на полёты, как-то определив, что минимум погоды всё-таки присут-ствовал. Впрочем, проблемы с видимостью и границей облаков далеко не все-гда были самыми грозными: здесь летали на новой технике, которую не успе-ли ещё освоить войска, и от неё привыкли ждать куда больше сюрпризов, чем от погоды.
Ночи в Торжке во время дождей – глаз выколи. По чёрной земле с перелес-ками шарят фары, выхватывают местность под нижним блистером. После первого поворотного пункта снизились среди кустарниковых порослей, стали искать площадку для посадки. Выполнили посадку – доложили, взлетели, набрали нужную высоту. Павлик по облакам дошёл до второго пункта, побо-ролся с лёгкой болтанкой на третьем, развернул вертолёт для выхода к чет-вёртому. Сверялся по часам в каждой точке с расчётным временем, доклады-вал вниз о прохождении поворотных пунктов с указанием высоты. Рядом на месте лётчика-штурмана сидел Щеглов Вася из Павликова отдела, посередине – борттехник Колька Саудинов. Делали всё по плану, пять поворотных пунк-тов и обратно на аэродром – три борта на интервале двадцати-тридцати минут друг от друга. Штатная трескотня в наушниках, вялые хохмы из радиопере-датчика летящего позади «Ми тридцать пятого».
Время – полночь. До конца маршрута тринадцать с половиной минут. Пав-лик услышал голос руководителя полётов по рации:
- Два полста пять, ваше место?
Шум в эфире, потом – голос полковника Рогожина:
- Подхожу к первому поворотному.
- Два полста пять, доложите обстановку.
- Два полста пять, высота сто пятьдесят, облачность выше полёта, види-мость пять-семь километров, болтанка до умеренной.
Какое-то время эфир молчал, изредка прерываясь короткими докладами других бортов, потом снова заговорил руководитель полётов:
- Два полста пять, вы отклонились от маршрута.
После двухсекундной паузы – доклад Рогожина:
- Два полста пять, обхожу зону приподнятого тумана.
Павлик доложился на четвёртом поворотном и развернулся на пятый. По-сле этого они с Васей стали молча слушать радиообмен. Продолжали ожив-ленно звучать голоса руководителя полётов и Рогожина, прорывая молчание эфира каждые несколько секунд.
- Два полста пять, доложите азимут, дальность.
- Азимут триста пятьдесят, удаление двадцать восемь.
- Доложите обстановку.
- Высота сто пятьдесят. Облачность выше полёта, видимость… четыре-шесть… Опасных явлений не наблюдаю. Выполняю заход на площадку.
- Площадку наблюдаете?
- Наземные ориентиры наблюдаю.
- Уточните курс захода на площадку. На старте ветер семьдесят-девяносто градусов три-пять метров в секунду.
- Принял.
- Два полста пять, площадку наблюдаете?… Два полста пять, как слышно?
- …Вас слышу.
Короткий треск в эфире.
- Два полста пять, доложите условия захода на площадку…
Павлик с Васей следили за приборами, молча вслушиваясь в радиообмен. Никакого тумана над первым поворотным они не видели. Рогожин летал на новом соосном вертолёте Ка-52 – «Аллигаторе», и Павлик не мог сделать вы-вод, насколько серьёзна ситуация, из которой его сейчас пыталась вытаски-вать группа руководства полётами. Рогожин был опытный командир экипажа с колоссальным налётом, он одним из первых научился летать на только что принятой на вооружение машине. Лётчиком-оператором у него был молодой лейтенант, не так давно прибывший в торжокский Центр из училища и теперь старательно осваивающий новую для себя и для армии технику бок о бок с опытными «зубрами» эскадрильи. Голос Рогожина был спокоен, руководи-тель полётов вёл радиообмен, не повышая тона, и Павлик не особенно отвле-кался на них, пока вдруг не услышал громкое и железное:
- Циркулярно: всем бортам задание прекратить, вернуться на точку. По-вторяю: всем бортам вернуться на точку. В район первого поворотного не выходить.
