Глава 1. Немного о себе
-Гришаня! Я решила немного прогуляться. Не хочешь составить мне компанию?
-Нет, Златка, не хочу. А хотя…
Как-то, смотря по телевизору трансляцию футбольного матча, я услышала от спортивного комментатора довольно примечательную фразу: «А пока мяч летит, я расскажу вам состав играющих команд». Так вот, а пока Гриша думает, я сообщу вам кое-что о себе.
Вы, наверное, уже догадались, что зовут меня Златой. Может быть, кому-то из вас, дорогие читатели, покажется обидным то, что Гриша называет меня «Златкой». Лично мне наоборот очень нравится этот уменьшительно-пренебрежительный суффикс «к», и я даже прошу всех своих друзей называть меня именно так. Мне это чем-то напоминает имена западнославянских народов. Ведь это у болгар, сербов, поляков сплошь и рядом встречаются Иоганки, Агнешки и Йовшки. Мне (не знаю, правда, почему) очень нравятся славянские страны Центральной Европы. Так что и «косить» под жительницу одной из этих стран (ведь имя «Златка», по-моему, вполне может там существовать) мне доставляет огромное удовольствие. Тем более, я уже пару раз, называя свое имя, слышала удивленный вопрос: «А вы – не болгарка?».
Вам, наверное, также хочется узнать, почему я называю Гришу Гришаней?.. Ну, я думаю, когда вы, мои любимые читатели, познакомитесь с этим замечательным человеком поближе, то сами ответите на этот вопрос.
Однако вернемся ко мне. Зовут меня Златой (по паспорту – Златославой, если быть совсем точной), фамилия моя Календина. Мне 24 года. Живу я в Питере – и да, можете мне сразу посочувствовать, солнце я чаще всего вижу либо на фото, либо во сне. Вы, наверное, слышали о такой еженедельной газете, как «Петербургский листок»? Не слышали? Какая досада! А вот Петрович, наш неунывающий главред, которого мы за глаза именуем «главвредом», почему-то уверен, что эта газетенка входит в пятерку самых известных в России. Святая наивность!.. Хотя я, наблюдая в непосредственной близости его бестолковую манеру работы и тот хаос, который царит в нашей редакции, искренне поражаюсь, как мы вообще еще держимся на плаву, с таким-то руководством? Впрочем, как известно, если что-то удивительным образом не тонет, это еще не говорит о его достоинствах…
Но бог с ним, с Петровичем, ведь я начала рассказывать о «Листке». Так вот, в этом периодическом издании на предпоследней странице перед кроссвордом, гороскопом и прогнозом погоды притаилась рубрика «Криминальная хроника». Не обращали на нее внимания? Зря. А, забыла, вы же и газету нашу никогда в руках не держали. Значит, договариваемся так: если вдруг когда-нибудь вам все-таки попадется «Петербургский листок», не тратьте время на всякую дребедень вроде мировых новостей и ситуации в стране и сразу погружайтесь в «Криминальную хронику». Ведь эту рубрику ведем и полностью готовим мы с Гришей. Конечно, кто-то может подумать: «Фу, какая мерзость – писать об ограблениях, убийствах, несчастных случаях. И не просто писать, а еще и по первому известию мчаться на место преступления, чтобы все эти малоприятные вещи рассмотреть воочию». Ну, не знаю, не знаю… По-моему, так могут говорить только люди с полным отсутствием воображения. (Приношу извинения тем читателям сего произведения, которые уже успели так подумать, тем более, что читатель может не разделять мнения писателя, - что-то подобное печатается в каждом номере нашей газеты).
Кстати, о преступлениях. Нужно отметить, что я вообще-то не всегда выезжаю на вызовы по поводу убийств, краж, загадочных происшествий et caetera – как любит заканчивать подобные ряды однородных членов предложения Гриша, и что в переводе с латыни означает «и так далее». Этим всем занимается Гриша. Вот кто может лететь в дождь, снег и град через весь город в любое время дня и ночи только для того, чтобы как можно скорее поговорить со свидетелями, изучить пятна крови на полу, рассмотреть повнимательнее тараканов на стенах и подсчитать количество пуговиц на одежде убитого. (Окончание этой фразы в среде наших с Гришей друзей я всегда произносила под звуки смеха – всем почему-то нравилась эта придуманная мной иллюстрация нашей работы. Но, видимо, я обладаю даром предсказывать будущее – как-то Грише удалось на самом деле оказать неоценимую помощь следствию именно благодаря внимательному анализу пуговиц подозреваемого. Так что теперь моя шутка пошла в отставку и затерялась где-то в анналах истории, и мне необходимо придумывать что-то свежее и оригинальное, иначе я перестану слыть среди друзей веселой, остроумной и находчивой выдумщицей).
О чем это я? Ах, да, убийства… Вы не подумайте – Гриша их не раскрывает, а лишь немного способствует следствию. И уж совсем не стоит умалчивать тот факт, что в этой помощи немаловажную роль играет ваша покорная слуга, то есть я. Ведь Гриша никогда не занимается записыванием своих мыслей и наблюдений по поводу «наших» преступлений самостоятельно. («Нашими» мы называем все дела, о которых пишем в «Петербургском листке» – надеюсь, вы об этом догадались, но на всякий случай решила объяснить, чтобы вы не подумали чего плохого). Зато я с филологическим образованием и прекрасными писательскими способностями (льщу себя надеждой, что вы скоро в них убедитесь) излагаю на бумаге все детали дела без вреда, а, может, даже с пользой для него. Иногда я даже посещаю вместе с Гришей места преступления, если у меня в это время нет более важных дел (то есть отдыха, шопинга и футбольных матчей, ведь я, помимо всех прочих достоинств, еще и заядлая футбольная болельщица). В распутывании преступных схем и мозговых штурмах толку от меня, конечно, маловато. Зато мои меткие и каверзные вопросы, которые Гриша (видимо, для конспирации) называет глупыми и задавать которые я большой мастак, выводят подозреваемых так, что они тут же как на духу признаются во всех своих (предполагаю, и чужих) прегрешениях, лишь бы поскорее избавиться от общества такого изощренного детектива. От полного разоблачения преступный мир Петербурга пока спасает лишь тот факт, что очень часто мне просто некогда или лень сопровождать Гришу в подобных выездах. И, чую, масса темных людишек с нечистым нутром остаются безнаказанными только из-за того, что я никак не могу выкроить для них время в своем плотном и насыщенном графике. Но – что делать? Не могу же я разорваться.
Так мы и работаем: Гриша узнает, изучает, думает, разговаривает с людьми, пересказывает все это мне (естественно, со своими комментариями), а я облекаю услышанное в интересную форму и пишу статью о преступлении. И мне кажется, такая организация работы очень правильна. Ведь Грише после детального исследования какого-то происшествия, после сбора всей информации, обдумывания фактов и выдвижения гипотезы по поводу личности преступника просто не под силу было бы все это популярно, доходчиво и интересно изложить. (Может быть, я просто-напросто наговариваю на Гришу, но, по-моему, таким недостатком страдают все умные люди, и лишь я являюсь счастливым исключением). А я, побывав на месте убийства и даже не утруждая себя изучением подозреваемых и улик, могла бы написать об этом великолепный и захватывающий детективный роман. Но, конечно, я бы описала совсем не важные вещи, из-за этого никогда бы не приблизилась к разгадке тайны, и мое гениальное творение с блестящим началом вряд ли было бы когда-нибудь окончено.
А так – каждый из нас выполняет свое дело, которое ему нравится и к которому у него наблюдаются явные склонности. Это схоже с принципом «сродной работы», который проповедовал философ Григорий Сковорода. (Только, ради бога, не подумайте, что я – такая себе зануда, увлекающаяся учениями всяких там философов. Нет, конечно, я и в руки не брала Сковороду (откровенно говоря, я и сковороду-то беру в руки крайне редко, потому как совершенно не люблю готовить), а точнее, все те многотомные творения, которые настрочил за свою долгую жизнь сей мудрый человек. Об этой «сродной работе», как и о всевозможных познавательных законах диалектики, взглядах на мир материалистов и агностиков и прочих вещах, без которых просто невозможно жить, я узнала из весьма «интересных» рассказов Гриши. Хотя, если честно, кавычки здесь можно было бы и убрать).
Но я по привычке отдаляюсь от темы. В данном месте своего повествования я без лишней скромности хотела бы заявить: благодаря нашей «Криминальной хронике» спрос на «Петербургский листок» заметно повысился. (Мы работаем в этой газете чуть меньше трех лет). Конечно, это вызвано также и некоторыми изменениями в составе редакции (главвреда они, к сожалению, не коснулись), обновлением многих рубрик, привлечением популярных журналистов. Но все-таки повторюсь: повышение спроса на «Листок» – это еще и наша с Гришей заслуга, и лишнее тому подтверждение – восторженные письма читателей, которые приходят к нам в редакцию и которые отправляю не только я. Именно поэтому вместо двух колонок, которые нам выделялись раньше, теперь мы можем «растекаться мыслью по древу» на целой странице. (Гриша очень любит древнерусскую литературу; догадайтесь с трех попыток, от кого я услышала эту цитату из «Слова о полку Игореве»?)
И, кстати, Петрович уже начал поговаривать о том, чтобы дать нашей рубрике восьмую или даже седьмую страницу. (Согласитесь, занимать целую, но все-таки предпоследнюю, страницу как-то не очень солидно). Так что, думаю, наша «Криминальная хроника» получит в газете новую прописку сразу же после того, как мы вернемся из отпуска, если, конечно, главвред по мерзости характера не забудет к тому времени о своих благих намерениях.
Вот теперь-то я, наконец, начинаю подходить к описанию событий, не столь отдаленных от того момента, с которого началось сие повествование. Порядком утомившись от криминальных будней, мы с Гришей взяли двухнедельный отпуск. (В этот период на нашей законной странице будут печататься отрывки из наших старых публикаций – как мило! Спасибо главвреду, что хоть не анекдоты!)
Мы с Гришей неразлучны с самого детства, успешно трудимся бок о бок, как вы уже знаете, и отдыхаем тоже преимущественно вместе. Вот и сейчас решили не изменять традициям и, недолго думая, купили два билета на Кипр, в курортный город Ларнаку. По-моему, это был хороший выбор. Помимо прекрасных отелей, роскошной южной растительности, теплого Средиземного моря и яркого солнца Кипр привлек нас еще и живописными развалинами греческих театров, а также неповторимой аурой легенд и мифов Древней Греции.
И вот – мы на заветном острове. Вчера, конечно, целый день бродили по городу, а вечером сходили на пляж. Впечатлений – масса, но, как это всегда бывает, они все сливаются, смешиваются в одну пеструю картинку, похожую на мозаики старинных храмов или полотна художников-абстракционистов. (Я думаю, вам, бесценные читатели, уже не стоит говорить, что моим художественным просвещением также занимается Гриша).
Сегодня утром я проснулась в девять и позавтракала в ресторане отеля. Гришу я там не обнаружила, что было логично: сей жаворонок предпочитает встать пораньше, насладиться шведским столом, ломящимся изобилием, и упорхнуть на утреннюю прогулку или, страшно сказать, пробежку. А вот ваша покорная сова вечно дрыхнет до упора, а потом довольствуется чуть теплым омлетом, кривыми круассанами и осадками сока, оставшимися после более прытких постояльцев. Эх, тяжкая моя доля!.. Но людям активной мозговой деятельности, к которым я отношусь по велению природы, необходим крепкий и продолжительный сон, а потому мне приходится терпеть неудобства, страдать, но высыпаться всласть. С мозгом-то не поспоришь.
После завтрака я распаковала чемоданы (вчера я была на это просто неспособна). Потом – нарядилась и причесалась; у меня короткие (светло-русые, если вам интересно) волосы, так что их укладка не заняла много времени. И вот теперь я решила выйти на улицу и, пока еще не так жарко, как днем, немного прогуляться к замечательным развалинам, которые мы вчера обнаружили недалеко от нашего отеля.
Да, забыла сказать, что мы остановились в пятизвездочном отеле, самом лучшем в Ларнаке. Его название – «Троя», как и все здесь на Кипре, веет далекими красивыми мифами, усыпанными пылью веков. В моем номере, правда, ничто не напоминало о славном древнегреческом эпосе. Темно-зеленые мебель и стены с крупным геометрическим узором, бежевые шторы в полосочку, светлый потолок и мозаичный паркет выглядели точно так же, как соответствующие элементы интерьера у нас в России. Лишь над моей кроватью в большой треугольной раме находилось рельефное изображение головы женщины с разъяренным лицом и длинными лохматыми волосами, разбросанными по стене во все стороны. Эти неопрятные пряди отдаленно напоминали змей, поэтому и вся композиция немного смахивала на изображение Горгоны Медузы в гневе и единственная из всего номера хоть как-то напоминала, что я нахожусь все же на Кипре, а не в Питере.
Я могла бы отправиться к развалинам и одна, но, согласитесь, совершать туристические вылазки в компании всегда веселее. Особенно, когда рядом с тобой находится человек, который может рассказать о местной истории и достопримечательностях побольше самого начитанного гида, причем – абсолютно бесплатно. Тем более, мне было любопытно: завершилась ли уже экзекуторская утренняя пробежка, и застану ли я коллегу в отеле? Поэтому я сняла телефонную трубку и позвонила в соседний номер.
-Гришаня! Я решила немного прогуляться. Не хочешь составить мне компанию? – спросила я, рассматривая картину на стене – довольно банальные скалы, пляж, море и солнце; вчера я видела с десяток точно таких же в различных магазинах Ларнаки.
-Нет, Златка, не хочу. А хотя…
И вот как раз на этом самом месте я словно нажала паузу и решила для удобства моих обожаемых читателей перемотать в режиме просмотра несколько предыдущих кадров. А теперь, после того, как познакомила вас с собой, я могу с чистой совестью снова нажать «play» и дослушать окончание Гришиной фразы:
-А хотя… Нет, все-таки, лучше я останусь. Надо ответить на несколько писем. Всего тебе хорошего и смотри, не заблудись!
Ох уж эти трудоголики! Так и норовят поработать, даже в таком земном раю, как Кипр. Явно Петрович настрочил нам с Гришей десяток идиотских вопросов, не имеющих ни срочности, ни важности, ни смысла, единственной целью которых является поддержание ценных сотрудников в рабочем тонусе даже в разгар отдыха и порча отпускного настроения указанным сотрудникам в особо крупных размерах. И теперь Гриша дает вредителю обстоятельный письменный отчет и не имеет возможности улизнуть на увлекательную прогулку. Как, все-таки, хорошо, что я принципиально не проверяю рабочую почту за пределами офиса! Также, приехав на Кипр, я послала Петровичу сообщение, что возле отеля аккурат напротив моего окна в целях безопасности стоит какой-то военный радар, который полностью глушит вай-фай и телефонную связь в моем номере, поэтому наше общение в течение ближайших двух недель становится невозможным. И для надежности выключила мобильный телефон.
Ну что ж, как видите, мне придется развлекаться одной. Тоже пожелав Грише всего хорошего, я положила трубку. Потом повесила на плечо довольно симпатичную сумочку, связанную из плотных белых ниток. Я купила ее вчера у народных умельцев, которых здесь пруд пруди. Денег я решила взять немного – посещать магазины сегодня утром в мои планы не входило. К тому же, вчера я чуть не разорилась. Мимо роскошных нарядов, дорогой косметики и обуви я пройти еще могу. А вот мимо деревянных, металлических, каменных и даже, чего греха таить, пластмассовых Зевсов и Артемид, Гераклов и Афин – нет. Так что вчера я вернулась в отель с целым выводком древнегреческих богов сомнительного качества и запредельной стоимости, а также с двумя картинками, вырезанными на коре какого-то экзотического дерева, с деревянными бусами, кольцом из можжевельника и, конечно, с плетеной сумочкой. Бусы и кольцо я сейчас примерила и, по-моему, они отлично подошли к моему простенькому пляжному наряду – цветастой юбке до колена и синему топу. Еще с десять минут покрутившись перед зеркалом, осмотрев себя со всех сторон и убедившись, что вижу в отражении само совершенство, я вышла из номера и на лифте спустилась на первый этаж.
Очутившись в холле, я невольно остановилась и прищурила глаза. Мы пробыли здесь только один день, и я еще не привыкла к этому огромному снежно-белому помещению, сияющему блеском и великолепием. Даже деревья в огромных горшках, стоящих в просторных, украшенных лепкой нишах, не были похожи не то что на питерскую растительность, но и на наши российские пальмы из Сочи. Как мне вчера объяснили, это были все-таки пальмы, но редкого средиземноморского вида. Некоторые из них походили на огромные, вытянутые в длину плоды ананасов: их толстые стволы были покрыты грубой темно-коричневой чешуйчатой корой, а на уровне человеческого роста из них в разные стороны отходили жесткие плотные листья – ну вылитый «хохолок» на ананасе.
В общем, в который раз подивившись богатству и разнообразию кипрской природы, я направилась к выходу. Когда я проплывала мимо портье с белоснежными, как и все в этом холле, зубами и смуглым вежливым лицом, тот улыбнулся, кивнул мне и сказал: «Всего хорошего!». Я вежливо поблагодарила его и пространно ответила, что такая чудесная погода располагает к приятным прогулкам, так что сегодняшний денек, и вправду, должен у меня удаться. Английский я знаю в совершенстве, что составляет предмет моей гордости, и поэтому в общении с иностранцами могу позволить себе немного больше, чем многозначительное мычание или односложные ответы «да» или «нет».
«Странно, – вдруг подумалось мне, – и Гриша, и этот киприот с неестественно белыми зубами пожелали мне всего хорошего. И этот факт уже дает повод для того, чтобы насторожиться».
Но, выходя из красивого высокого здания, выстроенного в асимметричном модерновом стиле, с огромной вывеской «Троя», я все же и не подозревала, какие приключения свалятся на мою несчастную голову уже через несколько минут. Я смотрела на мир сквозь огромные солнцезащитные очки и в приподнятом настроении шла к развалинам древнегреческого театра, лениво дремавшим под жарким кипрским солнышком.
Глава 2. Встреча с Афродитой
Однако, здесь жарко! Мы с Гришей специально взяли отпуск в мае, – нам почему-то казалось, что в конце весны на Кипре стоит более божеская погода, чем, например, в июле. Но мы ошиблись.
Вчера кто-то из киприотов сказал нам, что порой температура в тени достигает здесь отметки 60; по Цельсию. Если это и было преувеличением, то, поверьте мне, небольшим. Так что я, пока добралась до своих вожделенных развалин, хорошенько поджарилась на солнце.
Возле древнегреческого театра я обнаружила табличку с надписью на английском языке: «Руины театра «Орхос», возведенного около 4 века до нашей эры». По краям таблички располагался не менее банальный, чем картина в моем номере, геометрический орнамент. Почему-то всегда, когда речь идет о Древней Греции, используют такую линию, изогнутую под прямыми углами. Если я не путаю, Гриша называет ее загадочным словом «меандр». Такой орнамент напоминает мне бесконечный ряд единиц или каких-то странных носатых зверьков. Но, впрочем, я по традиции отдаляюсь от темы.
Изучив «сие письмено», я принялась осматривать непосредственно старинные развалины. Взойдя на сцену (по-моему, у греков она называлась «орхестрой»), я огляделась по сторонам. И сразу же отметила, что этот театр еще очень хорошо сохранился. Полукругом охватывая сцену с трех сторон, вверх тянулись многоярусные каменные ступени. По краям, слева и справа, их ограничивали простенькие железные перильца, кое-где погнутые и поржавевшие, – добавленные ко всей композиции, несомненно, позднее четвертого века до нашей эры. Греки, по всей видимости, смотрели спектакли, сидя именно на этих изначально белых, а теперь уже сероватых и местами разрушенных ступенях. Такой своеобразный партер (плавно переходящий в балконы) заканчивался вверху узким портиком, в ширину достигавшим не больше семидесяти сантиметров. Вчера, когда мы с Гришей обнаружили эти руины, на портике преспокойно прогуливались несколько смельчаков, не боявшихся почти двадцатиметровой высоты. Что касается меня, то я никогда бы не поднялась по камням «Орхоса» выше пятой ступени. Мало ли, что может выкинуть этот наполовину развалившийся театр! Ведь славного и могучего Ясона прибила же мачта, обрушившаяся со старого корабля «Арго», на котором он вместе со своими смелыми друзьями плавал в Колхиду к царю Ээту за золотым руном. А «Арго» в тот момент было поменьше лет, чем этой серокаменной конструкции!
Сейчас желающих пощекотать себе нервы не было, поэтому портик был пуст. И вообще, в это утреннее время в окрестностях театра я встретила от силы человек пять.
К неровной, усыпанной мелкими камешками (возможно, обломками ступеней), орхестре со стороны, не ограниченной «зрительным залом», примыкала квадратная площадка, вымощенная большими каменными плитами. Здесь тоже лежали огромные куски каких-то старинных архитектурных сооружений, не имевших, на мой непросвещенный взгляд, ни малейшего отношения к данному театру. Особенно много было желтовато-белых колонн с причудливыми капителями. Одна из них (точнее, ее обломок) была чьими-то умелыми руками притащена к самим каменным ступеням. Именно на нее я и села. Это была верхняя часть колонны с двумя завитыми барашками по краям. (Не хочу вас утомлять своими интеллектуальными познаниями, но, насколько я помню, такие барашки присущи ионическому ордеру).
Итак, усевшись поудобнее на обломок колонны и расслабленно облокотившись на ступени, я принялась обозревать сцену и близлежащие территории. За пределами орхестры кое-где грустно шелестели темно-зеленой листвой лавры (по преданию, именно в лавр превратилась лесная нимфа Дафна, дочь фессалийского речного бога Пенея, спасаясь от преследовавшего ее Аполлона). И еще я обратила внимание на интересные высокие деревья, никогда ранее мною не встречаемые. Их стволы были такими черными, что казались обгоревшими, а крупные широкие листья напоминали наши обыкновенные лопухи.
За деревьями прятался резкий обрыв и начиналось синее-синее спокойное море. Так что, сидя в этом театре, древние греки, как и я, могли видеть лишь море и небо, да несколько представителей растительного мира. Кто-то мне говорил (наверное, Гриша), что так устроены все древнегреческие театры. Специальных декораций тут нет, их роль выполняет природа, чаще всего – море. Поэтому театры и строились, в основном, на побережье.
Внезапно меня посетила крамольная мысль: а почему, собственно, считают, что эти развалины были когда-то именно театром? Вместительная чаша, ряды ступеней (считай – сидений), площадка посередине... А что, если это не театр, а футбольный стадион? На который сотни древнегреческих болельщиков, облаченных в сине-бело-голубые туники и лавровые венки с рогами и бубенчиками, приходили после тяжелого рабочего дня, прихватив кувшины вина, чтобы полюбоваться, как доблестный «Зенитус» вколачивает голы в ворота сомнительной командежки рабов с претенциозным названием «Спартак»… Ну сами подумайте, как нудные и заумные, написанные тяжелым языком пьесы могли собирать такие количества народа? Для того чтобы заполнить гигантскую чашу «Орхоса» до отказу, нужно было зрелище более интересное и захватывающее, а для нравоучительных постановочек вполне подошли бы строения поскромнее. Идея была настолько очевидной и правдоподобной, что я тут же подивилась недогадливости археологов и культурологов, окрестивших «Орхос» театром. Вот не зря говорят, что никому нельзя верить. Как только сама вникнешь в вопрос – тут же узнаешь, что театр на самом деле был стадионом, а молодая перспективная журналистка из Питера – видным специалистом по истории архитектуры!
Но вернемся к «Орхосу». Старые, потрескавшиеся камни еще не нагрелись, а серые ступени, далеко уходящие ввысь, давали мне спасительную тень. Так что мне было довольно комфортно здесь находиться. Я на минуту закрыла глаза и вдруг увидела в своем воображении ту же самую орхестру и синее море. И мне начало казаться, что на пустой сцене кто-то есть, кто-то, почти невесомый и невидимый. Вот, словно мираж, появились загорелые древние греки в белых масках, в длинных белых одеждах, на высоких котурнах, смахивающих на современные туфли на платформе. Эти люди, к сожалению, не были похожи на футболистов и как будто играли в пьесе – они ходили по сцене, размахивали руками, говорили что-то на непонятном мне языке. Потом к ним вышел молодой красивый юноша в венке из виноградной лозы и с кубком вина в руке. Идея со стадионом никак не оставляла меня, и поначалу мне показалось, что это был нападающий одной небезызвестной команды, но, приглядевшись, я сообразила, что передо мной – Дионис, бог виноделия, покровитель всех греческих театров. Ведь, исходя из вчерашних Гришиных рассказов, именно с костюмированных шествий, посвященных сбору винограда и восхваляющих Диониса, и зародился древнегреческий театр.
Затем на сцене появились двое: девушка в короткой одежде охотницы, с золотым луком и колчаном за плечами и маленьким острым копьем в ладошке и светлокудрый юноша с причудливо изогнутой кифарой, греческой лирой. Рядом с девушкой резвился маленький олененок и весело постукивал копытцами по каменной орхестре. Это были брат и сестра – неразлучные Аполлон и Артемида.
Вдруг раздался раскат грома, и на сцену в ослепительно сияющей колеснице въехал Зевс-громовержец. Его густые брови были грозно сдвинуты к переносице, а в руке он сжимал несколько острых сверкающих молний. Боги, видимо, начали ссориться из-за чего-то – с орхестры доносился шум. Зевс все больше и больше повышал голос. Но вот – к ним вышла Афродита. Она была облачена в нежно-белый пеплос, который плавными складками спадал до самой земли, и развевающийся на легком ветерке плащ – гиматию. Длинные красивые волосы струились по плечам и спине Афродиты, а на ее голове лежал венок из цветов, надетый на нее грациями и орами сразу же после того, как прекрасная богиня вышла из пенных вод Средиземного моря. Казалось, что это произошло только что, ведь Афродита внесла с собой свежий солоноватый морской аромат.
Появление Афродиты примирило всех богов, присутствующих на сцене. Они снова стали веселы, принялись пить вино из золотых кубков, щедро поставляемых Дионисом. А я уже начала подумывать, что «Орхос», все-таки, был театром, раз в его стенах и сегодня можно увидеть такие изумительные представления…
Но эту поистине олимпийскую идиллию нарушил неожиданный и громкий звук. Быстро открыв глаза, я осмотрелась по сторонам. От древнегреческих богов и игры моего воображения не осталось и следа. Я сонно потерла лицо руками и встала со своей ионической скамейки. Взглянув на часы, я поняла, что пробыла в полусне минут десять. Значит, мое сегодняшнее пробуждение в девять утра было ошибкой, поэтому мой активно работающий мозг срочно потребовал гораздо более длительного отдыха. Особенно после такой напряженной деятельности, как определение функционального назначения древнегреческих развалин. Теперь неудивительно, почему меня так быстро сморило! Решив, что с меня хватит общения с мифологией, я собралась возвращаться в отель. Но вдруг мое внимание привлек черный дипломат, валявшийся на сцене театра с левой ее стороны. Видимо, этот дипломат только что грохнулся со ступеней, тем самым, разбудив меня.
Я снова вознамерилась покинуть «Орхос», но внезапно заметила еще один предмет, лежавший рядом с дипломатом. Я медленно приблизилась к нему. Вероятно, при падении черный дипломат открылся, и из него на сцену вывалилась статуэтка. Присев на корточки, я взяла ее в руки. Это была Афродита – точь-в-точь такая, какая только что щеголяла в моем воображении. Та же длинная, словно струящаяся по грациозной фигуре одежда, такой же красивый венец на волосах… Но, что меня поразило больше всего, – вся эта примерно тридцатисантиметровая статуэтка была сделана из чистого золота! Конечно, я могла и ошибиться, хотя всегда считала себя знатоком драгоценных металлов (куда ж без этого журналисту-криминалисту?). Однако даже если это и был сплав золота, то, без сомнения, доля примесей была в нем незначительной. В общем, у меня хватило ума понять, что я держу в руках безумно дорогую вещь.
Открыв дипломат, я обнаружила внутри него вкладыш, отделанный серым бархатом, по центру которого находилось отверстие, идеально совпадающее с очертаниями золотой Афродиты. Я положила статуэтку в эту выемку и, не закрывая дипломат, все еще любовалась ею, не в силах оторвать взгляд.
Афродита была сделана поистине мастерски, черты ее лица были правильными и аккуратными, складки на тонком пеплосе лежали естественно и красиво, словно статуэтка была обернута в золотую парчу. Я смотрела на Афродиту – и не могла отвести от нее глаз. Она приковала меня своей красотой и совершенством.
-Красивая, правда? – вдруг услышала я голос позади себя.
Обернувшись, я увидела невысокого сутулого парня примерно моего возраста в очках с выпуклыми линзами. Все в нем было какое-то невыразительное, несолидное – тщедушное телосложение, черты лица, голос, даже эти маленькие хлипкие очки. Несмотря на то, что одет он был довольно легко – в клетчатую рубашку с короткими рукавами и белые тонкие джинсы, ему, наверное, было жарко, – он обмахивался, словно веером, в несколько раз сложенной местной газетой.
Меня не удивило, что он обратился ко мне на идеальном русском языке – на Кипре отдыхает очень много приезжих из России. Я просто опешила от такого внезапного появления и не смогла ничего сказать.
-Конечно, красивая, – ответил тщедушный парень сам себе. – Ведь это богиня красоты Афродита. Это римская Венера, только с руками, – он усмехнулся. – И золотая.
Меня испугало, что он сейчас выхватит у меня статуэтку. Меня же такой оборот событий совсем не устраивал – я хотела отдать Афродиту ее законному владельцу, а не первому встречному проходимцу. Тем более, сутулый тип мне сразу не понравился. Он был очень мелким. (Хотя я сама, так сказать, ростом не блещу и достигаю в длину всего лишь метр шестьдесят пять, но, казалось, этот парень был даже ниже меня). У него были взъерошенные волосы, торчащие во все стороны, как будто он только что встал с постели и сразу же примчался сюда, в «Орхос», так и не уделив минуты времени на общение с расческой. И, наконец, он постоянно и натянуто улыбался, а это меня раздражает больше всего – когда человек неискренне смеется или выражает сочувствие.
А тем временем, пока я рассматривала Сутулого (буду называть его так), он свернул газетенку и сунул ее карман джинсов, вышел на центр сцены и, положив одну руку на пояс, а другой мусоля свой треугольный подбородок, начал деловито осматривать ряды серых ступеней, то и дело запрокидывая голову до самых верхних ярусов.
-Люблю древнегреческий театр и древнегреческие пьесы, – сказал он с такой интонацией, как будто я его спросила, что он любит, и он любезно отвечает на мой вопрос.
Я еще раз взглянула на него и только тогда увидела, что на ободке его очков на пластмассовом шнуре висит красная бирка с ценником. Представляете! Вы когда-нибудь видели нормального здравомыслящего человека, преспокойно разгуливающего по городу в очках с биркой? Вот и я не видела. Поэтому очень удивилась своему открытию. И ладно, если бы это были солнечные очки, которые можно купить на каждом шагу и сразу нацепить себе на нос. Но это же были очки для близоруких с выпуклыми линзами, которые продаются только в специализированных оптиках! Не мог же Сутулый приобрести их только что прямо здесь, возле «Орхоса»!
-Да-а-а, прекрасный край – Древняя Греция, – продолжал тем временем монолог мой странный собеседник. – Боги, нимфы, герои… Мне всегда нравился Одиссей, прославленный великим слепым – Гомером. А вы читали «Одиссею»? – спросил он меня, как будто мы были старыми добрыми знакомыми.
-Нет, – буркнула я в ответ, хотя, помнится, еще в школе «мучила» что-то подобное.
-Зря. Вам следует ее прочитать.
«Еще чего! – сказала я про себя. – Я что, сумасшедшая, калечить свои драгоценные извилины ужасным шестистопным гекзаметром!» (Как вы уже можете сами догадаться, каким стихотворным размером написана «Одиссея», я знаю от Гриши).
А пока я размышляла, Сутулый, расправив плечи и запрокинув взъерошенную голову к самому верхнему ряду полуразрушенных ступеней, воскликнул:
-Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,
Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,
Многих людей города посетил и обычаи видел,
Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье заботясь
Жизни своей и возврате в отчизну сопутников; тщетны
Были, однако, заботы, не спас он сопутников: сами
Гибель они на себя навлекли святотатством, безумцы,
Съевши быков Гелиоса, над ними ходящего бога,-
День возврата у них он похитил. Скажи же об этом
Что-нибудь нам, о Зевсова дочь, благосклонная Муза.
По-моему, он перегрелся на солнце и возомнил себя актером древнегреческого театра. Он возвышенным голосом начал молоть эту чушь, активно помогая себе жестикуляцией и мимикой. Минут через пять Сутулый иссяк и извиняющимся тоном сообщил:
-Я пока только до этого места выучил.
«Слава богу!», – подумала я с облегчением.
Тем не менее, несколько десятков строк, которые он прочитал, по всей видимости, его утомили. Поэтому он достал из кармана газету и снова принялся ею обмахиваться. Я наблюдала за ним молча, с надменной суровостью неумолимой Мойры, прядущей нить жизни и смертных, и богов.
-Ну все, начинается жара, – опять заговорил Сутулый и посмотрел на наручные часы. – Да и не мудрено – уже одиннадцатый час. Пожалуй, пойду, прогуляюсь по морю.
И, видимо, уловив мой удивленный взгляд, он добавил:
-На лодке.
Он снова спрятал газету в карман и решительным шагом начал подходить к Афродите, возле которой все так же сидела я.
-Разрешите? – Сутулый наклонился за дипломатом.
-Это ваше?! – в изумлении воскликнула я.
Я даже и подумать не могла, что он и есть владелец статуэтки. Ведь нормальный человек не будет полчаса цитировать гомеровскую «Одиссею», в то время как его драгоценная собственность находится в чужих руках.
-Да, это моя Афродита, – поспешно подтвердил Сутулый. – Я купил ее только что. Дорогая она, конечно. Мне сказали, что ее нашли во время раскопок на Кипре. Такая красавица, а ей уже более трех тысяч лет! – он снова натянуто улыбнулся.
Я все еще ничего не понимала. Этот сутулый очкарик с красной биркой, развевающейся на ветерке, словно флаг, способен купить безумно дорогое произведение искусства, как оказалось, даже антиквариат?! Я была в шоке и все еще ему не верила. Он настойчиво тянул дипломат к себе, но я не выпускала его из рук.
В этот момент мы оба услышали шаги и обернулись к входу на сцену «Орхоса». К нам типичной боксерской походкой приближался высокий плотный амбал с черными курчавыми волосами и крупным грузинским носом. Его маленькая голова с оттопыренными в стороны ушами была полностью вжата в плечи, как будто у этого кавказского Геракла вовсе не было шеи. Он был очень смугл, одет во все черное и из-за этого четко выделялся на фоне светлых серых ступеней «Орхоса».
Похоже, его появление не очень-то обрадовало Сутулого (у меня оно, честно говоря, тоже не вызвало всплеска положительных эмоций). Но, что интересно, Крепыш (пожалуй, буду именовать его именно так) тоже как будто удивился и огорчился, увидев Сутулого (или меня?). В общем, он растерянно огляделся и быстро покинул театр, зачем-то бросив нам на прощание:
-Извынытэ.
Сутулый и после исчезновения Крепыша еще долго смотрел ему вслед и как-то озабоченно подергивал кончиком своего маленького носа. Он отвлекся от меня и Афродиты, и это дало мне возможность получше рассмотреть бирку и ценник, болтающиеся на его очках. И – о боже! – я подумала, что это галлюцинация! На ценнике абсолютно четко и разборчиво было напечатано: «Prise: 1999€». Меня такое известие ошарашило. Значит, этот тип, действительно, способен купить золотую статуэтку, раз он может себе позволить носить очки, стоящие две тысячи евро! А я вот уже полчаса не позволяю ему забрать его законную, сегодня приобретенную вещь!
-Пожалуйста, – как можно более вежливо сказала я, протягивая Сутулому дипломат с Афродитой.
Он отвлекся от созерцания края серых ступеней, за которыми исчез Крепыш. Мельком взглянув на Афродиту, Сутулый защелкнул дипломат и взял его в руку. Зачем-то кивнув мне, он медленно пошел к выходу из театра. Потом вдруг споткнулся о камень, обернулся и пробормотал:
-Ах, Греция, Греция… Родина древней цивилизации, легенд и мифов… А «Одиссею», пожалуйста, обязательно прочитайте!
Я встала с корточек и начала прогуливаться по опустевшей орхестре. И появление, и исчезновение Сутулого были очень странными и подозрительными. Откуда здесь взялся дипломат? Когда я пришла в театр, его точно не было. Сутулый забрел сюда, пока я пребывала в полудреме, и случайно забыл его в «Орхосе»? Но как он мог оставить без присмотра такую дорогую статуэтку? У меня сразу сложилось впечатление, что он «присвистнутый». Но не до такой же степени! Нет, здесь определенно что-то не так!
Чем больше я обо всем этом думала, тем сильнее во мне развивалась подозрительность. Но что же теперь можно сделать? Эх, жаль все-таки, что я пошла к этим симпатичным развалинам одна, без Гриши. Вот кто разобрался бы с этим непонятным происшествием в два счета. А я… ведь я умею писать, но не умею думать! Хотя… Что же в первую очередь делает Гриша, прибыв на место преступления? Конечно, осматривает его со всей тщательностью, не пропуская ни одной детали.
Поэтому и мне пришлось наклониться и в таком полусогнутом состоянии прочесать всю каменную сцену древнего театра. И представьте себе мою восторженную радость, когда примерно на том месте, где Сутулый в необъяснимом порыве вдохновения читал мне строки бессмертной «Одиссеи», я нашла маленькую визитную карточку. Наверное, она выпала из кармана Сутулого, когда он извлекал оттуда свой веер (то есть, газету). Я мигом схватила визитку. На ней было напечатано:
Валентин Петраков,
Научный сотрудник отдела античности и древнего мира ИВИ
Ниже стояло несколько городских и мобильных телефонов, судя по всему, московских, и электронный адрес. Что ж, немного. Должность какая-то странная, названия компании нет, если оно, конечно, не скрывается загадочными тремя буквами… Он что, ученый, что ли? Ученый, который может себе позволить дорогостоящие покупки? Насколько мне известно, бюджетники у нас живут несколько поскромнее.
Я перевернула визитку и на обороте натолкнулась на кое-что более важное. Там корявым неразборчивым почерком, таким же неприятным, как и сам Сутулый, было нацарапано:
Отель «Оливковая ветвь», люкс № 7
Если вы помните, в начале своего повествования я сказала, что отель «Троя» – самый шикарный в Ларнаке. Так вот, это не совсем так. В Ларнаке есть два одинаково дорогих и престижных отеля – «Троя» и «Оливковая ветвь». Так что, найдя эту визитку, я окончательно успокоилась по поводу судьбы Афродиты. Если Сутулый покупает очки за две тысячи евро и останавливается в «Оливковой ветви», причем, в «люксе», то он вполне может себе позволить купить дорогую древнюю статуэтку. А откуда он берет деньги на эти маленькие радости, работая в забытом богом НИИ, – это уже его личное дело, в которое мне лезть не стоит. Может, он какой-нибудь нобелевский лауреат или мировое светило, неплохо зарабатывающее своим собственным умом. Либо сынок богатых родителей, который никогда не испытывает материальных затруднений, а научными изысканиями занимается исключительно для души.
Все точки над «i» были поставлены, и я с чистой совестью вознамерилась возвращаться в «Трою». Но прямо на выходе из «Орхоса» столкнулась с высоким стройным брюнетом, имевшим весьма обеспокоенное лицо. Он бесцеремонно налетел на меня и, даже не извинившись, промчался мимо – в «Орхос». Я остановилась, чтобы немного прийти в себя от такого вероломного «наезда» на мою персону. Причем, наезд этот был фактически двойным: еще до того, как я столкнулась с брюнетом, мои чуткие ноздри столкнулись с убойным дезодорантом, который он источал налево и направо, минуты за две предвещая тем самым свое появление. (Наверное, примерно так же пахла леленосская Гипсипила, которая не хотела почитать Афродиту и была справедливо награждена великой богиней за свой мерзкий нрав на редкость тошнотворным запахом). Не знаю, сколько литров дезодоранта вылил на себя этот довольно симпатичный смуглый молодой человек лет тридцати, но сопровождавшее его зловоние било в цель (то есть, в мой нос) без промаха, словно золотое копье Артемиды.
А тем временем, пока я приводила в порядок обонятельные рецепторы своего организма, брюнет бегающими глазами осматривал все вокруг и нервно ходил возле обломка колонны, лежащего прямо у ступеней театра. В руках он держал увесистый бумажник, а из нагрудного кармана его футболки торчал айфон (вроде бы, последней модели). Зловонное облако неотступно следовало за своим хозяином, а поскольку он уже раз десять обошел «Орхос», то и оно теперь занимало все пространство древнегреческого театра.
Я невольно вспомнила чью-то старую шутку о том, что русских за границей можно отличить по двум очень примечательным признакам: они всегда ходят в спортивных костюмах и обязательно выливают на себя чуть ли не цистерны бьющих в нос одеколонов. Что касается спортивного костюма, то на Кипре никто из гостей из России не смог бы в него облачиться, даже если бы очень захотел, ведь здесь, как вы знаете, стоит просто невыносимая жара. А вот второй отличительный признак безоговорочно определял озабоченного брюнета как моего соотечественника. Поэтому я ничуть не удивилась, когда после пробежки по орхестре с препятствиями в виде всяческих обломков он обратился ко мне на великом и могучем языке:
-Извините, вы не видели здесь такой небольшой черный дипломат?
-Видела, – без тени смущения ответила я.
Брюнет, а вместе с ним и зловоние вмиг оказались рядом со мной.
-И где же он?! – почти закричали они оба.
-Его забрал хозяин, – ответила я, стараясь не дышать.
Большие глаза брюнета с желтоватыми белками чуть не вылетели из орбит от удивления и ужаса.
-Как?! Ведь это мой дипломат! Я его хозяин!
И тут я поняла все.
-Скажите, вы видели человека, который забрал дипломат? – вопил брюнет, тормоша меня за руку. – Опишите его! Куда он пошел?! Была ли там Афродита?!
Я сбивчиво рассказала ему все, что видела в «Орхосе», и показала найденную здесь визитку.
-Ну конечно, это он! – воскликнул брюнет сокрушенно. – Его шайка давно охотится за мной. Понимаете, я коллекционирую антиквариат. В последнее время Петраков и его люди постоянно следят за мной. Теперь им удалось похитить мою Афродиту! – закончил он с горечью и только потом представился: – Меня зовут Леон Юровский.
-Злата Календина. Можете называть меня просто Златкой.
Леон удивился:
-А вы что, из Болгарии?
