Купеческая Атлантида русский чай

"Эх люблю я заграницу!" Это откуда? Кажется из "Бесприданницы." Хотя фразу мог придумать и внедрить в текст Эльдар Рязанов, рассказавший пьесу Островского на новый лад. Хорошая дорога вела нас в Словению и даже плохая погода, в виде моросящего дождя, не портила настроения. Внимание - въезжаем в столицу! Любляна красива на рекламных открытках и ... разочаровывающе провинциальна в действительности. Ничего, говорят, что настроение поднимет природная красота альпийского озера с неблагозвучным названием Блед! Направляемся туда и погружаемся в туман. Местные оправдываются, что подобный катаклизм в этих местах бывает очень редко. Значит мы счастливые свидетели природной аномалии! Озеро погружённое во мглу напоминало декорации к киноэпопее "Властелин колец."

Пробраться на остров с церквушечкой оказалось не под силу - местные "гондольеры" разбежались по домам. Пришлось карабкаться в гору. увенчанную средневековым замком. Мой опыт путешественника подсказывает, что за непреступными стенами - порожняк. Однако покорно плачу по 10 евро за нос и во главе семейного отряда вторгаюсь в коммунальную квартиру местных феодалов. Да! Не Суздаль. Глазу зацепиться не за что. Мне кажется, что "бледские" восторги интернет- гидов родились благодаря старому цирковому трюку:организовать ажиотаж вокруг пустышки и пускать людей по одиночке "за штору", чтобы озадаченный вид "очередного одураченного" усиливал интерес непосвященных.

В таких случаях нас выручает моё абстрактное мышление, подкреплённое неплохим знанием истории и объекты социального назначения - винная лавка , например. Бутылка вина, купленного у местных монахов (почему-то здешний торг монополизирован святыми отцами), значительно повысила настроение и заставила более внимательно отнестись к следующим вывескам. Жена потянула в аптеку, обозначенную латиницей как "lekarna". Пока она исследовала лечебную парфюмерию, я лениво читал надписи на красивых "старинных" коробках.

 Вдруг,  прочитанная надпись "Ruski ;aj", заставила меня задуматься:"А это что?" . Не смущаясь, относительно того поймёт ли меня монах-аптекарь, спросил его "на великом и могучем":"У Вас в банке Иван-чай? Лечебный сбор?" Видимо достижения социализма не до конца были вытеснены молитвами из головы монаха и он довольно сносно заговорил со мной по русски.

"Нет, это настоящий чёрный чай."

"Постойте, но в России чая нет". (в эту минуту забыл про краснодарский)

"Как нет! К нам всегда чай попадал из России."

Оп-па! Ведь верно, чай-то к "цивилизованным" попадал через Сибирь. Ё-моё - Ирбит?!

На пути к "чайной лихорадке"

 Мода на чай пришла в Москву через Кремлевские ворота: в 1665 году неизвестный ранее напиток помог вылечить страдающего болезнью желудка царя Алексея Михайловича, а посему был признан целебным. Привычным для широкого потребления напиток не стал, но у аптекарей, на всякий случай, среди множества трав - присутствовал.  В 1679 году Россия заключила с Китаем договор о постоянных поставках чая.

Центром русско-китайской торговли, конечно, была Кяхта. Сейчас Кяхта это небольшой райцентр в Бурятии, а тогда это был значительный по меркам той Сибири город, именовавшийся то «Москвой на Востоке», то «Городом миллионеров». В 1854 году в Кяхте торговало 58 русских купеческих домов с общим оборотом свыше 10 миллионов рублей серебром.

 При этом до 1855 года торговля эта была меновой — чай менялся, в основном, на меха. Интерес был взаимный. У нас не было своего чая, в Китае не было своих мехов. Кстати, именно за меха в Россию продавался и желтый чай — о котором в Европе и не слышали. В самом конце периода меновой торговли чай стали менять и на промтовары. Точных цен при такой торговле, конечно, не было — как договаривались, так и торговали.

В хрониках тех времён можно встретить информацию, что за два пакета чая давали одного соболя, но что это были за пакеты и сколько в них было чая, не сообщается. Мне кажется, что после такой сделки русские и китайские купцы долго и сочувствием смотрели друг другу вслед, думая, какие они глупые, эти китайцы (русские)…

Сама торговля происходила так. Сначала китайцы присылали так называемые узоры — пробы всех сортов чая, выставляемых в данный момент на продажу. Наши купцы эти узоры пробовали (возможно, что и не пробовали сами, а прибегали к оценкам знатоков) и давали заявку на понравившиеся образцы.

Выше всего ценились чаи с типсами — чайными почками. Именно с ними связано появлении термина «байховый чай», ни в каком языке, кроме русского, не использующегося. Дело в том, что китайцы, желая расхвалить свой товар, сообщали, что в нем есть эти самые типсы. Типсы китайцы называли «бай хоа» — «белая ресничка». Русские просто переделали «бай хоа» в байховый и стали так называть наиболее качественный чай. А позднее так стал называться любой рассыпной чай, независимо от его качества.