У Павлика всё похолодело внутри. Прекратили полёты – значит, произо-шло… Не долетев до пятого поворотного, они развернулись и взяли курс на аэродром. В эфире продолжались возбуждённые переговоры; голоса Рогожи-на больше не было. Сквозь отрывистые запросы по рации Павлику прилетело указание – следовать в область первого поворотного, провести поиск борта Рогожина на участке маршрута, в зону тумана не входить…
Возле первого поворотного действительно невесть откуда вылез длинный язык тумана, расползшийся на несколько километров. Когда Павлик попытал-ся снизиться, в какие-то несколько секунд полностью пропала видимость, и он тут же снова набрал высоту. Он понимал, почему Рогожин попытался-таки найти площадку и сесть. До него через этот пункт прошли два других борта и задание выполнили – возможно, он искал разрывы в тумане, выхватывая из серой мути внизу фарами клочки растительности, пытался разглядеть землю и привязаться к ней, а оттого, что был занят поиском земли, не всегда смотрел на авиагоризонт и, наверное, даже не осознавал, что вертолёт летит вниз. На том азимуте и удалении, которые он передавал в начале переговоров, тумана уже почти не оказалось. Павлику было велено искать только там, откуда ту-ман ушёл. И он искал около двух часов – через час к нему выслали ещё один борт, под командованием подполковника Лещенко, и развели их по разные стороны от точки исчезновения с радаров борта два полста пятого; за это время туман практически полностью улетучился так же внезапно, как появил-ся, обнажив негустые перелески и одиноко стоящие кучки ёлок между дикими неухоженными полями, но никакого следа погибшего вертолёта они не нашли. Рогожин ушёл из эфира, ничего не сказав, никак не предварив то, что с ним готово было случиться – по всей видимости, он столкнулся с землёй на довольно большой скорости. Точно определить, где это было и что происхо-дило потом с вертолётом, не представлялось возможным.
Когда борта Павлика и Лещенко вернулись на аэродром, Центр был полон народу, а по земле в район предполагаемого крушения уже отправилась наземная группа поиска. Из Москвы выезжала комиссия по расследованию происшествий и главком. Павлик явился к начальнику центра, доложил, что поиски в зоне первого поворотного ни к чему не привели, и предложил лететь туда с очками.
Павлик был один из немногих лётчиков, кто летал инструктором с очками ночного видения. Эти недавно поступившие приборы улавливали всякий сла-бый свет, и с ними можно было на предельно малой высоте различать мало-заметные объекты. Правда, для этого был нужен борт с адаптированной каби-ной, но ни один из таких бортов сейчас не летал. Начальник центра запросил разрешение командования и дал Павлику согласие. В вертолёт Лещенко за-грузили группу поиска и спасания, Павлик раздал всем очки и коротко разъ-яснил, как ими пользоваться – не очень, правда, рассчитывая, что от этого будет много толку. Лещенко от очков отказался – ему нужно было пилотиро-вать вертолёт, а в условиях попадания в туман очки ночного видения созда-вали больше угрозы, чем пользы. Павлик сел на место инструктора, закрепил на голове прибор, и они полетели назад к уже хорошо знакомой точке, по со-тому разу прочёсывать местность.
Ночные полёты затянулись на восемь часов. Павлик с Лещенко исследова-ли район вокруг злосчастного места выхода тумана почти до самого рассвета. Внизу и сверху – серая хмарь, по блистеру то и дело начинали стучать круп-ные капли дождя, размывая и без того смазанный пейзаж. От ярких вспышек проблескового маяка и аэронавигационных огней рябило в глазах. Внизу – ле-са, и ни одного намёка на горящие обломки, ни одной вспышки огня, ни витка дыма. До боли напрягая уставшие глаза, Павлик пытался рассмотреть с пре-дельно малой высоты хоть что-нибудь, напоминающее обломки лопастей или хвостовую балку. Один раз заметили что-то и сели – оказалось, поваленные друг на друга стволы деревьев. Второй раз увидели дым – догорала куча му-сора рядом с какой-то деревней. «Аллигатор» словно канул в воду, которой пропиталась нохохлившаяся тверская земля.
Борт вернулся на базу, когда топливо было на исходе. И Павлик, и подпол-ковник Лещенко давно перелетали допустимую ночную норму, проведя за ручками управления пять с половиной часов. Отступала холодная августов-ская ночь, занимался холодный сентябрьский день. Моросил дождь. В штабе всё с ног на голову. Кто не участвовал в ночных полётах, задавали вопросы. Павлику было не до вопросов. Был шестой час утра, и их с Лещенко отпусти-ли поспать в кабинете пару часов.