Это именно то, о чем я рассказывала в самом начале повествования. Я пояснила, что приехала из России, и это, по-моему, его разочаровало. Потом он заметил:
-И я из России, из Москвы. И этот гнусный Петраков тоже. Господи, что же мне теперь делать, что же делать?! – он снова вспомнил об Афродите.
-Давайте догоним его, – предложила я, немного привыкнув к зловонию и уже начиная дышать полной грудью. – Я знаю, что он пошел к морю, плавать на лодке. Он сейчас, наверное, там.
Леон равнодушно махнул рукой:
-Его теперь не найдешь… Это же надо было мне быть таким дураком, чтобы потерять дипломат! Знаете, Злата, я иногда бываю таким рассеянным. Зашел в театр, поставил дипломат, а сам отправился рассматривать этот замечательный памятник архитектуры со всех сторон… На меня нахлынули впечатления, я ведь обожаю Древнюю Грецию, и «Орхос» занял все мои мысли, на какое-то время я как будто провалился из сегодняшнего дня в глубокую древность… А потом вернулся сюда, дипломата нет… И я понял, какую непоправимую глупость совершил! Как, как можно быть таким идиотом?! Я же знал, что Петраков сейчас ошивается в Ларнаке и ищет легкой наживы!
Мне было неприятно смотреть, как он расстраивается. Ведь только я виновата в том, что Афродиту похитил этот противный Сутулый! Если б я догадалась занять ворюгу расспросами, попросила бы процитировать «Одиссею» на бис, задержала его – глядишь, Леон бы уже вернулся, и преступления не состоялось. Мне захотелось искупить свою вину и оказать несчастному антиквару посильную помощь, поэтому я продолжала настаивать на своем:
-Нет, давайте все-таки пойдем к морю! Может быть, там кто-то видел Сутулого… то есть Петракова. Пойдемте, пойдемте же, не тратьте время зря! Надо действовать, а обдумать все можно и после! – закончила я воодушевленную речь своим любимым девизом.
Он с полминуты смотрел на меня с потерянным выражением лица, но потом все-таки согласился.
-Ну что ж, Леон, – сказала я весело, чтобы хоть как-то подбодрить его, – отправляемся на поиски Афродиты!
Глава 3. Водная одиссея
Мы быстро спустились по пологому склону холма к морю.
Кстати, покидая «Орхос», мы заметили в его окрестностях весьма примечательного человека. Конечно, в относительно прохладное утреннее время по Ларнаке шатаются толпы туристов. И все они стараются проводить свой досуг если не в магазинах, то обязательно на пляже или близ древних развалин. Но таких личностей я легко распознаю по пестрым легким шортам и рубашкам, солнцезащитным очкам и ленивой медленной походке. И еще – они обязательно ходят компаниями по несколько человек, реже – парами. А тот тип, с которым нам с Леоном довелось встретиться, был явно не из числа праздно болтающихся по Кипру отдыхающих.
На вид ему было лет сорок, может, чуть побольше, он был одет в бежевые брюки, белую рубашку и, несмотря на жару, в бежевый классический пиджак. Еще на нем красовалась светлая шляпа с загнутыми полями и огромные темные очки, закрывающие почти половину лица. Он был высок и сухопар, поэтому я сразу же окрестила его «Сухарем». У Сухаря было постное узкое лицо, словно зажатое какой-то доброй душой в массивные тиски; хотя лучше его физиономию мне рассмотреть не удалось – она почти полностью была закрыта очками и надвинутой на глаза шляпой.
А теперь – поподробнее о нашей с ним встрече. Как я уже говорила, мы с Леоном, выйдя из «Орхоса», направились к обрыву в поисках более пологого склона холма, чтобы по нему спуститься к пляжу. Леону, несмотря на то, что он беспрестанно сокрушался по поводу потери Афродиты, удалось найти не только пологий склон, но и узкую каменистую тропинку на нем, по которой нам было очень удобно спускаться вниз. И уже возле самого подножья холма, мы (а точнее – я, потому что Леону тогда было не до глазенья по сторонам), так вот, я увидела Сухаря. Он стоял, спрятавшись от солнца и посторонних взглядов за толстыми стволами кипарисов, росших у самого подножья. Сухарь был так увлечен созерцанием многолюдного ларнакского пляжа, расстилавшегося прямо перед его носом, что даже не заметил нас. При этом его челюсти отчаянно работали – он механически, как робот, жевал жвачку.
Но вдруг Сухарь обернулся, заметил нас, вздрогнул и мигом отскочил за кипарис так, что мы перестали его видеть. Это мне не понравилось. Знаете, машинально отскакивать при появлении посторонних могут только люди, постоянно от кого-то скрывающиеся. Так, например, в детстве я, Гриша и другие наши друзья целыми днями играли во дворе в прятки. И часто я, спрятавшись куда-нибудь и просидев минут пять, сама выходила из укрытия. Мне попросту надоедало ждать, когда меня найдут. И только увидев, что ко мне приближается водящий человек, я молниеносно бросалась за спасительное дерево или строение. Эта, что называется, годами выработанная привычка первое время часто давала себя знать. Бывало, когда я стояла на улице и ожидала кого-то, а на меня неожиданно выныривал случайный прохожий, я машинально отскакивала, думая, что мне пора спрятаться.
Зачем я все это долго и нудно вам рассказывала, спросите вы? А затем, что жующий Сухарь, о котором речь шла выше, поступил точно так же – рефлекторно скрылся за кипарисом. Я даже и допустить не могла, что он в его солидном возрасте увлекается игрой в прятки. Поэтому меня насторожило и озадачило, откуда у него могли взяться такие навыки? Много времени на раздумья у меня не было; обстановка вокруг была не самая подходящая (недаром мрачные кипарисы в Греции сажают, в основном, на кладбищах, потому что в это хвойное дерево превратился по воле Аполлона юноша Кипарис, не захотевший жить после того, как нечаянно убил своего любимого быка, посвященного нимфам). В общем, немного поразмыслив, я пришла к выводу, что Сухарь – человек Сутулого (то есть Петракова), и он следит за нами. Я хотела поделиться этой мыслью со своим спутником, но Леона, по-моему, волновали совсем другие проблемы.
-Неужели вы не поняли, что оборванец Петраков не способен купить такую дорогую антикварную вещь? – спросил он, когда мы, наконец, спустились с холма и шли по людному пляжу. Чтобы не утопать в песке и все время не вытряхивать его из обуви, я сняла свои сандалеты (так мы с Гришей на Кипре стали называть босоножки) и шла босиком.
-Честно говоря, у меня возникли некоторые сомнения, – осторожно ответила я, обходя жарящихся на солнце людей. – Но, во-первых, он остановился в дорогом отеле, а во-вторых, у него на очках была бирка с ценником – тысяча девятьсот девяносто девять евро. И я решила, что он вполне может позволить себе купить Афродиту.
Выслушав мои умные рассуждения, Леон сокрушенно покачал головой:
-Злата, Злата, как вы могли попасться на такой дешевый трюк? Отель – это не показатель. А бирка… Скажите, а вам не пришло в голову, почему это он ходит в очках с ценником?
-Пришло.
-И какое же объяснение вы подыскали?
Я так отчаянно напрягла мозги, вспоминая, какое объяснение я дала красной бирке, что чуть не раздавила голенькую собачонку, роющуюся в песке на пути моего следования. После неистового визга собачонки (я и не предполагала, что эта маленькая тварь может так громко кричать!) я услышала не менее истошный вопль тощей бронзовой женщины, валяющейся на полосатом полотенце неподалеку. Кричала она, видимо, по-гречески, так что понять я все равно ничего не смогла. Но на всякий случай пробормотала из вежливости на четырех языках – я ведь, ко всему прочему, еще и полиглот, по крайней мере, в вопросах принесения извинений:
-Простите. I`m sorry. Pardon. Entschuldigung.
Но вернемся к нашим баранам, то есть – к Сутулому. Я вспомнила, что приняла его за не вполне нормального человека, и поделилась своим предположением с Леоном. Он, к моему великому удивлению, рассмеялся.
-Злата! Неужели вы не знаете этот дешевый трюк? – спросил он со странным сочувствием в голосе. – Петраков нацепил на очки бирку с ценником специально для вас, чтобы сразить вас наповал огромной суммой и выманить у вас дипломат! По-моему, это понятно и ежу!
Не знаю, как ежу, но мне это было не понятно. Я даже и подумать не могла, что Сутулый разыгрывал спектакль исключительно ради моей скромной персоны. Теперь, слава богу, Леон меня просветил, и я должна была констатировать, что облапошили меня довольно хитро.
-Я, конечно, повела себя, как идиотка, – покорно признала я. – Но, честное слово, меня во время общения с Петраковым не покидало странное чувство, что с ним что-то не так. Я поначалу была уверена, что Афродита – не его. Уж больно несолидно он выглядел! А когда он попытался забрать у меня дипломат и заявил, что он хозяин статуэтки, – я до последнего сомневалась и не отдавала Афродиту. Конечно, внешность бывает обманчивой, но, поверьте мне, я обладаю отличным нюхом на людей и колоссальным опытом распутывания всяких загадочных историй. Так что сразу смекнула, что с этим Сутулым дело нечисто.
-И что это за опыт, не расскажете? – спросил Леон настороженно.
Эх, все-таки, нет у наших людей доверия к правоохранительным органам. Чуть только видят человека, который имеет к ним хоть малейшее отношение, – сразу в глазах появляется либо испуг, либо пренебрежение, а чаще и то, и другое. Поэтому я поспешила его успокоить:
-Я ведь журналист криминальной хроники в газете «Петербургский листок». Вот мне и приходится сталкиваться с подобными происшествиями чуть ли не каждый день.
Антиквар, лишившийся своего антиквариата, смотрел на меня уже без напряжения, но должного благоговения во взгляде также не наблюдалось.
-Ну, вы живете в Москве, поэтому, конечно, не слышали ни о нашей газете, ни о моих статьях, – заключила я с плохо скрываемой обидой.
-Да-да, вы правы, в Москве свои издания и свои герои… – поспешно подтвердил Леон. – А в Питере, получается, ваша слава звенит на весь город? – наконец-то, с подобающим пиететом произнес он и улыбнулся.
Услышав желаемое, я отчего-то поскромничала это подтвердить и лишь смущенно промямлила:
-Да нет, не звенит… Так, позвякивает иногда…
-Но в любом случае, Злата, это большая удача, что я вас встретил! С вашим опытом и вашим… нюхом!
В этом месте я невольно шмыгнула носом и подумала: «Зато для моего нюха знакомство с твоим ядреным одеколоном стало тяжелым испытанием».
-С такой напарницей я в два счета найду Петракова и верну свою Афродиту! – Леон все более воодушевлялся.
-Я тоже очень надеюсь, что смогу вам помочь, – подхватила я. – Все-таки, частично это моя вина, что дипломат оказался в чужих руках. Но, без сомнения, если бы я пошла в «Орхос» не одна, а с Гришей, Петракову не удалось бы избежать разоблачения!
-С Гришей? А кто это? – удивился Леон.
Но в этот момент его айфон заиграл «Турецкое рондо» Моцарта (это одно из любимых Гришиных произведений, поэтому я легко его узнала), и мой собеседник включился в другой, уже телефонный разговор:
-Да. Все нормально. А как там у тебя?.. Где ты сейчас? Хорошо. Будь на связи. До скорого!
-Мой помощник, – сообщил Леон мне. – Ищет для меня стоящие антикварные диковинки по всем кипрским магазинам.
-А, ясно. А насчет Гриши – знаете, мы обычно работаем в тандеме…
-В вашей криминальной хронике?
-В ней самой. Теперь вот и в отпуск поехали вместе, ведь мы привыкли всегда находиться рядом.
Леон выслушал меня рассеянно, а потом уточнил, видимо, из вежливости:
-Как я понимаю, в вашем тандеме выполнение львиной доли работы ложится на хрупкие девичьи плечи?
Я улыбнулась:
-Нет, Леон, у нас абсолютно вся работа делается слабыми девичьими руками, – я взмахнула своей маленькой ладонью с аккуратным маникюром перед самым его носом.
-А что же Гриша вас не бережет?
В его голосе звучало явное неодобрение Гришиного поведения, поэтому я поспешила с жаром заступиться за коллегу:
-Напротив, очень бережет и поручает мне только неопасную деятельность – писательскую.
Поразмыслив, я решила, что этого будет маловато для искушенной в криминальных делах леди, которую я из себя строила, и добавила:
-И мыслительную, конечно. Ну, собственно, самую главную часть нашей работы. А себе оставляет рутину – поездки, допросы, рукопашные схватки с преступниками…
-Будет интересно узнать о ваших расследованиях подробнее, – пробормотал Леон, на ходу набирая что-то на экране айфона. Наверное, записывает название нашей газеты, чтобы не забыть, удовлетворенно решила я.
Тем временем мы уже прошагали добрую половину пляжа и подошли к цели своего маршрута – станции по прокату лодок. Кстати, посматривая на возлежащих на песочке граждан, я даже почти не завидовала им. Разумеется, они сейчас отдыхают и великолепно проводят время, а я вынуждена, превозмогая зной и шикарный выбор безделушек у местных торговцев, самоотверженно идти по следу опасного преступника, не размениваясь на радости жизни. Но, что поделаешь, таково мое призвание! Кстати, что за чудесные поделки продаются на пляже?..
-Злата, вы со мной?
Упс, я задумалась о своей нелегкой доле, на крейсерской скорости пронеслась мимо лодочной станции и по привычке направилась к треклятым лоточникам-искусителям, которые обосновались в Ларнаке везде, даже на морском берегу! И лишь жалобный оклик Леона заставил меня срочно скорректировать маршрут движения.
-Конечно, с вами. Просто хотела проверить, не прячется ли Сутулый во-о-он за теми сувенирными лотками, – по-деловому бросила я. – Но там все чисто.
Как все-таки прекрасно, что все киприоты знают английский язык! Мы без труда объяснили работнику станции, что ищем невысокого сутулого человека в светлой клетчатой рубашке и в белых джинсах, в очках и с дипломатом.
-С черным дипломатом? И с красной биркой на очках? – радостно закивал киприот. – Он взял у нас моторную лодку и уплыл покататься по морю около двадцати минут назад.
Нашей радости не было предела: мы-таки напали на след Сутулого! Нам сегодня определенно сопутствовала древнегреческая богиня удачи Тихе! Окрыленная сознанием того, что скоро Петраков будет в наших руках, я быстро шепнула Леону:
-Доставайте деньги. Возьмем моторку.
А работнику станции сказала:
-Нам нужна моторная лодка примерно на один час.
-Извините, но все лодки уже разобраны, – растерянно объяснил он. – Остался только один катамаран стоимостью десять евро в час.
Мы с Леоном уныло переглянулись. Ну, и что же нам оставалось делать? Не гнаться же за Сутулым вплавь? Хотя догонять моторку на водном велосипеде тоже занятие неблагодарное. И все же, другого выхода у нас не было, и мы согласились на велосипед. Леон вручил просиявшему киприоту десять евро.
Когда мы вышли к воде, и работник станции предоставил нам возможность сесть в новый и довольно красивый двухместный катамаран с надписью «Кентавр» на боку, я наугад спросила его:
-А вы так случайно не видели, куда направился тот господин?
-Нет. (Я разочаровалась от очередной неудачи). Зато он сам сказал мне, куда поплывет.
И я, и Леон мигом и оживились и почти хором воскликнули:
-Куда?!
-В бухту Афродиты. Он сказал, что давно мечтал там побывать.
-Этого и следовало ожидать, – шепнул мне Леон уже по-русски. – Похитив Афродиту, он решил прогуляться к тому месту, где она вышла на берег из морской пены. Кстати, я знаю, где находится эта бухта. Так что, поехали, точнее – поплыли!
Обувшись и усевшись поудобнее, я принялась усердно крутить педали. Леон с не меньшим трудолюбием последовал моему примеру, тем не менее, плыли мы с черепашьей скоростью, во всяком случае, мне так казалось. В душе я искренне надеялась, что наш «Кентавр» не будет вести себя так, как его мифические собратья – полулюди-полукони, ненавидевшие людей и обладавшие буйным и злобным характером. Мне бы очень хотелось, чтобы наш новый товарищ оказался мудрым и гуманным кентавром Хироном с горы Пелион или, на худой конец, кентавром Фолосом, тоже довольно дружелюбным зверем, даже взятым богами в знак большой признательности на небо.
Проплыв мимо песчаного пляжа, мы начали продвигаться вдоль каменистой линии берега. Когда мы находились напротив высоких кипарисов, возле которых по пути сюда встретили Сухаря, я напрягла все свои глазные палочки и колбочки, чтобы разглядеть его среди стволов и хвои. Но это были напрасные усилия – Сухаря я там не обнаружила.
Зато когда мы довольно далеко отплыли от его засады, и я еще раз обернулась, то к своему великому изумлению увидела Сухаря всей его персоной. Он бежал, словно подстреленный, от своих обожаемых кипарисов к пляжу. Конечно, он быстро скрылся у меня из виду, но я вполне могла предположить, куда он направлялся – прямиком на станцию проката лодок.
-Знаете, Леон, – обратилась я к своему спутнику, проводив глазами Сухаря, – тот долговязый тощий субъект, которого мы встретили, спускаясь от «Орхоса», кажется мне подозрительным. А что, если это – человек Петракова?
-Вполне может быть, что это кто-то из его дружков, он всегда действует вместе с шайкой, – согласился с моей мыслью Леон. – Но даже если этот тип помчался на пляж, чтобы взять на станции моторку и догнать нас, боюсь, у него ничего не выйдет. Ведь там не осталось даже водных велосипедов, а, отплывая, мы не видели, чтобы кто-нибудь возвращался на станцию. Так что ему придется подождать, пока кто-нибудь не вернет лодку или катамаран.
Рассуждения Леона меня успокоили. Но как же я сама не могла об этом догадаться? А нужно было всего лишь пораскинуть мозгами и просто подумать, как это всегда делает Гриша. Я же сразу испугалась и начла паниковать, хотя на самом деле Сухарь без моторки, действительно, не представлял для нас ни малейшей опасности.
-И все-таки, мне кажется, это была глупая идея – догонять Петракова на водном велосипеде, – говорил мне в это время Леон. – Может, он специально сказал работнику станции, что поплывет в бухту Афродиты, чтобы запутать следы? Тем более – зачем это ему сразу после похищения статуэтки понадобилось плыть на прогулку?
-Чтобы передать Афродиту сообщнику или перекупщику, – тут же сообразила я. – Эта бухта, наверно, уединенное место – для темной сделки самое то.
-Тихих мест полно и в самом городе, – уже привычно не согласился со мной Леон. Ну просто какой-то человек-контраргумент! – А в бухту в любой момент могут нагрянуть туристы, которые валом валят в подобные легендарные достопримечательности. Хотя, как я слышал, на Кипре в разных городах есть несколько «бухт Афродиты», и местные жители о каждой говорят, что Афродита вышла из моря на берег именно в ней. Но кого это смущает?
-Меня – нисколечко! Ведь могла же она несколько раз выходить на берег, делая небольшие передышки на суше во время долгого заплыва.
Леон горестно вздохнул (впрочем, возможно, что от усиленной работы педалями у него просто появилась одышка) и задумчиво пробормотал:
-Нет, здесь определенно что-то не так. Петракову нечего там делать. По-моему, мы просто теряем время – он сказал лодочнику о бухте Афродиты только для того, чтобы пустить нас по ложному следу.
-Может быть, следует сообщить о похищении в полицию? – предложила я. Но Леон недовольно поморщился, будто от яркой вспышки, направленной прямо ему в лицо:
-В местную? Что угодно, только не это! Я попытаюсь найти ее сам, у меня есть здесь кое-какие друзья… Знаете, мне так неудобно, что я впутал вас в такое скверное дело…
-Ничего подобного! – запротестовала я, так и не дав ему договорить. – Ведь началось-то все, если разобраться, как раз из-за меня. Это ж я додумалась отдать мерзкому сутулому очкарику вашу статуэтку! Он просто усыпил мою бдительность, понимаете? Читал вслух «Одиссею», а потом я еще и визитку его подобрала, а там было написано, что он – научный сотрудник какой-то аббревиатуры…
-Да уж, – усмехнулся Леон. – Я только от вас узнал, что теперь он «косит» под ученого.
-Еще как «косит»! Комар носа не подточит! И я тут же решила, что он – гениальный историк, который чуть ли не Трою заново откопал, и поэтому у него денег куры не клюют, и он может себя баловать бесценными золотыми статуэтками… Все как будто сходилось одно к одному! А вышло так, что он меня просто одурачил! Так что теперь я считаю просто делом чести помочь вам в поиске Афродиты. Я могу привлечь к этому еще и Гришу. Уверена, вместе мы обязательно отыщем Петракова и его шайку.
Мне казалось, что после моей пламенной речи Леон выскажет мне свою огромную признательность, но этого не последовало. Он лишь тихо сказал: «Спасибо» и, по-моему, еще больше помрачнел. Я решила, что это произошло от лишнего напоминания о том, как глупо он лишился своей драгоценности, и поэтому дала себе слово впредь молчать о злосчастной статуэтке. Не переставая усердно крутить педали, я откинулась на спинку сиденья и, закрыв рукой от себя солнце, принялась обозревать водные просторы.
Сзади, слева и спереди от нас, куда ни глянь, простиралось море. На его легкой ряби играли солнечные лучи, и мне казалось, что эта синяя-синяя гладь покрыта шелковой золотой сетью, сплетенной из тончайших паутинок самой умелой мастерицей Древней Греции – Афиной Палладой. Где-то вдали, возле едва различимой линии горизонта, на волнах покачивался белый красавец-лайнер. Я невольно позавидовала его пассажирам, которые сейчас, наверное, весело проводят время, мило беседуют, смеются, пьют шампанское и, самое главное, не крутят педали какого-то дурацкого водного велосипеда.
Я опустила одну руку в волны. Море было теплым и ласковым, словно это была не вода, а огромный поток синеватых солнечных лучей, льющихся прямо с неба. Волны бережно омывали мои пальцы, и мне от этого было приятно и немного щекотно. А иногда мне казалось, что меня вот-вот схватит за руку одна из разыгравшихся в морской пучине морских нимф нереид, дочерей бога Нерея. Или вдруг подплывет озорной дельфин с глянцевыми, блестящими на солнце боками – любимое животное владыки синих вод Посейдона.
Средиземное море подняло мое настроение, которое находилось на нуле. Зато Леон был все так же угрюм и суров. И это было понятно – если бы я лишилась такой статуэтки, то, наверное, переживала еще больше.
Наконец, перед нами, будто из-под земли, выросли высокие красноватые скалы. На них кое-где лежали изумрудные водоросли, принесенные приливом. Их тонкие влажные нити казались лентами, вынутыми из светлых волос океанид. Выглядело все довольно симпатично, но мне не понравилось это место.
-Вот за этими скалами и скрывается бухта Афродиты, – сообщил Леон. – Давайте-ка их аккуратно обогнем.
Честное слово, если бы я была Афродитой, то выбрала бы другое место, чтобы выйти из пены морской на берег. Похожие на гранит мрачные скалы меня почему-то не прельщали. Но что поделаешь – с богами, а тем более, с богинями, не спорят. Правда, если вспомнить слова Леона о том, что на Кипре находится куча якобы «бухт Афродиты», то ситуация проясняется. Это малоприятное местечко, которое по умолчанию не могло привлечь Афродиту, ценительницу прекрасного, можно смело вычеркивать из списков достопримечательностей. А на местных пустозвонов пора заводить дело о клевете на древнегреческую богиню и об обмане наивных туристов.
Мы миновали уже почти всю цепочку скал, за которыми открывался пустынный берег, усыпанный мелкими красновато-коричневыми камешками, отшлифованными морем. И представьте себе все мое удивление и злость, когда из-за самой последней скалы, которая скрывала от меня бухту Афродиты, вылетела средних размеров спортивная моторка. Чуть было не протаранив нас своим нахальным острым носом, она пронеслась мимо, таки задев наш несчастный катамаран правым бортом. Бедный маленький «Кентавр», не приспособленный для таких испытаний, не выдержал, накренился и перевернулся. Так что все его содержимое (то есть, я и Леон) мигом очутилось по уши в воде.
Бросив взгляд в сторону уплывающей моторки и желая рассмотреть негодяя, посмевшего так подло поиздеваться над нами, я обнаружила за рулем лодки… Сутулого! Он обернулся и как-то испуганно посмотрел на нас – видимо, ожидал, что после его каверзной диверсии мы тот час пойдем ко дну, но мы, настырные жизнелюбы, самоотверженно барахтались в соленой воде. А потом быстро исчез за островерхими скалами, оставив за собой широкий шлейф белой пены.
Моему возмущению не было предела. Мало того, что этот очкарик полчаса мучил меня «Одиссеей», а у Леона стащил статуэтку, так он вдобавок еще и опрокинул нас в воду! Леон, по-моему, тоже был взбешен этим фактом, поскольку в фырканьи и бульканьи моего спутника я слышала много раздраженных ноток.
Наконец, с горем пополам нам удалось перевернуть своего «Кентавра» с головы на ноги и вскарабкаться на его мокрые сиденья. Только там, отжимая подол своей пестрой юбки, я обнаружила, что купленная мною вчера белая плетеная сумочка бесследно исчезла в глубинах Средиземного моря. Ну что ж, думаю, она будет очень даже к лицу прекрасной нереиде Амфитре, жене царя подводных глубин Посейдона.
Хотя Леон пострадал, конечно, больше меня – у него утонул бумажник. Я тактично не интересовалась, сколько тысяч евро там было, но по его сокрушительным восклицаниям могла сделать вывод, что много. Единственным положительным результатом нашего купания было то, что порядком уже надоевшее мне зловоние, по пятам следовавшее до этого момента за Леоном, решило отделиться от него и остаться в обществе веселых океанид (как я им, бедным, сочувствую!).
Но только мы, до нитки промокшие и ужасно разозлившиеся, захотели поскорее убраться из этой чертовой бухты, как снова услышали приближающийся рев моторки. Каково же было мое удивление, когда вместо ожидаемого возвращения Сутулого перед наши с Леоном ясны очи выплыл… Сухарь! Он, смерив нас взглядом из-под своих огромных темных очков, лихо развернулся на блестящей водной глади и, придерживая рукой свое ковбойское сомбреро, поплыл туда, откуда всего десять секунд назад появился. Тут уж я, действительно, потеряла дар речи от изумления (Леон, вроде бы, тоже). И больше всего мне было непонятно то, откуда Сухарь взял моторку, если на водной станции их не оказалось? Может, она пряталась там же, где и он, – за кипарисами?
-Ладно, Злата, хватит раздумывать, поплыли назад, – наконец, скомандовал Леон.
Я уныло принялась крутить педали. Мои сандалеты насквозь промокли, и при каждом движении издавали малоприятный хлюпающий звук. Таким же непристойным образом вели себя и сандалеты Леона. Мокрая юбка намертво прилипла к моим ногам, категорически не давая им возможности двигаться. Моя шевелюра медленно, но верно начинала кучерявиться, как это всегда бывает с ней после душа (а я это ненавижу!); с нее одна за другой бессовестно падали капли мне на плечи, руки, ноги, лицо. Это было мерзко! Хотя, по сути, я должна была радоваться. Сколько себя помню, я все время в жаркие дни хотела выкупаться в фонтане прямо в одежде. Что же, сегодня моя мечта сбылась. Причем, мне был предоставлен не какой-то там маленький фонтанчик, а целое Средиземное море. Тем более, был полдень, солнце стояло в зените, и я быстро начала обсыхать.
Леон же, по-моему, мало обращал внимания на свое мокрое положение, а только переживал по поводу похищенной Афродиты. Лишь тут я, наконец, набралась смелости и спросила, из чего все-таки сделана его статуэтка?
-Из чистого золота, – ответил он. – Естественно, с незначительными примесями меди. Вы же, наверное, заметили ее красноватый оттенок? По-моему, ее нельзя было вылить только из золота, совсем без присутствия меди. Первое ее имя – Афродита произошло от греческого слова «афрос», что в переводе означает «пена», ведь появилась она на свет из морской пены. А вот второе ее название – Киприда. Это имя дали ей потому, что она впервые вышла на берег именно на Кипре. А Кипр издавна богат медными рудами. Даже химический элемент медь – «Купрум» – назван в честь этого острова.
Я с ироничным интересом прослушала эту лекцию. (Примерно с таким же выражением я слушаю все Гришины лекции на тему живописи, литературы, философии et caetera). Сначала мне показалось, что этот Леон Юровский – просто богатый тупица, ничего не смыслящий в искусстве, от нечего делать тратящий свои капиталы на покупку старинных вещей, которые не имеют для него абсолютно никакого художественного или исторического значения, а являются лишь доказательством высокого статуса – вроде особняка на Рублевке, спорткара или яхты. Как оказалось, я ошиблась. Вы не находите, что он довольно осведомленно рассуждал об этой статуэтке? По крайней мере, поумнее, чем это сделал бы обыкновенный богатый профан. Так что я прониклась к Леону еще большей симпатией.
А между тем мы уже добрались до водной станции, на которой брали свой не очень устойчивый водный велосипед. Вернув его и поблагодарив удивленного нашим подмокшим видом киприота, мы решили немного прогуляться по пляжу, чтобы окончательно обсохнуть и продумать план последующих действий. Я настаивала на том, что в это дело нужно посвятить Гришу. Леон заявил, что ему уже не помогут все Гриши мира, вместе взятые. (Ну, это он погорячился, уверяю вас!). Тогда я предложила пойти в отель «Оливковая ветвь» и подкараулить Сутулого там. Но Леон возразил, что адрес на визитке может быть фальшивым; тем более, ни у меня, ни у него совсем не было денег, а от пляжа до «Оливковой ветви» было довольно далеко. Нас, без сомнения, посетила богиня раздора Эрида – а как иначе можно было объяснить то, что мы никак не могли договориться?
Внезапно, продолжая доказывать Леону необходимость немедленного рейда в отель к Сутулому, я заметила идущего навстречу человека. Им оказался Крепыш, которого я видела утром в «Орхосе». Здесь, на жарком ларнакском пляже, он в своей закрытой черной одежде выглядел еще более нелепо, чем на фоне светлых ступеней древнегреческого театра. Он шел все той же тяжеловесной боксерской походкой и смотрел прямо на нас с Леоном. И, что меня поразило больше всего – не проявлял никаких признаков, свидетельствующих о том, что мы с ним уже встречались. Я могу ошибаться, но он должен был невольно, невзирая на размеры своего скудного мозга с двумя-тремя извилинами (и то, являющимися продолжением курчавых волос), узнать меня. Его взгляд должен был это выдать.
Большие оттопыренные уши Крепыша уже давно проплыли мимо меня, а я все никак не могла понять, в чем тут дело. Я же его узнала! Так почему же он не узнал меня? Неужели у меня такая серая и невзрачная внешность? (Конечно, нет, уверяю вас!). Или это был другой грузин? Но я не думаю, что их в Ларнаке так много. Тем более, я хорошо запомнила именно этого!.. В общем, я бы еще долго размышляла над этой важной темой, если бы ко мне не обратился Леон:
-Знаете, Злата, вы абсолютно правы, нам необходимо немедленно поехать в отель Петракова. (Я радостно закивала головой). Но только перед этим мне нужно кое-что сделать… В общем, ждите меня здесь, хорошо? Я вернусь через две минуты. Договорились?
План, откровенно говоря, мне не очень-то понравился. Но что мне оставалось делать? Я покорно согласилась.
Глава 4. «Оливковая ветвь»
Мне надоело стоять столбом под обжигающими лучами солнца, и я присела на желтый раскаленный песок (поблизости не было ничего более подходящего, а далеко отсюда я уходить не хотела, ведь мы с Леоном условились встретиться именно на этом месте). Я уже абсолютно вся высохла и теперь попыталась привести в порядок свои изрядно растрепавшиеся пряди волос. Однако без расчески, так и оставшейся лежать в безвременно ушедшей от меня на дно моря сумочке, каких-либо положительных результатов в этом деле мне достичь так и не удалось. Да, кстати, я только в этот момент заметила, что мои деревянные бусы и можжевельниковое кольцо благополучно остались на мне; после водных процедур кольцо даже начало издавать приятный лесной запах.
Но я отвлекаюсь от главной темы, интересующей меня весь сегодняшний день: Афродита. Да, конечно, это огромный минус, что я пошла сегодня на прогулку без Гриши. Знаете, я почему-то уверена: будь здесь Гриша – статуэтка давно бы уже находилась у законного владельца. И нам даже не пришлось бы плыть в ту несколько мрачную бухту Афродиты (ко всему прочему, явно липовую) и, тем более, окунаться в Средиземное море.
Однако Леон что-то задерживается. Мои наручные часы, естественно, остановились (они же не были рассчитаны на погружение под воду). Но я еще не потеряла ориентацию во времени, поэтому была уверена, что торчу здесь как минимум пятнадцать минут. Что же такое? И, вообще, куда это понесло вдруг моего товарища «на две минуты»? В туалет? Но он бы уже давно вернулся. В свой номер, чтобы переодеться? Но поблизости не наблюдается отелей, а раз он ретировался ненадолго, то явно не рассчитывал отправляться куда-то далеко. Может, Леон пошел к банкомату, чтобы снять деньги с карточки, не утонувшей вместе с наличкой? Но неужели эта процедура занимает столько времени? Или к банкомату выстроилась длиннющая очередь? (Это когда пол-Ларнаки высыпало на пляжи, а вторая половина сидит дома под кондиционерами и пьет прохладительные напитки с кубиками льда!). Может, у Леона возникли проблемы с карточкой, выпущенной в России? Тоже маловероятно – как я поняла, на Кипр он прилетел не сегодня, так что, даже если б его карта была по какой-то причине несовместима с местными банкоматами, это вскрылось бы давно. В чем же дело?
Пораскинув мозгами, так сказать, на ширину плеч, я поняла, что с Леоном Юровским что-то случилось. И тут я вспомнила, что и в «Орхосе», и на пляже видела двух очень подозрительных типов – Сухаря и Крепыша. Не исключено, что это люди Петракова. Они могли проследить за Леоном, похитить его или даже убить! Насчет Крепыша Леон не высказывал никаких подозрений, похоже, он совсем не знаком с этим ушастым Гераклом, и тогда тот вряд ли входит в банду Петракова. Но Сухарь-то определенно не равнодушен к нам, и в бухте Афродиты он появился словно для того, чтобы проверить, утопил нас Петраков или нет! И, действительно, что ему стоит схватить несчастного Леона и требовать от него передать шайке другие экземпляры коллекции в обмен на свою свободу? Да ничего!
Я мигом вскочила на ноги и, утопая в горячем желтом песке, помчалась через пляж к лодочной станции. Не знаю, почему, но мне вдруг пришло в голову, что преступники сейчас полностью заняты Леоном. Поэтому золотая Афродита, которую Сутулый, без сомнения, уже затащил к себе в «Оливковую ветвь», вполне может находиться сейчас в отеле без присмотра. Как это ни печально признавать, но отбить Леона у бандитов я вряд ли смогу, если даже он сам, крепкий парень, не смог с ними справиться и не вернулся в назначенное место встречи. Зато попытаться спасти из их лап Афродиту мне вполне по силам. Так что мне нужно как можно скорее добраться до отеля и проникнуть в номер Петракова. А для этого мне были нужны деньги. Чтобы дойти до «Трои», потребуется минут сорок. Это слишком большая потеря времени. Поэтому я и побежала в совершенно противоположную от моего отеля сторону.
Залетев в помещение лодочной станции, я сразу же обратилась к уже знакомому мне киприоту:
-Извините, пожалуйста, нельзя ли у вас одолжить около двадцати евро? Обещаю, я верну их вам сегодня же!
Немного подумав, удивленный киприот великодушно согласился, забрав, правда, в залог мои бусы, кольцо, серьги и часики. Но какое мне дело было до этих вещей – главное, двадцать евро стали моими!
Я сразу помчалась к кабинке телефона-автомата, стоявшей на краю пляжа. Несмотря на то, что так не любимый мною главвред остался в хмуром Питере, он по привычке продолжал усложнять мне жизнь даже в отпуске. Заявив ему, что в моем номере точечно отсутствует связь и интернет, я для вящей убедительности выключила телефон, спрятала его куда подальше и теперь была вынуждена приспосабливаться к жизни без этого чудесного изобретения. Заметьте, все эти страдания – из-за зловредного Петровича! В итоге для того, чтобы вызвать Гришу себе на выручку, мне нужно было воспользоваться телефоном-автоматом, к которому я и припустила со всей прыти. Со стороны можно было подумать, что у меня, как и у Гермеса, на сандалетах-талариях были крылья – так быстро я бежала! Для полного сходства с этим древнегреческим богом мне не хватало только жезла-кадуцея. Нужно сказать, он бы мне сейчас очень пригодился. Ведь я должна была бороться с целой шайкой отъявленных рецидивистов, а мне было даже нечем стукнуть их по головам.
В таких размышлениях я нескучно скоротала время, затраченное на то, чтобы домчаться до телефона-автомата. И тут только сообразила, что у меня нет мелочи, которой этот автомат привык питаться!
Поэтому я смирилась с тем, что в логово Петракова мне придется отправиться без Гриши, стремглав вылетела из кабинки в направлении проезжей дороги и отчаянно принялась «голосовать». Водитель третьей или четвертой машины, остановившийся на мой нетерпеливый жест, согласился подбросить меня до «Оливкой ветви». И за эти несчастные десять минут езды бессовестный киприот содрал с меня целых двенадцать евро! С такими ценами мне не хватит одолженных денег на дорогу до «Трои», и вдобавок к остальным злоключениям мне придется добираться в отель на своих двоих! Я хотела громко протестовать и возмущаться, но у меня просто не было на это времени. Со злостью захлопнув дверь тарантаса, на котором имела счастье сюда доехать, я помчалась к не очень высокому светло-зеленому зданию отеля. По-моему, оно было построено в чисто классическом стиле (если я еще не все позабыла из того, что слышала об архитектуре от Гриши). Тут были и строгие прямоугольные окна, и ровные, безо всякого украшательства, колонны возле входа, на которых покоился треугольный портик, и небольшое лепное украшение на нем – почти схематическое изображение ветки, по всей видимости, – оливковой. И никакого близкого моему сердцу излишества барокко. Тоска, да и только!
Войдя в холл «Оливковой ветви», я обнаружила, что весь он отделан таким же светло-зеленым, как и здание отеля, мрамором с довольно симпатичными разводами. Стены холла были увешаны красивыми экзотическими икебанами, обязательной составляющей частью которых были ветви оливкового дерева, и которые поэтому невольно напомнили мне плакаты, рекламирующие майонез. Мне эти гербарные образцы понравились не меньше, чем рассаженные по горшкам «ананасы», многочисленно представленные в «Трое». Всегда приятно, когда интерьер украшают с фантазией!..
Осмотревшись по сторонам, я в некотором замешательстве подошла к безучастному портье, в ожидании склонившемуся над своей конторкой.
-Добрый день. Скажите, пожалуйста, Валентин Петраков занимает в вашем отеле седьмой номер «люкс», не так ли?
Хотя визитка Сутулого, оброненная им на орхестре древнегреческого театра, покоилась в моей белой сумочке (которая, как вы прекрасно знаете, находилась сейчас в недоступном для меня месте), я с присущей мне предусмотрительностью запомнила часть ее содержания. Как видите, это мне прекрасно пригодилось.
Портье с готовностью защелкал клавишами компьютера.
-Да, Валентин Петраков, – сказал он с совершенно немыслимыми ударениями. – Седьмой номер «люкс» на четвертом этаже, все верно.
-Спасибо большое! – радостно воскликнула я и уже было направилась к мраморной лестнице, ведущей, видимо, к номерам. Но не тут-то было – безучастный с виду портье нашел в себе силы проявить участие и окликнул меня:
-Постойте! Мистера Петракова сейчас нет. Он ушел рано утром и еще не возвращался.
Я решила, что это какой-то трюк Сутулого. Ну как это он мог не возвратиться сюда, похитив Афродиту? Без сомнения, Петраков уже побывал здесь. А этот предупредительный портье с елейной физиономией, конечно, подкуплен. Поэтому я, даже не оборачиваясь, холодно ему бросила:
-Тогда я подожду мистера Петракова.
Я начала подниматься по красивой лестнице, устланной пушистым зеленым ковром с повторяющимися растительными узорами. Но мне снова не удалось совершить задуманное. Навязчивый портье молниеносно выскочил из-за своей конторки (я и не ожидала от него такой проворности) и, догоняя меня, завопил:
-Мисс, остановитесь! По правилам нашего отеля к номерам могут подниматься только постояльцы или гости, о приходе которых мы были предупреждены заранее.
Какая неудача! Но так просто сдаваться я не собиралась.
-Как? А разве Валентин не предупредил вас, что я должна навестить его? – почти честно удивилась я, остановившись и обернувшись к портье.
-Нет, мисс.
-И не сказал, что я могу пройти и подождать его наверху?
-Тоже нет.
На этот раз чувства, выразившиеся у меня на лице, – разочарование и отчаяние – были абсолютно искренними. Несмотря на всю свою внешнюю доброжелательность, этот зловредный портье не хотел пропускать меня наверх не при каких обстоятельствах.
-Где же мне его подождать? – растерянно пробормотала я.
-Здесь, в холле, – он указал на диванчик и несколько кресел, стоящих без особой симметрии по периметру помещения.
-Нет, спасибо. Лучше я зайду попозже.
-Как вам будет угодно, мисс.
Я медленно побрела к выходу. Негодяй-портье подкуплен Петраковым – это несомненно. Он ни за что не пропустит меня к его норе, даже если я предложу ему в качестве взятки несчастные восемь евро, которые у меня остались.
В этот момент в холл вошли двое молодых парней, громко разговаривающих на французском языке, с кучей пестрых пакетов в руках. Они улыбнулись портье и, как белые люди, направились к лифту. А я отчего-то сразу не заметила этого чуда техники и с бараньим упорством так и норовила карабкаться к номерам по лестнице, что, возможно, и насторожило бдительного стража гостиницы. Да уж, все мои проблемы от того, что я не ищу легких путей!..
«Может, догнать парней и попросить сказать портье, что я – их знакомая, чтобы он без лишних проволочек пропустил меня наверх?» – внезапно подумала я. Пускай я говорила, что пришла к Сутулому, а не к этим милым французикам, но ведь у меня может быть масса друзей в Ларнаке. Эта авантюрная идея мне сразу понравилась, и меня не остановило даже то, что я практически не знаю французского языка, – а вести переговоры мне нужно было именно на нем, ведь английский портье понимал и в два счета раскусил бы меня. Поэтому я тут же подскочила к парням, лучезарно улыбнулась и уверенно сказала:
-Бонжур, мосье.
-Oh, bonne journ;e, mademoiselle! – радостно воскликнули оба.
