На Берлин

  В пять часов утра, 16 апреля 1945 года, артиллерийский полк гвардейских минометов, в котором и служил твой дед,старший лейтенант Иван Иванович Рубченко, в составе 1-го Белорусского фронта, занимали позиции для артиллерийского залпа, чтобы подготовить наступление с Кюстринского плацдарма в направлении на Берлин. Позже, маршал Жуков, командующий первым Белорусским фронтом, писал: «От выстрелов многих тысяч орудий, минометов и наших легендарных «Катюш» ярко озарилась вся местность, а вслед за этим раздался потрясающий силы грохот выстрелов и разрывов снарядов мин и авиационных бомб. В воздухе нарастал несмолкающий гул бомбардировщиков»
Огневые позиции противника на  широком фронте были охвачены шквалом сплошного огня. Иван Иванович с группой офицеров штаба полка стоял посредине выстроившихся минометных расчетов. Разговаривать было невозможно, а поэтому каждый предавался своим мыслям.
Иван Иванович представлял себе окончание войны, встречу со своим семейством. Он уже получил письмо от своих из Ерофеевки. Вчера отправил письмо с ответом и переслал денежный аттестат. Он в мыслях уже несколько раз прочитывал строки письма, знал уже их наизусть, радовался, что все живы. Был в восторге от рисунка сына и подписью под рисунком: «Папа, бей фашистов».
Окончившаяся артподготовка воспринималась неоднозначно. Гул еще звенел в ушах. Взрывы и зарево еще полыхали в стане врага. Минометные расчеты, да и офицеры штаба полка не знали, что делать дальше. Эта пауза длилась недолго. Связной штаба соединения передал командиру полка пакет, где был приказ о передислокации гвардейского минометного полка на другой участок боевых действий фронта. Война продолжалась.

ГЛАВА 1.