Когда просветлело свинцовое утро, на поиски снова вылетел борт Лещенко. Павлик ждал в готовности его сменить. Но в районе восьми утра, вскоре по-сле взлёта, Лещенко доложил, что борт Рогожина найден. Павлика выслали на место падения с группой спасателей и специалистов по вооружению – руко-водитель поиска запретил спасателям приближаться к кабине, пока не отклю-чат катапульты. «Аллигатор» лежал сильно в стороне от маршрута, в том ме-сте, где его совсем не ожидали найти; он не горел, но был до того не похож на вертолёт, что узнать его можно было, только очень пристально вглядевшись. Ни обломков лопастей, ни хвостовой балки не торчало – сильно покорёжен-ный и ободранный ветками задетых деревьев фюзеляж среди кустов напоми-нал больше кучу хвороста. По следам на земле поняли, что, ударившись о землю, он долго кувыркался под откос, не загоревшись только потому, что топливные баки были пробиты верхушками деревьев и всё топливо сразу вы-текло. Когда Павлик прилетел, группа наземного поиска с санитарами уже была там. Павлик ждал в вертолёте, наблюдая, как катапультчики орудуют в кабине «Аллигатора» и как санитары вынимают экипаж.
Они оба сидели там, пристёгнутые – Рогожин и лейтенант. Их быстро вы-тащили и погрузили к Павлику в грузовую кабину, и когда он уже взлетал, с площадки внизу долетел приказ, от которого к ноющим вискам ледяным по-током хлынула кровь:
- Вызови на аэродроме реанимацию.
Павлик дал ручку от себя и разогнал вертолёт до максимальной. Санитары, достававшие Рогожина, обнаружили, что он не окоченел, и, прощупав пульс, сообщили, что сердце у него ещё бьётся; однако, когда его доставали из каби-ны, никто из медиков не осмелился обнадёжить, что он будет жить.
Павлик плохо помнил, как он вернулся на базу. Подлетевшая к севшему на аэродроме вертолёту реанимация почти сразу же уехала ни с чем. Чудовищ-ная усталость во всём теле вызывала нездоровую дрожь; в глазах резало, тем-нело и слезилось, в душе было пусто, как в отброшенной гильзе, и только од-на мысль засела и работала в голове: «Они были ещё живы».
В штабе вовсю буйствовал разбор полётов. Комиссия из Москвы была в пути, и командование Центра спешно собирало информацию обо всём про-исшедшем. Метеослужба объясняла, откуда взялся туман в районе полётов; экипажи, летавшие ночью по маршруту, докладывали обстоятельства на пер-вом поворотном; экипажи, безуспешно искавшие ночью «Аллигатора», отчи-тывались, каким образом осуществляли поиск. Хуже всех было Олегу Матве-еву, летевшему на Ми-35 перед «Аллигатором» - он был близким другом Ро-гожина и захватил край тумана после первого поворотного. Олега трясло, ко-гда он рассказывал, что на некоторое время перед посадкой в лесу потерял видимость, но ничего не стал докладывать. Метео о туманах ничего не сооб-щало, а поднимать панику он не хотел.
- Тебе не в чем себя винить, Вадимыч, - глухим голосом бодрил его Пав-лик, когда они вместе сидели в канцелярии, ожидая вызова начальника Цен-тра. – Он так же, как и ты, не хотел поднимать панику и срывать задание. Так же, как и ты, надеялся справиться с управлением. Когда я пролетал над этой точкой, там действительно была видимость не хуже, чем везде.
- Почему же мы их сразу не нашли? – бессмысленно повторил в шестой раз Матвеев.
Да, действительно, почему?.. – спрашивал главком и члены Комиссии, ко-гда они, ознакомившись с докладами врачей, вызывали перекусивших в сто-ловой и едва оклемавшихся после ночных поисков лётчиков на беседу. Неко-торые реагировали на этот вопрос довольно нервно; ведь, действительно, кто на земле может на такое ответить?
* * *
В половине шестого Павлик сидел за столом в своём кабинете, откинув-шись на спинку стула и закрыв глаза. На плацу под окном закончилось по-строение, и почти все уже разъехались по домам. В кабинете, кроме Павлика, оставался только Вася Щеглов, заканчивающий писать отчёт.
Чуть скрипнула дверь, в кабинет кто-то вошёл. Едва слышно буркнул при-ветствие Щеглов, получив такое же в ответ. Шаги приближались. Павлик от-крыл глаза и увидел Юрку Ладогина, приехавшего в составе комиссии по рас-следованию лётного происшествия.
- Ну, здорово, авиационный брат, - сказал Юрка Павлику. Чуть отклонив-шись в сторону, коротко обменялся вежливым рукопожатием с Васей. Павлик выпрямился на стуле.
- Юрка, - сказал он. – Я рад тебя видеть, дружище.
Ладогин пододвинул стул и уселся напротив Павлика. Его лицо с лучиками морщинок от улыбки было непривычно осунувшимся и серьёзным, но в углах губ и глубоко в глазах продолжали тихо гореть задорные лучинки. Павлик подумал, глядя на него, как же он соскучился по этим непобедимым лучин-кам, горевшим в самые невыносимые и изнуряющие времена в охваченной дымом Чечне.