Воодушевленная таким радушным приемом (вот какие, все-таки, французы галантные и воспитанные люди!), я тут же выпалила все фразы, которые знала по-французски:
-Пардон. Жу тем, мон ами. Же не манс пас си жур.
То есть, для начала я извинилась, что беспокою таких приличных молодых людей по пустякам, потом сказала, что люблю их – в смысле, французов, как друзей, чтобы еще больше расположить к себе. Ну и напоследок припасла фразочку, которой Киса Воробьянинов в «Двенадцати стульях» просил кого-то о чем-то. Точный ее смысл я не помнила, но догадывалась, что она означает что-то типа «помогите мне». Однако парни, по-видимому, оказались не истинными парижанами, а жителями какой-нибудь бывшей колонии, которые не очень хорошо владели французским языком, и на понимание моих сложных лингвистических оборотов их знаний не хватило. Конечно, это вам не «бонжур», тут и мозги подключать надо! Но делать этого они не желали, а потому остолбенело уставились на меня. Цифры на табло лифта за их спиной стремительно приближались к единице, время терять я не могла и жалобно повторила, разбавив речь английскими словами, чтобы лучше донести свою мысль:
-Мон ами, же не манс пас си жур. Энд афтер зет ай мерси энд оревуар.
Я многозначительно показала глазами на лифт – мол, мне надо попасть туда вместе с вами, после чего я попрощаюсь и от вас отстану. Поскольку недотепы-колониальные жители все так же оторопело на меня таращились, я протянула им руку, мимикой призывая их взять ее и провести меня в свою неприступную гостиницу. Они быстро защебетали между собой, видимо, обмозговывая, как бы получше решить мою проблему, не вызывая подозрений со стороны ретивого портье. После чего кнопка звякнула, и лифт гостеприимно распахнул перед нами свои двери.
Один из парней тут же заскочил в него, что меня озадачило. Ну и доблестный д’Артаньян, ничего не скажешь! Только и думает о том, чтобы быстрее смыться и не помогать несчастной мадемуазели! Второй намеревался повторить его хитроумный маневр, поэтому мне пришлось включить все свое обаяние и взглянуть на него самым очаровательным из своих взглядов:
-Же не манс пас си жур, мон ами…
Тот скорчил недовольную мину, залез в карман, достал оттуда скомканную бумажку и вложил ее в мою протянутую руку. Пока я приходила в себя от такого неожиданного поворота событий, он успел присоединиться к своему более быстрому соплеменнику и предусмотрительно нажать на кнопку принудительного закрывания двери лифта. Помяв бумажку в руках, я поняла, что этот недотепа сунул мне десять евро, видимо, решив, что я прошу у него финансовой помощи. Нет, ну что за люди пошли? Говоришь им французским языком – я известный журналист-криминалист, и мне надо попасть в ваш отель по важному делу, проводите меня, пожалуйста! Так нет же, они делают вид, что не понимают меня, и пытаются откупиться какими-то жалкими суммами. А еще говорят – французы, кладезь культуры и шарма! От этих французов осталось только одно название. Хотя деньги мне, конечно, тоже пригодятся. Теперь хоть точно поеду в «Трою» на такси.
-Неплохой у вас улов, мисс, – завистливо покосился на меня портье, когда я брела от все также недосягаемого для меня лифта к выходу из «Оливковой ветви». – Эти два скупердяя живут тут уже неделю, и за это время я не получил от них ни цента чаевых. А вам – сразу бумажку.
Боже, час от часу не легче! Портье, не зная французского, видимо, решил, что я занимаюсь попрошайничеством. Поэтому я высокомерно ему пояснила:
-Это мои друзья. Они возвращали мне долг.
-А почему вы говорили им, что не ели шесть дней?
-Простите?
-Просто я понимаю французский язык…
Его странные реплики выводили меня из себя все больше и больше. Если б он понимал французский, он не молол бы эту чушь, а знал бы, что говорила я совсем другие вещи! В любом случае, мой план проникновения в петраковский отель через центральный вход провалился, поэтому мне можно было не утруждать себя поддерживанием беседы с этим недалеким человеком. Однако тот, видимо, скучал без дела, и ему так и не терпелось со мной поболтать.
-Кстати, мисс, у этого мистера Петракова, видимо, очень много друзей в Ларнаке, – вновь обратился ко мне этот Цербер. (Может, чтобы умилостивить его, как и мифического пса-охранника царства Аида, нужно всего лишь дать ему медовую лепешку? – вдруг в шутку подумала я). Заговорил он со мной потому, что я все еще не уходила и в раздумье стояла посреди холла.
-С чего это вы взяли? – не очень вежливо поинтересовалась я.
-Несколько минут назад его спрашивал какой-то мистер. Тоже сказал, что он его друг. Тоже был удивлен, что я не предупрежден о его приходе. И тоже очень просился подождать его наверху, возле номера. А потом пытался заговорить с постояльцами, которые поднимались на лифте к номерам.
Я поняла, что мне пора сматываться – он, по-моему, уже смотрел на меня с подозрением, а на его вежливой физиономии явно читалась легкая ирония. Но «мистер» – вот это было уже интересно! Несомненно, это кто-то из шайки Сутулого! Наш поклонник «Одиссеи», чтобы запутать следы, передал статуэтку своему сообщнику и приказал спрятать ее в своем номере. Сам же он, чтобы не попадаться на глаза портье (несомненно, милейшему и честнейшему человеку, которого никто, разумеется, не подкупал), появится в «Оливковой ветви» не раньше вечера. Если он вообще здесь когда-нибудь появится.
Выйдя, наконец, на улицу, я первым делом обошла отель и изучила все двери, которые в него ведут. После небольшого осмотра наиболее приемлемой для меня оказалась дверь для обслуживающего персонала, находящаяся, судя по запахам, возле кухни. Поэтому я направилась именно к ней и дернула за ручку. К сожалению, заперто было изнутри. Мне не оставалось ничего другого, как стать с той стороны двери, куда она открывается, и ждать. Минут через десять дверь, наконец, распахнулась (чуть не прилепив меня к стенке), и на пороге показалась полная пожилая женщина в бледно-зеленой форменной одежде обслуживающего персонала отеля, держащая перед собой на вытянутых руках небольшую коробку. Что-то ворча себе под нос на местном наречии, она не спеша направилась к мусорным бакам, стоявшим поодаль. Закрыть дверь ей, естественно, было нечем; я этим и воспользовалась, благополучно очутившись в узком темном тамбуре. Пройдя по нему, я попала в широкий коридор, от которого отходили двери ко многим комнатам. Тут всюду стоял белый ватный пар и приятный, немного острый запах нескольких десятков блюд, которые готовились на кухне для постояльцев «Оливковой ветви». Судя по ароматам, мерзавец Петраков весьма неплохо питался, доложу я вам! Слышались разговоры, возгласы, звон посуды…
Вдруг из крайней комнаты вышел подросток лет двенадцати со смуглой шоколадной кожей и черными живыми глазами; в руках он нес стопку чистых тарелок. Он прошел прямо по коридору и завернул в какое-то помещение в самом его конце.
«Наверное, он помогает своей матери, работающей здесь поварихой или судомойкой, – подумалось мне. – Или подрабатывает на каникулах».
Я заглянула в комнату, из которой он только что вышел. В ней не было никого из персонала отеля, а в огромных шкафах из старинного, благородного дерева стояли горы чистой посуды. Выбрав себе несколько больших фарфоровых блюд для рыбы, я с совершенно бесстрастным выражением лица обыкновенной горничной направилась к концу коридора. Как назло, возле самой цели моего похода передо мной объявился все тот же черноглазый мальчик, следовавший, наверное, за очередной партией посуды. Остановившись посреди коридора, он уставился на меня, придав себе как можно более важный вид.
-Держи, – сказала я по-английски, протягивая ему свои блюда. – Я решила тебе помочь.
Он недоверчиво посмотрел на меня, потом как бы нехотя потянулся за посудой.
-Мне сегодня уже помогал один мистер, – на плохом английском сказал он. – А потом дал денег и попросил никому не говорить, что я его здесь видел.
Он помолчал, и в его черных глазах начали загораться искорки недетской алчности.
-А вы тоже дадите мне денег?
Ты смотри, сразу смекнул, что я не хочу, чтобы о моем присутствии узнали и выдворили меня отсюда! И моментально начал меня шантажировать! Можно было подумать, что передо мной стоял сам внук Зевса Таг – мальчик по внешнему виду и мудрец по уму. А у меня при себе было всего лишь несколько евро, на которые мне нужно было еще добраться до отеля.
-Зачем? – ответила я. – Я – новая горничная, так что буду приходить сюда каждый день. А в честь нашего знакомства завтра я принесу тебе большую шоколадку.
-Неплохо! Я буду очень ждать завтрашнего дня!
Улыбнувшись своим сладким мечтам, этот циничный вымогатель бережно понес блюда в то помещение, в которое заносил и предыдущие. Мне, конечно, было жаль его – завтра он будет ждать сладостей, а в итоге не увидит не только их, но и меня, свою новую сотрудницу. Но мне некогда было об этом думать, ведь коридор был преодолен, а в конце его я уже видела так необходимую мне лестницу.
-Стой! – вдруг окликнул меня все тот же навязчивый мальчик, когда я уже вознамерилась вспорхнуть по ней ввысь.
Он был уже без посуды и, к счастью, без сопровождающих, но мне все равно не хотелось тратить время на разговоры, когда меня в любой момент мог застукать кто-то более сообразительный из обслуживающего персонала. С другой стороны, если бы «новая горничная» сейчас в панике начала от него улепетывать, перепрыгивая через три ступеньки и не отвечая ни на какие вопросы, мальчонка тут же заподозрил бы неладное и сообщил об этом, кому следует. Поэтому я скрепя сердце отцепила ладонь от вожделенных перил и с лучезарной улыбкой спросила:
-Что ты хотел, дружище?
-Как тебя зовут?
-Афродита, – тут же выпалила я без малейшей запинки, ведь это имечко уже несколько часов так и крутилось в моей голове.
-Ого! – на мою беду, удивился мой собеседник. – А ты разве не иностранка?
Отпираться от этого факта не было смысла, ведь по-гречески я не понимала ни бельмеса, да и наша светская беседа, чего греха таить, велась исключительно на английском языке.
-Да, но это имя популярно во всем мире. А как тебя зовут?
-Костас.
-Отлично, Костас, ступай работать, пока нам с тобой не влетело за то, что мы прохлаждаемся без дела. Завтра я обязательно порадую тебя огромной шоколадкой!
Напоминание о презенте придало Костасу заряд бодрости, и он с похвальным трудолюбием отправился за очередной пирамидой тарелок, а я, наконец-то, смогла воспользоваться спасительной лестницей для работников отеля.
Отыскав четвертый этаж и выход к номерам, я торжествовала победу над злобным портье, не пожелавшим впустить меня по-доброму. Что ж, все равно я проникла, куда хотела. Найти номер семь «люкс» было нетрудно. Оказавшись возле двери, я ощутила в теле приятную дрожь: без сомнения, номер сейчас пуст, в нем находится только Афродита. Хотя… Если тот «мистер», о котором говорил портье, справлялся о Сутулом недавно, то, может быть, он тоже здесь? Проник через черный ход или каким-то иным методом?
Однако, стоп, я снова торможу! А не тот ли «мистер» интересовался в холле Сутулым, который позже встретился мальчишке на кухне и заплатил ему за молчание? Конечно, он самый – как это раньше до меня не дошло?! (Гм, странно, все-таки, почему я зашла в отель точно таким же путем, как и этот бессовестный бандит? Неужели у нас, как у дураков, настолько сходятся мысли?) Точно, это был, без сомнения, один и тот же человек. И значит этот деятель, скорее всего, находится здесь, в номере. И тогда я имею великолепную возможность застать его на месте преступления!
Потом я сама (точнее, с подсказкой Гриши) сочла поступок, который сделала после этого умозаключения, идиотским. Но тогда я думала, что совершаю чуть ли не подвиг.
В общем, я ни на секунду не задумываясь, постучала в дверь номера Петракова. Конечно, там мог присутствовать не один, а двадцать один сообщник Сутулого, там могли скрываться три противотанковые дивизии в полном вооружении, да там мог находиться кто угодно! Из этого номера, как из пресловутого ящика Пандоры, могло вылететь на белый свет столько мерзости, сколько мне и не снилось! Тем не менее, после того, как мне не открыли, я продолжала стучать – упорно и настойчиво.
Когда же я поняла, что мои деликатные постукивания безрезультатны, я принялась изо всех сил барабанить по двери ногами и кричать то на русском, то на английском языках:
-Немедленно откройте! Я знаю, что вы там!
Вдруг мне показалось, что к двери кто-то подошел изнутри. Поэтому я, еще более воодушевившись, начала ломиться в номер Петракова громче и старательнее, и рисковала быть услышанной не только петраковскими соседями, но даже находящимся в вестибюле портье.
Наконец, после долгого изучения криков вашей покорной слуги замок в двери начал проявлять неопровержимые признаки жизни. Сначала лязгнула защелка, выходя из стены, затем повернулась ручка… Дверь открылась, и на пороге я увидела… Боже мой! Я готова была увидеть там кого угодно: Сухаря, Крепыша, наконец, самого Петракова. Но дверь седьмого номера мне открыл… (ни за что не догадаетесь, кто!) Леон Юровский! От неожиданности у меня отвисла нижняя челюсть. (Слава богу, в «Оливковой ветви» все коридоры обиты ковровым покрытием, иначе Леон услышал бы звон моей челюсти, упавшей на пол).
-Заходите быстрее, – шепнул он и, поскольку я и не думала шевелиться, сам затащил меня в номер. Потом выглянул в коридор, осмотрелся по сторонам и только после этого закрыл дверь на защелку. Я наблюдала за его манипуляциями с открытым ртом и, как ни напрягалась, понять не могла абсолютно ничего.
-Злата, зачем вы сюда пришли? – строго спросил Леон, глядя мне прямо в глаза со всей высоты своего богатого роста. – Вы что, не понимаете, что тем самым подвергли себя огромной, смертельной опасности?
Он говорил полушепотом, в номере было тихо и сумрачно, шторы опущены, и от этого создавалось впечатление, что здесь творится что-то жуткое и противозаконное. Несмотря на жару, у меня по коже пробежал легкий холодок.
-Я надеюсь, за вами никто не гнался? За вами никто не следил? – продолжал допытываться Леон.
Я отрицательно покачала головой.
-Точно? Вы уверены? – настойчиво переспросил он.
На этот раз я смогла из себя выдавить тихое жалкое «Да».
-И все равно вам не надо было сюда приходить.
Мы все еще стояли возле самой двери. Я робко осмотрелась вокруг. Номер как номер, очень похож на наши с Гришей номера в «Трое». Это меня слегка успокоило и подбодрило. Ведь, вламываясь сюда, я была готова обнаружить все что угодно, вплоть до секретной химической лаборатории или американской военной базы.
И лишь сейчас, повнимательнее взглянув на Леона и принюхавшись, я поняла, что он уже успел переодеться и вылить на себя очередную порцию своего неудачного одеколона. Он был уже в джинсах и полосатом поло, а до боли знакомое мне зловоние, которого я со страху не учуяла сразу, заполняло весь номер Петракова.
Признаться, меня это порядком взбесило. Я имею в виду противное зловоние, а также то, что Леон находится здесь. Я-то думала, что он все это время борется в неравной схватке с кучей криминальных авторитетов. А он, оказывается, успел даже переодеться и надушиться этой гадостью, которую ошибочно считает парфюмерной композицией и на которую у меня уже явно начинает развиваться аллергия! Непозволительная роскошь, если учесть, что я все еще находилась в совсем недавно высохшем наряде.
Благодаря своему справедливому возмущению я набралась смелости и прямо спросила:
-А почему вы бросили меня на пляже? Я ждала вас там целых полчаса!
-Извините, ради бога! – воскликнул Леон все тем же полушепотом. – Я потратил много времени на то, чтобы снять деньги в банкомате – ведь именно за этим я и отлучился. Видимо, карта отсырела. А потом решил, что мне все же не помешает переодеться, потому что одежда еще была мокрой. Я живу в отеле недалеко от пляжа, на такси доехал до него за три минуты, быстро переоделся и помчался к тому месту, где оставил вас. Я обежал весь пляж, но вас нигде не было.
Пожав плечами, я сказала, что к тому времени уже, естественно, ушла – не могла же я торчать там и ждать его до вечера! А Леон решил, что у меня появились неотложные дела, поэтому я и ретировалась.
-Я даже обрадовался этому, – заметил он. – Я не хотел подвергать вас опасности. Вы ведь понимаете, что посещение жилища Петракова связано с большим риском?
-Как известно, кто не рискует, тот не пьет шампанского! – бодро заявила я.
-Не думаю, что мы найдем шампанское в этом номере…
-Да? Неужели наш хилый очкарик предпочитает что-то покрепче?
Поскольку Леон не смог просветить меня относительно алкогольных пристрастий Сутулого, я решила сменить тему:
-А как вы вообще сюда попали?
-Приехал к отелю на такси, а в номер вошел с помощью отмычки… Но раз уж вы, Злата, здесь, так давайте не будем терять ни секунды. В этом номере, кроме коридорчика, в котором мы с вами находимся, есть ванная, спальня, гостиная и балкон. Спальню и коридор я уже осмотрел – там Афродиты нет. Давайте быстро осмотрим оставшиеся помещения и как можно скорее уберемся отсюда. Идет?
У меня снова не было выбора, и я вынуждена была согласиться. Леон отправился рыскать по гостиной с балконом, а я оккупировала ванную комнату. Перерывая вещи в двух маленьких навесных шкафчиках, в каждом из которых тридцатисантиметровая Афродита могла поместиться только в распиленном виде, я не переставала усиленно размышлять. Если портье в «Оливковой ветви» не подкуплен, то, выходит, Петраков не появлялся в своем номере с самого утра. Так что занести статуэтку в отель мог только кто-то из его криминальных подельников. Тот получил от шефа Афродиту (скорее всего, сразу после ее похищения в «Орхосе», чтобы Сутулый не искушал судьбу и не болтался по городу с ворованной вещью), примчался сюда и спрятал добычу где-то в укромном местечке.
Но кто же был этим сообщником? Скорее всего, Сухарь. Ведь это он выплыл «из-за острова на стрежень» сразу после того, как туда смылся Петраков, перевернув нашего «Кентавра». Возможно, Сутулый хотел протаранить нас, может, даже убить. А Сухаря послал в бухту, чтобы проверить, как, все-таки, у нас обстоят дела. Да, без ложной скромности надо признать, что моя версия выглядит крайне правдоподобно!
А Крепыш? Крепыш, наверное, тут совсем не при чем. Я случайно запомнила его в «Орхосе» из-за необычной для Кипра внешности и этого колоритного кавказского «Извынытэ».
Так, значит, сомнений нет, статуэтку сюда принес именно Сухарь. Куда же ему вздумалось ее спрятать?
Я отошла, наконец, от шкафчиков и стала возле самой двери, внимательно обозревая всю ванную. И тут мое внимание привлекло полотенце, висящее на штанге для шторки. На нем во весь рост была изображена статуя Афродиты, очень похожая на нашу. В том, что это была богиня красоты, сомнений не возникало, но для особо одаренных внизу полотенца красовалась поясняющая надпись: «Aphrodite». Левая рука полотенечной богини была отведена в сторону, она держала в ней морскую лилию.
Обнаружив, что в ванной присутствует Афродита, я немного испугалась. Известно же, как другая своенравная богиня, Артемида, проучила Актеона, потревожившего ее во время отдыха в долине Гаргафии. (Если не знаете – сообщу: она превратила его в оленя, и несчастного Актеона растерзали его же собственные собаки). Так вот, я забеспокоилась, а не поступит ли таким же образом это полотенце, точнее, Афродита, изображенная на нем? Ведь я тоже в какой-то мере нарушила ее умиротворенный покой. Но я вовремя вспомнила, что это всего лишь древняя легенда, так что мне, в принципе, бояться нечего.
Я довольно долго и с интересом рассматривала сие полотенце, пока меня, наконец, не осенило. Ну конечно! Это знак, оставленный Сухарем для своего шефа. Афродита указывает, где спрятана статуэтка! А поскольку слева от висящего полотенца была лишь кафельная стена, я решила, что нужная мне вещь находится именно там, в тщательно замаскированном тайнике.
Вооружившись зубной щеткой Петракова, я принялась усердно простукивать одну за другой светло-бирюзовые кафелины левой стены ванной комнаты. Я всегда считала, что обладаю абсолютным слухом. Возможно, так оно и есть на самом деле. Но тогда, простучав сотни полторы кафельных плиток, я пришла к выводу, что все они издают одинаковый глухой звук – то есть, что никаких полостей в стене нет.
Для надежности я попыталась отодрать несколько кафелин от стены, но единственным результатом этого маневра было то, что я сломала свой самый любимый ноготь.
«Нет, – заключила я, – Афродита в этом номере скрывается где угодно, только не в ванной комнате». На всякий случай осмотрев лейку душа (хотя там статуэтке точно делать было нечего) и заглянув в унитаз, я с чистой совестью вышла. Леон, видимо, очень увлекся поисками, поэтому поблизости его не было видно. Что удивительно, в гостиной его тоже не оказалось. Поначалу меня этот факт испугал, но я быстро сообразила, что к чему, подошла к окну и слегка отодвинула штору. Так и есть, Леон с завидным упорством орудовал на балконе, размеры которого были не намного меньше размеров гостиной. Ничего так научный сотрудник себе номерок отхватил!
Походив от нечего делать по просторной душноватой комнате с плотно задернутыми шторами, я села на кресло и, как Пенелопа, принялась ожидать возвращения Леона. Случайно взглянув на большие настенные часы, я с ужасом обнаружила, что уже три часа дня, и что я так и не позвонила Грише и не объяснила, почему задержалась на столь длительное время. К тому же, я только сейчас поняла, как сильно устала и проголодалась. Я уже хотела встать с кресла и пойти на балкон поторопить Леона, как вдруг услышала, что к входной двери кто-то приложил карточку-ключ, и тихо открылась защелка. Этот звук прогремел для меня в тишине пустой комнаты, словно вопль ослепленного Одиссеем Полифема с острова циклопов. Что же мне было делать?
Когда этот «кто-то» взялся за дверную ручку, я мигом вскочила и подбежала к балкону. Входная дверь начала открываться. Я быстро шепнула Леону, даже не видя его:
-Кто-то идет! Немедленно прячьтесь!
Не знаю, услышал он меня, или нет, но мне было уже не до этого. Я начала лихорадочно соображать, куда бы схорониться мне самой. Оглядевшись, я не нашла ничего подходящего. С ужасом услышав, что дверь открылась и времени на раздумья у меня не осталось вовсе, я, уже совсем не анализируя своих поступков, прыгнула в большой платяной шкаф, стоявший в углу. В нем была куча одежды, и мне стоило большого труда туда утрамбоваться.
Пришелец уже закрыл входную дверь, громко ею хлопнув. Так что я побоялась плотно прикрыть дверцы своего шкафа, ведь он мог услышать этот звук и мигом меня рассекретить. Поэтому я оставила небольшую, сантиметра два шириной, щелочку, через которую без труда могла наблюдать за происходящими в номере событиями.
Глава 5. Возвращение в «Трою»
Потягиваясь и расправляя свою сутулую спину, мимо шкафа прошел Петраков (я так и предполагала, что это он вламывался в номер). Он сразу исчез из поля моего зрения, но, судя по скрипу, который я услышала очень скоро, сел в кресло (оно скрипело точно так же, когда пару минут назад в него усаживалась я. Люкс называется – даже мебель нормальную купить не могут). Затем я услышала, что взъерошенный похититель чужих вещей встал и начал медленно прохаживаться в той части комнаты, которую я не могла видеть из своего укрытия. Я мысленно молилась, чтобы Сутулому не взбрело в голову отправиться за чем-то в шкаф, иначе моя миссия с треском провалится. С другой стороны, я очень переживала, что не могу воочию лицезреть нежданного гостя. Ведь, безо всякого сомнения, он пришел сюда, чтобы забрать Афродиту и бежать. И если он сразу же направился в заднюю часть гостиной, то это определенно означает, что статуэтка находится именно там. Но Леон же, наверное, начал поиски именно с комнаты и лишь потом переместился на балкон! Неужели он пропустил как раз то, что искал?
Да, кстати, как там на балконе поживает мой новый друг? Шторы задернуты, но, я надеюсь, он услышал мое предупредительное шипение, догадался, что к нам заявился Петраков, и сидит теперь тише воды, ниже травы, как говорится. Хотя Сутулый вполне мог сообразить, что в его норке кто-то побывал. Ведь зловоние тут стояло страшное, оно проникало даже в мое укрытие (благодаря этому запаху в висевшей в шкафу многочисленной одежде ненавистного мне очкарика теперь никогда не заведется моль). Но, к нашему счастью, мистер Красная Бирка не обладал таким великолепным обонянием, как я (мой нюх, как и слух, видимо, тоже был абсолютным), и продолжал как ни в чем не бывало наматывать круги, так и не попадая в поле моего зрения.
«Странно, – думала я, – почему он не достает Афродиту? Или он не знает, что она здесь спрятана? Но Сухарь обязательно должен был проинформировать об этом шефа. Да, здесь что-то не так, что-то не так!».
У меня также, как и утром, когда я отдавала дипломат Сутулому, появилось ужасное чувство подозрительности. А вдруг это ловушка? Вдруг Петраков знает, что мы с Леоном находимся здесь, и просто ожидает прихода своих дружков, чтобы расправиться с нами? Я в тысячный раз за сегодняшний день пожалела о том, что со мной рядом нет Гриши, но вовремя осеклась: вдвоем мы точно не поместились бы в шкафу, где я и одна-то могла сидеть только согнувшись в три погибели под висевшими на вешалках громоздкими пиджаками. (Не понимаю, зачем Сутулый, отправляясь в курортный город, прихватил с собою именно эти предметы гардероба? Честное слово, взял бы еще пару шуб, лыжи и оленью упряжку в придачу для полного счастья! Разумеется, это – вещи первой необходимости на любом пляже).
Но я немного отвлекаюсь. Так вот, я сидела в платяном шкафу с одеждой нахального коротышки, и это порядком действовало мне на нервы. Я не видела ни Леона, ни Петракова, и от этого факта просто приходила в бешенство.
Вдруг даже из своего укрытия я услышала совершенно отчетливый стук в дверь номера. Подумалось о самом страшном – пришел Сухарь или кто-нибудь еще из их банды в качестве подкрепления. Сквозь щель я увидела, что Сутулый прошел мимо шкафа (то есть – мимо меня) и направился в коридор. Затем раздался звук открываемой двери.
-Здравствуйте. Вы – Валентин Петраков? – услышала я глухой взволнованный голос, который показался мне знакомым. Говорил мужчина, но не портье «Оливковой ветви» – в этом я была уверена. И еще, что меня поразило, – говорил он на чистом русском языке.
-Да, это я.
-Вас срочно просят к администратору отеля. В вашей семье произошло непоправимое несчастье…
-Что?! – почти закричал Петраков; примерно так же он вопил сегодня утром, когда читал в «Орхосе» отрывок из «Одиссеи».
-Идите скорее, – настаивал все тот же взволнованный голос. – Скорее!
-Куда?
-Я вам покажу. Пойдемте.
И, по-моему, Сутулый вышел из номера. Конечно, я могла ошибиться, и передо мной вполне могли разыграть заранее спланированный трюк (вроде утреннего ценника на очках), направленный на то, чтобы хитроумным способом выманить меня из укрытия. Ведь что там могло стрястись в криминальной семейке Петракова, о чем сразу же сообщили администратору отеля? Крестный отец прихворнул, что ли? Хотя, может, его родители были вполне порядочными людьми, например, благообразными научными или музейными сотрудниками, – ведь не просто так Петраков смастерил себе такую визитку! И сейчас, давясь рыданиями, рассказывают сынку, что сегодня уборщица в их отделе случайно разбила чудесную вазу эпохи Мин, и они не знают, как пережить эту потерю…
Однако размышлять, а, тем более, фантазировать о петраковской семейке особо было некогда, к тому же, мне надоело сидеть в шкафу – тут было жарко и душно. В общем, я как можно скорее вывалилась из склада демисезонной одежды Сутулого. И буквально сразу натолкнулась на то, что искала – в коридоре, который начинался непосредственно от моего шкафа, прямо напротив распахнутой настежь входной двери стоял тот самый небольшой черный дипломат, который я видела утром в древнегреческом театре. Я молниеносно схватила его, но в этот момент мне показалось, что к номеру кто-то приближается. Нужно было срочно спасаться!
Недолго думая, я затолкалась в уже знакомый мне шкаф, на этот раз еще и со своей находкой. В то же самое мгновенье я услышала, как с балкона в комнату вошел Леон.
«Боже мой! – пронеслось у меня в голове. – Сейчас преступники зайдут в номер и, увидев его, несомненно, убьют!».
Я зажмурилась, чтобы этого не увидеть, и не заметила, как Леон пробежал мимо моей щели. И только открыв глаза, я поняла, что Леон успешно смылся из номера через открытую входную дверь. При этом в люкс никто не вошел – судя по всему, шаги мне просто пригрезились из-за расстроенных нервишек либо кто-то действительно прошел по коридору, но мимо петраковского логова. Я разозлилась на себя за такой досадный промах: бедный коллекционер будет и дальше бегать по всей Ларнаке в поисках своей статуэтки, в то время как она преспокойно находится у меня! Да-а-а, мне следовало его окликнуть! А теперь остается лишь пуститься за ним в погоню.
Снова задумав покинуть свое убежище, я аккуратно приоткрыла дверцы шкафа. Но выйти из него мне так и не удалось. На этот раз я услышала не мифические, а вполне реальные шаги приближающегося человека. Мне опять пришлось схорониться до наступления благоприятных условий.
Человек, ворвавшийся в номер, задержался на полминуты в коридорчике. Судя по долетавшим звукам, он усердно шарил там в поисках чего-то. («Уж не Афродиты ли?» – с улыбкой подумала я). Затем он прошел в гостиную; и я узнала его… Мне уже второй раз за последние полчаса пришлось удивиться вплоть до шока. Я ожидала, что это либо Сутулый вернулся от администратора, либо Леон Юровский пришел, чтобы забрать меня из этого сомнительного места, либо к Петракову заглянул просто служащий отеля. А знаете, кого через узкую щель между дверцами шкафа увидела я? Крепыша! Да, да, того самого, которого еще десять минут тому назад я полностью оправдала и сочла совершенно не замешанным в это дело. Так что мне опять пришлось испугаться, что моя нижняя челюсть с громким стуком упадет на дно шкафа и тем самым выдаст мое присутствие. Но, слава богу, я вовремя взяла себя в руки, и разоблачение не состоялось.
А тем временем ушастый Крепыш принялся отчаянно рыться в тумбочке красного дерева прямо напротив моего шкафа. Потом он начал удаляться от меня вправо и, наконец, совсем исчез из поля моего зрения. Ну и оборот событий! Неужели этот курчавый Геракл с характерным носом тоже охотится на богиню красоты? Вот это новость! Похоже, уже все жители Ларнаки занялись исключительно этой забавой. Интересно, интересно…
Хотя вскоре мой восторг заметно поубавился. Ведь я не была застрахована от того, что Крепыш, копошение которого исходило в данный момент примерно из района балкона, не обратит свой взор на симпатичный платяной шкаф, стоявший в самом углу комнаты. Конечно, зрение у него, я думаю, получше будет, чем у слепого певца Демодока, прославляющего троянские битвы. Он моментально увидит меня здесь, среди вороха петраковской одежды. И уж тогда мне точно не удастся сдобровать!
Признаться, я уже начала лихорадочно вспоминать слова какой-нибудь молитвы вроде «Отче наш, иже еси на небеси…», как вдруг поняла, что меня в который раз за сегодня выручила богиня удачи Тихе. Внезапно для меня (и, естественно, для чудо-богатыря кутаисского разлива) на пороге комнаты прямо перед моим треклятым шкафом объявился Валентин Петраков собственной персоной.
-Что это за нелепые шутки? Меня никто не вызывал… – начал было он, но потом замолчал. Его очкаристое лицо вмиг стало яростным и взбешенным – я увидела это даже через маленький узкий просвет между дверцами шкафа.
-Да как вы смеете рыться в моих вещах?! – завопил он, обращаясь, видимо, к Крепышу, а не ко мне – я-то, сидя в шкафу, его безвкусные пиджаки и пальцем не трогала, больно они мне нужны. – А ну-ка живо убирайтесь отсюда! Хотя, нет. Я сейчас лучше вызову полицию!
Сутулый поднял с тумбочки красного дерева телефонную трубку и только хотел набрать нужный номер, как сразу же получил от нервозного ушастика сильнейший удар в голову. Это произошло так неожиданно, что я не успела зажмуриться, а это я делаю всегда, когда начинаются подобного рода побоища. Крепыш проделал свой марш-бросок быстро и безошибочно точно, и в этом ему, несомненно, помогло телосложение древнегреческого героя. В общем, тщедушный Петраков упал, как былинка, от его мощного и верного удара. В это мгновенье я вспомнила отличный греческий миф о том, как Геракл проучил целое полчище мерзких карликов-керкопов, посмевших напасть на него во время сна. Не буду вдаваться в подробности, но уже через минуту после пробуждения Геракла все до единого керкопы были мертвы. Самой лучшей иллюстрацией к этому мифу могла бы послужить картина, только что увиденная мною. И Сутулый вполне мог претендовать на роль предводителя нахальных карликов.
А пока я совершала этот экскурс в мифологию, обстановка на поле боя резко изменилась. Видимо, Крепыш опасался, что вслед за поверженным Петраковым сюда могут прийти многотысячные колонны других, не менее коварных керкопов, поэтому решил поскорее улизнуть из номера. Причем, убегал он с таким оглушительным топотом, каким могли похвастаться разве что скакуны из Авгиевых конюшен.
Вслед за ним решила направить свои стопы и я, ведь я и так уже злоупотребляла гостеприимством распростертого на полу и так и не приходящего в сознание хозяина сего прекрасного шкафа. Я открыла дверцы и вышла в комнату. Здесь царил настоящий бардак – вещи валялись как зря прямо на полу. Да, Крепыш многое успел совершить за время своего непродолжительного рабочего визита в этот номер!
Я уже хотела направиться в коридорчик, как вдруг по неосторожности наступила на валявшийся на полу футляр от очков, и он издал предательски противный скрип. Научный сотрудник древнего мира (или как там именовалась его фальшивая должность?) сразу же громко застонал, открыл глаза и, растерянно потирая рукой затылок, начал медленно подниматься. Во время падения очки слетели с его переносицы. Сейчас он, сидя на полу, шарил руками вокруг себя, словно слепой, потом нашел их и нацепил себе на нос. (К моему дичайшему изумлению, на ободке очков все еще болталась красная бирка, вызвавшая у меня поток противоречивых эмоций сегодня утром). Я молча и со страхом наблюдала за ним.
-А, это вы? – с удивлением пробормотал Сутулый, всмотревшись мне в лицо и, наконец, узнав. – Что вы здесь делаете?
Может быть, вам, дорогие читатели, следующий мой поступок покажется не вполне гуманным… Но, согласитесь, как же мне еще следовало поступить? Ждать, пока он, наконец, окончательно придет в себя, сообразит, что к чему, нападет на меня и снова заполучит не принадлежащую ему статуэтку?.. В общем, не тратя времени на всяческие размышления, я уверенно шагнула к Сутулому и, размахнувшись, треснула ему по голове черным дипломатом, который сжимала в руке. (Естественно, я проделала все это с закрытыми глазами – не переношу какого бы то ни было насилия, даже если агрессором и зачинщиком являюсь я сама). Петраков снова застонал и, так и не поднявшись окончательно, опять грохнулся на пол. Я же пулей вылетела из злосчастного номера семь «люкс» и по лестнице сбежала на первый этаж. Даже не попрощавшись с занятым портье, я выскочила на улицу и помчалась на автостоянку, где бросилась в первое попавшееся мне на глаза такси.
-Отель «Троя», срочно, – быстро приказала я шоферу.
И в тот момент, когда выбранный мною маленький новенький автомобильчик осторожно разворачивался среди своих товарищей, я увидела, как из-за угла «Оливковой ветви» выскочил Сухарь! Он был одет все в тот же бежевый костюм, однако сейчас на нем не было очаровательной шляпки, так понравившейся мне утром. И благодаря этому факту я сделала два очень интересных открытия. Во-первых, я увидела, что на затылке у Сухаря красуется великолепная лысина, а во-вторых, – что его лоб отличается необыкновенной плоскостью и узостью. Я за свою жизнь повидала немало различных лбов, но такой, признаюсь, видела впервые. Немудрено, что утром Сухарь тщательно скрывал его, нахлобучив «сомбреро» прямо на темные очки.
Пока водитель разворачивал машину, я, чтобы не упустить из виду узколобика, обернулась и вела наблюдение через заднее стекло автомобиля. Сухарь был уже на автостоянке и садился в точно такое же такси, как и мое. Обычно я не отличаюсь сообразительностью, но в этот раз мгновенно поняла: он собирается ехать за мной!
Когда мы вырулили на шоссе и я снова оглянулась, мои подозрения оправдались: за нами на расстоянии десяти метров следовала машина, в которую усаживался Сухарь – я узнала ее по зеленоватым передним фарам и яркой пушистой игрушке, болтавшейся на шнурке перед носом шофера.
-Черт возьми! – прошептала я по-русски, уверенная, что мой шофер ничего не понимает.
Но неожиданно он (а это был большеголовый блондин в синей бейсболке и с точно такого же цвета понимающими глазами) живо обратился ко мне на моем родном языке:
-О, вы из России?
-Да, – подтвердила я.
-Я тоже. Приехал на Кипр заработать. Но как только накоплю приличную сумму – сразу же отсюда уеду. Не подумайте, что я хочу здесь остаться. Да ни за какие коврижки! Что я, буржуй, что ли? Я и в России прекрасно себя чувствую. Так что «не нужен мне берег турецкий…» – и так далее.
Он помолчал, но недолго, а потом затараторил еще пуще прежнего:
-Эх, как все-таки здорово встретить родного человека… Родного – в смысле, не родственника, а того, у кого та же Родина, что и у тебя. А тут – все киприоты или, еще хуже, – англичане, американцы, французы…
-Французы еще ладно, – тут же вставила я. – А есть еще такие кадры, которые изображают из себя французов, а сами по-французски ни бельмеса не понимают!
Просто я никак не могла забыть вопиющий случай у лифта «Оливковой ветви».
-Как приятно, что мы с вами единомышленники! – воскликнул парень с блаженной улыбкой. – У меня здесь сердце вянет от их унылых постных физиономий. Не говоря уже о природе. Где здесь русское раздолье, поля, луга, боры, реки?.. А где «белая береза под моим окном…» – и так далее? Да здесь даже небо не такое, как у нас! У нас оно – синее-синее-синее, как васильки в поле, а облака на нем нежные, как хлопья снежные. А тут – не небо, а какая-то пародия. Бывает, затоскую по России – хоть плачь! Но что делать? Деньжат же тоже хочется подзаработать. Так что, терплю и мучаюсь тут, словно птица в клетке. То есть, «сижу за решеткой в темнице сырой…» – и так далее.
Я машинально с ним согласилась, а сама снова обернулась: Сухарь не отставал.
-Вас что-то беспокоит? – спросил таксист, заметив мой взволнованный взгляд.
-Да. Во-о-он то такси.
Посмотрев в зеркало заднего вида на преследователей, парень понимающе кивнул:
-А-а-а, слежка? Я избавлюсь от нее в два счета!
И неожиданно для меня, не то что для машин, ехавших рядом с нами, разговорчивый шофер резко свернул вправо, в какую-то узкую улочку. Местность была немноголюдной, поэтому мой отзывчивый соотечественник увеличил скорость и начал мастерски петлять по всевозможным переулкам и закоулкам. При этом он не переставал говорить:
-Не беспокойтесь, все обойдется. Оторвемся от них – позлим этих буржуев. Пусть попотеют, понервничают, потом локти свои будут кусать, что нас не поймали. Э-э-эх, пусть знают, что русского человека догнать невозможно. И в прямом, и в переносном смысле. И пусть все буржуи зарубят это у себя на носах! Ну что ж, они уж точно нас не достанут. Для них это – сумасшедшие гонки, а для нас – приятная прогулка. Как известно, «какой русский не любит быстрой езды…» – и так далее.
Я заметила этому «И так далию», что за мной гонятся вовсе не буржуи, но его переубедить было невозможно.
-Может, это и так, – признал, правда, он. – Может, это и не буржуи. Но раз уж я их так обозвал, значит, так и буду называть до конца жизни. Знаете же, «мужик – что бык: втемяшится в башку какая блажь, колом ее оттудова не выгнать – упирается…» – и так далее. Так что, вы как хотите, но для меня они так и останутся буржуями. Ведь я никогда не меняю своих убеждений. Как говорится…
Наверное, он хотел что-то процитировать, но не нашел подходящего отрывка. Просто так оборвать фразу на полуслове «И так далий» тоже не мог, поэтому после секундного замешательства патетично закончил:
-«Кто русский по сердцу, тот гордо и смело, и радостно гибнет за правое дело!» – и так далее.
Слушая его, я то и дело посматривала назад. Сначала я еще пару раз видела зеленоватые фары и мохнатого зверька у нас на хвосте, потом такси с Сухарем осталось далеко позади, а затем и вовсе перестало тревожить меня своим присутствием.
-Чего он вообще за вами гнался? – бесцеремонно спросил меня патриотичный блондин, считая, видимо, что мы уже подружились.
-Он… он хотел меня догнать, – глубокомысленно ответила я, ведь и сама, собственно, не знала точного ответа на этот вопрос.
Однако мой шофер оказался весьма сообразительным и с пониманием закивал:
-А, все ясно.
Сказано это было таким тоном, что мне самой стало любопытно: что же ему ясно? Может, он и меня просветит на этот счет? А то я, бедная, терзаюсь догадками, что же этому каверзному Сухарю от меня нужно – Афродита или что-то еще? Я вопросительно посмотрела на «И так далия», и он, ободрившись моим призывным взглядом, затрещал мне в самое ухо:
-Не беспокойтесь, я – могила! Никому вас не выдам. Но понял все сразу. Раз за вами гонится буржуй – значит, вы разведчица!
Его открытие оказалось для меня малоинтересным и, к тому же, не соответствующим действительности. Поэтому я мягко возразила, что это не так.
-Да ладно, ладно, не отпирайтесь! Я же все понимаю! – многозначительно заявил этот забавный шофер, повернулся ко мне и медленно заговорщически подмигнул, при этом чуть не врезавшись в туристический автобус, резко затормозивший перед нами. – Я – могила! Мне можно говорить обо всем. Я не сдам!
Вспомнив его недавний пассаж о том, что переубедить его невозможно даже «колом», я решила, что мне проще будет согласиться.