После оценки качества чай паковался в цыбики (специальные корзины по 20 кг., обшитые кожей и опломбированные свинцом), проходил таможню и отправлялся в путь - на ярмарки.

Транспортировка чая, как и иных грузов, по Сибири осуществлялась в основном зимой. При этом не отдельными санями, а «связками», обычно пятеркой связанных повозок, которыми управлялся один извозчик. Такие связки объединялись в огромные обозы, которых уходило от границы Монголии к Уралу не менее трех тысяч ежегодно. Существовали целые артели ямщиков, специализировавшихся именно на чае.


 За перегон по «Чайному пути» от границы Китая до Центральной России  тогдашний «дальнобойщик» зарабатывал немалые деньги, не менее 50 рублей, а наиболее удачливые и сотню. В Сибири в уздах, прилегавших к «Чайному пути», как именовали Московско-Сибирский тракт, извозом занималось свыше 10% трудоспособного мужского населения.

Важную роль в чайной конъюнктуре играл Ирбит. Здешняя ярмарка хоть и уступала Нижегородской, но была зачинной (первой по дате проведения и задающей то всему общероссийскому торгу). Ирбитский ярмарочный комитет понимал важность такого товара, как чай, и всячески способствовал росту его торговли. Был построен Чайный ряд, а рядом организована торговля сопутствующими товарами от чашки до самовара.

Климатические условия Империи делали чай популярным и в Туркестане (где он отлично справлялся жаждой), и в суровой Сибири (противостоял холоду).

Динамика развития русского чайного рынка была просто фантастическая. Ценность только официально ввезённого в Российскую империю и легально растаможенного чая переваливала, к концу XIX века, за 300 миллионов кредитных рублей в год. На эту сумму тогда можно было построить, например, 20 новейших линкоров, или проложить свыше 4000 километров железной дороги.

Ясно, что такие обороты вывели "чайных королей" в число богатейших людей России.

Выгоду от чайной торговли прежде всего извлекали московские оптовики, но самым оборотистым купцом оказался уроженец города Кунгура - Алексей Семенович Губкин.

Братья Губкины  славились кожевенным производством и успешно торговали на всю Сибирь. Поскольку, тогда в торговле преобладал бартер, то купцы выгадывали, какие из выменянных китайских товаров можно продать дороже. Первоначально предпочтение отдавали тканям, а после успешного импортозамещения в текстильной промышленности задумались об альтернативе.

  И тогда один из братьев - Алексей отважился на риск. Все, что привез, отдал за чай. Были это не привычные для нас пачки с акцизной ленточкой, упакованные в ящики, а едва просохшие, сбитые в большущие тюки зеленые нерассортированные листья. Дома подшучивали: «Мало своих, так Алешка удумал закупить банные веники. И не где-нибудь, а таскался за ними аж в Кяхту». С этой поры завязалось в России одно из самых доходных дел купца 1-й гильдии А.С. Губкина, который отделился от братьев и навсегда бросил кожевенное производство.

Новый товар Алексею Семёновичу предстояло поставить на поток. Для этого пришлось наладить бесперебойное снабжение оптовых торговых площадок в Ирбите и Нижнем Новгороде. Точно в срок  Губкин продавал оптом свои «веники» уральским купцам, а то, что оставалось, успевал перебросить на ярмарку в Нижний Новгород.

Уральский предприниматель первым задумался о фасовке чая в более мелкую упаковку. Тем самым он пресёк дурную практику мелких лавочников портить товар в момент розничной предпродажи.

 Девиз Алексея Семеновича Губкина был таков: «Наилучший продукт по дешевой цене в любое время, в любом месте доставить потребителю» – и это были не просто слова. Благодаря ему чай ворвался в быт людей, потянул за собой целый ряд, как теперь выражаются, сопутствующих товаров. Бойко шла торговля самоварами, сахаром, кондитерскими изделиями и, наконец, великим множеством самой разнообразной посуды. А это, между прочим, тысячи и тысячи рабочих мест в разных отраслях производства. Правительство по достоинству оценило вклад Губкина в развитие экономики. Ему был «высочайше пожалован чин действительного статского советника и орден Святого Владимира III степени».


Алексей Семёнович неоднократно посещал Ирбитскую ярмарку. Интересные воспоминания о нём оставил замечательный русский актёр В.Н. Давыдов, гастролирующий в Ирбите в 1879 году.

"Заняли мы один раз несколько столов, сидим и блаженствуем. На столе шампанское, перед каждым бумажник, набитый деньгами, дескать, смотрите сколько денег и благоговейте!

- Кто такие? - слышу, спрашивает один из купцов трактирного.

-Актёры здешнего театра, - отвечает слуга.

-Вот оно что! А кто, господа, из вас Давыдов? - спрашивает он. обращаясь к нам.

-Это я!

И тут же гурьба пьяных купцов бросилась меня целовать и благодарить.

Дело в том, что как комик я имел наибольший успех в труппе и был более популярен. Стали меня расспрашивать.

