любовь и проза продолжение

Горемиха в сумерках оклемалась. Хвост распушила и шатаясь держась за штакетник, направилась к Пятровне… Нет надо ей обстоятельно все пояснить. А как же любовь? Ой! Он чай не впервой… забрался под юбку с кривой кочергой. А девка не дура, ему отомстила… взяла родила кусок мыла. Потом отсудила колоши, галоши, три старых лаптя, треть миски борща…и семечек горсть. Засыпала в домну и выросла дочь? А почему дочь? Сын! У нее будет сын.
А люди все кучей, а энти… Она указала перстом грязным в небо. Смотрю: -они врозь.
Пятровна не слышала её бредни, она крепко спала.
Иван Чапля закончив повествование, привстал, обнял на прощанье Валю и отвернувшись скрывая слезы, шагнул в пустоту.
Он шел, вернее ковылял меж неровных деревенских ухабов. Мелкий крохотный осколок мины тревожил нерв и мышцу… напоминая ему о том далёком времени.
Иван Чапля ломал голову… Иное, как сполох взрыва, ясно проявлялся в памяти… другие моменты   вспоминались ему с трудом.
 Тогда в 1943 году они с Семёном оказались, как и тысячи советских солдат, в секунде от смерти, в гуще, кровавого водоворота… - в кровавом аду.
Их батальон 1241 полка, Харьковской дивизии ценой невероятных потерь, достиг правого берега Днепра.  Только им тогда с Семеном чуточку   повезло. Тысячи солдат, молодых, красивых остались навечно в «долине смерти».
 Сорокапятка, из которой Семен успел сделать один единственный выстрел, поразив вражеский дзот. Сыграла существенную роль, прежде чем исчезнуть в бурых водах Днепра.  А в семидесятые встать на постамент памяти.
Вражеский снаряд угодил в их плот сразу же за выстрелом Семена. Его, как пояснил потом в лазарете раненый в спину связист: - после взрыва его Ивана, взрывной волной отбросило к берегу.  Спас его сержант, или старшина Сапожников… запамятовал: кажется, все-таки сержант,- уралец. Как удивительно… он два раза спас мне жизнь, а я время не нашел отблагодарить его. Где он сейчас? жив ли? Или мается с осколком в теле, как и я. Он   вытащил меня из воды на берег под обрыв, перетянул ногу выше колена ремнем, наложил повязку на рану, а сам ринулся в бой.
Как я выжил? аж холодок пробежал по телу…-бог спас.  И мамы молитва. Да! В мозгу и в сердце у меня Крюково- Успенское…- «долина смерти».
 