-Что ж, вы правы.
-Круто! – «И так далий» чуть не захлебнулся от восторга. – Вот жалко только, что я не смогу никому похвастаться, что вез такого важного человека!.. «А счастье было так возможно, так близко!» – и так далее.
Да уж, а цитаты он стал употреблять все более и более и не к месту…
Покрутившись еще немного в лабиринте узких улочек, мы выехали на шоссе и уже без проблем за пятнадцать минут добрались до моего отеля, о чем он возвестил таинственным шепотом:
-А вот и ваша конспиративная квартирка. Вроде, хвоста нет, да и вокруг ничего подозрительного.
-Большое спасибо, – поблагодарила я «И так далия», выходя из такси. – Сколько с меня?
-Семь евро, – ответил он, закрывая за мной дверцу.
У меня с собой было восемнадцать и я, не скупясь, отдала их этому доброму парню, благодаря которому прибыла в «Трою» без сопровождения узколобого Сухаря.
-Да что вы! Не надо! – начал отказываться «И так далий». – Я всегда рад помочь русским, ведь я сам русский… – забормотал он.
Меня удивило, что до этого веселый, раскрепощенный молодой человек вдруг весь смешался и густо покраснел, когда я всего лишь благодарила его и пыталась всучить ему деньги. Он, вопреки своему обычаю, даже не закончил свои отговорки очередными стихотворными строчками.
-Ну пожалуйста, возьмите! – уговаривала я его. – Прошу вас!
«И так далий», наконец, согласился, добавив, что ему было приятно оказать помощь соотечественнице, которая защищает стратегические интересы нашей родины. После обмена любезностями мы расстались, как старые добрые друзья. В подтверждение чего он свою прощальную речь закончил так:
-«До свиданья, друг мой, до свиданья, милый мой, ты у меня в груди…» – и так далее!
Поднимаясь по ступеням «Трои», я думала, что Одиссей с огромными трудностями возвращался из Трои, я же, наоборот, преодолела немыслимые препятствия по пути в «Трою».
Подойдя к белозубому портье (несмотря на неестественный цвет зубов, он выглядел куда привлекательнее портье из «Оливковой ветви»), я перекинулась с ним парой фраз и попросила разрешения воспользоваться телефоном. Позвонила я, естественно, Грише. Выслушав ливень упреков по поводу моего длительного отсутствия, я сообщила, что уже вернулась в отель и жду Гришу за столиком в ресторане «Троя». Окончив разговор, я отправилась в вышеупомянутый ресторан (который, естественно, находился в нашем же отеле).
Я села за свободный столик, на котором стоял букет белоснежных, как и все в «Трое», гвоздик, и, расслабившись, поставила дипломат с антиквариатом на пол. Но потом спохватилась: а что, если под каждым столиком здесь прячутся агенты Сутулого? Поэтому я подняла дипломат на колени и приоткрыла его. В нем во всем своем великолепии возлежала моя давняя (я бы даже сказала – древняя) знакомая – золотая Афродита. Только сейчас я заметила, что она действительно, как и говорил Леон, немного отливает красноватым цветом меди.
Закрыв дипломат, но не снимая его с коленей, я подозвала Попондополу (так мы с Гришей называем кипрских официантов) и сделала заказ на двоих. «Если Гриша обедать не захочет, – решила я, – то обе порции достанутся мне». За время своих скитаний по Ларнаке я так проголодалась, что была способна съесть двойной, довольно обильный обед. А в ожидании нерасторопного Попондополы я откинулась на спинку стула и в раздумье обвела взглядом зал ресторана.
Да, кстати, теперь мне нужно как-то связаться с Леоном, чтобы вернуть ему законно приобретенную статуэтку. Координат он никаких не оставил, естественно, кроме своего имени и фамилии. Так что мне придется его искать старинным способом частных детективов – обзванивать все ларнакские отели и спрашивать, не остановился ли у них Леон Юровский. А другого выхода у меня нет – он исчез из номера Сутулого так быстро и неожиданно, что я не успела ему даже намекнуть, где находится его Афродита. Он и не подозревает, что теперь она у меня!
И еще, интересно, как себя чувствует Валентин Петраков? Утром он хитроумно заграбастал у меня древнегреческую богиньку, впрочем, точно таким же образом не так давно с ним обошлась и я! Наверное, он уже пришел в себя после моего коварного удара и теперь рвет и мечет! Представляю его взбешенную физиономию!..
Но от таких злорадных мыслей меня отвлекло одно примечательное обстоятельство. Я повернула голову к своеобразному миниатюрному водоему с яркой растительностью, красно-коричневыми камнями и хрустально-прозрачной водой, устроенному в задней части зала ресторана, и заметила, как по лестнице, эффектно огибающей это озерцо, спускается высокая стройная девушка. Она была одета в легкие белые брюки и белую коротенькую кофточку без рукавов; на ногах у нее выделялись такие же белоснежные босоножки (извиняюсь, – сандалеты) с тонкими изящными ремешками. У нее были густые короткие волосы до плеч, покрашенные под седину, большие серые глаза глубокого, насыщенного цвета и овальное, немного заостренное к низу, бледное лицо, открытое, но слегка суровое. На предплечье левой руки, охватывая его несколько раз, красовалась металлическая змея с расположившимися на руке головой и хвостом. На запястьях обеих рук девушки поблескивали тонкие круглые браслеты из такого же белого металла, что и змея. А на шее, несмотря на жару, был повязан легкий длинный шарфик серебристо-серого цвета.
Почти все посетители ресторана тоже невольно засмотрелись на эту девушку. И это не объяснялось только ее красотой: черты ее лица, безусловно, были правильными, но их нельзя было назвать идеальными. Просто всех поразило, что эта девушка будто бы состояла только из двух цветов: белого – кожа, одежда, обувь, и серого, почти металлического – глаза, волосы, губная помада, украшения и, наконец, длинный шарфик, воздушно струящийся при каждом движении.
Провожаемая заинтересованными взглядами, эта задумчивая и даже немного грустная девушка спустилась по широкой лестнице над искусственным водоемом и грациозно прошествовала между столиками. Не спеша, как будто лениво, она пересекла почти весь зал пока, наконец, не подошла к огромным окнам от пола до потолка, открывающим вид на парк возле «Трои». Немного задержавшись перед окном, девушка приветливо кивнула мне и села за мой столик. Это и была Гриша.
Глава 6. Немного о Грише
Ну что, не ожидали? Да, Гриша – это девушка. Между прочим, я очень горжусь своими литературными способностями. Перечитайте начало сего произведения хоть десять раз – и вы не найдете ни одного указания на то, что Гриша – парень. Более того, недавно я честно сообщила Леону и вам, дражайшие читатели, что вся работа в нашем тандеме выполняется слабыми девичьими руками! А вы что, ненароком подумали, что я настолько нескромна, что с лёгкостью приписала все лавры одной себе?!
Конечно, вас ввело в заблуждение имя. Оно совершенно мужское. Подобные казусы иногда случаются и со мной – когда я представляюсь или подписываюсь именем «Слава» (вы не забыли – я все-таки по паспорту Златослава).
Так что вы приходите в себя после столь неожиданного открытия, а я пока поговорю с Гришей, тем более, она уже спросила, удивленно меня рассматривая:
-Златка, почему ты такая взъерошенная?
Про себя я подумала: «Интересно, какой бы стала ты после того, как тебя непредвиденно выкупал в море сутулый похититель статуэток!». Сначала я хотела поведать ей обо всех своих утренних приключениях. Но потом передумала.
«А пока мяч летит…». В общем, пока Гриша, нетерпеливо теребя белую салфетку, ожидает, когда же я, наконец, заговорю, я расскажу вам кое-что о ней самой. Ведь ее личность, по-моему, достойна того, чтобы посвятить ей целую главу моего романа.
Начну, конечно, с имени. Те, кто впервые встречает Гришу, очень удивляются: «Неужели в русском языке так мало женских имен, что девушек приходится называть мужскими?». Некоторые настоятельно советуют: «Гриша, смени имя! Это будет стоить недорого, зато избавит тебя от лишних проблем на всю оставшуюся жизнь». А кое-кто просто тихонько посмеивается.
Что касается меня, то я – сторонница демократии везде, даже в ономастике (науке, изучающей имена, – если не знаете). Действительно, кому какое дело, как кого зовут. Одна моя знакомая придумала новое женское имя – Борникель (получается путем сложения первых трех букв имени, отчества и фамилии первого президента России) и отчаянно просила меня использовать его в одном из моих произведений. Я ее разочаровала, сказав, что пишу лишь о реальных событиях и имена, как и все остальные данные своих героев, не выдумываю. Так что пусть наречет этим имечком кошку и на этом успокоится.
Но, по-моему, даже претенциозное имя Борникель имеет право на существование. А Гриша – так и подавно. Почему-то женские имена Александра, Евгения, Валерия, Валентина, Юлия не вызывают ни у кого всплеска удивления. Так почему же всех возмущает имя Григория, образованное от мужского – «Григорий» – по тому же принципу?
Что касается Гриши, то ей очень нравится ее имя, и она очень им дорожит. У нее никогда не возникало даже мысли о том, чтобы переменить его. Хотя свое имя Гриша получила при довольно печальных обстоятельствах. Ее отец, Григорий Альянов, работал в уголовном розыске. И в тот день, когда родилась Гриша, он был зверски убит при захвате банды преступников, за которыми давно охотился. Маме Гриши об этом сообщили в роддоме, и когда у нее родилась дочка, она неожиданно для всех назвала ее Григорией. Так что Гришино имя – это память об ее отце, и она бережет эту память и не хочет ей изменять, меняя имя.
Хотя казусы, действительно, возникают в ее жизни нередко. Например, как только в «Петербургском листке» начала выходить наша рубрика, (а в конце статей всегда стояли наши фамилии – «Григория Альянова, Златослава Календина»), читатели в письмах и телефонных звонках стали указывать нашим редакторам на ошибку – дескать, одна фамилия написана в родительном, а другая – в именительном падеже. И нам пришлось долго им объяснять, что никакой ошибки нет.
Теперь – кое-что о самой Грише. Как я уже говорила, знаю я ее давно, с самого раннего детства. Мы жили по соседству, в одном доме, на одном этаже. Если еще учесть, что мы почти ровесницы – Гриша старше меня всего на один год – то вывод, по-моему, напрашивается сам собой: мы – старые, можно сказать, лучшие подруги.
Хотя в детстве, как это часто бывает, мы днями напролет носились по двору все вместе, одной большой компанией. И я считала, что со всеми дружу одинаково крепко, не выделяя никого из своих друзей. Зато позже, когда мне было лет двенадцать, наша компания постепенно начала распадаться на пары, тройки, редко – четверки, формируемые по наклонностям. И я поняла, что все-таки интереснее всего мне общаться с Гришей.
Меня всегда привлекала в ней какая-то мудрость, рассудительность, серьезность. Еще в школе Гриша могла часами сидеть в библиотеке, изучая книги по философии, живописи, скульптуре, литературе. С десяти лет она начала увлекаться лепкой из глины, и до сих пор не оставила этого занятия. Что меня всегда поражало – Гриша могла лепить все: дымковские игрушки, чашки, блюдца, небольшие настенные панно, пепельницы, бюсты и сложные скульптурные композиции. Причем, свои маленькие безделушки она разрисовывала яркими красками, и от этого они становились абсолютно неотразимыми.
А живопись была ее вторым хобби. Гриша умела писать картины на холсте маслом – прямо, как настоящий художник. Однажды, еще в седьмом классе, она написала «Натюрморт со свежим хлебом». В принципе, это была простая композиция – в обрамлении синего фона на белом холщовом платке лежал черный зажаристый хлеб с аппетитной корочкой, а рядом стоял крестьянский кувшин с молоком. Но весь этот натюрморт был пронизан таким необъяснимым светом, на нем так точно была передана изменчивая игра теней и солнечных бликов и так просто и в то же время искренне-глубоко были прорисованы все мельчайшие детали, что я, увидев его, была изумлена. Признаться, я не ожидала от себя такой реакции. Казалось бы, все, нарисованное на картине, было обыденно и даже банально – хлеб и молоко. Но Гриша смогла изобразить эти предметы так, что у человека, видящего натюрморт, появлялось какое-то светлое, легкое ощущение. Даже я, далекий, неискушенный в живописи человек, впервые увидев его, почувствовала запах деревенского молока и только что вынутого из печи хлеба. Да, это была всего лишь игра воображения. Но игра воображения, вызванная талантливо написанной, притягательной картиной.
Увидев, какое впечатление произвел на меня ее натюрморт, Гриша великодушно подарила мне свое произведение. Я принесла его домой и повесила на кухне, прямо над обеденным столом. И потом все наши гости не верили, что автор этой восхитительной картины – обыкновенная семиклассница. Ведь это было действительно произведение искусства.
Но я что-то отвлеклась от темы. Так вот, Гриша постоянно читала «нудные» (по моему тогдашнему мнению) книги. Когда она приносила мне что-то о Леонардо да Винчи или о философии Платона, я с трудом осиливала две-три страницы и возвращала с неизбежным комментарием: «Я слишком глупа для этого». Но когда Гриша начинала сама рассказывать мне о великом Леонардо или о том философе, который был для Аристотеля дешевле истины, я вдруг понимала, что в некоторой степени все это даже интересно! Просто сухой бесстрастный язык книг был не способен пробиться к моим, очевидно, не очень извилистым извилинам, а Гриша рассказывала все настолько живо, ярко и образно, что мне действительно доставляло удовольствие слушать эти истории.
По складу ума она была настоящим математиком (хотя и гуманитарные науки она знала не хуже). В одиннадцатом классе ей нужно было выбирать свою будущую профессию. «Я люблю рисовать и лепить, – как-то сказала она, придя ко мне домой теплым весенним вечером. – Но это увлечение не может стать моей работой, я не смогу зарабатывать себе на жизнь любимым делом. А еще мне нравится математика – логика и точность…». И она поступила на математический факультет Питерского госуниверситета.
У меня же никогда не возникало никаких сомнений относительно своего жизненного пути. Только филология – прекрасно понимала я, ведь остальные предметы я знала не очень хорошо (точнее, очень не хорошо). Может быть, вам покажется странным, что мы – такие близкие подруги – выбрали себе совершенно разные, диаметрально противоположные специальности. Но, в этом и секрет нашей долгой и крепкой дружбы – в том, что мы очень разные. Это что-то типа диалектического закона единства и борьбы противоположностей, о котором мне недавно рассказывала Гриша. Ведь мы, действительно, не похожи друг на друга даже внешне: она – высокая, я – низенькая; она – темная (если не красится, как сейчас, в седоватый цвет), я – светлая; она – белоснежно-бледная (к Грише загар почему-то не пристает даже здесь, на Кипре), я – бронзовая, словно мулатка, причем – и зимой, и летом. (Про меня вы бы никогда не сказали, что я – уроженка «северной столицы» России). И хотя наши глаза имеют одинаковый цвет – серый, но и они резко отличаются у меня и Гриши. Мои глаза – светлые, почти голубые, как будто прозрачные, похожие на воду спокойного чистого озера в июльский погожий день. Гришины – насыщенные, темные, почти стальные – как глубокий омут, скрывающий в себе какую-то опасность. В них никогда невозможно прочитать, что творится у Гриши на душе, и даже когда она смеется, ее глаза остаются такими же холодными и как будто равнодушными.
Непохожи мы и характерами. Я, что называется, веселая болтушка-хохотушка, выдумщица, которая легко сходится с людьми и прекрасно чувствует себя в любой компании. Гриша – серьезна и замкнута. Она любит одиночество и не переносит шумных веселых вечеринок. И если я всегда бросаюсь с места в карьер, никогда не размышляя о своих поступках, то она, наоборот, прежде чем что-то сделать, обязательно все тщательно взвесит и обдумает. (Я часто шучу, что Грише нужно было стать хирургом. Ведь золотое правило «Семь раз отмерь, один раз отрежь» вполне могло бы послужить девизом для моей подруги). Поэтому я не сомневаюсь, что Гриша, будь она сегодня утром со мной в «Орхосе», быстро разоблачила бы Петракова и не позволила ему спереть Афродиту. Она могла бы применить для этого даже силу – последние лет пять Гриша увлекается каратэ, и у нее есть уже черный пояс. Так что у тщедушного Сутулого не было бы никаких шансов выйти из древнегреческого театра со статуэткой и без тяжких увечий.
Но что-то я снова отвлеклась. Так вот, четыре года тому назад Гриша с красным дипломом окончила университет и осталась в аспирантуре. Через год после этого и я с горем пополам отмучила уже поднадоевшую мне филологию. По знакомству меня пристроили на работу в газету «Петербургский листок». И – надо же так не повезти – досталась мне эта треклятая «Криминальная хроника»! Ну что я могла написать? После пары статей типа: «Тогда-то, тогда-то произошло загадочное убийство. Убит достопочтенный господин такой-то. Улик на месте преступления обнаружить не удалось, убийца предусмотрительно забрал их с собой, или вообще не оставлял – следствие сейчас ломает над этим голову. Мотив преступления туманен, от себя могу предположить, что это деньги. В общем, наши внутренние органы пока что находятся в неведении. Будем надеяться, что скоро убийство будет раскрыто…» – меня чуть было не уволили. А как я могла писать, если, приезжая на место преступления, сразу же зажмуривалась, чтобы ненароком не увидеть трупа. Однажды, по совету коллеги, глаза я все-таки открыла, но результат оказался плачевным – я моментально грохнулась в глубоком обмороке.
В общем, я долго думала, что же мне делать, и, наконец, решила обратиться к Грише. Нет, Гриша никогда не интересовалась криминалистикой. Просто главвред проявил редкую для него сообразительность и посоветовал мне взять напарника, который не писал бы статей, но мог бы посещать места преступлений, общаться с людьми и делать толковые выводы и предположения. К моему неописуемому восторгу Гриша согласилась, и мы начали работать вместе. О плодотворности нашего сотрудничества я уже писала в первой главе этого романа. Добавлю лишь, что если раньше мы с Гришей виделись очень часто, то сейчас стали просто неразлучны. Хотя, разговариваем мы с ней только на работе, на прогулках и у меня дома. Когда же я прихожу к ней – то не тараторю обо всем подряд, как обычно. Ведь все свое свободное время, в которое я ее и навещаю, Гриша посвящает занятиям лепкой или рисованием. Я прихожу в ее «мастерскую», располагающуюся в лоджии, и часами наблюдаю над тем, как она в старом черном халате, запачканном краской и глиной, с сосредоточенным и серьезным выражением лица неторопливо создает новое произведение.
Признаюсь, как-то я тоже захотела попробовать свой талант в этом деле – попросила у Гриши немного глины и слепила из нее мышку. «Это поросенок?» – спросили меня друзья, когда я показала им свой шедевр. Я обиделась, решила, что у них просто нет вкуса, но навсегда завязала с художественным творчеством.
Но я опять перескакиваю на рассказы о себе любимой. Хотя о Грише я, по-моему, рассказала уже все. Нет, вот еще одно невеселое обстоятельство. Полгода назад «герой» одного нашего репортажа, выставленный в плохом свете (а именно – в роли преступника, о чем проницательно догадалась Гриша и что было абсолютно точно потом подтверждено полицией) решил отомстить моей подруге. И когда Гриша поздно вечером возвращалась домой, он на нее напал. Гриша не только смогла за себя постоять, но и с помощью мобильного телефона вызвала полицию (к приезду которой преступник еще не пришел в себя). Однако во время борьбы этот негодяй ранил Гришу ножом в шею. Рана была неопасной и неглубокой, но большой некрасивый след остался на коже до сих пор (надеюсь, со временем он исчезнет). Этим и вызвана Гришина привязанность к всевозможным легоньким шарфикам, которые стали неотъемлемой деталью ее гардероба, ведь они закрывают ее шрам. Теперь она ходит в шарфиках всегда – и в мороз, и в жару, и дома, и на работе. Обладающая отменным художественным вкусом Гриша подбирает к каждой одежде только гармонирующий с ней шарфик, и к сегодняшнему дню накопила уже около сотни этих симпатичных атрибутов своих ежедневно меняющихся нарядов. Теперь это стало в какой-то мере ее новым хобби – коллекционирование шарфиков. Кстати, в Ларнаке она успела приобрести несколько местных пестрых экземпляров для своей коллекции, чему была несказанно рада.
Вот, собственно, и все, что я коротко, в жестких рамках детективной повести, могу изложить о своей лучшей подруге Григории Альяновой. Конечно, Грише можно посвятить целый роман – настолько это интересная и многогранная личность. Однако, как вы понимаете, в данном произведении я ставлю перед собой другие цели, и все мои мысли занимает сейчас лишь золотая древнегреческая статуэтка очаровательной богини любви и красоты Афродиты.
Глава 7. Прогулка по вечерней Ларнаке
Итак:
-Златка, почему ты такая взъерошенная?
-Долгая история. А вообще, Гришаня, если бы ты знала, что произошло со мной утром, ты не задавала бы таких вопросов.
Попондопола, наконец, принес заказ, и я с жадностью набросилась на свою амброзию, оставив пока без внимания ойнохойю с нектаром (а поскольку мы не на Олимпе, – то просто с красным десертным вином). Гриша же ела мало и вяло; по-видимому, она уже успела пообедать.
-Кстати, а что это за чемодан у тебя на коленях? – вдруг спросила она иронично, но, тем не менее, безо всякой тени улыбки на лице.
Это была ее обычная манера вести разговор. Когда Гриша смеялась, ее глаза оставались ледяными, когда шутила – была абсолютно серьезной. Меня это всегда немного смущало и интриговало. Вот и сейчас мне почему-то показалось, что она уже знает ответ на свой вопрос.
-Это не чемодан, Гришаня, – наконец ответила я, – а всего лишь небольшой дипломатик, из-за которого мне и пришлось пережить за сегодня столько злоключений, сколько не сваливалось на мою несчастную голову за всю мою долгую жизнь.
К моему величайшему разочарованию, Гриша никак не отреагировала на сию тираду. А я-то надеялась, что она сразу набросится на меня с расспросами. Хотя глупо было на это рассчитывать: Гришиным основным правилом было не лезть в чужие дела и никогда не задавать дополнительных вопросов к чьим бы то ни было ответам. Она всегда считала (и, нужно сказать, довольно справедливо): если кто-то хочет поделиться с ней информацией, он сам обязательно это сделает. Если же не хочет – из него эти сведения нельзя будет вытащить и клещами. Поэтому сейчас Гриша молча ковырялась вилкой в своей тарелке, хотя, могу поклясться, ее заинтриговали мое долгое отсутствие, черный дипломат и упоминание об утренних приключениях. Конечно, я могла смилостивиться и рассказать ей все, но сдерживала себя: ведь мы были здесь не одни, кругом за такими же столиками располагались десятки людей. И никто не мог поручиться, что среди них нет дружков Петракова, Крепыша или, на худой конец, Сухаря.
-Пойдем наверх или лучше прогуляемся по берегу моря? – спросила меня Гриша, когда мы закончили обедать. – Или, может, ты хочешь здесь посидеть?
-Лично с меня уже хватит и прогулок, и моря, и посиделок. Пошли лучше ко мне, тем более, мне нужно с тобой поговорить. Только… не могла бы ты за нас заплатить?
Гриша понимающе кивнула и, достав деньги, расплатилась с просиявшим от чаевых Попондопулой.
-Ты выходила гулять без денег? – удивленно спросила она, когда мы поднимались по лестнице к моему номеру. – И без сумочки?
-Без денег – да. Но с сумочкой.
-И где же она сейчас?
-На дне Средиземного моря, Гришаня, вместе со всем ее содержимым.
Обычно Гришу трудно чем-то удивить. Похоже, она молниеносно прорабатывала в уме все возможные варианты ответов на свои вопросы, поэтому ни один из этих самых ответов не мог стать для нее неожиданностью. Однако мое последнее заявление явно поразило Гришу, хотя она и не спешила добиваться от меня каких-либо комментариев.
Наконец, мы оказались в моем номере. За день он накалился до предела, поэтому я, как только вошла, включила кондиционер.
-Ты выходила на улицу, пока меня не было? – просила я Гришу, усаживаясь на диван и пристраивая рядом свой (а точнее, не свой, а чужой) дипломат.
-Да, плавала, а потом сидела под навесом на пляже – читала.
-Что-нибудь о живописи?
-О древнегреческой скульптуре.
-Великолепно! Тогда сегодняшняя история, случившаяся со мной, будет тебе как раз по теме. Что ты можешь сказать по поводу этого? – я открыла дипломат и вынула из него Афродиту.
Когда я рассматривала ее в «Орхосе», нас накрывала тень от ступеней древнего театра, в ресторане я взглянула на нее лишь мельком и, опять же, при матовом освещении. Сейчас же на ней заиграли горячие лучи, проникавшие в комнату с улицы, и она вся просто преобразилась. Красный медный оттенок стал намного заметнее, и Афродита начала блистать ослепительным рубиновым блеском, словно бенгальский огонь. А венец на ее голове сиял красными искрами даже сильнее, чем сама фигура богини; возможно, это было сделано специально, и в нем было еще больше примесей меди. Царственный венец как будто освещал всю Афродиту, озаряя ее с головы до ног насыщенным цветом спелых яблок.
Статуэтка произвела на меня огромное впечатление, хоть я уже видела ее раньше. Тогда какой же эффект ее появление оказало на мою подругу, увидевшую Афродиту впервые во всем ее великолепии. Это было удивительно! Гриша, обычно строгая и сдержанная, переменилась в лице при появлении греческой богини. Даже ее темные холодные глаза вдруг преобразились, и в их серой глубине начали играть такие же искры, которые горели сейчас на золотых складках пеплоса Афродиты.
-Боже мой, Златка, какая красота! Какая красота! – наконец, прошептала она, не отрывая взгляда от принесенной мною вещицы.
-Что ты можешь сказать о ней со скульптурной точки зрения? – спросила я, переходя от восхищений к обычному деловому тону.
Гриша удивленно взглянула на меня:
-Неужели ты сама не понимаешь, что это шедевр?! Смотри, какая простота, и в то же время совершенство формы, какие тонкие, мастерски созданные, одухотворенные черты, какая высокая и прекрасная идея… Эта работа чем-то напоминает Фаберже. Но он делал маленькие безделушки, а это… это самая настоящая миниатюрная скульптура! Ведь это древнегреческая богиня, да? Афродита?
-Да, Гришаня, это Афродита, найденная на Кипре во время раскопок. Сегодня утром ее украли у законного хозяина, купившего ее в антикварном магазине.
Гриша невольно отшатнулась от меня и полушутя-полусерьезно спросила:
-Я надеюсь, это не ты ее похитила?
Засмеявшись, я уверила ее в моей непричастности к этому и подробно рассказала обо всех своих сегодняшних путешествиях по Ларнаке, а, чтобы у Гриши создалась полная картина происшедшего, я не упустила ни единого описания и ни единой мелочи. Она же меня не перебивала и не задавала никаких вопросов, что было вполне в ее духе. Наконец, после моего длиннейшего, почти часового повествования она сказала:
-Да, весьма занятная история. И что же ты теперь собираешься делать?
-Как что?! Отдам Афродиту Леону, конечно!
-Но как?
Да, этот вопрос был очень простым и в то же время наисложнейшим. Пожав плечами, я предложила обзвонить все отели Ларнаки и выяснить тем самым, где он остановился. Причем сделать это как можно быстрее, ведь Леон может целыми днями разыскивать Петракова в надежде отобрать у него статуэтку, которая тем временем находится у меня. Выслушав меня, Гриша сделала акцент совсем на другой стороне дела:
-Златка, а что это за Сухарь и Крепыш, как ты их величаешь? Кто они?
-Я не знаю.
-А, значит, – nomen nescio? – усмехнулась она. (А я только намного позже узнала, что в переводе с латыни это означает «не знаю имени, неизвестный»). И поскольку тогда мне еще не был знаком перевод этой фразы, я начала делать то, что всегда делаю в случаях, когда мне нечего сказать по теме, – спорить:
-Ну при чем здесь они?! По-моему, это совершенно не важно. Я хочу просто возвратить Афродиту Леону, не забивая себе голову всякими Сухарями, – и дело с концом!
-И все-таки эти Сухарь и Крепыш…
Не понимаю, почему Гриша так ими заинтересовалась? Как мне кажется, эта парочка уже не может повлиять на исход нашего дела. И если в отношении Крепыша у меня есть точная уверенность, что он охотится за статуэткой – ведь это он перерыл комнату Петракова в ее поисках – то по поводу намерений Сухаря у меня нет таких определенных данных. В конце концов, никому не запрещено прятаться в кипарисах, кататься на моторке и преследовать меня в такси.
-И еще – я бы на твоем месте не торопилась искать Леона, – добавила Гриша погодя.
-Как это? – возопила я. – Ему нужно вернуть Афродиту! Конечно, я бы с радостью подержала бы ее у себя подольше, чтоб вдоволь налюбоваться. Но, согласись, это будет некрасиво по отношению к Леону. Он же нервничает, ищет ее…
-Все-таки, пока лучше потянуть время…
Короче говоря, к консенсусу нам с Гришей прийти так и не удалось. Мы расстались, не договорившись о плане совместных действий. Она вообще ушла из моего номера какой-то странной – еще более серьезной и задумчивой, чем обычно. Хотя, впрочем, тогда я не придала этому большого значения.
Мы с Гришей встретились только за ужином в том же ресторане. Когда после трапезы она направилась к себе, я подошла к портье и попросила его узнать, в каком отеле остановился Леон Юровский. Тот не был в восторге от моей просьбы, но пообещал сделать все возможное, чтобы как можно быстрее отыскать нужного мне человека.
Поднявшись в свой номер, я принялась усиленно размышлять. Ну, предположим, я узнаю, где живет Леон, позвоню ему, скажу, что Афродита у меня. Мы договоримся где-нибудь встретиться. Но кто может поручиться, что Крепыш или Сутулый не побеспокоятся о том, чтобы снабдить мой телефон подслушивающим устройством? (А ведь в номере Петракова я была свидетельницей неподдельного интереса к древней статуэтке этого кавказского Геракла с оттопыренными ушами, так что он, без сомнения, горит желанием заполучить ее, причем, не меньшим, чем у Сутулого). Так вот, когда я пойду на встречу с Леоном, Крепыш, прослушав наш с Леоном телефонный разговор, может меня подкараулить или найти другой способ изъять у меня Афродиту… Нет, стоп! Отель хорошо охраняется, так что без моего ведома и ведома персонала вряд ли кто-то сможет пробраться сюда и поставить «жучок»… Но, с другой стороны, «Оливковая ветвь» тоже не открывает свои двери всем и вся, и, тем не менее, я проникла в нее сегодня почти беспрепятственно. Другое дело, у Крепыша в его маленькой голове не наберется столько ума и сообразительности, как у меня, чтобы повторить мой сегодняшний ловкий маневр. Так что, выходит, волноваться нет причины…
Хотя, опять же, стоп! Как я сегодня заметила, Крепыш имеет обыкновение следить за интересующими его помещениями. Вплыл же он своей боксерской походкой в номер Петракова, как только тот из него умчался по вызову администратора. Значит, он все время находился где-то поблизости и наблюдал за номером. А вдруг этот не совершивший пока двенадцати подвигов верзила ведет слежку и за «Троей»? И увидев меня, выходящую из отеля с хорошо знакомым ему дипломатом, он без всяких подслушивающих устройств придет в итоге к тому же плану действий.
В общем, я пришла вдруг к мысли, что мне придется купить какую-то другую емкость для хранения Афродиты. Но какую? Золотую статуэтку не станешь засовывать в обычную сумку, лучше всего она себя чувствует в своей устланной бархатом коробке… Так что же все-таки делать?..
И тут меня, что называется, осенило. Я решила купить совершенно другой, не похожий на этот дипломат точно такого же размера. А потом переложить в него бархатный вкладыш, на котором имеет обыкновение покоиться наша богиня (точнее, не наша, а Леонова – надо же, никак не могу привыкнуть к мысли, что это вовсе не моя статуэтка!). Короче, я решила, не теряя ни минуты, прямо сейчас отправиться в ближайший магазин и приобрести подходящую переноску. Также я подумала, что Грише не лишним будет проветриться и составить мне компанию. Поэтому я позвонила ей и выдвинула свой ультиматум. Она, к моему величайшему удивлению, согласилась почти сразу. Удовлетворенная этим, я тщательно измеряла параметры черного дипломата Леона и от греха подальше спрятала его в свой шкаф (после сегодняшних приключений в номере Петракова мне почему-то начало казаться, что шкаф – наиболее удачное место для прятанья; что ж, может быть, эта мысль очень не далека от правды). Короче говоря, я выходила из номера в 21:00 по местному времени в полной уверенности, что моя маленькая золотая подопечная находится в абсолютной безопасности.
В холле меня уже ждала Гриша, и мы, вежливо улыбнувшись белозубому портье, вышли из отеля. Несмотря на то, что солнце уже село, на улице было еще очень жарко. Начинало темнеть, но звезды пока не появлялись (видимо, Геспер, божество вечерней звезды, задерживался где-то на Олимпе), и небо было таким же синим, как днем. Даже не представляя себе, где можно найти нужный магазин, мы пошли пешком к центру города, надеясь встретить по пути что-то типа кожевенных изделий.
-А вообще-то, Златка, мне эта затея с покупкой нового дипломата не нравится, – сказала мне Гриша, когда мы шли по шумной улице, отчаянно разглядывая витрины. – Как и вся история с Афродитой.
-Конечно, – согласилась я. – Похищение статуэтки – кому оно может понравиться? Тем более, антикварной вещи…
-Вот именно, антикварной! – неожиданно громко воскликнула она, но потом осеклась и продолжила так же тихо, как и обычно: – Ведь Леон сказал тебе, что приехал сюда из Москвы на отдых, да?
Я кивнула, не понимая, куда она клонит.
-Так что рано или поздно он должен будет уехать, точнее, улететь с Кипра?
На этот раз я снизошла до утвердительного «угу».
-И уж конечно, он увезет с собой и Афродиту, верно?
-Верно.
Гриша поправила свой серебристо-металлический шарфик и сказала, наклонившись ко мне поближе, мрачным тоном:
-А это уже, золотце мое, попахивает контрабандой.
-Как?! – искренне удивилась я.
-Афродита, как ты сама сказала, найдена здесь, на Кипре. То есть, она является собственностью этого государства и по закону ее запрещено вывозить из страны. Теоретически привезти ее в Москву, конечно, можно. Но только путем контрабанды.
Я, как говорится, зависла, словно компьютер. Что, Леон – контрабандист?!! Такое просто не укладывалось в голове!..
Но мне пришлось быстро перезагрузиться, ведь мы, наконец, нашли, что искали. Зайдя в салон-магазин «Kikos» и порывшись там с двадцать минут, я к своему неописуемому ликованию откопала темно-коричневый дипломат из крокодиловой кожи, по объему абсолютно соответствующий сделанным мною перед выходом из «Трои» замерам. Заплатив необходимую сумму и поблагодарив продавца, мы вышли из магазина и направились к отелю. И тут Грише в голову пришла, на первый взгляд, довольно замечательная мысль – вернуться не через город, как мы шли сюда, а через пляж. Ведь сейчас, в одиннадцатом часу ночи, там нет такого столпотворения, как утром. Поэтому мы прямиком направились к берегу.
Там действительно было безлюдно, не считая редких любителей купания при луне. Подбежав к волнам и опустив в них ладони, я обнаружила, что море оставалось теплым – нагревшись за день, оно еще не успело отдать ночи все солнечные лучи, которые с жадностью вобрало в синие глубины. А небо уже стало темно-фиолетовым, на востоке – почти черным. Оно было каким-то особенным, не таким, как в России, – будто прозрачным и очень низким. Казалось, протяни руку – и дотронешься ладонью до этого необычайного величественного шатра, похожего на купол старинного храма. На нем уже зажглось множество звезд, детей розоперстой румяной зари Эос, причем мы, как ни старались, так и не смогли найти привычные для нас созвездия – Большую и Малую Медведицу. Ведь Кипр находится на других широтах, поэтому и расположение созвездий на его небе отличается от нашего, питерского, северного.
Звезды здесь тоже были странными – крупными и пульсирующими. И еще – они постоянно падали, скатывались по темному небосводу вниз и исчезали за линией горизонта, за синей плавной чертой спокойного моря.
Мы медленно шли по песку возле самой воды, а справа от нас росли пышные южные деревья и кустарники. Среди них бежала извилистая тропинка, усыпанная красновато-коричневыми камешками, ведущая на пляж, к морю. А за деревьями виднелись силуэты домов, слышался гул города.
Мы прошли еще несколько шагов, и я решила обернуться назад, чтобы еще раз осмотреть эту местность и всю ее особенную ночную прелесть. Повернув голову, я увидела, как по узкой каменистой тропинке к морю бежит какой-то человек, одетый в светлый классический костюм. В густых сумерках я увидела лишь смутное очертание его фигуры, не узнала его и не придала значения появлению этого вечернего посетителя ларнакского пляжа. Я отвела взгляд от тропинки и снова принялась болтать с Гришей о чем попало.
-Златка, взгляни! – вдруг Гриша подняла руку и указала мне на одну большую яркую звезду, висящую прямо над морем. – Это Венера.
-Откуда ты знаешь?
-Она же самая близкая к Земле, а значит, и самая крупная. Тем более, смотри, какая она красивая – светлая, мерцающая, даже глаза слепит.
-Прямо как наша Афродита… – задумчиво пробормотала я, уставившись на небо.
-Да. Ведь Венера – это и есть Афродита. Только не греческая, а римская.
Вот так беззаботно беседуя, мы продолжали идти вперед. Но меня почему-то не переставало покидать какое-то странное, неприятное чувство: мне казалось, что за мной кто-то пристально исподтишка наблюдает. На всякий случай я осмотрелась по сторонам – на этом участке пляжа никого не было; только с моря доносился плеск воды – видимо, там кто-то плавал. Затем обернулась – и увидела того, кто за нами следил. И не то что увидела, а даже узнала. Что самое интересное, это был все тот же узколобый Сухарь в своем широченном сомбреро и темных очках, несмотря на то, что солнце уже давно село и на улице и так было темно. (Судя по всему, я ему так понравилась, что он не мог ограничиться дневной погоней на такси, и решил продолжить свое преследование). Он невозмутимо шел по пляжу, засунув руки в карманы пиджака, в каких-то пятидесяти метрах от нас и изо всех сил пытался сделать вид, что его здесь интересует кто угодно, но никак не мы.
-Гришаня, обернись! – почему-то шепотом, растягивая слова, сказала я.
Она медленно повернула голову назад.
-Ну и что? – равнодушно спросила она, полюбовавшись видом Сухаря на фоне мерно плескавшегося спокойного Средиземного моря и величественно-прекрасного неба.
-Разреши отрекомендовать тебе Сухаря, собственной персоной. Так что же мы будем делать?
-Ничего. De nocte consilium, – заявила Гриша, что в переводе с тарабарского (точнее, – латинского) означает «А ночь даст совет».
Не знаю, как ей, но мне ночь пока ничего не говорила, поэтому я снова набросилась на подругу:
-Но все-таки, как же нам быть?
-Преспокойно идти дальше и наслаждаться великолепными морскими пейзажами, достойными кисти Айвазовского.
-Как?! – я была в шоке. – Он же следит за нами! Мы не должны довести его до «Трои», иначе он будет знать, где находится Афродита. Сегодня днем мне удалось избавиться от хвоста в его лице. Неужели ты хочешь, чтобы он достиг своей цели сейчас?
Помолчав, Гриша снова обернулась назад.
-Не смотри на него, – попросила я ее. – Пусть думает, что мы его не заметили. Уведем его сейчас куда-нибудь, запутаем следы, давай, а?
-Должна тебя разочаровать, – ответила Гриша таким тоном, как будто была даже рада этому, – но ему не нужно в «Трою». По-моему, он думает, что Афродита находится сейчас при тебе, в этом замечательном дипломате, который ты только что купила.
И все это – спокойным, бесстрастным тоном, представляете? Я сначала даже подумала, что это немного неуместная шутка. Но, обернувшись, поняла, что Гриша все-таки права: Сухарь ускорил шаг, он уже почти бежал, все ближе и ближе подходя к нам.
-Что же делать? – в отчаянии я была готова расплакаться, а древнегреческий демон ужаса Деймос подступал ко мне все ближе и ближе. – Бежать?
-Давай попробуем, – пожав плечами, ответила Гриша, – но за успех операции я не ручаюсь: он, насколько я могу судить, неплохо бегает.
Я и сама это прекрасно понимала, тем не менее подорвалась, как олимпийский бегун на старте, словно за мной мчался отнюдь не узколобый резинкоед, а целая стая пятидесятиглавых и сторуких великанов гекатонхейров. Гриша не отставала от меня ни на шаг. Пробежав всего несколько десятков метров, я выдохлась. Как вы думаете, легко ли мне было бежать по песку, в сандалетах на платформе, да еще и с этим дурацким дипломатом в руке в придачу? Обернувшись, я с ужасом обнаружила, что Сухарь действительно умеет бегать, причем, как разумно прогнозировала моя подруга, еще и побыстрее, чем мы. Конечно, до «Трои» было уже недалеко, мы могли бы кое-как дотянуть до нее и спрятаться в своих номерах, оставив Сухаря с носом и без Афродиты. Но в этом случае наш ковбой в бесподобной шляпке узнал бы, где мы остановились, а этого я боялась больше всего.
-Ты можешь заявить со стопроцентной уверенностью, что этот Сухарь – преступник, который охотится за чужой статуэткой? – на бегу спросила меня Гриша.
«Преступник – не преступник, – подумала я, – но заполучить Афродиту он желает, причем, очень сильно». Так что ответила утвердительно.
-Тогда я знаю, как от него отделаться, – сообщила она. – Но учти: если ты ошиблась, мой поступок будет на твоей совести.
-Ошибки здесь быть не может, – заверила я и принялась внимательно наблюдать за манипуляциями своей подруги.
А Гриша тем временем остановилась и пошла вперед неспешным шагом – точно так же мы с ней продвигались до появления в здешних местах Сухаря. Я последовала ее примеру. Перед нами с правой стороны пляжа возвышалась бесформенная груда огромных валунов, видимо, выброшенных на берег во время шторма. Поравнявшись с этими камнями, Гриша неожиданно повернула за них и там остановилась.
-Златка! Прячься сюда скорее, – шепнула она.
И я тоже стала за эту каменную стену, все еще ничего не понимая. Если честно, меня (привыкшую прятаться исключительно по шкафам) такое место для скрывания от глаз Сухаря совсем не устраивало. Ведь теперь мы не могли его видеть, и он получил полное право заявиться сюда в любой момент без приглашения.
-А теперь – ни звука, – снова прошептала мне Гриша, подходя к самому краю этого нагромождения из валунов.