Третий день бои шли в Берлине. Гвардейцам 120 мм минометов было сложно маневрировать в центре фашистского логова, но чем ближе артиллеристы-минометчики подходили к рейхстагу, сопротивление фашистов усиливалось. Свинец автоматических очередей и фашистских снайперов поливал так, что нельзя даже было поднять голову, а снаряды фашистов выводили из строя расчет за расчетом. Командир полка дал команду: «Всем расчетам в укрытие! За всю войну таких потерь не было, а тут сразу… -командир замолчал, морщась, потер еще не зажившее раненое свое правое плечо и тихо произнес:
-Комиссар, нужно, что -то придумать. Мы не можем, не имеем права уложить весь личный состав полка.
-Товарищ подполковник, -обратился старший политрук,-а если минометные расчеты располагать за зданием или в развалинах. Фашисты не сразу будут засекать позиции расчетов, а их расположения мы будем чаще менять
-А что?-сказал командир полка,-это мысль. Молодец, старший политрук.
-Начальник штаба! Дать команду расчетам расположиться вон в том здании, видишь разрушенное, а остальные, вон за тем зданием,-командир показал еле заметное среди развалин уцелевшее 2-х этажное здание.
-Есть, командир!-ответил начальник штаба. 
-А мы переместимся во-о-о-н туда. Старший политрук, за мной!-скомандовал командир полка.
Старший лейтенант не сразу сообразил, что происходит. Ведь командир за весь период войны никогда, никого к себе не приближал. В своих отношениях с подчиненными был ровен и справедлив. А здесь… Но, долго не раздумывая он в два прыжка выбрался из укрытия и устремился за командиром, который уже скрылся за углом разбитого здания. Впереди старшего лейтенанта бежал уже связисты, тащили рацию и катушки проводов связи и полевые телефоны.
Не добежав до угла здания, за которым скрылся командир и связисты, Иван Иванович услышал свист мины, а потом взрыв. Взрыва он не видел, но слышал, а когда ускорил шаг, попытался не отстать от командира, то взрывной волной, разорвавшейся мины, был отброшен назад. От удара об афишную тумбу, потерял сознание. Очнувшись, не мог сразу сообразить, что произошло. Башка трещала и шумела от удара, глаза заливала липкая кровь. Иван Иванович попытался левой рукой протереть глаза, но безуспешно.
-Товарищ старший лейтенант, вы живы?
-Не знаю,-тихо произнес Иван Иванович.
-Жив, жив, - медсестра Катя, радуясь, стала перевязывать ему голову.
-А где командир, командир где?-очнувшись, зашумел старший политрук.
-Вы ранены, товарищ старший лейтенант, вам нельзя, -она не договорила, так как старший политрук опять потерял сознание. Приведя в чувства старшего лейтенанта, Катя спросила:
-А командир разве с вами был, товарищ старший лейтенант?
Старший политрук, некоторое время, смотрел на Катю, ничего не говорил. У него все плыло перед глазами. Катя отстегнула фляжку старшего лейтенанта. Она знала, что хотя он и не пил, но спирт в фляжке всегда был. Открыла фляжку и налила в крышку, какую то темную жидкость. Катя увидела, что это не спирт. Понюхала. Это был коньяк.
-Пейте, товарищ старший лейтенант.
Иван Иванович выпил, какая то теплота разлилась по телу. Через пару минут он уже стал понемногу соображать, что с ним произошло, и стал пытаться подняться.
-Вам нельзя, вы ранены, я сейчас оттащу вас в медсамбат.
-Не надо медсамбат,-еле выдавил из себя старший политрук, перевалился на другой бок, встал на колено, прохрипел.
-За мной, товарищ медсестра!-шатаясь, так как его бросало из стороны в сторону от контузии и ранения, старший лейтенант ринулся вперед. Пули, ударяясь о стену здания, со страшным визгом отлетали в сторону, выше головы. Фашисты увидели старшего лейтенанта и медсестру били по ним, но мимо. Катя видела, как старший лейтенант упал за разбитой немецкой пушкой, споткнувшись о снарядный ящик. Добежав до обломков разбитого здания, они упали, спрятавшись за разбитой стеной. Осмотревшись, Катя и старший лейтенант увидели, что в двух метрах справа лежали катушки проводов, а чуть дальше и погибшие от разрыва мины связисты. Поодаль лежал командир. Командир был еще жив. Когда Катя перевязала, командир открыл глаза, увидел Иван Ивановича и тихо произнес:
-Стар-р-ший полиии-трр-ук, -и опять потерял сознание
 Иван Иванович уложил на плащ-палатку командира, отдал Кате свою фляжку с коньяком, а сам пошел вдоль непростреливаемой стены здания. Проведя разведку, наметив путь своего движения, Иван Иванович вернулся к командиру, взвалил его на спину и, шатаясь, пошел вперед, чтобы как можно быстрее доставить командира в санчасть.
 Лазарет расположился в чистеньком, уютном подвале полуразрушенного здания. С каждым шагом движение было невыносимым, голова трещала от боли, тошнило, в глазах мерцали какие-то непонятные блики. Только одна мысль дойти, доставить раненого командира в лазарет заставляла шевелить ногами и двигаться вперед. Не дойдя до лазарета 150-200 метров, старший лейтенант Рубченко упал, потеряв сознание. Их подобрали бойцы соседнего батальона, доставили в лазарет.
Старший лейтенант очнулся через сутки в медсанбате. Вначале не мог понять, где находится, а когда сообразил, то попытался встать, но резкая боль в позвоночнике и голове на несколько минут опять выключила его сознание. В медсанбате ему пришлось пробыть недолго. Через 10 дней, когда он самостоятельно поднялся и прошелся по палате, он стал надоедать врачам, чтобы его выписали. Но врачи были неприступны. Как только старший лейтенант не требовал, но безуспешно. Поняв свою безысходность, Иван Иванович стал упрашивать своего лечащего врача о выписке.
-Ну как я здесь буду сидеть, когда мои бойцы штурмуют рейхстаг. Всю войну мы шли к этой цели и на тебе… Ну прошу Вас, отпустите, пожалуйста.
Военврач посмотрела на старшего политрука с сожалением и ответила:
-Ну, хорошо. Я поговорю с начальником медсамбата, но не обещаю. Иван Иванович обрадовался, на что военврач сказала:
-Рановато радуетесь. Вот когда выпишут, вот тогда будет уместно,-не договорив до конца, военврач ушла. Ее вызвали, т.к прибыли новые раненые. 
Через  два дня после разговора  с военврачом старшего лейтенанта Рубченко выписали в часть. Своих, Иван Иванович нашел быстро. В части он узнал, что командира увезли в госпиталь, сделали операцию. Полком командовал начальник штаба. Дивизионы полка стояли в трехстах метров от рейхстага и поддерживали огнем наступавшую пехоту. Каждый боец понимал, что до окончания войны остались считанные дни.
Поступила команда, отправить один дивизион полка в южную часть города, где остатки отборных частей вермахта оказывают сопротивление наступающим нашим частям. Задача дивизиона оказать своим огнем помощь нашим войскам. С этим дивизионом отправился и Иван Иванович Рубченко. Дивизион своим огнем сделал дело, как говорят артиллеристы, достаточно ювелирно, а пехота уже завершила начатую операцию.