В это время подошёл купец, оказавшийся знаменитым Губкиным. Он присел к нашему столу и сказал: "Вы не обращайте внимания на этих и не судите о купечестве по этим выродкам. Это умирающие. Таких, теперь, уже немного осталось."

А прощаясь, звал к себе в Кунгур."

Далеко видел кунгурский миллионщик, поэтому дело его после смерти не скукожилось, а наоборот, приросло. В 1900 году Товарищество «Преемник Алексея Губкина Александр Кузнецов и Ко» купило в Китае фабрику по производству плиточного чая, а вскоре открыло филиалы в Коломбо, Калькутте и на Яве. К 1916 году обороты наследников Губкина достигли 65 миллионов рублей, что составило одну треть от всей продажи чая в России.

Вот такие люди, как Алексей Семёнович Губкин усадили Россию за самовар.

Распространение чая в Российском обществе было неравномерным: оно сильно зависело от традиций потребления напитков конкретных регионов Российской империи, уровня доходов и мировоззрения конкретных потребителей.

Первыми массовыми потребителями чая, уже к началу XIX века стало купечество и зажиточное мещанство, быстро смекнув, что за чашкой чая можно вести свои дела.

Известный хулитель России маркиз Адольф-де Кюстин, в своей книге отмечал: «Русские, даже самые бедные, имеют дома чайник и медный самовар и по утрам и вечерам пьют чай в кругу семьи … деревенская простота жилища образует разительный контраст с изящным и тонким напитком, который в нём пьют».

С начала XIX века чай пили, в основном, в трактирах, закусывая его калачом и, в свободное от переговоров время, чай порой чередовали с водкой. Так называемые «чайные» появились в России позже, когда свою деятельность активно разворачивали Общества Трезвости.

В то же время, потребление чая начинает распространяться на Северный Кавказ, где ингушские, дагестанские и чеченские аулы начинают пить чай, заваривая его по бурятской традиции.

В ряде регионов империи (Сибирь и Средняя Азия) чай прижился, во многом, из-за климатических условий. В Средней Азии в жару горячий чай утолял жажду. В Сибири путешественникам и торговцам без чая практически невозможно было сохранять свою работоспособность. Например, в Забайкалье в 1850-х годах, когда морозы достигали минус 35°С чай был практически незаменим. Сохранилось описание быта путешествующих в сторону Ирбита купцов: «Для ночлега разгребают в снегу яму, расстилают медвежьи шубы, дохи и кладут на них постели. Отужинав, раздеваются до рубашки, бросаются в постель, укрываются шубами, одеялами и в ногах разводят большой огонь. К утру же, когда пора вставать, путешественник быстро выскакивает из постели, одевается с неимоверной поспешностью и бросается к пылающему огню и кипящему чайнику!».

И всё же, у части российского общества долгое время существовала стойкая оппозиция к «ханскому зелью», — в основном в среде консервативно настроенных граждан и духовенства, а также в старообрядческой среде. Вплоть до начала ХХ века выходили публикации и брошюры о вреде чая для русской экономики, «духовного» и «телесного» здоровья россиян.

Интересно! Убежденным противником чая был Серафим Саровский, один из наиболее известных православных святых, живших в начале XIX века, т.е. современник первого чайного бума на Руси. «Даже, сколько возможно, удерживай и от чаю» – одно из его распространённых нравоучений.

Во второй половине XIX века чай появляется как важный элемент довольствия в войсках. Чай стали выдавать солдатам, проходившим службу в сложных условиях (пример – Сибирь) и во время военных действий тем, кто находился в дозорах. В основном же чай в армии вынуждены были пить в складчину или покупать у маркитантов, системного довольствия чая в войсках не было развёрнуто даже в начале ХХ века. Приходившие в армию крестьяне, уже привыкшие пить чай, вынуждены были пить полагавшийся по довольствию квас – и были этому очень не рады.

Чай начинает активно распространяться в российском обществе с начала XIX века и к 1840-м годам чай становится доступен даже зажиточным крестьянам некоторых губерний Европейской России.

Ближе к 1860-м гг. у москвичей появилась мода, — устраивать летом гуляния в парках, на которые ездили компаниями и захватывали самовары. Эта мода на гуляния затем быстро распространилась на всю Россию. В то же время зимой чай продолжал делить рынок со сбитнем.

До 1917 года выбор сортов чая у жителя Российской империи был несравнимо шире, чем у европейца. В борьбе за потребителя, чаеторговцы предлагали покупателям обширный выбор чаёв: белые, зелёные, цветочные, красные (современные «чёрные»), тёмные чаи – включая пу-эры (это что-то сродни технологии сырной плесени, проделанной с чайным листом).

Если поначалу о чае говорили как о туземном экзотическом напитке, то  со второй половины XIX века всё большее распространение стал получать «русский» стиль оформления рекламы, доводившийся до кича. И вскоре народ уверовал, что чай это "исконно русский напиток"

PS. Ну вот и всё, что я хотел рассказать про "русский чай." Пойду у самовара посижу.