Через несколько секунд я услышала приближающиеся к нам шаги (шорох песка выдавал их с поистине предательской четкостью) и увидела Сухаря, поравнявшегося с нами. Наш узколобый друг даже не успел толком удивиться столь неожиданной встрече, как вдруг Гриша с силой ударила его ногой прямо в челюсть! (Не забывайте, что она уже довольно долго занимается каратэ). Сухарь, без сомнения, не был готов к такому обороту событий и, позорно потеряв в полете шляпку, повалился на песок, словно низвергнутый в Тартар титан. Гриша подбежала к нему и завела его правую руку за спину так, что даже я услышала хруст костей и невольно зажмурилась, но потом сразу же открыла глаза (еще бы – кто захочет пропустить такое зрелище?). На последнем этапе операции по нейтрализации этого узколобого преследователя с огромной лысиной на затылке, обнажившейся после потери бесподобного головного убора, Гриша пару раз стукнула его голову об его же собственные колени, изогнув при этом несчастного Сухаря в три погибели. Видимо, это был какой-то специальный восточный прием (я в этом, к стыду своему, ничего не смыслю), так что наш драгоценный друг молниеносно отключился, и когда Гриша оставила его в покое, безжизненно распластался на песке рядом с любимой шляпой. Все это произошло так быстро, что очнулась я уже в тот момент, когда Гриша отряхивала руки и поправляла на шее свой серебристый шарфик.
-Бежим скорее, – шепотом скомандовала она. – Твой Сухарь очнется через две минуты.
-Может, обыскать его?
-Ты что, Златка?! Мы обошлись с ним так только в целях самозащиты, понятно?
-Понятно, – улыбнулась я, восхищенная своей подругой.
-Вот и здорово. Пошли.
Через несколько минут я, Гриша и мой дипломат были уже в «Трое».
Глава 8. Опять «Орхос»
Любите ли вы рано утром, полностью проснувшись, освободившись от власти темной ночи Никты и вечного мрака Эреба, вернувшись из мира грез и сновидений, открыв глаза и взглянув на часы, не сразу подняться с постели, а еще несколько минут понежиться на теплой подушке, по которой весело скачут проникшие в комнату через окно солнечные зайчики? Лично я это обожаю.
Вот и сегодня, пробудившись и обнаружив, что сейчас только без двадцати пяти девять, я решила, что мне не помешает поваляться в кровати еще как минимум полчасика. Эх, гори огнем изобилие на шведском столе! Здоровый сон и неспешное пробуждение – самые важные вещи для поддержания красоты и молодости! Я улыбнулась этой мысли и, сладко зевнув, снова уткнулась носом в подушку. «Чем бы мне заняться? – думала я, и этот приятный, хотя и хлопотный, вопрос доставлял мне массу удовольствия. – Утром, пожалуй, поплаваю в море. Потом – погуляю по Ларнаке. Вечерком можно будет сходить в какой-нибудь музей или театр. А перед сном посидеть в ресторане или побродить по парку возле отеля в ожидании новых знакомств».
Я радостно зажмурилась от таких многообещающих планов, как вдруг одна мысль, острая и неприятная, как зубная боль, расколола мой рассудок на множество мелких частей. Ведь мне сегодня, не теряя ни минуты, нужно обзванивать все отели Ларнаки в поисках Леона Юровского! Можно не сомневаться, что наш белозубый портье давно забыл мою вчерашнюю просьбу, так что все придется делать самой.
Этот убийственно-простой, как диагноз, вывод, испортил мне сразу настроение, прекрасное раннее утро и, без сомнения, весь предстоящий день. К тому же, он совершенно отбил у меня охоту нежиться в постели, поэтому я, сделав кислую мину и покорчив рожицы висящей над моей кроватью хищной голове Горгоны Медузы, начала медленно вставать и искать свой халат. Чтобы впустить в комнату относительно свежий утренний воздух, я настежь распахнула балконную дверь.
Когда я завтракала, как обычно, довольствуясь остатками пира, оставшегося после безбожного нашествия на ресторан ранних пташек, то поймала себя на подленькой и не делающей мне чести мысли, что как-то не горю желанием отдавать Леону его статуэтку. Вчера Гриша тоже советовала мне повременить с возвращением Афродиты. Я объяснила это тем, что Грише она понравилась с художественной (или скульптурной – я уж не знаю) точки зрения. Но сама эта мысль показалась мне дикой – держать у себя вещь, которую ее хозяин, сбиваясь с ног, ищет чуть ли не по всему Кипру! Сейчас, вспомнив это нежно-золотое существо с венцом на голове, сияющее яркими рубиновыми искрами, я заколебалась. А, действительно, почему это я должна разыскивать Леона, чтобы вернуть ему Афродиту? Если она ему так дорога – пусть сам найдет меня. К тому же, статуэтка досталась мне честным путем. (Ну, честным – это я, конечно, загнула. Но я же похитила ее у Петракова с помощью своей ловкости и эрудиции. Кто мешал Леону сделать то же самое? Он находился в том же месте, и в таких же точно условиях). И вообще, кто сказал, что я изымала у Петракова статуэтку для того, чтобы сразу восстановить справедливость и вернуть ее законному хозяину? Кто сказал, что я богиня правосудия Немезида или, на худой конец, Дикэ – дочь Зевса, защитница правды и враг обмана? Может, я – крутая преступница, еще поопаснее, чем Петраков. Может, я приехала на Кипр только для того, чтобы завладеть этим редким антикварным экспонатом, – откуда Леон знает, что это не так? Так что он не имеет никакого права требовать от меня возвращения Афродиты. Пусть расплачивается за свою наивность и доверчивость, ведь я его за язык не тянула, он сам выложил мне все про свою досадную пропажу.
Тем более, я не обязана разыскивать его по всем отелям города. Он мог остановиться где угодно – у родственников, знакомых, друзей. Так что, я должна перерыть всю Ларнаку, все дома до единого, в поисках Леона Юровского? Да ничего подобного! Не буду я его искать, и все тут!
Наверное, это было что-то вроде золотой лихорадки, неожиданно на меня напавшей. Ведь известно, что блеск золота на Клондайке заставлял людей забывать обо всех моральных и нравственных принципах, и они убивали своих лучших друзей, чтобы завладеть чужой добычей. Так что же удивительного в том, что я, ослепленная медно-золотой красотой древнегреческой Афродиты, решила оставить ее у себя как прекрасное и очень характерное воспоминание о моем пребывании на Кипре?
Расправившись с завтраком, я снова повеселела, и на это у меня было две причины: во-первых, Афродита остается у меня, а во-вторых, я могу спокойно пойти на пляж, потом – побродить по городу и так далее по списку.
Но, к сожалению, этим радужным мечтам не суждено было сбыться, они разбились самым скорым и неожиданным образом. Как только я позавтракала, вернулась в номер и нетерпеливо вынула статуэтку из шкафа, чтобы вдоволь полюбоваться ею, в дверь постучали. Я немедленно отправила Афродиту в новый, вчера купленный дипломат и водворила на прежнее место, а сама пошла открывать. К моему удивлению, мне принесли записку.
«Злата, если можете, – придите, пожалуйста, сегодня в 10 часов утра в «Орхос». Леон Юровский», – гласило сие послание.
Ну надо же, Леон умудрился прислать мне сообщение и при отсутствии мобильного телефона! А я-то думала, что в наши дни никто уже не пользуется такими допотопными способами связи!
Первым моим желанием было порвать записку, сделать вид, что я ничего не получала и, естественно, не ходить ни в какой «Орхос». Потом во мне, что бывает очень редко, заговорил голос разума. В записке ведь не сказано: «Придите в «Орхос» и верните мне мою Афродиту!». Леон же не знает, что она находится у меня. Он, скорее всего, уверен, что статуэтка так и осталась в номере Петракова. Так что я могу честно прийти в древнегреческий театр и нечестно сказать, что ничего не знаю о дальнейшей судьбе нашей общей знакомой. Леон, конечно, мне поверит (ну отчего ему может взбрести в голову не верить мне?) и отстанет от меня. Зато, если я не приду, он заподозрит неладное и будет доставать меня своими дурацкими письмами. Так что я решила безоговорочно явиться на указанное место и без тени смущения заявить, что никакой Афродиты у меня нет и быть не может. Поэтому в половине десятого я была вынуждена натянуть на себя легкий голубой комбинезончик без рукавов и без штанин и выйти из номера. По пути я заглянула к Грише и на ходу ей бросила, что иду на встречу с Леоном. О своих коварных планах по утаиванию его статуэтки я деликатно умолчала.
Я пришла в «Орхос» без десяти десять, но Леон был уже там. Он расположился на нижней каменной ступени, в приятном тенечке, а возле него валялись обломки ионических колонн. Как и вчера, наш незадачливый антиквар налево и направо источал редкой консистенции зловоние, а его лицо выглядело бледно-серым и почти сливалось с цветом партера древнегреческого театра – видимо, он изрядно понервничал за последние сутки.
Не спеша приблизившись к нему, я села на один из обломков колонн, разбросанных здесь в ассортименте.
-Доброе утро, – уныло сказал Леон, как будто вовсе не был рад встрече со мной.
Вообще он был понурым и как будто опущенным в воду, но не в прямом, как вчера, а в переносном смысле. По-моему, сегодня этот «ценитель тонких ароматов» был каким-то недоверчивым и все время подозрительно и изучающе смотрел на меня. Впрочем, я приписала все это игре своего воображения. Ясное дело, когда твоя совесть чиста и тебе нечего бояться разоблачения, все вокруг кажутся простодушными добряками. А когда ты все время опасаешься, что тебя могут вывести на чистую воду (хм, опять эта вода!), то и в словах, и в жестах окружающих вечно ищешь какого-то подвоха.
-Доброе утро, – ответила я Леону, стараясь держаться как можно более непринужденно.
-Мы вчера так неожиданно расстались, – начал он. – Я даже не успел с вами попрощаться.
-А, значит, наш сегодняшний разговор нужно было начинать со слов «До свидания», да?
Не знаю, как вам, но мне эта шутка показалась очень даже смешной. А Леон, видимо, обладал плохим чувством юмора. Он не улыбнулся и продолжил все тем же мрачным потерянным тоном, как будто только что вернулся из подземного царства Аида:
-Гостиную я проверил – Афродиты там не было. На балконе мне тоже ничего найти не удалось, хотя там стояло кое-что из мебели и два чемодана Петракова, и я тщательно все в них осмотрел.
Я решила придерживаться тактики Гриши – ничего не спрашивать и ждать, когда меня попросят дать какие-то ответы или комментарии. Поэтому я лишь кивнула и с любознательным видом продолжила его слушать.
-Спальню и коридор я осмотрел до вашего прихода, – помолчав, продолжил Леон. – Там тоже было пусто. Остается ванная…
Он пристально взглянул на меня. Обычно, когда мне нужно говорить неправду (а случается это, поверьте мне, нечасто), я очень нервничаю, если кто-то начинает смотреть мне прямо в лицо. Я жутко боюсь черных недоброжелательных глаз. Когда они словно впиваются в меня, я не выдерживаю и машинально опускаю голову. У Леона же, несмотря на то, что он был классическим брюнетом, глаза, слава богу, были светлыми. Поэтому, хоть он и сделал злобно-испытывающее выражение лица, я с легкостью выдержала его взгляд, не смутившись и ни разу не моргнув, будто моя совесть была кристально чиста.
-Злата, так вы нашли Афродиту в ванной? – прямо спросил Леон, поняв, наконец, что его психическая атака ни к чему не привела.
-Нет. Я даже простучала весь кафель, чуть не побив его вдребезги, но Афродиты там не было.
Леон, по-моему, усмехнулся.
-Странно, не правда ли? – вдруг с некоторой иронией спросил он.
-Не вижу ничего странного, – с напускным легкомыслием парировала я. – По-моему, это логично, что Афродиты в его номере не было. Петраков – матерый преступник, и он не потащит ворованную вещь в свой отель, где его тут же можно будет схватить с поличным.
-Но неужели Петраков спрятал дипломат вне номера? На моторной лодке, например, которую он брал напрокат?
Я поняла, что дотошный коллекционер мне не верит. Но паниковать не собиралась, ведь битва еще не была проиграна.
-А почему вы так уверены, что Петраков обязательно заходил в «Оливковую ветвь» до нашего с вами прихода и оставил там дипломат? Быть может, визит, невольными свидетелями которого мы стали, был его первым появлением в номере?
Леон кивнул:
-Быть может. Но тогда он должен был принести дипломат с собой и оставить его в гостиной либо в коридоре – в спальню он, как я понял, не заходил. А когда я выбегал из номера, то ни в одном, ни в другом месте этого дипломата не видел.
-Я была в шкафу, когда в номер вошел Петраков, – начала я рассказывать медленно, чтобы в это время еще и думать, как бы не сказать чего лишнего. – То есть, я туда спряталась. И через узкую щелочку… Ну, понимаете, между дверцами? Знаете, если дверцы шкафа закрыть не плотно, не полностью, то между ними останется узенькая-узенькая щелочка, понимаете?
-Понимаю, – угрюмо буркнул Леон.
По-моему, его выводило из себя то, что я объясняю ему все, как идиоту. А я просто не могла ничего с собой поделать – всегда, когда нужно красиво и грациозно соврать, начинаю молоть полнейшую чушь, к тому же – многословную.
-Так вот, через эту самую щелочку я и увидела, как в комнату вошел Петраков, и дипломата у него при себе не было – это точно! Он походил-походил взад-вперед, словно часовой. Потом кто-то из сотрудников отеля позвал его к администратору – в его семье что-то случилось, видимо, в Москве, и об этом сообщили в отель. А может, это вообще был звонок из полиции – местной или даже российской. Может быть, его грязными делишками заинтересовались, где следует, и через администратора пытались выяснить…
Леон бесцеремоннейшим образом прервал мои логические умозаключения, сухо напомнив:
-Злата, вы хотели рассказать о том, что видели в номере.
-Хорошо, хорошо. В общем, после того, как Петраков ушел, с быстротой Гермеса с балкона выбежали вы – и я даже не успела вас окликнуть.
-Неужели? – иронично изумился Леон. Он вообще слушал меня со странным, не уместным к теме нашего разговора саркастическим выражением лица.
-Да, да, именно! А потом, когда вы уже слиняли… ну, то есть, достойно покинули скромную обитель Петракова, туда ворвался Крепыш…
- Крепыш?! – на этот раз в голосе Леона не было иронии.
-Да, Крепыш. Мы встречали его на пляже, если помните. Колоритный такой персонаж – высокий, мускулистый, курчавый, с оттопыренными ушами и огромным носом.
Он наморщил лоб и изобразил понимание:
-Ах, да, Крепыш… Припоминаю.
-Ну так вот, он заявился туда, начал везде шарить, пока в номер не вернулся Петраков. Тогда он Петракова избил и смотал удочки. Даю левую руку на отсечение, что именно он и прихватил с собой вашу статуэтку, – воодушевленно сказала я и только потом осеклась. Да, нужно было выбирать выражения поосторожнее и погуманнее. Наверное, об этом же подумал и Леон.
-Должен вас огорчить, – со странной приторной улыбочкой начал он, – когда я линял, как вы изволили выразиться, из номера Петракова, никакого дипломата в коридоре или гостиной не было. А ведь он, исходя из вашего рассказа, должен был там находиться.
Я понимающе кивнула и сделала вид, что тщательно обдумываю его слова и усиленно пытаюсь найти решение этой чудовищной, не понятной мне загадки. Леон, удобно расположившись на ступенях театра, наблюдал за мной, как за древнегреческим актером. Хотя, нет. Взглянув ему в лицо, я поняла, что смотрит он на меня, скорее как на подопытного кролика.
-А м-может, Петраков взял дипломат с с-собой, когда вышел из номера? – предположила я, почему-то начав заикаться, хотя такого порока за мной никогда не водилось.
-А зачем он вышел из номера?
-Ему сказали подойти к администратору. В его семье что-то стряслось…
-И вы думаете, после такого известия Петраков первым делом схватился бы за дипломат?
Конечно, это была даже не ирония, а самый настоящий сарказм. Я уже не просто тонула, а, можно сказать, стремительно падала вниз, словно Икар, крылья которого, склеенные из воска и перьев, разлетелись от жарких лучей солнца. Но мои «крылья», то есть доводы, были даже не склеены, а сшиты самыми что ни на есть белыми нитками. Причем, понимали это и я, и Леон. Тем не менее, я решила придерживаться своей версии до конца, поэтому начала невозмутимо вещать, словно пророчица Пифия из Дельфийского оракула, что у подножия горы Парнас:
-Да. Он же понимает, что в отелях кругом снуют толпы людей. Поэтому как он мог оставить Афродиту без присмотра?
-Вы плохой психолог, – как-то грустно и отчужденно констатировал Леон, покачав головой.
-Ну, на это звание я и не претендую, – заметила я равнодушно. – Зато я отличный криминалист. И вот вам моя следующая идейка: Петраков вошел в номер и спрятал дипломат в тайник. Я этого, конечно, из шкафа не видела. Потом его вызвали, а в номер ворвался Крепыш. Афродита все это время находилась в тайнике. И вот, наконец, Крепыш ее отыскал, начал уходить, увидел Петракова – отправил его в нокдаун, покрепче схватил дипломат – и был таков!
Мне казалось, что уж против такой правдоподобной версии ему и возразить будет нечего. Однако Леон превзошел все мои ожидания и с внимательным прищуром спросил:
-А как отреагировал Петраков, когда вернулся и увидел в номере Крепыша?
Я не понимала, в чем подвох в этом простом, на первый взгляд, вопросе, поэтому нервно заерзала на колонне.
-Ну, он был возмущен… Еще и начал орать – «Как вы смеете рыться в моих вещах!» и все такое.
-Но если бы этот Крепыш нашел тайник с дипломатом, то при возвращении Петракова он бы уже не рылся в его вещах! Он просто убегал бы из номера! – торжествующе воскликнул мой проницательный визави.
Я растерянно уставилась на него, пытаясь соорудить какое-нибудь вменяемое опровержение его смелому высказыванию, но, к несчастью, мне ничего не пришло на ум. Леон же решил еще усугубить мою ситуацию, и заявил уже открытым текстом:
-А раз Петраков застал его еще в поисках Афродиты, а потом Крепышу пришлось его ударить и срочно уносить ноги из отеля – значит, когда в номере остались только вы и Петраков, моя статуэтка была еще там. Крепыш не мог ее унести!
Я еще отчаяннее заерзала по колонне, рискуя протереть дырку на новом комбинезончике. Ничего себе богатенький антиквар! Настоящая богиня мудрости Афина Паллада в штанах, да еще и обрызганная зловонным зельем, улучшающим мозговую деятельность! Сразу раскусывает все мои беспочвенные теории – и, как мы с вами знаем, вполне разумно подозревает в совершении злодеяния истинного похитителя его золота. Точнее, похитительницу. Тем не менее, я решила, что впадать в уныние даже в критической ситуации – последнее дело, а потому все так же невозмутимо ответствовала:
-Да, вы правы. Значит, наш кавказский конкурент до тайника не добрался, и Афродита так и осталась у очкарика. Как я говорила, из шкафа я поняла, что Крепыш его «вырубил» на пару минут, и, воспользовавшись этим, сразу же улизнула из отеля от греха подальше. А Петраков, выходит, очухался, убедился, что до ворованной статуэтки так никто и не добрался – и радостный поехал в аэропорт. Уверена, сегодня в Ларнаке его уже не найти.
-А вот я в этом сомневаюсь, – негромко заметил Леон все с тем же ехидным выражением лица.
-А что после ухода из «Оливковой ветви» предприняли вы? – воспользовавшись моментом, решила я сменить тему. А то что это он битый час подкидывает мне всякие каверзы и хитроумные ловушки? Я тоже могу устраивать допросы с пристрастием!
-Я все время оставался рядом с отелем, ждал, когда Петраков покинет свой номер, но до самого вечера он так из него и не вышел.
Изобразив лицом недоумение, я вдумчиво пробормотала:
-Вы уверены, что не пропустили его? С его стороны было бы глупо сидеть в отеле после того, как он с таким трудом стащил вашу статуэтку. Надо было срочно смываться!
Только закончив фразу, я сообразила, что собственными же руками подкинула дровишек в огонь подозрения, который и так вовсю полыхал в глазах Леона. Но было поздно – он воодушевленно ухватился за мой комментарий и самым наглым образом продолжил:
-Злата, вы попали в точку! Вот поэтому я и решил, что Афродита уже не у него. А у вас, – уже открытым текстом добавил он через мгновение.
-По-моему, вам все же лучше сообщить о краже в полицию, – пропустив мимо ушей это громкое заявление, посоветовала я и только потом снова осеклась: ага, чтобы полицейские поскорее напали на мой след и посадили меня за похищение статуэтки! Определенно, сегодня я была не очень добра к себе.
-Да что вы! – неожиданно громко воскликнул Леон. – Еще полиции тут не хватало. Тем более, они сразу начнут спрашивать: «Что за Афродита? Откуда? А, найдена во время раскопок? И куда вы ее собирались деть, если не секрет? Увезти в Москву, в свою личную коллекцию? А ну-ка верните ее нам и ступайте-ка домой, пока мы не наложили на вас штраф!». Понимаете, Злата, по закону ее вывезти отсюда невозможно. Я хотел сделать это нелегально.
Я даже присвистнула от неожиданности (эта дурная привычка осталась у меня с детства). Как, Леон не срывает, что собирался везти Афродиту в Россию контрабандой? Вчера, когда Гриша предположила это, я начала думать о Леоне плохо – как о человеке, не уважающем правовые нормы. Но теперь пришла к мысли, что ничего криминального в этом нет. Если здесь такие ненормальные законы, то как же по ним можно жить? Поэтому сейчас, откуда ни возьмись, снова вернулась моя симпатия к Леону, который говорил со мной начистоту (в отличие от меня).
-А, так вы не хотите обращаться в полицию из-за того, что вас могут оштрафовать или даже посадить за контру? – сочувственно спросила я.
Он, разумеется, не понял:
-За контрреволюцию?
-За контрабанду!
-Да, за контрабанду – да. Поэтому все приходится делать тайно и исключительно своими силами. Так что пока о пропаже, кроме меня и, естественно, Петракова, знаете только вы, Злата, и то, произошло это случайно.
Леон вдруг погрузился в упадническо-меланхолическое настроение. Или я, блестяще парировав все его двусмысленные вопросы, всю суть которых можно было свести к одному – «Не вы ли сперли вчера мою статуэтку?» – наконец, успокоилась и перестала относиться к нему с излишней предосторожностью и подозрительностью. Леон между тем понуро осматривал серые камни «Орхоса», потрескавшиеся от жары и десятков столетий, пролетевших над ними как один миг.
-Так странно, – тихо заговорил он. – Вчера я пришел сюда с только что купленной Афродитой. Здесь же у меня ее похитили. Сегодня я отправился сюда с надеждой, что вам все-таки удалось найти ее в номере Петракова, что вы принесете ее с собой, и я снова ее увижу. Я думал, что вся история закончится там же, где и началась, то есть в «Орхосе»… Что же, я ошибался. Этот театр, который забрал у меня Афродиту, никогда мне ее не вернет!..
Честное слово, я чуть не расплакалась от жалости! Слышать его грустные речи и знать, что это из-за меня, подлой и бессовестной, он так убивается… Согласитесь, вынести такое было слишком тяжело, я бы даже сказала, невозможно. Конечно, сперва у меня промелькнула мысль, что Леон специально устроил этот спектакль, чтобы подействовать на мои чувства, разжалобить и заполучить свою Афродиту. (А я прекрасно понимала: несмотря на то, что он отстал от меня со своими расспросами, он все равно справедливо считает, что, кроме меня, унести статуэтку из номера Петракова было некому). Но, если эта версия и была верной, то Леону в таком случае нужно быть гениальнейшим актером современности, ведь его «убивания» и причитания выглядели вполне искренними.
-Где же ты сейчас, моя золотая? – продолжал он свой плач Ярославны (простите, не знаю отчества Леона, а спросить его об этом как-то не было подходящего момента). – В чьих грязных руках? Чьи жадные глаза могут беспрепятственно любоваться твоей античной красотой?
(Справедливости ради должна заметить, что руки у меня чистые, а глаза очень даже щедрые).
-Может, ты уже покинула Кипр и летишь теперь куда-то далеко, и я больше никогда, никогда тебя не увижу!..
Нет, с меня было достаточно душещипательных сцен! Мне действительно стало жаль Леона, а за свои утренние мысли я даже ощутила стыд и слегка покраснела.
-А нас здесь точно никто не подслушает? – наклонившись к Леону, шепотом спросила я. Он, не придав моим словам должного значения, неопределенно кивнул.
-Тогда я могу вам признаться, – все так же шептала я, – что ваша Афродита находится у меня в отеле «Троя», и вы можете забрать ее в любое удобное время.
Я не ожидала, что это известие произведет на него такое впечатление! Он даже подпрыгнул на месте от радости, моментально весь просиял, вскочил со ступеней и принялся целовать мне руки, захотел сейчас же мчаться в «Трою», и постоянно повторял:
-Боже мой! Неужели это правда? Не может быть! Я не верю своему счастью! Вы моя спасительница! Неужели я нашел свою Афродиту?!
К моему неописуемому восторгу, Леон так обрадовался, что не стал задавать вполне уместных тут вопросов о том, почему я не сказала ему об этом сразу, а битый час убеждала в обратном, или почему не окликнула его, когда он покидал номер Петракова, и не отдала ему статуэтку еще вчера.
-Ну давайте, давайте скорее пойдем в отель! – настаивал он.
Мы покинули древнегреческий театр и помчались в «Трою». Всю дорогу Леон не переставал искренне благодарить меня и под конец пообещал купить мне дачу на Кипре.
-Большое спасибо, – естественно, сказала я, когда мы уже подходили к моему номеру. – Но я не очень люблю южное солнце, и здесь для меня слишком жарко.
-Тогда… тогда я куплю вам дачу под Питером, – не растерялся Леон. – Хотите? Любую, какую только пожелаете?
По-моему, потерявший разум от счастья коллекционер даже не подозревал, что перед ним – девушка с очень высокими запросами, и поэтому «дача моей мечты» на балтийском побережье обойдется ему гораздо дороже антикварной статуэтки.
-Опять-таки спасибо, но дача под Питером у меня есть, – улыбнулась я, открывая дверь. – Проходите. Тут царит небольшой беспорядок…
Войдя в номер, я онемела. «Небольшой беспорядок» – это было мягко сказано. Все в моем обиталище было в буквальном смысле перевернуто вверх дном. Можно было подумать, что по моему номеру пронесся табун разъяренных кентавров. Причем, даже не один раз.
Вскрикнув, я подбежала к своему шкафу и распахнула его дверцы настежь. Как и следовало ожидать, в нем не было и тени коричневого крокодилового дипломата, купленного мною вчера вечером.
Глава 9. Марафон
Тот факт, что у меня в номере кто-то побывал, перевернул все и унес Афродиту, не вызвал у меня потока слез и переживаний. Ведь в конце концов, это была вовсе не моя статуэтка. Но меня это хорошенько разозлило и взбесило. Я готова была взорваться от одной только мысли, что кто-то посмел ворваться сюда, рылся в моих вещах и тайно забрал предмет, ему не принадлежащий. (Да, вчера то же самое проделала и я в «Оливковой ветви», не считая себя, тем не менее, нечестным человеком; что ж, со временем взгляды могут меняться).
Леон же отреагировал на второе исчезновение Афродиты весьма странно. Я боялась, что он начнет обвинять во всем меня – дескать, я просто подстроила мнимое похищение, живописно изобразив в своем номере творческий беспорядок, и перепрятала статуэтку, куда подальше от «Трои», чтобы он, наконец, отстал от меня со своими расспросами. Но он, напротив, держался очень (даже слишком) сдержанно, и, насколько я могла судить о нем на второй день нашего неожиданного знакомства, такое смирение не было характерным для его довольно буйного темперамента. Для объяснения такого поистине олимпийского спокойствия я была способна предложить только одну версию – Леон настолько привык к тому, что его статуэтка находится в розыске, что ему уже абсолютно параллельно, кто именно владеет ею в данный момент: Петраков, я или кто-то другой.
Как бы там ни было, первым после шока в себя пришел именно Леон.
-Я полагаю, когда вы покидали отель, ваш номер выглядел приблизительно не так? – деликатно спросил он.
-Не приблизительно не так, а совершенно точно не так! – в ярости закричала я. – Я еще покажу этим кретинам! Будут знать, как рыться в чужих вещах!
-А Афродита?..
-Да, она была здесь. И, как видите, ее нет. Она была в шкафу. А теперь – полюбуйтесь, он совершенно пуст, совсем как ящик Пандоры, и в нем осталась только одна надежда – надежда снова найти статуэтку!.. То есть, он не совсем пуст, но дипломата в нем нет! Причем, не вашего дипломата, а моего, купленного мною на собственные деньги для того, чтобы запудрить мозги похитителя… Они должны компенсировать мне моральный и материальный ущерб! Это нарушение конвенции ООН о правах человека! Я буду жаловаться в высшие инстанции!
В общем, я бушевала, словно Зевс-громовержец в гневе. Клянусь, если бы у меня были в подчинении пара-тройка молний, я, не задумываясь, зажарила бы с их помощью того, кто посмел посягнуть на мою священную обитель. Правда, проблема состояла еще и в том, что для начала этих злодеев нужно было найти. В общем, несмотря на то, что не я, а Леон окончательно лишился своей статуэтки, за которую заплатил бешеные деньги, именно Леону пришлось успокаивать меня, хотя по идее, все должно было быть наоборот.
-Злата, нам нужно немедленно действовать, – набравшись смелости, как можно более решительно сказал он и попытался оттащить меня от открытого шкафа, в котором я не переставала рыться с нелепым стремлением отыскать там чудом уцелевшую Афродиту. – Давайте спустимся к портье и узнаем, не спрашивал ли кто вас в ваше отсутствие.
Мне эта мысль показалась здравой, поэтому я, закрыв свой номер, чтобы из него не растащили то, что осталось, понуро поплелась вслед за Леоном, не прекращая источать возмущения и проклятья.
-Скажите, пожалуйста, – обратился Леон к белозубому киприоту-портье, когда мы очутились в холле, – за последние два часа не интересовался ли кто этой девушкой?
Киприот как-то странно задергался за конторкой, изображая сосредоточенную занятость, потом сделал вид, что не расслышал вопроса. И только когда Леон повторил его, портье ответил, что ко мне никто не приходил. Леон попытался вежливо объяснить, как нам необходима эта информация. Киприот вежливо улыбался во все свои 32 белоснежных зуба и уверял нас, что говорит чистую правду.
-Так, послушайте меня, милейший! – встряла я в разговор, поняв, что по-хорошему он уже не закончится. – Можете не вешать мне лапшу на уши, ведь я прекрасно знаю, что в моем номере кто-то побывал. И если вы сейчас же не уберете со своей физиономии это дурацкое выражение и не расскажете мне, кто тут ошивался в мое отсутствие, я вызову полицию и заявлю, что мой номер обчистили вы, а этого молодого человека, – я указала на слушавшего меня с удивленными глазами Леона, – выставлю как свидетеля со своей стороны!
Я и не ожидала, что мои беспочвенные угрозы повергнут нашего дражайшего портье в такую панику. Только потом я узнала, что в его карьере уже был один неприятный инцидент, из-за которого его чуть не выгнали с работы, и поэтому он всеми силами пытался оградить от огласки случай с утренним вторжением в мой номер. Так что соотечественник прекрасной Афродиты, как я его и просила, моментально стер с лица идиотскую улыбочку и начал быстро и сбивчиво рассказывать, снизив голос до шепота:
-Да, да, еще утром я заметил один подозрительный момент… Сегодня в шесть часов сюда пришел мужчина и попросил номер. Он заплатил только за одни сутки, но сказал, что собирается здесь пожить недели две. Я оформил его, дал ему ключ, и он поднялся наверх. Потом около девяти часов он спустился сюда, в холл, уселся на диванчике и принялся читать газету. А сразу после того, как вы пошли на прогулку, он снова поднялся наверх. Из отеля он ушел примерно через полчаса и больше сюда не возвращался. Хотя, я думаю, он еще вернется – ведь заплатил же за целые сутки!
Говоря это, киприот судорожно сглатывал слюну – видимо, боялся, что мы хотим лишить отель такого шикарного клиента.
-А я думаю, что он не вернется никогда! – завопила я прямо над ухом у несчастного портье. – А, скажите, у него было что-то в руках, когда он уходил? Дипломат? Портфель?
-Да, была большая спортивная сумка, темная. По-моему, совершенно пустая.
-Это только по-вашему, друг мой, – скептически заметила я. – И последний вопрос: как выглядел этот мужчина?
Портье напряг мозги и, глядя куда-то в потолок, начал припоминать:
-Высокий, плотного телосложения, может быть, даже спортсмен… Похож на русского – именно поэтому я на него и обратил внимание. Вы ведь тоже из России, я сначала подумал, может, вы друзья. Но когда вы появились в холле, он сразу же закрылся от вас газетой, мне это показалось странным. А еще он по мобильному разговаривал, звонил кому-то. И, по-моему, говорил по-русски.
-Я вас не спрашивала, как он говорил, – холодно напомнила я. – Я вас спрашивала, как он выглядел!
-Да, да… У него крупный длинный нос… И курчавые волосы, черные… И он смуглый, очень смуглый. Извините, больше я ничего вспомнить не могу, – киприот замялся. – А вы точно не сообщите моему начальству об этом неприятном инциденте?…
Проявив чудеса благородства, я его заверила:
-Нет, если вы ответите на мой последний вопрос: долго ли он говорил по телефону и, как вы думаете, о чем был этот разговор?
Растерянный портье театрально развел руками – этот жест красноречиво давал понять, что он полный ноль в русском языке.
-Но я могу предположить, куда тот мужчина звонил, – вдруг оживилась его напуганная физиономия. – Этот разговор был очень коротким, он набрал номер и сказал буквально два-три предложения четким деловым тоном. При этом он выглядел так…– киприот, подыскивая нужные слова, вопросительно смотрел на нас, как будто мы могли ему чем-то помочь. – Он выглядел так… так, как будто заказывает двойной гамбургер в «Макдональдсе»… Или как будто бронирует билет в авиакомпании. Извините, это действительно все, что я могу вам сказать.
Когда мы оставили в покое до смерти перепуганного портье, я шепотом сказала Леону:
-Сомнений нет – это Крепыш.
- Крепыш? – не сразу вспомнил он. – Да, на Петракова это описание не похоже.
-И что самое плохое, он, может находиться уже на пути в аэропорт. Если верить нашему любезному собеседнику, – я кивнула в сторону конторки, – билеты Крепыш уже заказал.
-Что ж, у меня появились кое-какие мысли на этот счет, – прищурившись, произнес вдруг Леон. – Нужно проверить одну идейку… В общем, до свидания!
Я опешила – как до свидания? А я?!
-Не хочу вас впутывать в это опасное дело, – уловив мой обиженный взгляд, продолжил Леон. – Вы и так мне очень помогли, большое вам спасибо. Надеюсь, мы еще встретимся.
Он ушел, а я еще долго стояла посреди огромного белого холла «Трои» и смотрела ему вслед. У него появились кое-какие мысли и одна идейка. Что ж, я за него очень рада. Но что же делать мне? Ведь, по сути, виноват-то во всем он. Если бы не его дурацкая просьба прийти в «Орхос», я сидела бы у себя в номере до самого вечера, и у меня никто не спер бы Афродиту. (Ну, это, конечно, сказки. А как же пляж и музеи? Я бы все равно вышла из отеля, и, возможно, еще раньше половины десятого).
В общем, я, обиженная, поднялась к себе. Для начала я тщательно привела номер в порядок и убедилась, что все мои вещи находятся в абсолютной целости и сохранности (ну, хоть какой-то позитив!). Однако о радости тут не могла идти речь – я находилась в полном расстройстве чувств. Если бы Афродиту спер Петраков – было бы еще полбеды, ведь мне было прекрасно известно, где ее можно искать в таком случае. Но Крепыш… Я была просто в замешательстве.
Следующим моим желанием было спросить совета у Гриши. Я позвонила ей, но трубку никто не взял – видимо, она куда-то ушла. Еще более расстроенная, я уселась на диван и заказала еду. За обедом я мысленно составляла список подозреваемых, которые могли бы побывать сегодня утром в моем номере. Выглядел он примерно так:
«Алиби: у Леона и меня (ну, относительно своей непричастности к этому делу я не сомневалась ни на секунду!), мы были в «Орхосе».
Главный подозреваемый: Крепыш. Портье утверждает, что он вполне мог пробыть наверху (то есть здесь) полчаса; интерес Крепыша к Афродите подтверждается его вчерашним присутствием в номере Петракова и его поведением там.
Также могут подозреваться: 1). Петраков, у которого я вчера и позаимствовала статуэтку;
2). Сухарь, который опять же вчера хотел отобрать ее у меня на пляже, поскольку думал, что она находится в моем крокодиловом дипломате;
3). Кто угодно – от главарей самых крутых преступных группировок до дряхлых старичков-ценителей древнегреческого искусства».
Но, конечно, больше всего меня волновали не Крепыш с главарями и даже не Петраков со старичками. В данный момент мне не давала покоя мысль, что Леон, может быть, идет сейчас по следу похитителя, вот-вот его настигнет и отберет Афродиту, а я сижу здесь и преспокойно пью сок из хрустальной ритоны (то есть, стакана).
Обед был закончен и, по моему мнению, пришла самая подходящая пора решительно действовать. Для начала я еще раз позвонила Грише; ее опять не было. Тогда я вырвала из своего бювара листок бумаги и, как обычно, в деталях изложила на нем все, что случилось со мной за сегодняшнее утро. Сверху я приписала:
«Сейчас отправляюсь на водную станцию, чтобы вернуть деньги, которые одолжила вчера, а заодно окунуться в море. Если ты придешь в «Трою» до моего возвращения, прочти, пожалуйста, все и подумай, кто мог лишить меня удовольствия созерцать Афродиту в моем собственном шкафу. Златка.14:15.»
Захватив с собой это послание и двадцать евро, я спустилась в холл. Портье был сама любезность.
-Вы что-то хотели? – первым обратился он ко мне. – Вчера вы просили разыскать одного человека… Я распорядился, чтобы это сделали в кратчайшие сроки…
-Уже не надо, – оборвала я его.
-Ах, да, ваша соседка недавно ушла и просила передать вам вот это, – он протянул мне очередную записку:
«Златка, я – на пляж. Присоединяйся. Гриша. 13:25»
Прочитав, я сказала:
-По этому поводу я к вам и подошла. Вы не могли бы дать мне на минутку ключ от ее номера? Я хочу там кое-что оставить перед уходом.
Портье растерялся, но быстро нашелся:
-Вообще-то подобные вещи делать нельзя. Но ради вас, с учетом вашей любезности… и всего того, что вы сделали для меня… А также зная, что вы с мисс очень хорошие подруги, я готов пойти на уступки. Вот, – протянул он мне карточку.
Поднимаясь по лестнице, я думала, что можно было оставить записку и у портье, как это сделала Гриша. Но мне не хотелось, чтобы этот зануда знал о моих утренних приключениях (в том, что он читает все записки и что у него есть русско-английский словарь, я, почему-то, не сомневалась). Тем более, он может забыть передать мое послание Грише…
Открыв дверь, я вошла в Гришин номер и сразу же остановилась в нерешительности: куда бы мне положить записку, чтобы она сразу бросилась в глаза? По себе знаю, что в коридоре никто особо не задерживается и минует его, что называется, транзитом. Поэтому я прошла дальше. Окинув комнату внимательным взглядом, я остановила свой выбор на довольно примечательном сооружении. В углу, возле окна, на полу стояли, видимо, Гришины чемоданы, а на них лежало фиолетово-синее покрывало с кровати. Я не знала, в чем смысл всего этого нагромождения, но покрывало было темным, мой листок – белым; в общем, они идеально сочетались друг с другом в нужных мне целях, и я решила положить свой манускрипт именно в этом облюбованном мной местечке. Присев на корточки, я положила записку на покрывало и… В общем, – снова немая сцена, и моя нижняя челюсть уже в который раз валяется на полу. Под фиолетово-синим покрывалом, совсем немного из-под него выглядывая, превосходно расположился мой коричневый дипломат из крокодиловой кожи! Это было покруче, чем увидеть Крепыша в отеле у Петракова или обнаружить, что в моем номере все перерыто! Еще несколько минут назад я думала, где искать Афродиту… И даже не подозревала, что она находится через стенку от меня…
Хотя, может, Афродиты здесь и нет? Я аккуратно вытащила дипломат и открыла его. Вот она, родненькая, тут как тут! Блестит себе, как ни в чем ни бывало, будто и не знает, что из-за нее поднялась такая суматоха.
Но, все-таки, что же делать? Афродиту, естественно, забрать, так. И сделать вид, что ничего не знаю и меня здесь не было. С портье договорюсь, чтобы не проболтался, а записку свою порву на мелкие кусочки. Но для начала нужно удостовериться, что сюда не возвращается Гриша. Я выглянула вниз, подруги к счастью, не увидела, а потому, не теряя времени даром, схватила дипломат и записку и, даже не стерев свои отпечатки пальцев, выскочила из номера и закрыла за собой дверь. Спустившись в холл, я отдала карточку портье и попросила его молчать о моем неофициальном визите в Гришин номер.
-Только молчите не так, как в прошлый раз, когда вас просил об этом мой кучерявый соотечественник, – холодно бросила я ему напоследок.
К себе я вернулась окончательно запутавшейся и ничего в происходящем не понимающей. Выходит, Гриша тоже примкнула к многочисленной армии людей, жаждущих заполучить золотую статуэтку? А как же иначе можно объяснить ее поступок? (Ясное дело, никто другой не мог перенести дипломат из моего номера в ее). Значит, это она устроила у меня тот ужасный бардак? Но зачем? Ведь вчера она прекрасно видела, куда я клала дипломат, то есть, она знала, где нужно искать Афродиту. Или… Да, точно, таким образом она просто заметала следы – якобы, у меня орудовал человек, совершенно не осведомленный о месте пребывания древнегреческой богини. Что ж, выдумка, вполне достойная ее изощренного ума.
Но… Но при чем здесь тогда Крепыш? Ведь по описанию портье, ко мне заходил именно он… Или не заходил? Белозубый киприот видел, как он сидел в холле, читал, звонил, поднялся наверх и потом вышел из отеля. Но никто не говорил, что он заходил конкретно в мой номер с одной конкретной целью – забрать эту конкретную статуэтку. Хотя все-таки странно: он вдруг снимает комнату именно в моем отеле. Неужели это все – простые случайности? Или вообще, вся история с Крепышом – выдумка Гриши? Она могла попросить портье рассказать мне ее, чтобы я подозревала в вероломном вторжении в мой номер этого ушастого кучерявого амбала, а не мою самую близкую подругу…
Нет, это невозможно – чтобы Гриша забрала себе чужую статуэтку, перевернув при этом все мои вещи. Звучит как полнейший абсурд. Я ведь знаю ее с детства. Она не способна на такое!
