Жёлтый дом, история болезни

     Когда я вижу пластмассовое колечко, что подтверждает подлинность сигнатуры, которое пылится где-нибудь на столе, то не решаясь избавиться, неизменно нахожу для него укромное местечко, и прячу так, чтобы помнить, где оно. Домашние снисходительны к моей причуде, так же, как бываю терпелив к их странностям и я.

- Вам явно не к нам.- Я стою рядом с братом и, кажется, нервничаю намного больше, чем он. Мы воспринимаем визит к врачу почти что шуткой, недоразумением. У брата врождённый дефект костей. Сдавливая сосуды головы, они являются источником постоянной боли. Многочисленные визиты к эскулапам разных профилей привели нас к неврологу, который сокрушённо развёл руками и сообщил, что «рад бы, да подобной редкой специализации не существует, а посему проще всего обратиться в психиатрический диспансер».
- Но брат нормален, абсолютно!
- Я понимаю это, но вашему родственнику необходим щадящий режим обучения, а никто, кроме этого учреждения не в состоянии оформить целесообразность подобной меры. Там же не только психов лечат, там хорошее неврологическое направление.
Заметив, что я расстроен, врач добавил:
- Да не сокрушайтесь вы так, всё будет хорошо, вот увидите!
И я повёл брата  на приём к районному психиатру.

    Переговариваясь и подталкивая друг друга, мы зашли в кабинет. Дама в золотых очках и белом халате нервно кромсала неразборчивым почерком очередной лист бумаги. Беззащитных и нагих, Она брала их из стопки, а изуродовав, подклеивала в папку цвета съеденной каши. При этом у неё на лице было довольное и отчасти хищное выражение, которого она не пыталась скрыть, так как уже давно не осознавала его сути.
- Ну-с... и что мы веселимся? - поинтересовалась дама, обратив-таки на нас внимание.- Всё намного серьёзнее, чем вы предполагаете. Поверьте мне, у меня приличный опыт.
Мы с братом переглянулись и рассмеялись.
- Напрасно вы так,- насупилась доктор. - Ну, что ж, будем лечить. Для начала пройдём обследование. Вот направление, отправляйтесь. (Как я, в рифму-то!) - Восхитилась она себе, обращаясь к окну, - Результаты нам вышлют, по почте.
- Почему по почте?
- На руки не дают. Вам не положено.
- Доктор, вы уверены? Нам сказали, что у вас хороший невролог, что нам помогут если не избавиться от головной боли, то хотя бы немного уменьшить её.
- Ну, правильно. Вашего брата надо обследовать.
- А это не опасно? Это, всё же, необычная больница...
- О чём вы говорите! Мы живём в 21 веке, и больница это не тюрьма. Вот вам направление, идите, ложитесь.
- А как долго это всё?
- Не больше десяти дней. Это просто обследование. Несколько тестов, витаминчики, регулярный сон, отдых. Ничего больше!
- А все эти страшные психотропные... - начал было я, но врач перебила меня на полуслове:
- Ничего такого, не воображайте себе. Только витамины. Вас же не пугают витамины?
- Ну, в разумных дозах...
- Вот и славно, идите, у меня пациенты.
- Спасибо, доктор! Вы меня успокоили!

    О... Если бы я только знал цену обещаниям докторов... Меру их честности, чести, ответственности, наконец... Я бы не был столь доброжелателен.