А за три дня до того злополучного часа.  Наш батальон был расквартирован в селе Кобелячек, что на Полтавщине.
 Погода стояла прекрасная. -День жаркий, Ночи лунные, луна яркая в рост. Красивое место. Старое обжитое украинское село, обожженная войной. Жаль, на половину разрушено, сожжено   немцами… Семён познакомился с Ириной, дочкой хозяйки дома, где они квартировали. Как Семен пояснил: -встретились они у колодца. Он возвращался из штаба… день жаркий весь взмок…, и она такая дивная, стоит у колодца с ведром воды. Попросил напиться... а она как стройная кобылица ждет седока... договорились, как свечереет, пойти прогуляться за околицу. Их дом находился почти на окраине села. Ближе к мелколесью в северной части. Я же, пожелав ему удачи…перед закатом отправился на свидание с красавицей, незнакомкой без имени. /впоследствии ставшей женой его друга Семена. /
 Семен торопился, его вызвали в штаб батальона. А я начищенный, в офицерских хромачах, в чистой гимнастёрке, летел, парил насвистывая закадычную мелодию. Незнакомка проживала у тети, в южной часть села…хотя ее родное село Калиберды находилось в десятке километров от Кобелячек… она по-видимому туда не спешила…Ох, какая она красавица! Глаз не отвести.  Прихватив трофейную шоколадку. Шел    воображая, как я зацелую ее в эту лунную, теплую ночь…мысленно обнимая ее трепетное нежное тело. Ничто не предвещало беды. Где-то в вышине послышался неприятный гул моторов… ускорив шаг я успел принять ее теплую руку. Сжать ее крепко, и мы радостные побежали прочь от села. Семен же, возвращаясь из штаба, не дошел до дома Ирины, метров сто…  от свиста и взрывов авиабомб сотряслась земля. Ирина стояла у калитки, ждала его и первая бомба угодила в их дом и взрыв поглотил Ирину. Семен бросился к ней… но ничего кроме глубокой зияющей воронки, там, где стоял дом, и Ирина … он не обнаружил.         
Его трясло, как от лихорадки… он шел по улице села не обращая внимание на взрывы. На свист осколков. Выскочивший из ворот солдат, сбил его с ног и уложил на землю. Семен трясся, и рыдал…но слез не было.
Чапля вернулся с незнакомкой в село, когда налет авиации закончился. Военные вытаскивали раненых, трупы из окопов, домов. Перевязывали, оказывая первую помощь.  Народ, не соображая … метался из одного конца села в другой ища своих… родных и близких… воя смертным воем при виде убиенных. Семен стоял у зияющей огромной воронки,- в десять-пятнадцать шагов в диаметре и тупо смотрел в забрызганную кровью… сволочную глубину. Когда люди в селе немного пришли в себя…успокоились, он –Чапля попросил Семена отпустить его до утра…  Семен был его непосредственным командиром, и командиром расчёта 45 мм орудия. А   война панибратства не любит.  / Семен махнул, иди … сам видишь: сегодня ты жив! А завтра, судьба кусками твоего тела украсит каштаны, изгородь, щиток и прицел сорокапятки.
Как будто мясники, готовясь к новому году, наряжали особую новогоднюю елку кровавыми яствами, приветствуя хищницу- войну.  И глядя на забрызганный кровью каштан, Семён впервые почувствовал, что кто-то неведомый смакует злорадно,- человеческую плоть, и алую кровь. И наклонившись поднял с земли кровавую, оторванную осколком, уже ненужную никому ладонь… И не зная, что делать с ней… положил рядом с сапогом наполненным человеческой кровью с торчащей из голенища белой костью… Семен перекрестился и разрыдался впервые…- как жесток этом мир, солдат гибнет…- это его судьба, его венок терновый. А тут: красивая, милая девочка… почему так?  Где же ты боже. Почему допускаешь, чтобы плодоносное древо гибло вопреки здравому смыслу? /
Иван – Чапля вздрогнул.  Во дворе Леонида Коленихина выл пес. Выл особо, душераздирающим воем… Иван, прикрыл уши… и погрузился, в лунную ночь 43 года. Они с ней лежали под чистым ночным небом, меж копён свежего, сухого сена. Её тело излучало свет, тепло и радость. Волосы благоухали, медоносный аромат украинских трав вскружил ему голову. Даже сейчас, он старец вновь осязает давнее, необъяснимое, сладкое вожделение. И как бы желая обнять и прижать ее образ к себе по крепче, он попытался привстать… но голос ее, далекий, заставил его остаться на месте. Вася! Я тебя жду! Иди милый ко мне. Почти не сотрясая его, старая скамейка вместе с ним оторвавшись от натруженного чернозема, медленно приподняла его, вознеся в высь. 
-А в миру?
- В миру выла собака. В рост луна.  Горемиха блевала под забором… во тьму души вползла истории змея. И где -то совсем рядом, средь родных братьев назревала чудовищная, хищническая, новая   война.

И лишь Горемиха, закончив процедуру отторжения, то -ли спиртного, то - ли ненавистной власти. Стоя у Пятровны штакетника истошно орала: - «У Петровой балки, села я на палку и скатилась вниз… Очнулась, а он скис. Лепечет, абы че… а мне, так сладко, горячо. Взвалила счастье на плечо…-несу. Одыбалась:- А это ведь,-  дите!...