Но себя я тоже знаю не два дня. Тем не менее, обнаружила к своему ужасу, что не хочу отдавать Афродиту Леону, ее законному владельцу. Может, на Гришу тоже повлияла эта золотая лихорадка? Или она похитила статуэтку чисто по причине художественного интереса к ней? Но как она проникла в мой номер? Точно так же, как я пару минут назад попала к ней – с помощью беспринципного портье?
Да, у меня уже голова пухла от всех этих размышлений. Я была люто зла на Гришу. Украсть у меня ворованную вещь – это вдвойне подло! Я же еще вчера сказала, что Афродита принадлежит Леону Юровскому. Хорошо еще, что Леон с пониманием отнесся к сложившейся ситуации и не начал упрекать во втором (как и в первом) исчезновении статуэтки вашу покорную слугу. Ах да, кстати, о Леоне. Он сейчас, бедный, проверяет какую-то свою идейку, в то время как его ненаглядная находится у меня, в полной сохранности. Причем, в таком положении я оказываюсь уже второй раз за последние два дня – плохая тенденция, вы не находите? И я еще как назло заявила портье, что необходимость искать Леона отпала сама собой… И у Леона не спросила, где он остановился… М-да, прескверная ситуация, должна я вам сказать! Ну, да ладно, будем надеяться, что вскорости Леон снова прибегнет к эпистолярному жанру.
С трудом заставив себя оторваться от статуэтки, я отложила ее в сторону и глубоко вздохнула. При всей своей красоте и изяществе Афродита постепенно превращалась в обузу, из-за которой я не могла в полной мере насладиться заслуженным отпуском. Сейчас, в это жаркое послеполуденное время мне так хотелось погрузить свое уставшее тело в прохладные волны Средиземного моря!.. Но я понимала, что портье устроил в нашей «шикарной гостинице» такой проходной двор, что мой номер в мое отсутствие могут посетить все, кому не лень, так что Афродиту в нем оставлять нельзя. Идти на пляж с дипломатом тоже было бы по меньшей мере странно. А значит, мне придется скоротать день в гостинице, лишив себя долгожданного отдыха. Хотя, вдруг припомнилось мне, на городском пляже я, кажется, видела ячейки для хранения вещей, в которые вполне поместится моя статуэтка. Конечно, их нельзя назвать надежными и, уверена, открыть их дверцы не составит труда даже для малоопытного взломщика. Но, во-первых, отлучусь для купания я всего на двадцать-тридцать минут, а, во-вторых, кто будет знать, что в одной из ячеек лежат не скромные вещички, а антикварная золотая богиня? Вот только надо немного задекорировать мой дипломат, чтобы не вызвать лишних подозрений у случайных прохожих – почему это девушка тащит с собой на пляж такой увесистый и неромантичный кейс?
Порывшись в шкафу, я отыскала гигантское желтое парео, которое мне никогда не нравилось и которое было куплено исключительно по глупости и по тотальной распродаже. Обмотав его несколько раз вокруг дипломата, я осталась удовлетворенной: в итоге получилось нечто ярко-желтое и вполне бесформенное, и угадать очертания дипломата в этом мотке мог лишь кто-то, уж очень сообразительный и изощренный. Для пущей безопасности я снова размотала дипломат и вынула из него бархатистый вкладыш. Потом сунула Афродиту на дно, сверху прикрыла вкладышем, в выемку которого положила шоколадный батончик, и только после этого замкнула дипломат и любовно обернула его парео. Теперь, даже если все превентивные меры окажутся недостаточными, и кого-то из местных воришек все-таки угораздит залезть в мою ячейку, пока я буду нежиться в море, этот подлый «кто-то» не обнаружит в дипломате ничего ценного, и останется с большим греческим носом.
Восхищаясь своей находчивостью, я сложила в маленькую сумочку пару купальников, нацепила на голову соломенную шляпу и беззаботно вышла из номера, крепко сжимая в руке задекорированный дипломат.
Что ж, поначалу моя идеальная задумка воплощалась, как по написанному: пока я спускалась на лифте, пересекала холл и расслабленно плыла по парку возле отеля, на меня никто не обращал внимания, так что выглядела я, как среднестатистический турист, отправляющийся на пляж, а не как переносчица золотых статуэток. Однако радоваться мне пришлось недолго: как только я вышла на узкую длинную улицу, которая вела к пляжу, и на всякий случай обернулась, якобы поправляя бретельки на платье, у себя в глубоком тылу я заметила Сухаря, все в том же бежевом классическом костюме. Я раздосадовано цыкнула. Принесли ж его черти на мою голову! Ни за что не поверю, что он случайно шел из музея на пляж мимо «Трои» как раз в тот момент, когда из отеля выпорхнули мы с Афродитой. Значит, подлый костюмированный бандит целенаправленно поджидал меня у выхода! Но как ему удалось узнать, где я остановилась? Вчера он дважды пытался это выяснить – днем, когда преследовал меня на такси, и вечером, когда шел по пятам за нами с Гришей, и оба раза я оставила его в дураках. Но сегодня ему каким-то образом удалось рассекретить мою «конспиративную квартиру». А самым печальным было то, что Сухарь, находясь сзади, отсекал мне путь в отель, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как продолжить дорогу к морю.
Через минуту обернувшись снова, я заметила, что надоедливый преследователь идет за мной, хотя и на достаточно большом расстоянии. Улица, по которой мы продвигались, была людной: мимо меня мчались машины, неторопливо прогуливались туристы, из магазинчиков, расположенных здесь на каждом шагу, то и дело выходили покупатели. Поэтому я облегченно вздохнула: напасть на меня он точно не посмеет. Правда, теперь о заветном купании речи не шло: не могла же я оставить свой бесценный груз в ячейке под бдительным взглядом Сухаря! Даже при всем моем неуважении к его умственным способностям я полагала, что он может мысленно сопоставить размеры сегодняшнего желтого свертка и вчерашнего дипломата и сообразить, что ваша покорная слуга снова таскает по городу интересующую его реликвию. И тогда, как только я замкну ячейку на ключик и отправлюсь на заплыв, Сухарь в два счета взломает эту ненадежную камеру хранения и умчится с дипломатом в неизвестном направлении. Что ж, раз искупаться прямо сейчас мне, все-таки, не судьба, я решила невозмутимо дойти до пляжа, рассчитаться с работником лодочной станции, погулять по берегу, полежать на солнышке, – а потом Сухарю, авось, надоест за мной таскаться по сорокоградусной жаре в совершенно неуместном костюме, он от меня отстанет, и я смогу, наконец, воплотить задуманное в жизнь!
Вот так благостно настроенная, я брела дальше. Сухарь отчего-то начал сокращать дистанцию между нами, что меня даже позабавило: неужели он собирается вступать со мной в неравную схватку за Афродиту прямо здесь, на многолюдной улице? Неужели он не чувствует разницы между пустынным вечерним пляжем, на котором он хитроумно подкрадывался к нам с Гришей вчера, и этим оживленнейшим проспектом? Более того, именно сейчас я поравнялась с целой вереницей припаркованных у обочины микроавтобусов с надписями «Киностудия «Зевс-пикчерз»», возле которых стояли столики с напитками и складные стулья, какие-то агрегаты или генераторы, оплетенные толстыми кабелями, гигантские камеры и прожекторы на штативах, а, самое главное, – терлась тьма сосредоточенных работников, видимо, готовивших участок улицы к съемочному процессу, а также зевак, с любопытством разглядывавших эту мизансцену в надежде увидеть кинозвезд мировой величины. Неужто Сухарь вознамерился напасть на меня среди белого дня в огромной толпе свидетелей? Да уж, его узколобость не может не вызывать сочувствия.
К несчастью, нужно признать, что уже через мгновение я посочувствовала самой себе. Ведь Сухарь, поравнявшись со мной как раз возле царства киношников и обдав меня ароматом ментола и эвкалипта (да-да, он снова не расставался со жвачкой!), вдруг заорал во все горло на английском языке:
-Свет! Камера! Мотор! Начали!
А пока я соображала, не перегрелся ли он на солнце и не возомнил ли себя великим режиссером, он ловко схватился за ручку дипломата, предательски торчащую из желтого парео, бесцеремонно выдернул его из моей руки и помчался во всю прыть вдоль улицы!
-Держите вора! – возопила я и бросилась за ним вслед. – Полиция! Помогите!
-Больше экспрессии! – прокричал мне Сухарь, не оборачиваясь. – Или придется делать второй дубль.
-Держите преступника! – отчаянно кричала я, но ни один человек из толпы, запрудившей улицу, не шелохнулся с места.
Судя по всему, благодаря сухаревским воплям все эти люди были уверены, что стали свидетелями съемки крутого боевика с погонями и кражами, поэтому провожали нас заинтересованными и даже одобрительными взглядами. Хотя подумали бы: где это видано, чтобы команды на съемочной площадке отдавал актер, несущийся во всю прыть с похищенным дипломатом? И чтобы во время съемки работники продолжали возиться с камерами, даже не направленными в сторону стремительной погони? Но, к сожалению, у меня просто не было возможности обратить внимание слонявшихся без дела зевак на все эти нестыковки и заставить их помочь мне в поимке коварного похитителя.
Пробежав несколько метров, я пожалела, что достаточно претенциозно вырядилась на пляж: босоножки на каблуке не очень-то подходили для бега, а узкое льняное платье до колена сковывало движения. Эх, моя тяга к красоте меня когда-нибудь окончательно погубит! Понимая, что в этом узком одеянии я точно не догоню Сухаря, я, плюнув на приличия и потраченные на покупку деньги, с треском разодрала подол платья (не зря я все-таки выращивала свои коготочки!), организовав себе спереди высокий разрез. Теперь я, по крайней мере, смогла бежать за похитителем в полную силу.
Как назло, вереница микроавтобусов, вдоль которой мы бежали, оказалась бесконечной, и на мои истошные призывы задержать ворюгу на фоне этой передвижной киностудии никто не реагировал. Наверное, мы выглядели весьма живописно – поджарый Сухарь в классическом костюме и шляпе, которая держалась на его лысине на удивление надежно, смахивал на эдакого импозантного Джеймса Бонда, который только что вырвал из лап преступников похищенный ядерный чемоданчик, а я в пестром платье (не иначе, поврежденном в греко-римской схватке) и босоножках на каблуке запросто могла сойти за очаровательную злодейку, желающую уничтожить весь мир, – благо, я не переставала источать подобающие случаю проклятья.
Вскоре я окончательно убедилась, что мне лучше не взывать к помощи стражей порядка или случайных прохожих, – ведь это была пустая трата сил. Люди, мимо которых мы пробегали, говорили: «Круто, кино снимают!», «Надо узнать название фильма» и даже «А что это за актриса?», и нисколько не вникали в смысл моих воплей. А самым обидным было то, что я стала заметно отставать. Сухарь, несмотря на не самый подходящий для занятий спортом наряд, бежал легко и словно в удовольствие. Мне же то и дело приходилось поправлять сандалеты и съезжающие с плеч бретельки, а еще и придерживать накренивающуюся соломенную шляпу. (Вот прямо интересно, почему это сухаревский головной убор сидел надежно даже во время бега, а мой – так и норовил куда-то свалиться? Он что, его на клей посадил? Или на использованную жвачку, которая у него водится в избытке?). Да и вообще, по-моему, я заказала сегодня слишком обильный обед, который не позволял мне разогнаться до третьей космической скорости. Разумеется, я не сдавалась и продолжала преследование, но уже понимала, что Афродита скоро навсегда уплывет из моих рук и, как ни печально это сознавать, – из-за моей же глупости. Как, как я могла отправиться с ней на пляж? Неужели нельзя было оставить ее в сейфе у портье или, наконец, в банковской ячейке? Когда Гриша обо всем узнает, она меня убьет! Ведь это именно у нее я стащила статуэтку! А разъяренный Леон, наверное, убьет меня еще раз. И правильно сделает.
Однако тем, кто способен признавать собственные ошибки и искренне в них раскаиваться, олимпийские боги всегда готовы ниспослать свою великодушную помощь. И вот я, отчаявшаяся и вымотанная неравной борьбой с платьем, шляпой и сандалетами, вдруг заметила, что между припаркованными на обочине микроавтобусами вклинилось одно маленькое, сверкающее на солнце такси. А возле него стоит мой вчерашний спаситель, «И так далий», все в той же синей бейсболке, и широко раскрытыми глазами наблюдает за несущимся мимо него Сухарем. Я мигом сообразила, что это моя последняя надежда вернуть Афродиту!
-Здравствуйте! Вы меня вчера везли, помните? – закричала я, еще даже не добежав до болтливого водителя – как назло, вчера я даже не спросила, как его зовут.
-Здрасьте! – тут же гаркнул тот. – Про вас что, фильм снимают?
Проклятая киностудия «Зевс-пикчерз»! Не могла нагнать сюда более скромные фургоны, без этих рекламных надписей! Теперь приходится тратить время на ненужные объяснения!..
-Нет, я… я гонюсь за преступником. Он украл у меня важную… вещь, и мне нужно его догнать… Поможете?
Я уже очутилась возле «И так далия» и с трудом переводила дух после марафонского забега при сорокаградусной жаре. Парень же, видимо, решил, что я ужасно взволнована, поэтому говорю так обрывочно, а посему вмиг посерьезнел и быстро спросил:
-Это связано с вашей работой?
Я с трудом припомнила, что вчера он, вроде бы, записал меня в разведчики, и многозначительно подтвердила:
-Да. Там бумаги государственной важности.
-Понял! – воскликнул «И так далий» и тут же помчался вслед за удаляющимся Сухарем, к счастью, не порадовав меня никакой стихотворной цитатой, подходящей к этому драматичному моменту.
Я немного отдышалась и рванула за ним. Здесь улица стала менее людной – с одной ее стороны строения сменились тенистым парком, и большинство прохожих сворачивали с раскаленной тротуарной плитки под сень деревьев. Кроме того, – аллилуйя! – закончились киношные микроавтобусы, а с ними и отряды осветителей-операторов, а также почитателей современного киноискусства. Поэтому, несмотря на то, что Сухарь успел порядочно оторваться, я превосходно видела его на прямой пустынной улице. «И так далий», который был свежее и, скажем прямо, моложе наглого похитителя, неотвратимо сокращал дистанцию между ними. Самым интересным было то, что его бейсболка, как и шляпа Сухаря, тоже весьма надежно сидела на голове. Неужели я что-то пропустила? Может, какие-то бренды стали выпускать головные уборы с креплением? В таких лихорадочных размышлениях я кое-как рысила за ними для осуществления общего контроля над операцией.
Поскольку через пару минут расстояние между двумя бегунами составляло всего каких-то пять метров, я поняла, что час расплаты близок, и мне вот-вот удастся вернуть Афродиту! Для того, чтобы помочь «И так далию» и привлечь к поимке преступника случайных прохожих, я напрягла последние силы и истошно закричала на английском:
-Держите вора! – ведь теперь нас уже точно никто не мог принять за героев остросюжетного боевика.
Кто бы мог подумать, что моя услуга окажется медвежьей? Невысокий крепкий мужчина, который неторопливо брел навстречу нашей процессии, галантно среагировал на мой вопль и ловко поставил «И так далию» подножку. И вот – мой храбрый помощник, который уже примерялся, как половчее наброситься на вероломного Сухаря, издал пронзительный вопль и совсем не живописно растянулся на тротуаре. Более того, крепыш вошел в раж, нагнулся над моим товарищем и навалился на него всем телом, не давая подняться.
-Отпустите меня! Это ошибка! – отчаянно орал поверженный «И так далий», пресмыкаясь по тротуару, но борец за справедливость оставался неумолим.
Тут я, наконец, обрела дар речи после такого неожиданного оборота событий и завизжала:
-Отпустите его немедленно! Вор – вон тот, в бежевом костюме!
Крепыш озадаченно посмотрел вслед удаляющемуся Сухарю: судя по всему, так далеко мчатся не входило в его планы. «И так далий» тут же воспользовался ситуацией, выскользнул из его рук и, потирая ушибленные локти и покачиваясь, поднялся на ноги.
-Простите, – растерянно пробормотал несостоявшийся спаситель человечества и, не дожидаясь момента, когда его жертва окончательно придет в себя и начнет вершить возмездие, быстро зашагал прочь от нас.
Я, наконец-то, дотащилась до поля боя. «И так далий» молча показал мне кровь на ладонях, которыми он проехался по тротуарной плитке при падении, так, словно демонстрировал смертельно опасные ранения. Видимо, он ждал от меня слов сочувствия и милосердия. Но меня, разумеется, волновала только Афродита, а не его царапины, поэтому я строго сказала:
-Он уходит! Не упустите его!
Его синие глаза посмотрели на меня почти что с ужасом, лицо исказила гримаса страдания… Похоже, он не ожидал, что я окажусь настолько черствой, что даже после такого болезненного падения погоню его дальше. Он кряхтел, с трудом вращал руками в запястьях и локтях, но никуда не бежал. Я взглянула на Сухаря – тот на какое-то время остановился и обернулся, чтобы оценить обстановку, а теперь стал снова удаляться от нас. Так что возможности отлеживаться в лазарете у «И так далия» не было.
-Как вас зовут? – быстро спросила я.
-Костя.
-Костя, родина вас не забудет! – сказала я с расстановкой и состроила загадочное выражение, многозначительно показывая глазами наверх.
-Служу России! – тут же бодро отозвался мой патриотичный друг и, несмотря на несчастный вид и ссадины на ладонях, без лишних слов отправился на задание.
Правда, после первого же шага взвыл от боли и стал припадать на правую ногу – видимо, ушибленное колено давало о себе знать. Тем не менее, он стиснул зубы и мужественно побежал за бежевым костюмом, хотя по рваному темпу я понимала, что такая нагрузка дается ему теперь нелегко. Конечно, Сухарь тоже заметно выдохся, ведь он был бессменным лидером этого кросса и выложился по полной, но моему подбитому соотечественнику уже было не под силу его настигнуть. Я традиционно вяло тащилась в хвосте колонны, после предыдущего фиаско боясь призывать кого-нибудь на помощь, и уже в который раз за сегодняшний день понимала, что расстаюсь с милой моему сердцу статуэткой исключительно по своей вине.
Я взмолилась всем греческим богам вместе взятым, чтобы они подарили мне второй шанс для спасения Афродиты, – и они, видимо, подумали, что опасность угрожает не статуэтке, а их прославленной товарке, и вновь услышали меня! Пристально следя за Сухарем, «помеченным» моим ярко-желтым парео, я вдруг обнаружила, что он только что поравнялся со смуглым мальчишкой, который с унылым видом стоял посреди улицы, видимо, ожидая своих приятелей. Поскольку с этим мальчишкой, в отличие от «И так далия», я вчера успела познакомиться гораздо ближе, я радостно завопила ему на английском, намеренно делая ошибки, чтобы ему легче было меня понять:
-Костас, привет! Это Афродита из отеля! Помоги мне поймать того парня в бежевом костюме!
-А что мне за это будет? – с таким же унылым видом крикнул он, не шелохнувшись. Господи, до чего меркантильный ребенок!
-Шоколадка!
-Ты мне и так одну не дала.
-Если догонишь его – я не дам тебе уже две! То есть, дам тебе уже две шоколадки!
-Окей!
И он тут же сорвался с места. Теперь наша процессия выглядела так: первым гарцевал одетый с иголочки, но порядком замученный Сухарь, сжимавший в руке желтый сверток, за ним быстро и красиво, какими-то длинными скачками, несся алчный мальчишка, за которым ковылял колченогий, словно Пан, «И так далий», а завершала это шествие моя скромная персона в разорванном платье. Кстати, я, наконец, сообразила снять порядком надоевшие мне сандалеты, бежала босиком и теперь вела борьбу лишь с бретельками и соломенной шляпой. Наверное, наша компания могла бы стать неплохой иллюстрацией социальной эволюции, в которой развитие шло от босых и оборванных, кривых и хромых субъектов через спортивных, небогато одетых юношей к представительным обладателям элегантных костюмов. Возможно, со стороны этот побег из курятника выглядел даже комично, но мне было совсем не до смеха. Конечно, Костас оказался на редкость хорошим легкоатлетом (вот что значит подыскать для спортсмена правильную мотивацию!), но мне сложно было предугадать его способности в ближнем бою. Даже если он догонит Сухаря – едва ли наш агрессор любезно отдаст дипломат какому-то мальчишке. Да и доблестная подмога в лице подбитого водителя такси и хрупкого мастера литературного слова вряд ли сумеет справиться с матерым рецидивистом, коим, по моему убеждению, является Сухарь. Я догадывалась, что вероятность положительного исхода всего предприятия крайне мала. И вместе с тем понимала, что если и на этот раз, даже при таком численном преимуществе мне не удастся вернуть Афродиту – я просто перестану себя уважать!
И только я вновь предалась самоуничижению – как сердобольные обитатели Олимпа великодушно отправили мне на выручку еще одного греческого героя, о появлении которого возвестил оглушительный рев мотора, похожий на рык пирейского льва. Поначалу он рокотал где-то позади меня, и я не обращала на него особенного внимания, но этот звук стал стремительно нарастать, и вот – со мной поравнялся огромный черный мотоцикл, оседланный человеком в блестящем шлеме. Самым чудесным было то, что как мотоцикл, так и сам человек – а точнее сказать, его форма, были испещрены вожделенными надписями «Полиция». Видимо, его внимание привлек мой неоднозначный внешний вид – не каждый раз в престижном районе курортного городка увидишь туристку в разорванной одежде, неэлегантно шлепающую босыми ногами по тротуару и упорно куда-то бегущую.
-Мисс, вам помочь? – светским тоном поинтересовался новый участник нашей гонки, который сбавил скорость и теперь продвигался четко рядом со мной.
-Да! – с готовностью выпалила я. – У меня украли дипломат. Пожалуйста, догоните вора! – я указала рукой на Сухаря.
Полицейский резко затормозил, жестом приглашая меня залезть на его специфическое средство передвижения. По правде сказать, я терпеть не могу мопеды, мотоциклы и подобные издевательские приспособления, передвижение на которых едва ли можно назвать комфортным. Но на этот раз у меня хватило ума перешагнуть через свои принципы и мгновенно вскочить на сиденье: ехать нам предстояло недолго, и ради золотой Афродиты я была готова перетерпеть эти несколько неприятных минут. Кстати, если бы я заблаговременно не разорвала платье, мне все равно пришлось бы это сделать сейчас, ведь в узком наряде взгромоздиться на мотоцикл мне было бы весьма проблематично.
-Держитесь крепче! – крикнул из-под своего скафандра полицейский и рванул с места.
Раздался оглушительный рев, меня обдало потоком воздуха, и я с силой уцепилась за спину своего спасителя руками, в которых сжимала снятые сандалеты. (При этом, чертыхнувшись, я обнаружила, что на его рубашке остался весьма отчетливый след ноги, но не стала его вытирать, чтобы не привлекать к этому казусу лишнего внимания). Мгновение спустя наш мотоцикл вновь притормозил, поравнявшись с измученным Костей.
-Это он? – строго спросил полицейский.
-Нет! Езжайте вперед!
Когда мы догнали Костаса, грациозно скользившего по тротуару, словно фигурист по катку (хотя сомневаюсь, что этот мальчонка когда-нибудь в своей жизни видел настоящий лед!), я, предвосхищая очередной вопрос, крикнула:
-Не он! Нам нужен человек в бежевом костюме!
Шлем понимающе кивнул, и через мгновение мы обогнали Сухаря, резко съехали с дороги на тротуар (ведь полиции можно все!) и там и остановились, перегородив сухаревский путь мотоциклом. Тот мигом все понял, но затормозить почему-то не захотел или не смог, а потому мягко влетел прямо в объятия спрыгнувшего на землю и вылезшего из шлема полицейского – мужчины средних лет с простоватым усатым лицом, которое не внушало страха находчивым похитителям антиквариата (сужу исключительно по себе, ведь за Сухаря ручаться не могу).
Ваша покорная слуга, не веря своему счастью, тоже сползла с мотоцикла и быстро очутилась рядом с ними. Я не сводила взгляда с ярко-желтого куля в руках Сухаря. Неужели после этого изнурительного марафонского бега с препятствиями в виде многочисленных киношников и бестолковых помощников мне удалось, все-таки, вернуть Афродиту?..
Глава 10. Афродита исчезает снова
-Что он у вас украл, мисс? – вежливо уточнил полицейский, на всякий случай не выпуская Сухаря из радушных объятий.
-Вот это, – я дрожащей рукой указала на заветную поклажу. – Там мое парео и… мой дипломат.
Только сейчас я заметила, что Костас и Костя уже успели до нас домчатся и встали позади Сухаря, оба раскрасневшиеся и запыхавшиеся, а оттого ставшие похожими друг на друга, как братья. Я сообразила, что они решили перекрыть преступнику путь к отступлению, и мысленно похвалила своих верных рыцарей за догадливость. Теперь-то, когда и спереди, и сзади от него стоят по два человека, этому ментоловому подлецу точно не удастся улизнуть!
Полицейский разжал руки, отступил на шаг и укоризненно посмотрел на покрывшегося потом Сухаря (видимо, не столько от пробежки, сколько от ужаса перед неотвратимой расплатой). После чего строго прикрикнул:
-Сам все отдашь? Или придется тебя арестовать?
Я торжествующе посмотрела на своего обидчика. Ну что, выкусил, умник? Даже «камера-мотор» и треклятая киностудия «Зевс-пикчерз» в полном составе, а также отличная спортивная форма не помогли тебе стащить мою статуэтку!
-Простите, мистер полицейский, это, вероятно, какая-то ошибка, – невозмутимо ответствовал Сухарь, не моргнув глазом. – Это мои вещи, которые пыталась похитить эта девушка.
Я чуть не задохнулась от такой наглости:
-Твои вещи?! Твое парео?! И твой дипломат?!
-Ладно, тряпка – ваша, отпираться не стоит, – все так же спокойно признал Сухарь.
-Сам ты тряпка! – немедленно огрызнулась я. Не могла же я дать в обиду предмет своего тщательно подбираемого гардероба, пусть и не очень любимый!
-А вот дипломат – мой.
-Ври больше!
Скептически на меня взглянув, он неторопливо полез свободной рукой во внутренний карман пиджака, и я тут же подскочила и вцепилась в его вторую руку, в которой он держал дипломат – чтобы он, не дай бог, не выкинул какой-нибудь фокус. Но вынимать из кармана бомбу или гранатомет Сухарь не стал, а лишь сунул под нос полицейскому какую-то корочку – видимо, свой паспорт, в которую тот внимательно уставился, а потом почтительно сказал:
-Благодарю, вас, сэр, – и от этой почтительности у меня потемнело в глазах, ведь я совершенно не одобряю продажных полицейских, которые покрывают опасных преступников.
-Эта девушка как раз и украла этот дипломат. Вместе с содержимым, – продолжил мерзкий Сухарь. – Проверьте ее документы – не удивлюсь, если она у вас числится в розыске.
-Да это неслыханная наглость! – возопила я. – Обвинять меня? В воровстве? После того, как вы шли за мной по пятам от самого отеля? После того, как вы сами выхватили у меня этот дипломат посреди улицы, при десятках свидетелей?
-Мисс, предъявите документы, – сухо сказал полицейский.
Как видите, ситуация резко изменилась. Если раньше приказы отдавали Сухарю, то теперь этой сомнительной чести стали удостаивать меня. Эх, жаль, что я толком не рассмотрела, что же продемонстрировал полицейскому наш шляпоносный марафонец. Скорее всего, в его документ были вложены деньги – и мой «спаситель» незаметно их вытащил и тут же посмотрел на расследуемое дело под другим углом. Любопытно, сколько же там было? За сколько нечистоплотный полицейский согласился меня продать? За пятьдесят евро?..
-Пожалуйста, предъявите документы, – деликатно, но настойчиво поторопили меня.
Как назло, я отправлялась из отеля на пляж, и не стала брать с собой паспорт, чтобы его ненароком у меня не стащили. Да, мои дорогие читатели, вот такая я противоречивая натура: паспорт предусмотрительно оставила дома, зато бесценную золотую статуэтку решила прихватить с собой.
-Мои документы в отеле, – растерянно ответила я.
Я хотела предложить ему немедленно позвонить Грише и попросить ее привезти мой паспорт – но, как вы помните, из-за зловредного начальника я осталась в этом отпуске без мобильного, поэтому не могла ни связаться с подругой, ни назвать полиции по памяти номер ее телефона. Эх, Петрович, Петрович, ты мне за это еще ответишь!..
-Та-а-ак, – протянул страж порядка еще более сурово – совсем не на пятьдесят, а на целых сто евро. – Тогда мне придется задержать вас для выяснения вашей личности.
Только этого мне не хватало! – мысленно взвыла я. А как хорошо все начиналось! Я была уверена, что бесстрашный слуга закона уже вот-вот отберет у Сухаря все, что мне причитается, и для надежности засадит его в тюрьму суток на десять, чтобы он больше не портил мне отпуск. Но задержанием уже грозят мне самой! Эх, не понимаю, почему это богам не угодно, чтобы Афродита осталась у меня? Неужели только из-за того, что это не моя статуэтка?..
-Не надо ее забирать! – вдруг встрял в нашу дискуссию уже отдышавшийся Костас.
Вот что значит настоящий джентльмен, хоть еще и совсем юный! – восхищенно подумала я. Не может оставаться в стороне, когда прекрасную леди несправедливо тащат в кутузку. Правда, его следующая реплика заставила меня кардинально поменять свое мнение об этом малолетнем цинике:
-Если вы ее заберете, она не отдаст мне шоколадку. А она должна мне их уже целых две!.. Да и вам не надо ничего выяснять, я могу сказать, кто она! Это Афродита, горничная из отеля «Оливковая ветвь»!
Костя изумленно взглянул на него и брякнул:
-Еще чего! Это русская разведчица, как Хари! – и тут же в ужасе закрыл себе ладонью рот, понимая, что выдал государственную тайну.
-Нет, это опасная преступница, воровка антиквариата, – невозмутимо возразил Сухарь.
-Так кто вы такая, - строго сдвинул брови полицейский, - Афродита или Какхари?
-Сами вы все Какхари. Господа, я всего лишь журналистка, – заявила я с глупой улыбкой, надеясь, что она остудит пыл воинственного Сухаря и хоть как-то успокоит доблестного Костю, который, казалось, вот-вот начнет биться головой о землю в наказание за то, что сболтнул обо мне лишнее.
-Ого! – озадаченно воскликнул полицейский. – Столько вариантов, но ясности это не добавило. Выходит, нам с вами, мисс, все-таки придется проследовать в участок. Там я позвоню в ваш отель, наведу справки, и, если все будет в порядке, вы благополучно продолжите свой отдых.
Оценив такую нерадужную перспективу, я чуть не взорвалась от возмущения. Ага, просто идеально придумал! Он потащит меня в свою нору, чтобы выяснять мою честную и добропорядочную личность, а этот темный делец в светлом костюме, который, в отличие от меня, имеет обыкновение таскать с собой паспорт, спокойно отправится с Афродитой в неизвестном направлении, навсегда помахав мне ее золотой ручкой! Значит, все мои труды пойдут прахом? Этого допустить я не могла, и, как это часто бывает в экстремальных ситуациях, мой мозг тут же сгенерировал идею, которая могла помочь вернуть запавший мне в душу антиквариат.
-Послушайте, вы движетесь не в том направлении, – мягко напомнила я полицейскому. – Какая разница, кто я такая, если я вам говорю, что этот человек украл мои вещи?
-Но он заявляет, что это вы украли его вещи.
-А что же ему еще остается делать в этой ситуации? – Я вздохнула и театрально развела руками. – Признаваться вам в воровстве и отправляться в тюрьму?.. Что ж, если вы такой недоверчивый, предлагаю поступить так. Пусть он подробно опишет, что находится внутри этого свертка, – я небрежно кивнула на вожделенный желтый куль. – А потом я скажу вам, что там лежит на самом деле. После этого вы все откроете и осмотрите, и поймете, кто из нас двоих был прав. Вы же понимаете, что верно перечислить содержимое сможет только хозяин этих вещей?
Полицейский оторопело смотрел на меня, размышляя над услышанным. Видимо, моя схема показалась ему уж очень мудреной, поэтому мне пришлось повторить ее еще раз, вкрадчиво глядя в его лицо своими честными и грустными глазами.
-А если ваши ответы будут одинаковыми? – недоверчиво уточнил он. – Что тогда?
-Поверьте мне, они не будут одинаковыми, – заверила его я, после чего Сухарь язвительно крякнул.
-Что ж, идет, – наконец, согласился полицейский. – Итак, дайте мне эти вещи.
Сухарь безропотно передал похищенный куль. Видимо, он был абсолютно уверен в себе, а мои здравые предложения рассматривал исключительно как оттягивание того момента, когда я отправлюсь в полицейский участок.
-Что там? – Полицейский пощупал парео и зачем-то встряхнул весь сверток на вытянутой руке. К счастью, Афродита лежала в нем тихо и никаких звуков не издала.
-Черный дипломат, внутри – серый вкладыш, а в нем… статуэтка желтого цвета, – сглотнув слюну, ответил ненавистный мне человек, не желая трезвонить налево и направо о том, что речь идет о статуэтке из чистого золота.
-Вы слышали? – обратилась я к Косте и Костасу. – Будете свидетелями, если потом он начнет отпираться.
Полицейский настороженно на них поглядел и деловито спросил:
-А вы вообще что тут делаете? Вы… тоже хозяева дипломата?
-Нет, – сразу же благородно открестился от этого трофея мой соотечественник, хотя алчный мальчишка, по-моему, уже хотел подтвердить, что это так. – Мы просто пытались помочь этой девушке вернуть ее сумку.
-То есть, вы не знаете, что лежит в дипломате?
-Вообще-то, знаю, бумаги государственной важности… Черт возьми, да что же со мной сегодня! – вскричал Костя и снова заткнул себе рот ладонью. После чего сразу застонал – видимо, нечаянно надавил на свежеприобретенную ссадину. Как здорово, что я, все-таки, не была разведчицей, иначе с таким болтливым помощником провалилась бы уже два раза за последние пять минут!
-Думаю, там шоколадки, – промолвил Костас, оценивающе осматривая желтый сверток. – Как минимум, две. По крайней мере, она мне их обещала.
-Вы все запомнили? – перешла я к делу, чтобы не дать наглому мальчишке развить тему. – Напоминаю, только настоящий хозяин вещей может в точности описать их содержимое! А теперь слушайте мой вариант. Здесь дипломат – но не черный, а коричневый, из крокодиловой кожи. В нем – серый вкладыш, а во вкладыше, – я сделала эффектную паузу, – шоколадный батончик!
Сухарь издал какой-то свистящий звук и ухмыльнулся, Костя продолжил убиваться из-за того, что случайно сдал отважную шпионку со всеми потрохами, а мальчишка удовлетворенно потер руки, вероятно, предвкушая, что батончик достанется ему.
Полицейский недоверчиво обвел всю нашу четверку взглядом и принялся неторопливо разматывать мое парео. Все, и даже виновник моего мнимого провала, занятый чистосердечным раскаянием, наблюдали за его руками с нескрываемым волнением. Когда желтая ткань, наконец, соскользнула вниз (и была ловко подхвачена мной – хоть это парео мне и не нравится, но это не повод бросать его на землю!), и на свет божий появился коричневый дипломат из крокодиловой кожи, Сухарь явно занервничал, а полицейский посмотрел на меня с уважением. Щелчок замка – и головы всех присутствующих сделали синхронный нырок, склоняясь над раскрытым дипломатом. Как и следовало ожидать, на шикарном бархатном вкладыше одиноко лежал шоколадный батончик.
-Это мое, – уверенно заявил Костас, бесцеремонно сунул руку в дипломат и стащил батончик под самым носом у зазевавшегося служителя правопорядка.
Сухарь последовал его дурному примеру и тоже потянулся к дипломату – но тут же получил от меня болезненный удар босоножками (которые все еще находились в моих руках, а не на моих ногах) по костяшкам пальцев:
-Куда? Не тронь! Ну что ж, видите, я победила, – радостно заявила я полицейскому. – Как этот человек может утверждать, что это его сверток, если он даже не знает, что здесь находится?
-Да, вы оказались правы, – без лишних проволочек признал тот. – Пожалуйста, извините меня за недоверие и, конечно, берите свой дипломат… В каком отеле вы остановились?
-В «Трое».
-Ну и, так сказать, в качестве моральной компенсации и для предотвращения всяческих… э-э-э… недоразумений по дороге, – он слегка кивнул в сторону Сухаря, – позвольте мне отвезти вас в отель.
-На этом..? – я в ужасе покосилась на мотоцикл.
-Ну, если вам будет удобнее ехать на машине – я могу вызвать фургон, который мы используем для перевозки задержанных.
-Нет-нет, что вы? Обожаю кататься на мотоцикле! – благоразумно выбрала я меньшее из двух зол и стала обуваться, чтобы снова не наследить на его спине по пути в «Трою».
-Я могу идти? – как ни в чем не бывало, уточнил Сухарь.
-Вы? Да, всего хорошего! – с подозрительной легкостью позволил ему полицейский. Видимо, как минимум двадцатку все-таки получил!
Несмотря на это, нарушитель спокойствия отчего-то не поторопился избавить нас от своего общества, а внимательно наблюдал, как полицейский аккуратно складывал дипломат и мое парео в маленький багажник мотоцикла и захлопывал его, и как мы усаживались в это не самое комфортабельное средство передвижения.
-Ведите себя хорошо! – напутственно сказала я забавной троице Сухарь-Костя-Костас, провожавшей нас в отель.
-А шоколадка? – вдруг возопил Костас.
-Ты же ее уже получил!
-Это за вчерашнее! А сегодня ты сказала, что дашь еще одну.
Конечно, любой другой на моем месте, пребывая в эйфории от возвращения бесценной золотой статуэтки, мигом вручил бы маленькому вымогателю хоть десяток шоколадок. Но я никогда не теряю головы, поэтому даже безмерная радость не позволила мне пойти на поводу у невоспитанного мальчишки. Хватит мне того, что он и так стащил батончик, который предназначался совсем не ему!
-Я сказала, что дам шоколадку, если ты его догонишь! – резко напомнила я, тыча пальцем в Сухаря. – Но ты его не догнал! Поэтому ничего не получишь. Оревуар!
Костас обиженно пробурчал что-то Косте, который ответил ему таким же несчастным тоном и показал ссадины на руках. По-моему, этим почти что тезкам будет, о чем поговорить, и будет, на кого пожаловаться друг другу.
Итак, после всех злоключений я под бдительным контролем правоохранительных органов была благополучно доставлена в «Трою». Получив в руки заветный дипломат и парео, я мигом припустила в отель, даже толком не поблагодарив своего спасителя. На пути следования от центрального входа до номера мне не встретилось ни одной подозрительной личности, что было даже необычно. Тем не менее, перед тем, как войти в номер, я, как заправский спецагент, осмотрелась по сторонам, заглянула под тележку уборщицы, оставленную в коридоре, а, открыв дверь, какое-то время не входила внутрь, а прислушивалась и пыталась понять, не подстерегает ли меня засада. Но никаких посторонних шумов и запахов (не забываем о вездесущем Леоне!) из моего жилища не доносилось, и я, облегченно вздохнув, шагнула в номер и закрыла его дверь.
Теперь для полного счастья мне оставалось только узнать, что Афродита все еще находится в дипломате. Конечно, во время марафонского забега я почти ни на секунду не выпускала Сухаря из виду. Но по пути в «Трою» под оглушительное тарахтенье мотоцикла меня неотступно мучила мысль – а что, если в какой-то момент, когда я отвлеклась – например, спасала Костю из лап ретивого крепыша или разговаривала с полицейским – он успел незаметно открыть дипломат и вытащить из него статуэтку? Уж больно спокойно Сухарь отнесся к тому, что желтая поклажа, несмотря на все его старания, вернулся ко мне. Не думаю, что матерого рецидивиста мог испугать один-единственный добродушный полицейский. А что если наш похититель был так невозмутим, расставаясь с дипломатом, потому что успел вынуть Афродиту? Разумеется, вероятность того, что он на бегу ухитрился размотать парео, отыскать статуэтку под вкладышем и привести куль в первоначальный вид, была крайне мала. И, тем не менее, полностью исключить этот вариант я не могла.
Убедившись, что дверь номера закрыта окончательно и бесповоротно, я бросилась на диванчик и достала из-под вкладыша дипломата мою старую знакомую. Слава Зевсу, она была на месте! Такая же ослепительно-красивая и изысканно-притягательная. Нет, честное слово, я могла бы любоваться ею часами! Да что там часами – днями, месяцами и даже годами! Хотя вообще-то я скульптуру люблю еще меньше, чем живопись. Конечно, Гриша регулярно таскает меня по Эрмитажам, Русским и прочим музеям и всяким выставкам, так же усердно я слушаю ее рассказы и смотрю картинки в ее книгах, но совершено не понимаю, как можно восхищаться Венерой Милосской или Медным Всадником? Что в них особенного? Обыкновенные скульптуры. Такие вон и Гриша может слепить, и я… (Хотя нет, пожалуй, меня мы оставим пока в покое). Короче говоря, всю жизнь я считала себя ярой непочитательницей этого жанра искусства. Может, если бы Афродита была сделана из мрамора или бронзы, и в высоту достигала бы метра два-три, мое сердце осталось бы к ней равнодушным. Но это маленькое золотое чудо… нет, я просто не могла устоять! Она приковывала мой взгляд к себе, словно цепями. Да-да, тоненькими золотыми цепочками, тянущимися от нее ко мне.
Только окончательно осознав, что моя подопечная все еще находится со мной, я начала воспринимать раздражители внешнего мира. Нужно признать, что главным из них в моем номере была невыносимая духота. Дотянувшись до пульта, я включила кондиционер и с грустью вспомнила, что, вообще-то, собиралась после обеда блаженно плавать в море, а не бежать сумасшедший кросс по полуденной жаре! Господи, я бы сейчас многое отдала за возможность просто окунуться в бодрящие синие волны!.. Хотя, конечно, «многое» – но только не Афродиту, тут же поправилась я. Как показала практика, я не могу, уходя, оставить ее в номере, куда преспокойно наведываются, кто ни попадя – начиная Гришей и заканчивая Крепышом. Но выходить на улицу с ней тоже опасно, ведь под самым отелем меня снова может караулить Сухарь или тот же Крепыш, а, возможно, и сам Петраков. Что ж, все в этой жизни имеет свою цену, и за прекрасную золотую Афродиту, которая досталась мне совершенно бесплатно, мне, все же, придется расплатиться затворничеством в гостинице посреди собственного курортного отдыха. Что, в сущности, является сущим пустяком!