    Врачи в приёмном покое на нас смотрели более, чем недружелюбно. Сам факт того, что в нагрудном кармане пиджака лежало направление в психиатрическую лечебницу, составлял девяносто девять процентов диагноза. Он был фактически утверждён, а пребывание оказалось лишь формальностью.
После того, как фамилия брата была вписана в амбарную книгу вновь прибывших, дежурный врач поднял на меня глаза и сообщил:
- Ну, всё, вы идёте, а брат остаётся.
- Ясно. Скажите, это ж тут недолго всё? Дней десять?
Врач «на глаз» оценил мою вменяемость и сквозь зубы сообщил:
- Двадцать один день, не меньше.
- Как?! Но нам сказали...
- Три недели - минимум.
   На братишку было страшно смотреть. Я сам едва не рыдал, глядя в его испуганные глаза. Он верил мне. Я, я сам привёл его сюда, в это страшное место, и теперь ухожу, а он остаётся в помещении с решётками на окнах, за запертыми с двух сторон дверями, рядом с явно нездоровыми грустными, непредсказуемыми людьми.
- Потерпишь, малыш? - Брат едва заметно кивнул, втянув голову в плечи,- Я приду завтра. С утра. Жди меня. 
   Расслышав мои слова, дежурный врач сообщил:
- Родственники раз в неделю!
- Я приду завтра. - Возразил я твёрдо. - И буду приходить каждый день. Каждый.
   Врач шевельнул плечом, но промолчал. Я оценил его безразличие и отстранённость, как согласие. Но, если честно, мне было уже абсолютно всё равно.
Не понимая, как доживу до утра, я поехал домой, и ровно без минуты восемь следующего дня уже стоял у запертых дверей психиатрического отделения больницы, за которыми ждал меня мой младший братишка.
Воспользовавшись нерасторопностью медсестры, проскользнул внутрь и, поймав за полу санитарку, сунул ей в руку шоколадку, попросив позвать брата.
Через несколько минут я увидел его. Медленно переставляя ноги, брат шёл, держась плечом за стену. Я бросился ему навстречу. Лицом, лишённым мимики, едва шевеля губами он прошептал:
- Они мне что-то вкололи. Я ничего не чувствую, и не могу ходить в туалет.

    Вцепившись в брата, я подвёл его к скамейке, и, помогая согнуть ноги, усадил. До конца не понимая, что произошло, объявив бодрым  голосом «фокус-покус», я добыл из левого кармана баночку красной икры, из правого - пачку сливочного масла, нарезанный батон, и стал делать бутерброды. Брат попытался улыбнуться, но лицо его совершенно не слушалось, и он перестал пытаться, замолчал, уставившись в стену напротив.
- Ты же любишь...- беспомощно пробормотал я.
- Н - не ощущаю вкуса. Совсем. Язык, как резиновый и глотать не получается.- едва смог выговорить братишка.
   Прижавшись к нему лицом, я замер, и мы просидели так несколько часов, пока врач не указал мне на дверь.
   Несмотря на положенный по правила день в неделю для посещения, я приходил в клинику каждый день, как и обещал. Иначе не мог. Жил от встречи до встречи. Давился, если пытался поесть и спал вполглаза. Возвращаясь домой, не мог усидеть на месте, но и делать что-то внятное был тоже не в состоянии. Однажды в сумерках, сгустившаяся темнота предъявила мне чей-то образ. Вглядевшись, я распознал перед собой лицо брата. Он был бледен и смотрел на меня так горько и безутешно, что, ощутив невыносимый ужас, я выскочил вон из квартиры, с намерением ехать в больницу, до которой было немногим меньше двух часов автобусом.  На выходе меня задержал расположившийся поперёк ступенек подъезда нищий. Он сидел, пересчитывая мелочь. Пытливо, глянув в мою сторону, ничего не попросил,а лишь продолжил свои подсчёты. Повинуясь безотчётному инстинкту, я нащупал в кармане всю мелочь, которая там была, и высыпал ему в руку. Мужчина отреагировал довольно странно. Пробормотав «откупился», он размяк, засуетился  и... паника отпустили меня мгновенно. Я поднялся в квартиру, упал на кровать и заснул, а наутро обивал порог больницы на час раньше обычного.
- Что вы тут топчетесь,- санитарка, оценившая вкус подаренного шоколада,- отворила мне дверь. - Заходите. Сейчас позову.
    Брат вышел, по-прежнему стараясь держаться ближе к стене. Свежая царапина на его щеке испугала меня, но он, без эмоций, на которые был теперь мало способен, рассказал, что накануне, в тот же час, как привиделся мне, в миллиметре от его лица, в туалете, буйный больной разбил оконное стекло.
Не позволяя себе разрыдаться, я вцепился в братишку так сильно, как смог. Вспомнил лицо бездомного и его слова... слово, которое позволило мне вновь дышать, и пережить очередную страшную ночь : «откупился».
- Не плачь,- вдруг сказал брат.- Я же тут. - И без связи с предыдущим сообщил, - нам гречку с мясом давали.
- И как?
- Ничего, есть можно.
    Внезапно я понял, что братишка опять картавит, так же, как  в детстве. Он сильно ослаб от лекарств, подбородок и кисти зримо дрожали. Но если руки можно придавить телом, подложив под себя, то лицо было не спрятать.