ГЛАВА 2.

Ночь, 7 мая 1945 года, первая ночь, когда минометчикам было нечего делать. Наступила, как говориться, военная безработица. Бойцы отсыпались, приводили себя в порядок, а в полночь небо Берлина озарилось морем ракет и трассирующих сполохов. Фашисты капитулировали. Хотя радость была неописуемая, но присутствовала какая-то неуверенность. Неуверенность от того, что и бойцы, и офицеры, хотя и понимали, что произошла капитуляция, но это настолько было необычно, что наступившая тишина, гнетуще давила на психику. Заняться было нечем, поэтому командиры беспрерывно проверяли чистоту и порядок оружия и техники, внешний вид бойцов. Готовились к праздничному параду.
Иван Ивановича вызвали в политотдел дивизии, где поставили ему конкретную задачу. Начальник политотдела сказал так:
-Товарищ старший политрук, вам предстоит отправиться в политуправление фронта, где совместно с немецкими товарищами предстоит отпечатать несколько тысяч экземпляров книг, брошюр, учебников, загрузить их в вагоны и отправиться в Союз. По прибытию в политуправление фронта его встретил добродушной улыбкой начальник политуправления и приятным тихим голосом сказал:
-Вам уже, в общих чертах, обрисовали ситуацию дела. Там после войны разруха, народ приступил к восстановлению народного хозяйства. Отпечатать такое количество литературы невозможно, а надо. Это, считайте, боевая задача, даже, более того.
Начальник политуправления замолчал, медленно разминая папиросу, прикурил, затянулся ароматным дымом и продолжал:
-Если все ясно, то тогда за работу, удачи вам,-пожелал начальник политуправления фронта, крепко пожал руку и проводил Ивана Ивановича до двери кабинета, еще раз пожелав удачи, он отпустил старшего политрука.
Выйдя из полуразрушенного, но еще хорошо уцелевшего здания, где находилось политуправление фронта, Иван Иванович впервые посмотрел на весеннее небо, почти такое, как и донское. Вспомнив о доме, сразу защемило на сердце. Иван Иванович прошел два квартала, повернул направо и, пройдя еще метров восемьдесят, подошел к зданию в подъезд которого заходили и выходили военные разных категорий.
Предъявив пропуск часовому старший политрук Рубченко вошел в здание, где у дежурного, бравого капитана, спросил, как пройти в типографию. Капитан доходчиво объяснил и, как будто они были давно знакомы, любезно пожелал ему удачи. Войдя в помещение, где стоял шум работающих печатных машин, Иван Иванович увидел, что за печатными машинами работали как военные, так и гражданские лица. У проходившего мимо сержанта артиллериста старший политрук спросил, как пройти к начальнику отдела. Сержант показал на пожилого, усатого подполковника интендантской службы. Интендант-подполковник посмотрел на доложившего о прибытии и с удовлетворением ответил:
-Ну, чудненько, принимайтесь за работу. Идемте, я вас представлю, с кем вам придется работать.
Интендант-подполковник, начальник типографского отдела, проводил Ивана Ивановича к тому месту, где небольшая  кучка гражданских лиц и два военных бурно обсуждали какие-то вопросы.
-Петр Степанович,-обратился интендант к майору артиллеристу,-Петр Степанович, это к вам. Начальник отдела типографии пожелал успехов, быстро удалился.
-Знаю, знаю, наслышан о вас, давно вас жду. Хорошо, что вы появились, а то тут такое разворачивается. Майор Руднев,-подал руку старшему лейтенанту и добавил,-Петр Степанович.