Итак, решено. Отныне я ни на шаг не буду отходить от номера. Пусть так пройдет весь мой отпуск, но больше Афродиту выманить у меня не удастся никому, даже Грише – я вам клянусь! Есть буду в комнате, гулять – на балконе (там тоже свежий воздух!), а деньги на водную станцию можно и не возвращать – я же никаких векселей не подписывала. А если Гриша будет интересоваться статуэткой, скажу, что я вернула ее Леону, и он на радостях сразу же отбыл с ней в Москву, вот и все. Нет, стоп! Я же не была в ее номере сегодня и не забирала оттуда статуэтку – чуть не забыла! Значит, так, сегодня сутра Афродиту у меня украла Гриша, а потом из Гришиного номера ее похитил Крепыш. Или Сухарь. Или Петраков… Хотя, нет, я же не могу знать, что Афродита находилась в ее номере! Поэтому должна ей в слезах рассказать, что утром мы с Леоном пришли ко мне и обнаружили, что дипломат у меня украл какой-то нехороший человек, чтоб ему было неладно! (При этом Гриша, вероятно, непроизвольно начнет икать). Даже могу сообщить ей, что портье видел сегодня в отеле подозрительного Крепыша. Тогда Гриша, обнаружив, что Афродиту украли и у нее, будет считать, что именно наш колоритный кавказец обчистил ее номер. В отношении меня подозрений у нее не будет никаких! А если они возникнут – я как-нибудь выкручусь… Даже если портье меня заложит и расскажет, что я брала у него ключ от номера подруги, в крайнем случае, я могу признаться, что забрала оттуда Афродиту, но потом вышла с ней на улицу, и дипломат у меня из рук выхватил Сухарь. Уверена, что работники «Зевс-пикчерс» с похвальной скрупулезностью еще битый час будут продолжать подготовку к ответственной съемке, и при необходимости вечером можно будет подойти к ним вместе с Гришей, и они тут же подтвердят, что стали свидетелями странного забега. А Грише я скажу, что так и не смогла догнать Сухаря… В общем, не важно, какую именно ахинею мне придется плести, чтобы отвести от себя подозрения весьма искушенной в криминальных историях Гриши. Главное, что Афродита снова у меня!
И мне вдруг подумалось, что Афродита просто обречена бесконечно кочевать из рук в руки. Ведь есть много историй подобного рода о бесценных алмазах. Например, камень найден всего лишь десять лет назад, а из-за него уже совершено несколько убийств, самоубийств, ограблений. Он переходит от одного владельца к другому, и каждому приносит либо несчастье, либо смерть. Вот и Афродита – такая же. Наивно предполагать, что если я верну ее Леону, не будет желающих похитить ее снова. Петраков и Гриша (так непривычно ставить их имена рядом), да я ваша покорная слуга действовали вполне гуманными методами. Но никто не может поручиться, что следующие претенденты на роль хозяев статуэтки для достижения своей цели не перешагнут через жизнь несчастного коллекционера антиквариата Леона Юровского. Нужно откровенно признать: если я верну Афродиту Леону – то вновь подвергну его жизнь смертельному риску! Поэтому пусть лучше чудесная статуэтка тихо и без лишней огласки осядет в моей квартире в Питере и периодически будет радовать мой глаз. Так, по крайней мере, не будут появляться все новые и новые охотники ее заполучить (ведь я не являюсь толстосумом, коллекционирующим антиквариат, и искать Афродиту у меня никто не станет), и в мире станут царить гуманизм и гармония.
И все-таки, Афродита прекрасна и, может быть, даже достойна шумихи, которая вокруг нее поднялась. А особенно она хороша, когда на ней играют озорные рубиновые искры!..
Взяв ее в руки, я вышла на балкон. На улице было душно, жарко, но ветрено. А лично мною раскаленный влажный воздух в коктейле с прохладным морским ветерком воспринимался великолепно. В общем, я облокотилась на перила балкона и вновь, не отрывая глаз, принялась рассматривать Афродиту. На ярком солнце по ней побежали красноватые медные отблески, а венец вспыхнул вдруг, как пламя в горниле хромого бога-кузнеца Гефеста (кстати, мужа нашей прекрасной Афродиты). Статуэтка приковывала и очаровывала меня. Я понимала, что торчать на балконе с нею в руках небезопасно – а если именно сейчас в отель возвращается Гриша, которая может нас заметить? Тогда моим «правдивым» рассказам о похищении Афродиты Крепышом или Сухарем будет грош цена. И все же я ничего не могла с собой поделать и продолжала смотреть на свое сверкающее сокровище, как завороженная.
Вдруг от такого приятного времяпрепровождения меня самым наглейшим образом оторвал стук в дверь номера. «Гриша вернулась!» – в ужасе подумала я и моментально бросилась в комнату. Уложив Афродиту в дипломат, словно в большой траурный саркофаг, я начала лихорадочно размышлять, куда бы мне все это добро спрятать.
Стук в дверь повторился. «Она, как и утром, полезет за Афродитой в шкаф», – решила я. Нужно найти другое, более подходящее место.
Постучали в третий раз. Недолго думая, я опять бросила дипломат в шкаф, решив, что Грише не придет в голову искать Афродиту там, где она ее уже однажды нашла. Поправляя прическу и напуская на себя беззаботное выражение счастливой отпускницы, я вдруг опустила взгляд вниз и поняла, что все еще нахожусь в разорванном платье! Гришу не проведешь, она сообразит, что пожертвовать столь значимым предметом гардероба я могла бы только ради драгоценной статуэтки! Понимая, что времени у меня нет, я, тем не менее, мигом разделась и натянула на себя комбинезон, в котором выходила утром, а платье бросила на дипломат.
Что удивительно, все это время Гриша проявляла завидное упорство и продолжала периодически постукивать в мою дверь. Плотно закрыв дверцы шкафа, я со всех ног рванулась открывать. И очень пожалела о том, что в номере нет глазка. Ведь, открыв дверь, вместо подруги я увидела… Крепыша! Мне захотелось тут же огреть его чем-нибудь по голове, но, к моему удивлению, он выглядел вполне миролюбиво, хоть и взволнованно, и заговорил вовсе не о статуэтке.
-Здравствуйте. Вы – Златослава Календина? – прочитал он по бумажке безо всякого кавказского акцента.
-Да, а что?
-Понимаете, это тяжелое для вас известие… – он мялся и медлил, – но вашего друга сбила машина.
-Какого друга? Что вы несете? – не поняла я.
-Только что возле отеля вашего близкого друга сбила машина, – повторил Крепыш уже более членораздельно. – Меня попросили сообщить вам это прискорбное известие.
-У меня в Ларнаке нет никаких близких друзей, – резко возразила я, постепенно выходя из себя. – Вы, видимо, ошиблись.
-Ошибки быть не может, – вежливо настаивал Геракл Кутаисского уезда. – Только что ваш друг Гриша…
-Гриша?! О боже! Что ж вы раньше-то не сказали?! – завопила я и, оттолкнув Крепыша в сторону, выбежала из номера.
Промчавшись со скоростью света к лифту, а, спустившись на первый этаж, – по холлу мимо удивленного портье, я очутилась на улице. Выбежав на шоссе возле «Трои», я растерялась. Никаких машин «Скорой помощи», никакого столпотворения.
-Скажите, пожалуйста, где девушка, которую только что сбила машина? – обратилась я к охраннику, стоявшему возле автостоянки. Он удивленно взглянул на меня:
-Но… здесь никого не сбивали!
-Как?! Мне только что сообщили…
Он перебил меня:
-Я стою здесь с самого утра и, слава богу, не был свидетелем ни одного происшествия.
-Извините.
Я обескураженно осмотрелась по сторонам. Других автотрасс возле «Трои» нет, только эта. Отель расположен в парке, и здесь машин не может быть в принципе. В чем же дело? Неужели этот недотепа-охранник отлучался с поста как раз в тот момент, когда все произошло? А сейчас Гришу уже увезли в больницу, вот он и пребывает в наивной уверенности, что здесь ничего не стряслось. Так что придется выяснять все через портье, решила я, и медленно побрела назад.
Вы можете посчитать меня идиоткой, но, честное слово, осенило меня только в холле. «Крепыш! Ну конечно!» – мысленно закричала я и помчалась в свой номер. Дверь была распахнута – убегая, я даже не потрудилась ее прикрыть. В комнате все аккуратно лежало по своим местам, как и после моей предобеденной уборки. Шкаф был плотно закрыт. Я подбежала к нему и рывком открыла обе его дверцы. Естественно, Афродиты там не было.
Глава 11. Овидиевы метаморфозы
Да, нужно быть абсолютной тупицей, чтобы попасться на такую удочку. Я сразу же покорно признала это и заранее посчитала справедливыми все обвинения в мой адрес, которые могли бы возникнуть у Гриши, Леона и у вас, дорогие читатели, после столь неразумного поступка. И ладно б, если ко мне заявился совершенно посторонний человек или кто-то из персонала «Трои». А то ведь «прискорбное известие» я услышала от Крепыша – Крепыша, чья причастность к похищениям Афродиты не вызывала у меня ни малейших сомнений!
Согласна – облапошили меня самым примитивным и давно уже известным образом. Это не ценник, оставленный на очках. Это намного проще и понятнее (даже мне!). Причем, что самое обидное, вчера на моих глазах точно таким же способом был выведен из игры Петраков, когда его срочно позвали к администратору в «Оливковой ветви». И после этого я, как ни в чем не бывало, бросаю свой номер распахнутым, отодвигаю в сторону Крепыша и со всех ног бегу на автотрассу, чтобы приставать с дурацкими расспросами к ничего не понимающему охраннику. Да-а-а, по-моему, сегодня я просто превзошла саму себя!
Стоп! – вдруг сказала я сама себе. Так это же Крепыш вчера вызывал Петракова в «Оливковой ветви», я же слышала его голос! Просто не сразу сообразила, что это был он, потому что с Петраковым он говорил без акцента. Но со мной он только что тоже изъяснялся на чистом русском языке, и теперь я, наконец, поняла, что это именно он вчера выманил Сутулого из его номера, а сам – вернулся и принялся рыскать по всем углам в поисках дипломата. Как же я сразу не догадалась?
И надо ж быть такой идиоткой, чтобы выйти на балкон со статуэткой, зная, что наш кавказский Геракл заселился в наш отель сегодня утром и, вполне вероятно, ошивается возле «Трои» в ожидании новых подвигов! Ведь ясно, что он заявился ко мне именно потому, что с улицы увидел меня на балконе. А главное – видел золотую Афродиту, которая так великолепно сверкала на солнце. На месте Крепыша даже я догадалась бы, что такой удобный момент упускать глупо. (Хотя, нет, я бы, наверное, до такого не додумалась).
Но хватит предаваться пустой критике, лучше подумаем, что делать дальше? Леону можно будет и не говорить, что Афродита вернулась ко мне, а потом исчезла снова. Сейчас, после подлой выходки дрянного Крепыша фактическое положение дел ничем не отличалось от того, что мы с Леоном наблюдали сегодня утром. Но Гриша… Сначала я хотела молчать, что стащила у нее крокодиловый дипломат. Но теперь она могла помочь в поисках пропажи, и я решила чистосердечно выложить ей все. Однако пока сделать это было невозможно – позвонив ей, я поняла, что она еще не возвратилась. А искать ее на огромном пляже – согласитесь, было бы слишком тяжелым наказанием даже для меня, так сильно провинившейся сегодня.
Итак, мне снова придется действовать без Гришиной помощи. А поэтому для начала нужно абстрагироваться от того месива из событий, лиц и погонь, которое накопилось в моей голове за последние два дня, попытаться трезво проанализировать ситуацию и понять, где же мне теперь искать Афродиту? Я резко выдохнула, уселась на диван и закрыла глаза. И мысленно восстановила все вчерашние и сегодняшние похождения золотой богини, не вдаваясь в излишние подробности, только сбивающие с толку. Вышло у меня следующее: Петраков стащил Афродиту у Леона, потом я – у Петракова, потом Гриша – у меня, я – у нее, Сухарь – у меня, я, с помощью полиции, у него, и, наконец, Крепыш похитил ее у меня. При этом Леон сегодня также выразил нескрываемое желание изъять у меня свою собственность, правда, его опередила более проворная Гриша. И как только я мысленно сложила эту цепочку, то сразу сообразила, что кое-что в ней выглядит очень и очень подозрительно. Вы не догадываетесь, что именно? Смотрите: похищение Афродиты было для Петракова чуть ли не делом всей жизни. Он к нему готовился так же тщательно, как в детском саду готовятся к новому году: развешивал красные бирки, рисовал фальшивые визитки и даже разучивал стишок о похождениях Одиссея, в результате чего с легкостью сошел за чудаковатого богача, помешавшегося на античности, и заполучил из моих рук желанный антиквариат. Но буквально через пару часов после этого я сперла бесценную добычу прямо из его собственного номера! Уверена, его взбесил этот факт, и теперь возвращение Афродиты должно было стать для него делом чести. Тем более, он видел меня в своем номере с дипломатом и даже узнал – вспомнил, что мы с ним уже встречались, так что отыскать меня в Ларнаке, по большому счету, не составило бы для него труда. И при всем при этом – Петраков оказывается единственным персонажем этой истории, который за последние два дня не проявил никакого интереса ни ко мне, ни к Афродите! Хотя, во-первых, именно он первым начал охоту на статуэтку, а, во-вторых, именно он собственными глазами видел, что дипломат из «Оливковой ветви» унесла я (а не Крепыш, Леон либо другие желающие). В этом случае его пассивность выглядит просто неправдоподобно, ведь, казалось, он первым должен был пуститься по моему следу! Поразительно, что я заметила эту нестыковку лишь сейчас. Впрочем, лишь сейчас я впервые за последние два дня решила хоть немного подумать…
Тут же мне вспомнились слова Леона, который вчера наблюдал за отелем Сутулого: наш злой гений не выходил из «Оливковой ветви» до самого вечера. Почему? Он не мог после моего хилого удара пролежать в беспамятстве несколько часов. Он должен был очнуться через минуту, все сообразить и броситься за мной в погоню. Не думаю, что бывалый ворюга отступился бы от задуманного после того, как какая-то энергичная девица оставила его ни с чем. Несомненно, он тут же сделал все, чтобы снова заполучить статуэтку! И, раз я, тем не менее, с тех пор не видела его у себя на горизонте, вывод напрашивается один: на сей раз Петраков решил действовать не самостоятельно, а через кого-то из своей шайки. То есть, кто-то из участников сегодняшней битвы за Афродиту – с ним заодно! Осталось только вычислить этого «кого-то».
Что ж, эта задачка не так сложна, как кажется на первый взгляд. Я и Леон отпадаем сразу. Гриша, пожалуй, тоже. Если бы она по каким-то немыслимым причинам действовала в интересах Петракова, то, забрав дипломат из моего номера, не оставила бы его в своем, а сразу же отвезла в «Оливковую ветвь». Оставались Крепыш и Сухарь. Они оба были мне одинаково неприятны, поэтому мне сложно было определить, кто же из них состоит в петраковской банде. И, кстати, они оба вчера утром ошивались возле «Орхоса», когда там оказались Леон с Афродитой, Петраков с «Одиссеей» и я с неуемным желанием отдать какому-нибудь аферисту чужую золотую статуэтку. Более того, вчера, когда Петраков вернулся с добычей в «Оливковую ветвь» они оба молниеносно оказались там же! «Неужели они оба – его сообщники?..» – изумленно подумала я и испугалась собственной догадки, настолько смелой она показалась мне на первый взгляд. Особенно относительно Крепыша, который вчера премило копался в номере Сутулого в поисках уже изрядно потрепавшей мне нервы статуэтки. Однако потом я подумала: может, наш кучерявый атлет, по которому давно плачут олимпийские игры, просто решил запудрить мне мозги и специально разыграл тот спектакль, зная, что я наблюдаю за ним из шкафа? Крепыш и Петраков вполне могли все это проделать, чтобы я не заподозрила в них компаньонов. Определенно, тот факт, что Сутулый, лишившись статуэтки, за весь вчерашний день не вышел из «Оливковой ветви», прозрачно намекает: поисками уплывшей из рук добычи для него занимались верные подельники – Крепыш и Сухарь. Причем, действовали они не сообща, а каждый по своему плану, чтобы повысить шансы на успех. Сухарь выполнял петраковское поручение более открыто и даже топорно: то преследовал меня на такси, то – на своих двоих, и даже не побоялся выхватить у меня дипломат посреди оживленной улицы. Крепыш же действовал исподтишка: сначала заселился в мой отель, возможно, даже проник в мой номер и все там перерыл, пока Афродита находилась у Гриши, а потом выманил меня из номера «печальным известием». Не знаю, была ли столь разная тактика придумана самим Сутулым, либо его сообщники выбирали ее самостоятельно, но меня это, собственно, волновало мало. Ведь из моей гениальной догадки следовал гораздо более важный и ценный вывод: после каверзной проделки Крепыша Афродита снова находится в «Оливковой ветви», у пылкого любителя Гомеровской «Одиссеи»!
И у меня вдруг появилось желание решить этот вопрос мирным путем – прийти к Петракову и просто предложить ему вернуть статуэтку законному владельцу, Леону Юровскому. Я всегда считала себя мастером не только писательского, но и ораторского искусства, поэтому не сомневалась, что смогу аргументированно убедить Сутулого, что отбирать чужие вещи – нехорошо. В конце концов, мне известно о его грязных делах, и я, в отличие от Леона, не побоюсь отправиться в полицию и выложить все, что знаю о Петракове и его банде. Уверена, перспектива очутиться в кипрской тюрьме сделает нашего великого комбинатора более сговорчивым, и он сообразит: лучше отдать мне одну несчастную статуэтку, но сохранить сработавшуюся команду для множества не менее успешных предприятий в будущем. Тем более, скажу я, Леону прекрасно известно, кто стащил его Афродиту, и он, не жалея средств, будет следовать за Петраковым по пятам, будет наблюдать за каждым его движением, ожидая удачного момента для нападения, так что насладиться ворованным сокровищем сутулому бандиту все равно не удастся. После таких живописных ужасов Петраков, без сомнения, расплачется и на коленях попросит меня избавить его от такой незавидной участи и передать кровожадному Леону злосчастную статуэтку. О том, действительно ли я верну Афродиту несчастному коллекционеру в случае удачи, я пока не загадывала…
Я пришла в восторг от этого сценария и от своего находчивого ума, сумевшего такое придумать. Перед уходом я решила-таки накропать несколько строчек Грише, чтобы ей было, что почитать после возвращения в отель. Чтобы вновь не описывать утренние происшествия, я принялась шарить в поисках своего предыдущего послания. На полу в коридоре я подняла листок бумаги. Я думала, что это и есть мое письмо, но ошиблась. Там было написано всего лишь: «”Троя”. Златослава Календина. №515. Гриша попал под машину». Надпись была сделана быстрым неаккуратным почерком, словно кто-то отметил для себя кратко самое важное, чтобы не забыть. Мерзкий Крепыш! Мало того, что спер Афродиту, так еще и намусорил здесь! Машинально я положила листок в карман комбинезончика и продолжила поиски своего эпистолярного творчества.
Наконец, записка была найдена, и к ней добавилось повествование о том, как я рассекретила Гришу, как я гонялась за Сухарем, и как меня рассекретил Крепыш. Далее я сообщила, что направляю свои стопы в «Оливковую ветвь» к незабвенному Петракову, дабы воззвать к голосу его разума и вернуть Леону его антиквариат. Как всегда, внизу записки я поставила время ее написания, затем, оставив ее у портье (мне было уже все равно, будет он ее читать, или нет), вышла из «Трои», поймала такси и направилась в «Оливковую ветвь». Я даже не удивилась, когда, выйдя из машины, увидела Сухаря, который праздно слонялся возле отеля, нервно пожевывая резинку. За последние два дня я уже привыкла, что куда бы ни пошла, у меня под ногами обязательно будет вертеться либо Сухарь, либо Крепыш, поэтому перестала обращать на эти личности внимание. К тому же, такая встреча как нельзя лучше вписывалась в мою концепцию: если Сухарь и Крепыш – сообщники Сутулого, то где же им еще околачиваться, как не возле его гостиницы?
В оливково-зеленом мраморном холле я не стала спрашивать о Петракове у портье – он в это время бурно выяснял с постояльцами вопросы по оплате счетов, поэтому мне удалось проскользнуть к лифту незамеченной. После секундного ожидания передо мной распахнулись двери лифта – и из него вывалились два уже знакомых мне недотепы, ничего не смыслящих во французском языке. Разумеется, после их бестактного поведения в нашу предыдущую встречу, я имела полное право пройти мимо и сделать вид, что мы не знакомы. Но – воспитание не пропьешь! А посему я, любезно улыбнувшись, как ни в чем не бывало промолвила:
-Бонжур, мосье. Сель ву пле.
Как можно было ожидать, эти бескультурные личности, вместо ответного вежливого приветствия скорчили кислые физиономии и принялись рыться в карманах, после чего сунули мне в руку две бумажки и спешно помчались к выходу. Уже привычным движением вынимая деньги из ладони, я обнаружила, что на этот раз они отстегнули мне по 10 евро каждый. Нет, ну что за люди? Почему они считают, что мне нужны деньги? Может, их поразила чистота моего произношения, и они решили приплачивать за общение со мной, как с носителем истинного французского языка? Но, естественно, на своем убогом наречии (смеси французского с нижегородским, а точнее – кое с чем похуже) не смогли мне этого объяснить. Впрочем, это даже не важно, как говорится, с паршивой собаки – хоть двадцать евро.
Спрятав неожиданный гонорар в карман, я быстро заскочила в лифт. Пробираться к номеру через кухню мне совершенно не хотелось – ведь, вполне возможно, там снова хозяйничает Костас, алчный потребитель шоколадок, который однажды уже оставил меня без десерта.
Увы, лифт в петраковском отеле приводился в действие не только двигателем, спрятанным в дебрях подвала, но и карточкой постояльца, которую нужно было приложить к панели кнопок. Поэтому повиноваться мне эта бюрократическая машина отказалась напрочь. К счастью, вскоре ее вызвали на четвертом этаже, куда и была благополучно доставлена ваша покорная слуга.
Решительно подойдя к логову Сутулого, я, ни секунды не сомневаясь, громко и уверенно постучала.
-Заходите, открыто, – донеслось из номера.
Я толкнула дверь, и она действительно оказалась незапертой. Осторожно, чуть ли не на цыпочках, я вошла в уже знакомый мне седьмой люкс. Взъерошенный Петраков в очках без красной бирки, подобрав под себя ноги, восседал на кресле в гостиной, спокойный и невозмутимый, словно древнегреческий сфинкс у ворот Фив.
«Ну, сейчас начнет загадывать загадки, – со вздохом подумала я. – Надеюсь, мне, как когда-то Эдипу, удастся их разгадать».
Петраков медленно повернул голову ко мне.
-А, это вы?.. – удивленно произнес он тихим голосом. – Здравствуйте.
Наверное, мое появление воскресило в его памяти не очень приятные моменты жизни, поэтому он все так же медленно и даже как будто непроизвольно потер рукой затылок – именно ту его часть, в которую я имела честь вчера ему заехать. Я же решила не тратить времени на пустые «Здрасьте-Досвиданья» и сразу же перешла к делу.
-Где сейчас находится Афродита? – напористо спросила я.
Петраков плавно развел руками:
-Это я у вас должен спросить.
-У меня?!
-Да. Ведь это вы, как я понимаю, у меня ее украли.
Моему возмущению не было предела – хотя формально он, конечно, был прав.
-Да как вы смеете такое говорить?! – завопила я громче, чем иерихонская труба. – Вы похитили у несчастного, увлеченного своим делом коллекционера антикварную вещь. А потом, когда я решила ему помочь с поиском пропажи, и весьма успешно, вы приказали участникам своей шайки утащить ее у меня. И после этого обвиняете меня в воровстве!
Глаза моего собеседника полезли на лоб прямо из-под очков.
-Я похитил Афродиту? – не повышая голоса, так же негромко спросил он. – Вы это хотите сказать?
-Да, вы не ослышались, именно это!
-А вы что, забыли, что вчера днем как раз вы унесли ее из этого номера?
Ничуть не смутившись, я все так же уверенно продолжила:
-Конечно, мне пришлось ее унести, чтобы вернуть хозяину, у которого вы ее перед этим стащили.
-Я ее стащил? Я ее стащил?! – Петраков, судя по всему, начал горячиться, но потом взял себя в руки и уже более спокойно добавил: – Нет, я купил ее на свои собственные деньги в магазине «Древняя Греция»!
-Да как вам не стыдно говорить такое?! – в бешенстве набросилась на него я. – Мало того, что украли статуэтку, потом подослали ко мне головорезов из своей банды, так еще и врете! Это переходит всякие границы!!!
Он устало улыбнулся:
-Вы… извините, не знаю вашего имени… вторглись в мой номер, набросились на меня с нелепыми обвинениями… А вчера вы ударили меня и забрали мою Афродиту… Вот это, действительно, перешло все границы.
Петраков говорил сдержанно и спокойно, без всяких криков – не то, что я. Он говорил уверенно и, что меня поразило, совершенно беззлобно. Это меня смутило, и у меня отчего-то уже не повернулся язык повторить свои смелые обвинения.
-Между тем, – вежливо продолжал он, – Афродита принадлежит мне и только мне, и я могу вам подтвердить это хоть сейчас.
Поднявшись со своего кресла, он направился к столу, порылся в куче бумаг, там лежащих, и, обернувшись, сказал:
-Вот – чек от вчерашнего числа из магазина «Древняя Греция», подтверждающий, что я действительно являюсь владельцем золотой статуэтки богини любви и красоты Афродиты.
Стремительно теряя воинственный запал, я осторожно взяла чек в руки. Его подлинность не вызывала сомнения – код, голограмма и водяные знаки говорили сами за себя. А Петраков, между тем, сунул мне под нос еще кое-что:
-Вот мой заграничный паспорт. Как видите, меня зовут Валентин Петраков. А вот мое удостоверение научного сотрудника отдела античности и древнего мира Института Всемирной Истории Российской Академии Наук. А вот приглашение на мое имя от Академии Наук Греции на симпозиум в Афины. Из Афин я как раз и прилетел в Ларнаку. Теперь вы верите, что я – ученый? И что у меня нет шайки бандитов, о которой вы так яростно кричали?
Что ж, чтобы не выглядеть уж полной дурой, я внимательно изучила его документы. Ну да, на фото в паспорте и удостоверении присутствовала хорошо мне знакомая очкастая физиономия. Греческие академики, рассыпаясь в витиеватых комплиментах и восхищенно перечисляя огромные заслуги Петракова перед мировой наукой, слезно просили это научное светило почтить их своим вниманием. Бумага на приглашении была чуть ли не гербовой, а внизу стояли такие заковыристые подписи, которые едва ли изобразили бы простые смертные. Сразу была видна рука мудреных академиков! Удостоверение ученого было выдано пять лет назад и выглядело довольно затертым. Не похоже, что его нарисовали только что, чтобы в очередной раз меня облапошить. Я медленно подняла взгляд от документов. Передо мной стоял маленький, уже симпатичный очкарик Валентин Петраков и терпеливо ожидал, когда же я, наконец, обрету дар речи. Ждать ему пришлось долго – я все не могла прийти в себя после столь неожиданной метаморфозы.
-Если вы все еще сомневаетесь – можете взглянуть на мои научные труды в мировых исторических журналах, – между тем, вел дальше Петраков, в руках которого уже образовалась внушительная стопа макулатуры. – Конечно, это лишь малая часть моих статей, но все равно, прочитав их, вы окончательно убедитесь, что я никакой не похититель драгоценностей.
-Нет, нет, что вы, не нужно! – поспешно вскричала я: не хватало мне еще, к довершению стресса, чтения занудных исторических трактатов! – Я вам верю.
Еще немного помявшись, я, наконец, выдавила из себя:
-Извините меня.
-Да ничего, – понимающе кивнул Петраков и натянуто улыбнулся, чтобы хоть как-то подбодрить меня. – Вы же не знали…
-Честное слово, ничего не знала! Вообще, все началось вчера, когда я пришла в «Орхос» и увидела там Афродиту, а потом вас…
Петраков жестом остановил меня, взял за руку и подвел к мягкому диванчику, стоящему в углу комнаты. Мы сели.
-Афродита, как я понимаю, находится сейчас не у вас? – тихо спросил он.
-Нет.
-И вы не знаете, где она?
-Если Крепыш и Сухарь работают не на вас – то не знаю.
Он глубоко вздохнул, но, по-моему, мои слова не очень-то его огорчили.
-Разумеется, я даже не знаком с людьми с этими криминальными кличками… – брезгливо поморщившись, заметил счастливый обладатель прозвания «Сутулый». – Что ж, тогда расскажите мне, пожалуйста, все, что знаете об Афродите. Но для начала давайте по-человечески познакомимся. Как вы уже знаете, меня зовут Валентин Петраков. Можете называть меня просто Валик.
-Златослава Календина или просто Златка. Я журналистка, работаю в разделе «Криминальная хроника» газеты «Петербургский листок». В общем, вчера утром я решила прогуляться к «Орхосу»…
За последующие полчаса я подробно описала Валику (буду теперь называть его так) все, что накануне приключилось со мной и Афродитой, закончив визитом Крепыша и последним исчезновением статуэтки – благо, с богиней памяти Мнемосиной проблем у меня не было никогда.
-Выходит, еще пару часов назад она была у вас? – воодушевленно воскликнул Валик. – Это радует – значит, она еще находится где-то поблизости… Но, простите, вы рассказали мне все, а я вам – ничего. Если вы никуда не спешите, то позвольте мне поделиться с вами своим взглядом на эту историю.
Я выразила свое огромнейшее желание выслушать его, и он принялся рассказывать:
-Афродиту я купил вчера утром. Знаете ли, на Кипр я решил заехать после симпозиума по древнегреческой культуре, который проводился в Афинах и на который меня пригласили греческие коллеги. За мои научные исследования по расшифровке орнаментов на гуттусах, канфарах и кальпидах, найденных при раскопках в Пелопоннесе, греческие спонсоры выплатили мне значительный гонорар. Везти его в Россию не имело смысла из-за высоких ставок налогообложения. К тому же, Златка, я не стеснен в средствах, мой отец – крупный банкир, владелец «ПЕТРА-Банка» в Москве, может быть, вы слышали о нем? (Еще бы не слышать о самом надежном банке России! – подумала я). В общем, я бродил по антикварным магазинам Ларнаки с единственной целью потратить деньги. А вчера утром совершенно случайно встретил Афродиту. Она очень дорого стоила, но так понравилась мне, что я не стал раздумывать и сразу же купил ее. Хозяин магазина рассказал романтичную историю о том, как ее нашли при раскопках развалин недалеко от Ларнаки. И даже сообщил ее ориентировочную дату рождения – четвертый век до нашей эры. Так вот, Златка, вместе с Афродитой я продолжил прогулку по Ларнаке. Сначала зашел в кафе возле антикварного магазина выпить кофе. Ко мне за столик подсел один наш соотечественник, мы вместе полюбовались Афродитой, на него она тоже произвела неизгладимое впечатление. Он поздравил меня с удачным приобретением, и я, еще более довольный, побрел к «Орхосу». Вы уже были там, но, по-моему, дремали. Я походил немного по театру, а потом вышел, чтобы осмотреть его с внешней стороны. Но, понимаете, Златка, я по своей натуре очень невнимательный и рассеянный человек, поэтому и оставил свой дипломат там, на ступенях «Орхоса». Что произошло потом – вы знаете. После разговора с вами я вместе со своим дипломатом пошел к морю, взял моторку и поплыл в бухту Афродиты, что находится недалеко от ларнакского пляжа. Там я вышел на берег, немного побродил, посидел на камнях и снова полюбовался своей Афродитой. Затем решил возвращаться назад. Признаться, моторкой я управляю не очень хорошо, тем более, там скалы, и я выплывал прямо из-за поворота… В общем, я неожиданно налетел на вас – я сразу узнал вас и понял, что это именно вы были с молодым человеком на катамаране. Извините, ради бога, я сделал все, что мог, но разминуться с вами мне не удалось. Надеюсь, вы не очень рассердились на меня за этот неприятный инцидент. (Рассердилась – слишком мягко сказано!). Приплыв на берег, я еще немного погулял по городу, пообедал в ресторанчике на набережной и вернулся в свой номер. Вообще-то, для меня оказалось большим сюрпризом, что, оказывается, в этот момент в моем номере находились сразу два человека – вы и Леон, о котором вы мне рассказали. Я ничего этого не заметил, а поэтому, как ни в чем не бывало, расположился в кресле и стал читать накопившуюся за день электронную почту. Потом ко мне пришел тот человек – Крепыш, о котором вы говорили. Вы знаете, как он выманил меня; он привел меня к какой-то двери и сказал подождать возле нее, пока меня не вызовут. Сам он, естественно, ушел. Ждал я долго, наконец, догадался зайти в эту комнату. Оказалось, что это туалет для персонала отеля и никакого администратора там не было. (При всем моем сочувствии к Валику в этом месте я едва сдержала смех). Обрадовавшись, что обещанные плохие известия оказались всего лишь глупой шуткой, я вернулся в номер, и застал там Крепыша, который рылся в моих вещах. На мои справедливые возмущения он ответил силой, и я, кажется, на какое-то время потерял сознание. Придя в себя, я увидел вас, Златка, с дипломатом. Я сразу узнал вас. Но вы, к моему удивлению, последовали примеру Крепыша, стукнув меня по голове. Когда я очнулся, в номере, естественно, не было ни вас, ни Крепыша, ни Афродиты.
После рассказанного Валиком мне стало очень жаль его. И почему я вчера решила, что он – подлый сутулый тип, противный во всех отношениях? Сейчас, наоборот, мне показалось, что он очень добрый и милый, к тому же, довольно умный. Подумать только – я огульно, перекинувшись с ним всего парой фраз, смогла окрестить этого тонкого и интеллигентного человека гнусным вором и главарем преступной группировки, охотящейся за антикварными вещами! Эти два дня я называла его не иначе, как бандитом и зловредным похитителем статуэток, хотя одного взгляда на Валика было бы достаточно, чтобы понять, что он не способен обидеть и муху!
-Выходит, Афродита находится сейчас у Крепыша, – усилием воли подавив зарождающиеся муки совести, сухо сказала я, выслушав Валика. – Причем, он выманил ее у меня тем же методом, который применил вчера в отношении вас, – сказал, якобы мою подругу Гришу сбила машина.
-Да, все время хотел у вас спросить, – оживился он. – Подруга Гриша – это что-то типа Жорж Санд или Марко Вовчок?
-Да, то есть нет… Но дело сейчас не в этом. Я одного не могу понять – почему Леон Юровский уверял меня, что это его статуэтка, а вы ее просто похитили?
-Наверное, он хотел с вашей помощью завладеть моей Афродитой. Ведь и сейчас вы пришли, чтобы забрать ее у меня и вернуть этому самому Леону.
Вообще-то, как мы прекрасно помним, я не горела желанием вручить статуэтку Леону, даже если бы выцыганила ее у Валика. Однако сейчас я решительно возразила Валику вовсе не из-за этого:
-Нет, нет, нет! Я редко ошибаюсь в людях и уверена, что Леон не способен на такое. Он выглядел вполне добропорядочным и законопослушным – не то, что тот же Крепыш, от которого за версту разит криминальным прошлым. Мне кажется, у него была какая-то другая, очень веская причина так поступать.
-К тому же, – продолжил мою мысль Валик, – Афродита сейчас находится у Крепыша, а не у Леона, поэтому он нас волновать не должен… Но как нам найти Крепыша? Мы же не знаем даже его фамилии!
Положение, действительно, было удручающим. Причем, что интересно, из нас двоих даже больше подавленной была я, а не Валик. Ведь, как выяснилось, именно я первой стащила у Валика его антиквариат, после чего моему дурному примеру последовали все, кому было не лень. То есть, как ни печально это сознавать, но Валикова пропажа лежала полностью на моей совести.
-А ваша подруга, Гриша, не может быть связана с Крепышом? – вдруг спросил Валик.
-Конечно, нет! Вот в ней я уверена на все сто! – не задумываясь, заявила я, хотя еще была обеспокоена ее неожиданным желанием присвоить статуэтку. – К тому же, если бы она работала на кого-то, то не стала бы оставлять дипломат в своем номере после того, как забрала его из моего шкафа, а сразу отвезла бы, куда надо. А раз она просто спрятала его у себя – значит, она действовала исключительно в своих интересах. Ну и вообще, Гриша – умная и культурная девушка, у нее не может быть ничего общего с вороватым Крепышом!
-Тогда мы больше никогда не увидим Афродиту, – логически констатировал мой ученый друг. – Ведь у нас нет ни одного намека на то, где ее искать.
-О боже, Валик, откуда такой пессимизм? Поверьте мне, еще не все потеряно! – как можно более уверенно заявила я, хотя, признаться, мысленно подписалась под каждым его словом. – И вообще, у нас есть масса способов вернуть ваше законное приобретение. Например, мы можем сейчас же отправиться в аэропорт и высматривать там Крепыша.
Едва дослушав меня, Валик тут же парировал:
-Среди тысяч пассажиров? Это бессмысленно! Тем более, почему вы решили, что он именно сегодня уедет из Ларнаки, и именно на самолете, а не на машине или пароме?
-Да, об этом я не подумала, – простодушно призналась я. – Но у меня есть еще одна идея. Как я вам рассказывала, Крепыш сегодня утром заселился в мой отель, о чем мне рассказал портье…
-И вы уточнили у портье его имя и фамилию? – радостно подхватил Валик.
Я молча поморгала. Действительно, а чего это я, собственно, выспросила у услужливого киприота о Крепыше все, кроме самого важного – его фамилии? Ведь даже наш вездесущий Геракл, каким бы полубожественным ни было его происхождение, должен был предъявить при заселении свой паспорт со всеми причитающимися данными! Эх, теперь вы сами понимаете, как бездарно я трудилась на «Криминальную хронику», пока не взяла в напарницы Гришу. Без сомнения, если бы она присутствовала при разговоре с портье, – то сразу бы выяснила, как зовут нашего смуглого друга. А вот мне почему-то это и в голову не пришло, я настолько свыклась с его прозвищем, что не нуждалась ни в какой дополнительной информации. Постепенно осознавая, что снова села в лужу, я, тем не менее, очень уверенно ответила:
-Я уточнила, но фамилия оказалась вымышленной.
-И как вы это поняли?
-Валик, какой вы любопытный! – лукаво улыбнулась я. – Не в моих правилах раскрывать свои профессиональные хитрости. А вообще-то я заговорила о «Трое», чтобы предложить вам покараулить Крепыша возле его номера – вдруг он туда еще вернется? Оплатил же целые сутки, да и завтра утром ему положен завтрак.
-Думаю, имея на руках такое сокровище, для которого уже явно найден богатенький покупатель, Крепыш не станет мелочиться и сможет позавтракать в любом ресторане города, – с привычным скепсисом возразили мне. – Так что ждать его в этом отеле бессмысленно, он заселялся туда только для того, чтобы получить доступ к вашему номеру.
Конечно, это звучало логично, и вероятность того, что нам удастся где-нибудь перехватить Крепыша, стремилась к нулю. Однако в мою привычку входит никогда не отчаиваться, а потому я все так же воодушевленно произнесла:
-Хорошо, пусть и эта затея при подробном изучении оказалась не очень удачной. Но, Валик, я не сомневаюсь, что нам все-таки удастся найти нить Ариадны, которая выведет нас из этого запутанного лабиринта. Вот, например… например…
Я принялась отчаянно размышлять, что могло бы сойти за такую спасительную нитку. Мой озадаченный взгляд совершенно случайно упал на мой же комбинезон, из кармана которого торчал листок, оброненный не так давно Крепышом в моем номере.
-Вот, например, записка Крепыша, – воскликнула я, доставая ее и протягивая Валику. – Не кажется ли вам знакомым этот почерк? Может, вы где-то уже видели похожий и сможете опознать, кто это писал?
Валик взял у меня записку и начал медленно читать, бормоча слова себе под нос:
-«Орхос, сегодня в шесть, Афродита!!!». Нет, этот почерк ни о чем мне не говорит…
-Что?! – перебила я его. – Валик, что вы прочитали?!
Я выхватила из его рук листок и перевернула другой стороной. «”Троя”, Златослава Календина…», – в общем, там была та самая надпись, касающаяся меня, и я показала ее своему новому другу.
-Вот, на обороте – то, что сказал мне Крепыш. Ему нужно было сообщить мне о «несчастье», да, видимо, чтоб ничего не забыть своей маленькой головой, он набросал здесь тезисы.
-Да это один и тот же почерк. Но мне он не знаком.
Валик положил записку на стол и замолчал. Я тоже молчала, опечаленная обрывом нити Ариадны. Повторяю, вы можете считать меня полной кретинкой, но я, как ни в чем не бывало, с грустью раздумывала о пропавшей статуэтке еще минут пять. Затем мой взгляд упал на часы, на которых было 17:30. Валик тоже посмотрел на циферблат, и в этот момент нас обоих осенило, причем одновременно.
-Постойте! – хором воскликнули мы и вместе схватились за записку. Потом рассмеялись из-за такой синхронности и своей недогадливости и, ни слова не говоря, бросились к двери.
Глава 11. Конец одиссеи
-До «Орхоса» недалеко, – говорил Валик, когда мы мчались вниз по лестнице, не тратя времени на ожидание лифта, – я думаю, мы успеем.
Как объяснил мне по пути мой новый напарник, возле отеля располагалась контора проката автомобилей. Именно туда мы с ним и примчались, чтобы взять на пару часов новенький серебристо-зеленый «ягуар». Валик сел за руль, я – рядом с ним, мы захлопнули дверцы и помчались, словно Фаэтон на колеснице бога солнца Гелиоса.
-Главное не опоздать! – все время твердил мой попутчик. – Главное не опоздать!
Меня же сейчас волновало совсем не это. Ну, успеть-то мы успеем, в этом я не сомневалась. А дальше что? Приходим – а там огромный амбал Крепыш со злобным выражением лица кавказской национальности. И что мы ему скажем? «Отдайте, пожалуйста, Афродиту – она не ваша»? Тогда в лучшем случае мы отделаемся легкими ушибами и травмами черепной коробки. Тем более, судя по записке, так удачно оказавшейся в моем кармане, Крепыша в «Орхосе» мы встретим не одного, а с сообщником, наверное, не меньшим амбалом, чем он сам. И тогда нам действительно не поздоровится.
-Ну вот, мы почти на месте! – воскликнул Валик, останавливая машину у подножья уже знакомого мне холма. – Можно подъехать к театру по дороге, но она петляет, как сумасшедшая, огибая холм, и мы потратим на подъем кучу времени. Так что лучше немного пройдемся на горку пешочком.