    Через неделю пребывания в стационаре, я подошёл к врачу с вопросом, когда смогу, наконец, забрать домой брата.
- Не знаю. Когда-нибудь. А может быть и никогда.
Я не поверил своим ушам:
- О чём это вы?! Он нормален.
- Ну, это вы так думаете, с усмешкой ответила врач. Заметив блеск слёз в моих глазах прикрикнула , - Только не рыдать!- и добавила,-  Завтра консультация с главным. Он всё решит. - После чего выставила меня вон.

    Назавтра, после беседы с заведующим отделения, брата перевели в палату с более строгим надзором. Врач явно избегала меня. Брат постепенно терял способность читать, слышать музыку, даже разрезанная на кривые кусочки детская головоломка никак не складывалась в его сознании. Я с ужасом наблюдал за тем, как братишка в свои шестнадцать подолгу бился над пазлом для трёхлеток. Одни лишь строки Библии странным манером втекали в его сознание. Психотропы пасовали перед ритмом Писания, впрочем, это пугало тоже.
Лишённый привычного окружения, брат переключился на помощь тому, кому было хуже, чем ему самому. Среди пациентов надзорной палаты, был одинокий старик, которому явно была необходима помощь. Брат беседовал с ним, поддерживал, если требовалось встать или пройтись, иногда читал вслух. Старик поинтересовался однажды, не попадалась ли брату книга «Изобрести нежность».
- Читал, давно, в другой жизни.
- И как оно тебе? - спросил его старик.
- Не понравилось.
- Жаль, это написал я...

    Персонал отделения привык к моим ежедневным посещениям и совершенно перестал стесняться. Медсёстры и санитары открыто обсуждали жизнь больницы и свою собственную. Оказалось, что многие родственники, определив мужа или сына в клинику, навещают его от случая к случаю, а за просьбы забрать домой наказывают, пропуская неделю или две. Иные пациенты напрашивались в стационар сами, «отдохнуть от мыслей». Такие чувствовали себя в больнице, как дома. У некоторых был самодельный, сплющенный из трубочек кровати, ключ. Они могли ходить между отделениями и даже выходили «подышать», когда им вздумается.
Из разговоров медсестёр между собой выяснилось, что некоторые уколы «ставят» в перчатках не из-за требований гигиены, а от того, что лекарство, впрыскиваемое в кровь пациентов, разъедает даже кожу. Некстати, узнал и о том, что больничное бельё стирают в пятистах километрах от больницы, в другой области. А после знакомства с женщиной, которая навещала своего сына ежедневно в течение уже десяти лет, стал собирать деньги, чтобы выкупить брата из этого кошмара...

...Получая от меня деньги, врач недобро усмехнулась и сообщила:
- Вы всё равно мне его через неделю отдадите, не выдержите. У него нейролепсия.
- Что это?
- Побочные действия наших препаратов. От этого непросто избавиться. Даже невозможно, - хищно оскалилась женщина.
- Мы справимся. Без вас... доктор. - Категорично ответил я.
 
    Наутро после нашего возвращения домой, я вошёл к брату в комнату, принёс чай, присел подле и , наблюдая, с каким трудом удаётся ему каждый глоток, слово и даже поворот головы, молча плакал... Брат стеснялся своих дрожащих рук и  лица, а я... Мне было стыдно за то, что подвёл самого близкого человека, поверил людям в халатах, цвета которых они не заслужили.

    В течение нескольких месяцев после, каждый день мы подолгу ходили пешком, предоставляя организму  самостоятельно расправиться с ядом, который впрыскивали брату в кровь. Понемногу сгладилась нервность в движениях, утихла дрожь в руках, восстановилась плавность речи. Вернулась способность делать неожиданные выводы и читать. Спустя год окреп голос. Казалось, мы отделались лёгким испугом. Но завуалированная картавость, некрепкая память и потеря веры в людей, - такой оказалась плата за безответственность лекарей, призванных облегчать физические и нравственные страдания, а не усугублять их.

  А что до пластмассового колечка от лекарства... Когда мы стали разбирать вещи брата после возвращения из того страшного жёлтого дома, то в каждом кармане находилось колечко. Оно было его связью с реальностью, с жизнью, с миром людей, которых не держат взаперти. Нащупывая  кольцо, как петельку запасного парашюта, он верил в то, что выберется из передряги живым.