- Как ты? – мягко спросил Юрка.
Павлик неопределённо пожал плечами.
- Я слышал, Рогожин был первоклассным лётчиком, - сказал Юрка.
- Он был лётчиком-снайпером и знал двадцать четвёрку, как свою люби-мую пижаму. На «Аллигаторе» они летали только крайние полгода…
- Ты слышал радиообмен?
- Слышал. Но у меня даже ощущения не возникло, что он не справляется с управлением. Димка выходил из таких заворотов… - Павлик не закончил и отвернулся.
- Ты скажи, как ты сам-то там потом ходил ночью? Ведь ты почти по само-му туману лазил, потом в дожде...
- Я ходил по тому месту, в котором он последний раз обозначился на рада-ре, пока не ушёл на предельно малую высоту. Но он оказался совсем в другой стороне. – Павлик немного помолчал, не глядя на Юрку. – А у Димки правак молодой, только недавно женился. Димка… Марина с двумя детьми оста-лась… - Павлик резко прервал себя и договорил уже изменившимся голосом: - Он не хотел поднимать панику, Юрка. Он привык доверять себе и машине. А машина новая…
- Не вы первые, - сказал Юрка, тронув его за плечо. – Там ещё доработок знаешь сколько предстоит?..
Павлик не ответил.
- Слышишь? – негромко произнёс Юрка, чуть ближе придвинувшись к ли-цу Павлика. – У меня на руках медицинское заключение. Они были оба мерт-вы, когда их нашли. Оба.
- У Димки был пульс, - глухо возразил Павлик, глядя в стол напротив. – Я был там, когда их доставали.
- Показалось. Он был уже мёртв. Официальное заключение свидетельству-ет, что они оба получили травмы, несовместимые с жизнью, ещё при ударе о землю. И с тех пор, скорее всего, не приходили в сознание.
Павлик наконец оторвал взгляд от стены и посмотрел на Юрку. Юрка больше не улыбался. Он очень пристально и серьёзно смотрел на Павлика.
- Я тебе официально это говорю. – Засунув руку за пазуху, Юрка достал из внутреннего кармана небольшую плоскую флягу. – На-ка, глотни, командир.
Павлик, секунду поколебавшись, взял флягу и сделал два больших глотка. Слегка поморщился.
- Юрка, - чуть ошпаренным голосом произнёс он, - скажи, как ты сам-то выживаешь на этой работе?
- Собачья работа, - всё так же серьёзно глядя Павлику в глаза, ответил Юр-ка. – Нервов никаких не хватает.
Пару секунд Павлик смотрел на него, потом сказал уже решительней:
- Там уже всё закончилось?
- На сегодня всё.
- Поехали ко мне. Там ещё ребята собирались зайти… поддержать.
- Поехали, - сказал Юрка.
- Ты где остановился?
- В гостинице около штаба.
- Если что, можешь у меня.
Юрка улыбнулся, и в его глазах опять сверкнули задорные лучики.
Дома у Смирницких оповещённая Рита доваривала картошку и дочищала копчёную рыбу. Все уже обо всём знали, даже Маня. Когда Павлик с Юркой и тремя сослуживцами пришли домой, Маня уже поужинала и сидела в комнате с подругой Лизой Матвеевой, дочкой Вадимыча. Та пришла к ней около ше-сти, слегка осовевшая, и с широко раскрытыми глазами, мужественно сдер-живая слёзы, рассказывала, каким сегодня домой пришёл папа. Дима Рогожин был большим другом их семьи, и этим вечером в квартире Матвеевых твори-лось такое и побывало столько людей в состоянии крайнего нервного воз-буждения, что Лиза, не выдержав, прибежала к Мане и принялась изливать ей душу. Они сидели, обнявшись, на диване в зале и пили крепкий кофе.
На кухне Рита старательно снабжала группу поддержки закуской. Каждый пришёл со своей водкой, говорить всем хотелось много, а есть – мало. Рита натренированными, отточенными движениями убедительно подкладывала на тарелки то копчёную рыбу, то сервелат, то солёные огурцы. Павлик уже дав-но всё рассказал ей по телефону, и сейчас в компании пяти офицеров она ак-тивно посвящалась в подробности. Присутствие Риты удерживало офицер-ский состав от излишних экспрессий, хотя сегодня многие языковые фигуры, подвергающиеся обычно строгому осуждению, не встречали порицания с Ри-тиной стороны.
Немного успокоившаяся Лиза ушла домой в начале одиннадцатого. С кух-ни доносились громкие возбуждённые голоса, по три-четыре сразу, и про-должали звякать стаканы. Маня засела за компьютер в зале доделывать рефе-рат по географии. Где-то в районе полуночи в зал тихо вошёл Павлик. Глянув на дочь, он подошёл к дивану, тяжело повалился на него и, закрыв глаза, вполголоса произнёс:
- Всё. Не могу больше.
Гости шумели ещё какое-то время и разошлись в половине первого. Маня тут же ретировалась в свою комнату, а Рита стала укладывать Павлика спать.
* * *
На следующий день в обед Павлик докладывал за столом текущую обста-новку. Расшифровали «чёрные ящики», восстановили примерно картину ката-строфы. Пытались найти неисправность, но если она и была, то в «чёрных ящиках» не отразилась. Комиссия склонна была списывать всё на человече-ский фактор и ошибку пилотирования, хотя члены комиссии, которые так же, как и Юрка Ладогин, раньше летали в разных вертолётных полках, прекрасно понимали, что, обвинив экипаж Рогожина в ошибке, ставшей причиной ката-строфы, они лишат Марину Рогожину с двумя детьми и молодую жену лёт-чика-оператора компенсации. Компенсация для Марины Рогожиной, да и для молодой жены сейчас являлась довольно слабым утешением, но лётный со-став торжокского Центра, не сговариваясь, объединил усилия в попытке от-стоять хотя бы её.
В торжокском Центре боевого применения каждую потерю нёс в той или иной мере весь гарнизон, и принимали потери тоже всем гарнизоном.
Пришедшая со школы рано Маня молча ела суп, поглядывая на сумрачного папу с тёмными мешками под глазами. Она не понимала половины слов, ко-торые произносили Рита с Павликом, но зато очень хорошо понимала, что прошлой ночью погиб лётчик, папин товарищ, погиб в том же месте, над ко-торым за двадцать минут до этого пролетал папа, и папа его нашёл только спустя восемь часов. Допивая чай, Маня прислушивалась к наступившему за столом молчанию и вдруг спросила, внимательно глянув на Павлика:
- А сложно поступить в лётное училище?
Павлик поднял голову и почти с яростью посмотрел на Маню.
- Тебе-то зачем?
- Хочется, - сказала Маня.
Павлик снова опустил взгляд в кружку и тихо, глубоко вздохнул.
- Поступить можно, если пройти профпригодность, - пробубнил он. – И сдать экзамены и физподготовку.
- А я могла бы?
- Не знаю, - сказал Павлик. – Но я… Я не хотел бы, чтобы мои дети стано-вились военными лётчиками.
- У меня хорошо с физикой, - возвестила Маня.
- Вот тебя ещё только там не хватало, - сердито буркнула через плечо от раковины Рита.
Маня всем корпусом развернулась и устремила взгляд на возмущённую мамину спину.
- А куда мне ещё? – вопросила она. - Кто ещё, кроме военных лётчиков, будет так за меня переживать? Где в целом мире ещё так заботятся о товари-щах?..
- У тебя, - сказал Павлик, - ещё будет такой человек, который станет о тебе заботиться.
Маня пристально посмотрела на него.
- А вот и нет, - отрезала она. – Мы с Серёжей – единственные, таких боль-ше нет. Да и то Серёжа иногда бывает невыносим.
- Твой папа тоже иногда бывает невыносим, - заметила рассудительная Ри-та. – Да и ты – тот ещё подарок.
Маня призадумалась, потом упрямо заявила:
- Хочу в лётное.
Павлик неожиданно усмехнулся.
- Мда, - сказал он обречённо и ни на кого не глядя.
Он допил одним глотком чай, поставил чашку в раковину и побежал соби-раться на выход. Маня осталась сидеть, ковыряя ложкой варенье.
- Земля, земля, ответьте майору Тому, - негромко произнесла она. – Я вы-хожу за створки. Космос большой, Земля голубая. Больше доложить нечего.
- Что ты там бормочешь? – осведомилась Рита, выключив воду.
- Это песня Дэвида Боуи, - сказала Маня. – Про космонавта, который остался один в космосе и потерял связь с землёй… Мам, а что было бы, если б они летали одни?
Рита посмотрела на неё и на мгновение задумалась.
- Они никогда не летают одни, - сказала она.
- Почему?
- Не полагается. – Рита немного постояла неподвижно, раздумывая о чём-то очень серьёзно, и сказала: – Я пошла, мне пора на работу.


(февраль-март 2020)