Оставив машину, мы побежали по тропинке мимо кипарисов, за которыми еще вчера прятался узколобый Сухарь. И я только сейчас сообразила, чего это Сухарь не преследует нас, как он это обычно делает? Неужели именно с ним была назначена встреча у Крепыша – и поэтому ненавистный мне шляпоносец находится в эти мгновения не возле нас, а в «Орхосе»?.. Но времени на раздумья не было – мы уже вскарабкались по каменистой тропе и приближались к самому «Орхосу». Даже не входя в театр, мы поняли, что там происходит – издали были слышны звуки борьбы.
-Может, не будем туда заходить? – с опаской предложила я.
-Вы, Златка, конечно, останьтесь здесь. А я должен быть там.
Это безапелляционное заявление Валик сделал тоном супер-героя крутейшего боевика. Правда, все впечатление от этой эффектной фразы портила его хилая интеллигентская внешность. И я, убедившаяся на личном опыте, насколько быстро Валика можно перевести из вертикального положения в горизонтальное, разумеется, не могла отправить его на растерзание шайки головорезов:
-Валик, ну как же я могу отпустить вас одного? Я пойду с вами.
Самым жутким было то, что прямо перед нашим появлением доносившийся из «Орхоса» шум резко смолк, и в театре наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь зловещим шелестом кипарисов. Неужели все участники побоища разом полегли смертью храбрых?..
Входя в «Орхос», я была готова ко всему – к лужам крови, горам трупов, полчищам мафиози и криминальных авторитетов. Но увидела, к своему удивлению, вполне мирную картину. На сцене, то есть, на орхестре, сладко посапывал Крепыш; на нем не было никаких повреждений, во всяком случае, видимых. А рядом с ним стояла… Гриша в изумительных сиреневых брюках, черном топике, черных сандалетах и тоненьком шарфике цвета флокса. В руке она держала такой знакомый и желанный крокодиловый дипломат.
-Златка! Привет! Вот так встреча! – она была искренне рада моему приходу, но в ее голосе я не уловила ни нотки удивления; видимо, со своей математической точностью она просчитала всю вероятность моего появления здесь, и я не стала для нее сюрпризом.
-А это, как я понимаю, Валентин Петраков? – обратилась она к Валику. – Прошу, держите вашу Афродиту, – она протянула ему дипломат. – Только крепче, чем в прошлый раз.
Я была в шоке. Не догадываетесь, почему? А вы подумайте! Откуда Гриша могла знать, что хозяин статуэтки таки Валик, а не Леон, как я уверяла ее вчера? Увидев мой обалдевший вид, Гриша сказала:
-Я потом тебе все объясню. А сейчас – уходим отсюда, пока он, – она кивнула на Крепыша, – не пришел в себя.
Гриша подошла к ступеням театра, взяла лежавший на них легонький сиреневый пиджачок и первой направилась к выходу.
-Извините, – обратился к ней Валик, – а нельзя ли отвезти его в полицию? Иначе мне не будет покоя от их бесконечных преследований. Мы со Златкой приехали на машине, она стоит у подножия холма…
-Хорошо. Я сейчас подгоню ее сюда, – согласилась моя подруга. – Мы погрузим в нее нашего спящего красавца и отвезем его в ближайший участок, сообщив, что поймали его прямо flagrante delicto – на месте преступления. Я постараюсь побыстрее. Если вдруг очнется – стукните его по голове чем-нибудь… Хотя бы этим дипломатом!
Мы описали приметы нашего серебристо-зеленого «ягуара», и Гриша, получив эти ценные указания и ключи, скрылась из вида.
-Кто это? – спросил меня удивленный Валик.
Только сейчас я сообразила, что от неожиданной встречи опешила настолько, что забыла все нормы этикета и не представила Гришу своему новому знакомому.
-Это и есть Гриша, моя подруга. Я же говорила, что она не может быть похитительницей Афродиты. Гриша всегда за восстановление справедливости!
-Но как ей удалось? Я имею в виду – обезвредить Крепыша, забрать Афродиту? – все еще недоумевал он.
-Гришаня – это клад, она может все. Если вы ее получше узнаете, то сами в этом убедитесь. Самое интересное то, что у нее не было записки Крепыша, благодаря которой мы с вами оказались в «Орхосе», и она не видела ваших документов и чека о покупке Афродиты. Но при этом как-то оказалась здесь именно в тот момент, когда сюда пришел Крепыш со своей добычей, и как-то поняла, что эта статуэтка принадлежит именно вам!
-Да уж, ваша подруга – поразительный и даже, наверное, опасный человек, – задумчиво произнес Валик, на что я резонно заметила:
-Для преступников – уж точно опасный!
Внезапно мы услышали громкие торопливые шаги – к театру кто-то приближался. Более того, буквально через мгновенье мой чувствительный нос сморщился от возмущения – он уловил в чистом морском воздухе несколько тысяч молекул так хорошо ему знакомого зловония. В общем, я была уже подготовлена к тому, что на орхестру древнегреческого театра взошел взволнованный и сияющий Леон Юровский.
-Леон?!! – удивленно воскликнула я. – Вы?!. Здесь?!.
Осмотревшись по сторонам, он, видимо, понял основную суть происходящего, поэтому его сияние несколько поубавилось, а волнение стало проявляться гораздо яснее и четче.
-Злата, я… Вы…– забормотал он. – Вы нашли Афродиту?
Строго взглянув на него (все-таки, еще было неизвестно, зачем ему вздумалось уверять меня, что эта статуэтка принадлежит ему), я важно изрекла:
-Да, мы нашли Афродиту вот этого господина, – я указала на Валика, – которую вы, как я узнала, пытались зачем-то выдать за свою собственную. Уж не для того ли, чтобы ее похитить?
-Я?.. Да что вы!.. Кто вам такое сказал?.. – заулыбался Леон, а его лицо как-то сразу покосилось и пошло пятнами. – Я знаю, что это статуэтка господина Валентина Петракова. Но антикварный магазин «Древняя Греция», в котором я работаю, заботится о своей репутации и о безопасности клиентов и обеспечивает охрану покупателей, которые сделали крупные приобретения.
-Вы охраняете магазин?– оторопело переспросила я.
-Нет, я должен был охранять господина Петракова. Я думал, что вы, Злата… Извините, конечно, но мне вчера показалось, что вы хотите украсть у него Афродиту. Вот я и пытался отвлечь вас, выдумал историю, что это моя статуэтка, чтобы вас запутать… Специально пускал вас по ложному следу… Только и всего, – развел он руками и беспомощно улыбнулся.
Честно говоря, за последние пару часов я уже привыкла к неожиданным преображениям, да и плечистый, высокий и благоухающий (точнее, злоухающий) низкокачественным парфюмом Леон, действительно, скорее походил на охранника, чем на состоятельного коллекционера. Поэтому, как мне показалось, его слова можно было принять на веру. Хотя, скептически отметила я, Леон настолько эффективно «отвлекал» меня от статуэтки, что уже вскоре после моего знакомства с ним именно я и утащила ее у законного хозяина!
-А, так вас наняла «Древняя Греция»? – наконец, сообразил Валик, потирая лоб рукой.
-Да, – подтвердил Леон. – Я должен был вас охранять.
-Постойте, постойте, а не с вами ли мы пили кофе вчера утром возле «Древней Греции»? Мы еще любовались Афродитой, – близоруко всматриваясь в его лицо, произнес Валик.
-Да, я как раз приступил к выполнению порученной работы. А потом пришел сюда, увидел, как Злата почему-то держит в руках вашу статуэтку, разговаривает с вами… Мне показалось это подозрительным, и я решил прощупать, кто она такая, поэтому заговорил с ней после вашего ухода.
Мы с Валиком одобрительно закивали – мол, нам все ясно, мы вам верим. Мы оба испытали какое-то облегчение (я говорю за нас обоих, потому что все чувства Валика легко читались на его немного рассеянном открытом лице). Валик был рад, что теперь за ним никто не охотится; я была рада, что Леон оказался все-таки порядочным человеком, как я и думала.
-Это он стащил Афродиту? – кивнул Леон в сторону Крепыша, подходя к нам.
-Да, этот самый Крепыш, которого мы с вами столько раз видели на своем пути, – подхватила я. – А вернула нам ее Гриша
-Гриша? И «вернула»?!. Впрочем, ладно. А вы уверены, что это не копия? Вдруг он положил в дипломат подделку, а Афродиту где-то спрятал?
Я в недоумении взглянула на Валика, и он ответил мне таким же растерянным взглядом. Мы были настолько рады, когда увидели здесь Гришу и дипломат, что даже не догадались проверить его содержимое! Леон молча взял у «законного хозяина» дипломат и осторожно открыл его. Там лежала Афродита, по-моему, не поддельная, а вполне настоящая. Тем не менее, Леон склонился над ней и, задумчиво сопя, принялся тщательно изучать каждый сантиметр ее поверхности. Мы с Валиком благоговейно наблюдали за его работой: вот что значит профессионал!
В этот момент мы услышали тихий стон – это поднимался с орхестры Крепыш, лениво почесывая свою курчавую голову и удивленно таращась на нас троих. Леон, взглянув на этого встающего с колен Геракла, быстро выпрямился, защелкнул дипломат и вдруг с силой двинул им Валика в грудь. Хрупкий и маленький Валик не удержался на ногах и растянулся на каменной сцене, потеряв в полете свои очки. Леон мигом оказался возле Крепыша.
-Бежим, Ипполит! – крикнул он, и они оба помчались к выходу из «Орхоса».
Я смотрела на все это с выражением барана, увидевшего новые ворота.
-Златка, быстрее за ним, он забрал Афродиту! – негромко, но импульсивно сказал Валик, медленно поднимаясь с камней и протирая краем рубашки свои запыленные очки. Только увидев, что Валик направляется к выходу, я сорвалась с места и бросилась за ним.
Обогнув «Орхос», мы увидели, что Леон и Ипполит (как оказалось, Крепыша при крещении нарекли именно этим имечком) забираются в черный «джип» «без верха», припаркованный прямо возле театра. Они оба сели впереди, а дипломат с Афродитой Леон небрежно бросил на заднее сиденье. «Джип» уже включил мотор, когда на дороге, ведущей вниз по склону холма, показался наш зеленый «ягуар». Поскольку дорога была очень узкой, и на ней не могли бы разъехаться два автомобиля, черный «джип» со своим содержимым поехал влево от театра по направлению к невысоким горам. Через секунду после этого с нами поравнялась Гриша.
-Садитесь быстрее! – крикнула она, распахивая дверцу.
Валик плюхнулся возле нее, я же устроилась на заднем сиденье рядом с Гришиным сиреневым пиджаком, и мы помчались за похитителями. Меня поразило то, что Гриша поняла все без слов.
-Он сказал, что нанят магазином для охраны Валика, – попыталась оправдаться я. – Мы ему поверили и дали Афродиту, чтобы он проверил, что это не подделка…
В зеркале, висящем над лобовым стеклом, я увидела, что Гриша усмехнулась.
-Ovem lupo conamittere! – лишь тихо сказала она. Тогда я не знала, что эти слова по-латыни означают «Доверить овцу волку». Но выражения лица моей подруги было мне достаточно, чтобы понять основную мысль ее фразы, поэтому я еще яростнее начала оправдываться:
-Но Гришаня!.. Честное слово, он выглядел таким искренним!.. А тут такая метаморфоза…
-Кстати, внизу, возле автомобиля, – вдруг сменила тему Гриша, – я встретила еще одного твоего хорошего знакомого – Сухаря. Он заглядывал в машину, осматривал ее и даже не сразу обратил внимание на мое появление. Я посчитала своим долгом прочитать ему лекцию о правилах хорошего тона. Из-за этого я и задержалась.
Наш «ягуар» на предельной скорости мчался за черным «джипом». Конечно, силы были неравными: «Джип» по каменистому бездорожью двигался быстрее, тем более, нас в машине было трое, а бандитов – только двое, если не считать маленькую стройную Афродиту. Уже не вызывало сомнений, что наши обожаемые соплеменники собираются замести следы в горах – именно туда они неслись с быстротой керинейской лани. По привычке я машинально обернулась назад, и при этом сделала одно небезынтересное открытие:
-Ого! Кажется, нас кто-то преследует!
Гриша посмотрела в зеркало заднего вида и, вздохнув, обронила:
-Держу пари, что это твой Сухарь.
-Гришаня, пожалуйста, не называй его моим! – проворчала я. – Я, вообще-то, уже запуталась, чей он. Раньше думала, что это – человек Валика (Валик сокрушенно вздохнул, видимо, снова вспомнив, как его приняли за главаря преступной группировки). Но, как ты понимаешь, это не так. На дружка Леона и Крепыша он тоже не тянет. Неужели это ничейный Сухарь, который действует сам по себе?..
Мои умные рассуждения о родоплеменной принадлежности Сухаря, к сожалению, никто не поддержал, и мне пришлось умолкнуть.
Наконец, мы вслед за драгоценными беглецами въехали на узкую каменистую дорогу, которая, обвивая гору, словно змея, делала запутанные петли и зигзаги на каждом витке. Если я не ошибаюсь, такую дорогу принято называть «горным серпантином».
Вообще-то, я страх как не люблю ездить по горам (к сожалению, на Кипре такие формы рельефа встречаются сплошь и рядом). Так что для меня эта поездка становилась все более неприятной. Конечно, я была бы не прочь совершить автобусную экскурсию по горным хребтам Кипра на тему: «Пейзажи Пелиона», Парнаса или еще какой-нибудь мифической горы. Но – со скоростью сорок километров в час, с мягкими высокими креслами, телевизором перед глазами и поучительными рассказами экскурсовода перед ушами. И уж никак не в компании Леона и Крепыша, а тем более – Сухаря, силуэт которого уже отчетливо просматривался у нас на хвосте.
И тут произошло довольно приятное для меня событие: у Сухаря, следовавшего за нами по пятам, что-то случилось с тарантасом. И этому узколобому субъекту пришлось сойти с дистанции почти на самом старте. Я позлорадствовала по этому поводу и горячо благодарила небо за то, что добрый спаситель и защитник от опасности Сотер великодушно избавил нас от погони.
Когда же мы выехали на новый виток бесконечно-длинного горного серпантина и проезжали как раз над Сухарем, самозабвенно копающимся в капоте своего авто, очень напоминавшего мне «запорожец», на небольшой каменистой площадке неудача постигла Леона с Ипполитом (видимо, без вмешательства богов с Олимпа не обошлось и здесь). Их сильно занесло на повороте, камни посыпались из-под колес «джипа», и этот черный гигант накренился, два его боковых колеса, не переставая вращаться, висели в воздухе, а два другие чудом держались за выступ прямо на краю дороги. И Леон, и Ипполит отчаянно уцепились за дверцы, поэтому остались в автомобиле. Зато крокодиловый дипломат с заднего сидения от неожиданности катапультировался, благо верха в машине не было в помине, и, поднимая клубы коричневой пыли, покатился вниз. Прильнув к стеклу, я увидела, как радостный Сухарь побежал наперерез падающему дипломату, настиг его и моментально схватил это купленное мною изделие из натуральной кожи, ликуя и гордясь своей проворностью. Но его тарантас был неисправен, сам он далеко убежать не мог, и наша погоня продолжилась в обратном направлении: сначала, резво развернувшись, вниз покатились мы, а за нами, нечеловеческими усилиями вернув свой «джип» в лоно дороги, помчались два огорченных похитителя. Признаться, у меня захватило дух от этого экстремального, хоть и непродолжительного спуска: мне казалось, что машина вот-вот сорвется вниз, мы благополучно грохнемся оземь, и придется нам всем дружно переплыть реку Стикс в обществе мрачного паромщика Харона и навечно поселиться в царстве гостеприимного Аида. Однако, к счастью, этого не произошло.
Когда мы прибыли к месту падения Афродиты, я с удивлением обнаружила, что Сухарь не собирается никуда бежать. Он спокойно стоял, облокотившись на свой неисправный тарантас, и обмахивался все той же широкополой и уже изрядно погнутой шляпой. На своеобразную каменную площадку, образованную в этом месте расширением дороги, из нашей машины выпрыгнула Гриша, к которой через некоторое время присоединились и запыхавшиеся Леон и Ипполит. И тут Сухарь быстро нахлобучил сомбреро на узкий плоский лоб, вынул из внутреннего кармана пиджака пистолет и направил дуло прямо на них.
-Ни с места, иначе я выстрелю! – сказал он оказавшейся напротив него троице по-английски. – Эй, вы, вылезайте из машины. Живо!
Сия грубая реплика была обращена к нам с Валиком, ведь наша машина стояла ближе, поэтому мы, не задавая лишних вопросов, быстро ее покинули. Не опуская руки с оружием, Сухарь переместился к нашему «ягуару», вместе с Афродитой прыгнул в него, завел мотор и укатил, что называется, на глазах у изумленной публики.
Только после этого Леон и Ипполит, отчаянно зарычав, бросились к своему «джипу»; Гриша – за ними и, не обращая внимания на недоумевающие взгляды «двух злодеев», села в их авто на заднее сиденье. Уже когда вся компания трогалась с места, я в последний момент открыла заднюю дверцу и тоже заскочила в машину. Оставив на площадке озадаченного Валика с открытым ртом, мы, опережая Зефира, Борея, Эвра, Нота и все другие ветра вместе взятые, помчались в погоню.
С первых ее секунд я пожалела, что Сухарь забрал наш уютный «ягуар» – здесь, в «джипе», ветер так отчаянно свистел у меня в ушах и так исступленно трепал мои несчастные волосы, что я с трудом понимала происходящее. К тому же я была поражена очередной метаморфозой. Сухарь всегда казался мне тупицей, но безобидным. А тут – пистолет! Может он и был игрушечным, но выглядел вполне как настоящий. Да и вообще, в последнее время мы больше доставали Сухаря, чем он нас (вспомните хотя бы меткий Гришин удар в его драгоценную челюсть, никогда не расстающуюся с жевательной резинкой, или то, как находчиво я увела у него Афродиту по пути на пляж, когда, казалось бы, он уже заполучил ее в свои лапы). А сейчас ситуация изменилась самым крутым образом – в дураках и без статуэтки впервые оказались именно мы.
-Он от нас не уйдет! – не переставая, с еще большим кавказским акцентом твердил Ипполит, который вел машину. – Он от нас не уйдет!
Да, Сухарь несся наверх прямо перед нашим «джипом» – в каких-то двадцати метрах. Но это ничтожное расстояние никак не сокращалось. Мне начало казаться, что Сухарь давно покинул машину, и она едет пустая, без водителя. (Такая нелепая мысль оправдывалась тем, что в преследуемом нами «ягуаре» были зеркальные стекла, и я при всем желании узколобого любителя жевательной резинки разглядеть не могла). Но я отогнала от себя эти раздумья, ведь идея совершить подобный трюк могла прийти в голову как минимум хитроумному Одиссею, а никак не узколобому Сухарю.
Внезапно я увидела впереди поворот на каменный мост, который шел к соседней горе. К моей неописуемой радости, Узколобик свернул на него, и мы последовали за ним. А радовалась я в надежде на то, что на соседней горе дорога будет более спокойной. Но моим мечтам не суждено было сбыться: проехав несколько десятков метров над леденящей душу пропастью, похожей на мифический Тартар, мы очутились на таком же точно горном серпантине.
У меня уже болела голова от этой сумасшедшей езды. Я проклинала всех и вся и даже закрыла глаза, чтобы не видеть эти летящие мимо скалистые пейзажи, вызывавшие тошноту. Вдруг наш «джип» затормозил так резко, что я чуть не выбила себе зубы, ударившись о спинку переднего сиденья. Оказывается, за последним поворотом нас ждала приятная неожиданность в виде тупика (очевидно, эта дорога еще не была достроена, либо впереди произошел обвал). Как бы там ни было, перед нами посреди дороги стоял «ягуар», а рядом с ним – растерянный Сухарь с дипломатом в одной руке и пистолетом в другой. Леон и Ипполит мигом выскочили из машины и направились к беглецу.
-Ни с места, поняли! – крикнул Сухарь снова по-английски.
Они остановились, миновав «ягуар», и замерли метрах в пяти от Сухаря. Мы с Гришей остались возле «джипа», хоть и вышли наружу.
-Послушай, парень, отдай нам этот дипломат! – зная пристрастия Узколобика, Леон обратился к нему на языке Шекспира и Шарлотты Бронте. Он даже попытался приблизиться, но в ответ получил лишь злобное:
-Еще шаг – и я тебя пристрелю!
Это была немая сцена, все стояли, не смея двинуться, и не знали, что делать. А Сухарь непонятно зачем делал странные мимические движения, сильно смахивающие на обыкновенный нервный тик.
-Ведь это не твой дипломат. Отдай его! – настаивал Леон.
-Пристрелю! – Сухарь стал еще более краток и все ожесточеннее терзал квадратными бульдожьими челюстями свою несчастную жвачку.
Да, признаюсь честно, безумная погоня на горной дороге была мне более по душе, нежели это молчаливое противостояние, которое начинало порядком действовать на нервы.
-Меня знобит. Я оденусь, – разорвала вдруг патовую ситуацию Гриша и направилась к «ягуару».
-Эй, ты! – последовала незамедлительная реакция Узколобика, который, видимо, считал уже взятый нами напрокат автомобиль своим. – Куда пошла? Стой, где стояла!
-Я хочу одеться, а там мой пиджак, – объяснила Гриша, подходя к машине.
Нагнувшись к заднему сиденью, а потом и вообще скрывшись из виду, она вылезла из «ягуара» уже в своем сиреневом пиджаке. Я надеялась, что это был какой-то хитрый ход. Но либо целью Гриши было немного позлить Сухаря, либо ей действительно стало прохладно. Только сейчас я заметила, что ее тоненький шарфик цвета флокса потерялся, наверное, во время быстрой езды «без верха», а видеть подругу без шарфика мне было очень непривычно.
-Так, мне надоело! – воскликнул вдруг Леон. – Я сейчас подойду к тебе, и ты отдашь мне дипломат.
-И я выстрелю в твою тупую башку! – подхватил Сухарь.
Тем не менее, Леон начал медленно к нему приближаться.
-Не подходи, слышишь?! Не подходи! – запаниковал Узколобик.
-Я подойду, подойду, и ты мне его отдашь, – ласково уговаривал его Леон.
-Нет! Нет!
-О да, мой друг, о да!
Наблюдая за их противостоянием, я вдруг подумала, что Леон Юровский – классический авантюрист, хладнокровный, решительный, бесконечно смелый. Сейчас его светлые глаза вдруг стали ледяными, лицо – напряженным и как будто застывшим, на нем не дрожал ни один мускул. Он вел себя свободно и даже развязно, тем не менее, я понимала, что он контролирует все свои слова и не сделает ни одного лишнего движения.
Леон медленно приближался к нацеленному на него черному дулу пистолета, при этом улыбался и словно напевал себе под нос:
-Не выстрелишь, не выстрелишь, я знаю!
И Сухарь действительно не выстрелил! Эта простота и хладнокровие Леона будто обезоружили его. Он, как под гипнозом, медленно опустил руку с пистолетом. Леон все так же медленно подошел к нему, взял из его обмякших ладоней дипломат и даже пистолет. Сухарь ничуть не сопротивлялся. К моему удивлению, он сразу бросился бежать к зеленому «ягуару».
-А вот и нет! Тебе не удастся нас перехитрить – усмехнувшись, крикнул ему Леон. – Ты не выстрелил, а я выстрелю. Руки вверх! Отойди от машины!
Он держал оружие в вытянутой вперед и как будто расслабленной руке; держал он его спокойно и уверенно, а на его лице выражалось торжество победителя и безрассудное хладнокровие. «Вот он точно выстрелит», – подумала я. Узколобику, видимо, пришло в голову примерно то же самое, поскольку остановился, как вкопанный, и, по-моему, даже перестал дышать.
-Ипполит, Афродита у нас, нечего задерживаться в обществе этих милых друзей, – смеясь, обратился Леон к своему напарнику. – Так что, поехали!
Все еще угрожая нам всем пистолетом, он сел в «ягуар» и подождал, пока усядется Ипполит. Даже не попрощавшись, они молниеносно скрылись с наших глаз, как будто их и не было вовсе.
-Дьявол! – прошипел Сухарь и со всех ног бросился к «джипу».
Я машинально дернулась за ним. Он сел за руль, а я очутилась на заднем сиденье. Только когда мы вырулили за поворот, я поняла, что Гриша осталась в тупике и, более того, даже что-то кричит нам вслед, но вернуться назад уже не было никакой возможности!
Раскрутив серпантин в обратном направлении, мы въехали на мост. Это был все тот же каменный мост над глубоким ущельем, соединяющий две горы – ведь Леон и Ипполит, не обладая большой фантазией, возвращались той же, знакомой нам дорогой. Их (а если быть совсем точной, – наш) «ягуар» почти достиг противоположной красновато-коричневой горы, как вдруг непонятно почему Ипполит не справился с управлением на узкой полоске моста и машина, словно соскользнув, полетела в пропасть. Онемев, не отрывая глаз, я следила за этим плавным, как в замедленной съемке, падением.
Сухарь быстро затормозил, мы выскочили из «джипа» и осторожно приблизились к краю пропасти. В самом низу, среди скалистых уступов и впадин мы увидели маленькую серебристо-зеленую точку. Затем раздался оглушительный взрыв, внизу сверкнула ослепительная вспышка, и к небу потянулись красные языки пламени и черные клубы дыма. Я поняла, что это был конец – и «ягуару», и Леону, и Ипполиту, и золотой Афродите.
Глава 12. Назад из скалистых гор Кипра
В этот момент я увидела, как по горной дороге к мосту, размахивая руками, бежит невысокий человек – это несчастный и всеми забытый Валик отчаянно пытался привлечь наше внимание.
-О! Это мистер Петраков! Я должен ему помочь, – вдруг забеспокоился Сухарь. – Вы едете со мной?
Удивившись такой заботливости, я утвердительно кивнула головой.
Подобрав Валика, который видел все происшедшее еще лучше нас, подавленные, мы поехали назад, к Грише. Столько стараний, столько преследований и рискованных приключений пошли насмарку. И, самое страшное, – мы стали невольной причиной гибели двух изобретательных и хитроумных преступников, к которым я привыкла за последние два дня и уже считала своими хорошими знакомыми (по крайней мере, хитроумного Леона – так точно!). Все это просто не укладывалось у меня в голове.
За рулем снова был Сухарь, на этот раз он вел машину очень медленно, может быть, опасаясь повторения участи Леона и Ипполита. По-моему, он убивался из-за случившегося больше всех.
-Это я виноват, я! Я должен был это предвидеть! Я должен был это просчитать! – беспрестанно твердил он.
Мне порядком поднадоело его яканье, английская речь и кислое выражение лица. К тому же, в нашей компании мы с Валиком были людьми честными и законопослушными, а Сухарь – наглым и не очень добропорядочным преступником, угрожавшим нам оружием еще каких-то несколько десятков минут назад. Поэтому я решила подвергнуть возмущенной критике его бессовестное поведение:
-Конечно, во всем виноваты вы, – безапелляционно заявила я. – Зачем вы отдали ему пистолет и Афродиту? Ведь все козыри были в ваших руках! А теперь мы потеряли все, да еще и Леона с Ипполитом в придачу.
-Этот дьявол загипнотизировал меня, понимаете! – начал оправдываться Узколобик, нервно терзая зубами жвачку. – Я растерялся… Тем более, Афродиты там не было – дипломат был пуст…
-Как не было?! – оживился Валик. – Где же она теперь находится?!
Сухарь уныло махнул рукой, указывая куда-то вниз, в сторону скалистой пропасти:
-Теперь она там. Она осталась в моей… то есть в вашей машине, в «ягуаре».
-Гриша! – радостно воскликнула я. – Ну, конечно, она забрала Афродиту, когда залезала в машину.
К счастью, по случаю своей неискушенности в российской ономастике Сухарь не начал задавать вопросы, почему я употребляю вместо имени «Гриша» местоимение «она», а не «он», а лишь, покачав головой, вяло возразил:
-Ваша подруга? Нет, она не могла взять Афродиту… Я тоже на это надеялся, как мог, делал вам знаки (Да, припоминаю этот нервный тик, – подумала я.), но… Вы же видели, она вышла из машины с пустыми руками.
Бесспорно, Сухарь был каким-то ненормальным. Я так ничего и не смогла понять в его поведении. То он охотится за Афродитой, следит за нами на пляже, преследует меня на такси, выхватывает у меня дипломат посреди людной улицы, угрожает нам пистолетом, похищает статуэтку и пытается скрыться. А теперь вдруг очень переживает из-за того, что Гриша не догадалась забрать ее из «ягуара». Странная и немного запоздалая вспышка благородства, вы не находите? Впрочем, с другой стороны, его печаль можно понять: если бы Афродита оказалась тогда у Гриши, этот разбойник с большой дороги, приложив немного усилий, мог бы заполучить ее в свои лапы. А вот теперь, когда статуэтка безвозвратно погибла в разбившейся машине, его надежды на большой куш пошли прахом.
-Вот мы и приехали! – тем временем возвестил Сухарь.
«Джип» остановился в нескольких метрах от тупика. Слева, на большом красноватом камне сидела Гриша, что интересно, снова в своем шарфике, и держала в руках… золотую статуэтку Афродиты!
-О боже! Это фокусы?! – закричал Валик и, мигом выскочив из машины, подбежал к ней. Мы с Сухарем последовали его примеру.
-Нет, это не фокусы, – улыбнулась Гриша. – Вот, Валентин, снова держите вашу Афродиту.
Я с опаской покосилась на Сухаря – а что, если он вдруг выхватит из рук Валика статуэтку и мы будем вынуждены продолжить бесконечную погоню? Гриша перехватила мой перепуганный взгляд и вдруг заговорила по-английски:
-Не беспокойся, Златка, этот джентльмен – не похититель антиквариата. Это…
-Мистер Бернард Слайс, – пришел ей на помощь зардевшийся, словно пион, Сухарь. – Частный сыщик, к вашим услугам.
Нет, я определенно решила, что после таких серьезных испытаний мне придется сделать себе вставную нижнюю челюсть! Моя собственная подопечная просто не выдерживала столько неожиданностей (а значит, и отвисаний) за довольно короткий период времени.
-И кого же это вы тут охраняете? – с недоверием поинтересовалась я. – А то был у нас уже один охранник…
-Мистера Петракова, – почтительно поклонившись Валику, ответствовал Сухарь. – Вот, взгляните на мое удостоверение.
Засунув руку во внутренний карман пиджака (я по привычке вздрогнула, ожидая какого-то подвоха), Сухарь вынул из него ту самую корочку, которой хвастался перед кипрским полицейским сегодня днем. Ну да, Бернард Слайс, частный сыщик. Так вот почему полицейский заговорил совсем по-другому, увидев эту ксиву! Оказывается, они с Сухарем были почти коллегами, поэтому он с большим вниманием отнесся к его словам, а не к словам босой девицы в порванном платье.
-Сам я родом из Штатов, – между тем, счел должным уточнить новоявленный секьюрити, – и еще там начал работать на одно детективное агентство. А потом перебрался на Кипр.
-А кому я обязан такой заботой о моей персоне? – задумчиво глядя на частного детектива, спросил Валик.
-Ваши родители обратились в охранное бюро, в котором я работаю, и оплатили мои услуги. Понимаете… – Сухарь (который, собственно, на деле оказался самым настоящим Гамбургером) несколько замялся, – ваши родители очень беспокоятся о вас, считают, что вы такой … рассеянный, неприспособленный к жизни… Поэтому хотели, чтобы я немного… присмотрел за вами в чужой стране, да еще и в таком курортном городе, куда стекаются очень разные и не всегда честные люди.
-А почему же вы все время следили за мной?! – возмущенно воскликнула я.
-Потому что вы все время попадали в круг моих интересов. Вы же постоянно крутились возле мистера Петракова, вот мне и приходилось следить еще и за вами.
-А Афродиту зачем пытались у меня отобрать?
Ничуть не смутившись, Сухарь уверенно оттарабанил:
-В мои прямые обязанности не входила охрана вещей мистера Петракова, в том числе и Афродиты. Но я счел своим долгом помочь мистеру Петракову, когда понял, что вы увезли из «Оливковой ветви» его дипломат. Я попытался проследить за вами на такси, но потерпел неудачу. Однако я запомнил номер такси, на котором вы ехали, обратился в таксопарк, и сегодня утром водитель… за небольшое вознаграждение сообщил мне, в каком отеле вы остановились.
-Вот, Костик, продажная шкура! – не сдержавшись, воскликнула я по-русски, чем очень позабавила Гришу и Валика. – «Я – не сдам, я – могила»! После такого предательства, действительно, скоро можешь оказаться в могиле!
-Ах, да, вы же знакомы с этим водителем, – понимающе кивнул Сухарь, и без знания языка догадавшись, к кому были обращены мои гневные тирады. – Он же потом помогал вам меня догнать… Не расстраивайтесь так, он долго отказывался мне что-либо говорить о вас, и только после того, как я пять раз поклялся, что не представляю американскую разведку, не охочусь за русскими шпионами и интересуюсь вами сугубо по личному делу, выдал адрес вашего отеля.
-Идиот! – заметила я с чувством.
Сухарь предусмотрительно выждал, не последуют ли от меня еще какие-нибудь глубокомысленные комментарии, и, убедившись, что я уже высказалась, продолжил:
-В общем, я узнал адрес вашего отеля и отправился туда, чтобы оценить обстановку. Когда я увидел, как вы вышли с дипломатом, замотанным в ткань, я понял, что не могу упустить такой шанс. Простите, мисс, что мне пришлось вероломно выхватить у вас дипломат, но я был уверен, что в нем находится статуэтка мистера Петракова! Сейчас, когда все благополучно разрешилось, я могу принести вам свои искренние извинения. Как оказалось, я ошибся, и в вашем дипломате не было статуэтки.
-Напротив, она там была, – ехидно возразила я. – Но после того, как полицейский вернул мне дипломат, она оставалась у меня совсем недолго. Крепыш, то есть Ипполит, то есть один из двух бандитов, ее у меня украл.
Сухарь несказанно удивился и даже, по-моему, с трудом поверил в то, что в поклаже, которую он у меня стащил, все-таки присутствовала Афродита. А потом почтительно произнес:
-Что ж, мисс, я должен похвалить вас за находчивость. Это, действительно, была не ваша статуэтка, и она, действительно, лежала в том дипломате. Тем не менее, вы смогли убедить полицейского, да и меня самого, что ее там нет, и заполучить свои вещи обратно! Я восхищен вашей изобретательностью!
Растаяв от столь неожиданного комплимента, полученного, можно сказать, из вражеского лагеря, я великодушно ответила:
-Благодарю вас. Я тоже могу отметить, что и вы поступили очень ловко, когда выхватили у меня дипломат возле киношных автобусов и во время нашей погони выкрикивали съемочные команды. Ни один из десятков свидетелей вашего поступка не догадался, что вы, действительно, что-то у меня украли, то есть, забрали.
-Спасибо, мисс, – просиял Сухарь, но тут же небрежно бросил: – Я работаю частным сыщиком уже почти двадцать лет, и за это время мне приходилось совершать и не такое.
Улыбнувшись, Гриша виновато посмотрела на мистера Слайса (пожалуй, я прекращу называть этого достопочтенного детектива со столь внушительным стажем бандитским псевдонимом):
-Извините, мистер Слайс, я не сразу поняла, кто вы, и… немного некорректно обошлась с вами…
-Да, тогда, на пляже!– уточнил наш современный Шерлок Холмс в широкополом сомбреро и со жвачкой в зубах, но потом тоже улыбнулся и добавил: – Признаться, вы застали меня врасплох, и потому так легко «вырубили» меня. Впрочем, это пустяки. Вы действовали профессионально – без шума и лишних движений. Это мне нравится и делает вам честь.
Гриша любезно поблагодарила нашего нового товарища за похвалу – тем более приятную, что она исходила от знатока своего дела.
-Расскажите только, мисс, как вам все-таки удалось спасти Афродиту? – спросил мистер Слайс у Гриши. Валик, до этого молча любовавшийся своей статуэткой, подошел поближе и навострил уши. – Вы были в машине, но ведь вышли без Афродиты?
-Напротив, я вышла с ней, – возразила Гриша. – Поняв по вашему лицу, что в «ягуаре» находится нечто, интересующее нас, я сослалась на озноб и зашла в машину – якобы для того, чтобы одеться. Я нашла Афродиту на заднем сиденье и привязала ее к животу, извините за пикантные подробности, шарфиком. Затем я надела пиджак – благо, у него свободный покрой – и как ни в чем не бывало вышла из машины. Стекла «ягуара» зеркальные, поэтому никто не заметил моих манипуляций… А где же сейчас сам «ягуар»? Леон и Ипполит скрылись на нем вместе с пустым дипломатом?
Мы понуро сообщили Грише о случившемся. Она была поражена.
-Не нужно было их преследовать, – сокрушенно покачав головой, сказала она. – Я кричала вам об этом, но вы так быстро умчались, что видимо, уже ничего не услышали.
-Но мы же боялись упустить их, – горестно прошептал мистер Слайс. – Конечно, если бы мы знали, что Афродиты у них нет, то не понеслись бы за ними. А так – гнали, что было силы…
-Да, я видела, – подхватила Гриша, – и даже не надеялась, что вы вернетесь за мной.
-Ну как ты могла так плохо думать о нас, Гришаня? – воскликнула я, крепко обнимая подругу. – Разве я могла оставить тебя здесь? Мы же не берем пример с Зевса, который посмел отправить Прометея в скалы, да еще и приковал его там навечно! – я осмотрела гористый рельеф окружавшей нас местности.
-А, значит, ты – Геракл, вызволивший Прометея из этих самых скал? – улыбнулась Гриша. – И я, получается, подарила людям огонь?
-Нет, Афродиту, – поправил ее дотошный Валик.
-Вы совершенно не знаете греческой мифологии, – кокетливо заметила моя подруга. – Ну при чем здесь Афродита?
Наш шутливый спор по поводу древних богов и героев мог бы продолжаться очень долго, если бы от мистера Слайса не последовало на редкость здравое предложение:
-А чего это мы тут расположились? Может, пора возвращаться в Ларнаку?
-Идет, – согласился Валик. – Но нам придется взять машину несчастных похитителей.
В знак подтверждения этой информации мистер Слайс важно кивнул головой. Что ж, если санкция ответственного лица получена – почему бы не воспользоваться чужим автомобилем?
-Кстати, – вдруг всполошилась я, обращаясь к мистеру Слайсу, – если вы – частный сыщик, работающий в интересах Валика, то почему вы, когда поймали выпавшую из машины Афродиту, не вернули ее хозяину, а угрожали нам оружием и спасались от нас бегством?
-Понимаете, мисс, я не мог передать Афродиту мистеру Петракову, ведь там находились двое преступников, – как всегда, обстоятельно принялся объяснять наш гуру сыска. – Я хотел самостоятельно оторваться от их преследования и вернуть статуэтку лично мистеру Петракову без свидетелей. А когда я уперся в тупик, мне в голову вдруг пришла эта мысль – положить в дипломат гаечный ключ и выйти с ним, а статуэтку оставить в машине, я же не предполагал, что они пересядут в «ягуар».
-Оригинальная идея! – саркастически воскликнула я, хотя он не заметил сарказма и тут же поблагодарил меня:
-Спасибо, мисс.
Но мы, действительно, уже слишком заболтались – пора было возвращаться. Мистер Слайс уселся за руль любезно предоставленного нашими симпатичными преступниками автомобиля, Валик загрузился рядом, передав мне на хранение Афродиту, мы же с Гришей приятно расположились на заднем сидении. Как только машина тронулась, я цепко обхватила золотую Афродиту и не отпускала ее из рук ни на миг на протяжении всего нашего пути назад. А поехали мы другой дорогой, чтобы не пересекать опасное ущелье.
-И все-таки, Гришаня, как ты поняла, что это Валикова статуэтка, а не Леонова? – силясь перекричать свист ветра, спросила я у своей соседки. – Ведь ты знала обо всем исключительно по моим рассказам, а я всегда тебе твердила, что Валик – вор, желающий похитить у Леона его антиквариат.
Я специально заговорила на русском языке, чтобы задать тон всей беседе. Теперь и Гриша, и Валик всю дорогу говорили только по-русски, а горячо мною любимый мистер Слайс ничего не понимал.
-Мне сразу показалось, что это не так, – начала рассказывать Гриша. – Леон убедил тебя, что Валентин специально нацепил на свои очки ценник «тысяча девятьсот девяносто девять евро», чтобы продемонстрировать тебе свое мнимое богатство. Но ты видела Валентина и после встречи в «Орхосе», он целый день ходил с ценником на очках. Почему же он не снял его после «представления», устроенного, по словам Леона, только для тебя? Да потому что в этой несчастной бирке не было никакого злого умысла!..
-Да, – оживился Валик, – я уже говорил Златке, что моя рассеянность не знает границ. Я купил эти очки недавно и забыл снять бирку. Я заметил ее только сегодня утром и, наконец, избавился от нее.
-Охотно верю! – улыбнулась Гриша. – Действительно, Златка, откуда Валентин мог знать заранее, что встретит в «Орхосе» тебя, да еще и со «статуэткой Леона» в придачу, и что ему на этот случай нужно запастись ценником и визиткой «научного сотрудника»?
-Да, кстати, – опять встрял в разговор Валик, – по поводу моей визитки. Златка сказала, что подобрала ее на орхестре – я, видимо, выронил ее, пока прохаживался по театру. Так вот, как я говорил, вчера утром сразу после покупки Афродиты ко мне в кафе подсел, как теперь выяснилось, Леон. Мы пообщались с ним, полюбовались Афродитой… Прощаясь, он попросил у меня визитку, но я, пошарив по карманам, не нашел ни одной. Наверное, ему была нужна визитка, чтобы точно узнать, кто я такой и где ему можно найти меня – и мою статуэтку. Прямо задавать эти вопросы он, видимо, не решился, чтобы я не догадался об его умысле. Поэтому, конечно, он очень обрадовался, когда встретил Златку и смог у нее узнать всю информацию обо мне, включая даже название отеля и номер комнаты.
Выслушав этот пространный и, прямо скажем, не делающий мне чести комментарий, который Валик, при всем моем уважении к нему, мог бы оставить при себе, Гриша продолжила:
-В общем, вероятность того, что Валентин встретит в «Орхосе» Златку или кого-то другого, к кому ему нужно будет втереться в доверие и у кого ему нужно будет забрать якобы статуэтку Леона, была ничтожной. Поэтому было сложно поверить, что Валентин столь тщательно готовился к этому случаю. А если предположить, что спектакль с ценником и визиткой готовился «вором Петраковым» для «честного и добропорядочного хозяина Афродиты» Леона, то мы опять же приходим к несоответствию фактов: Леон сказал Златке, что знал Валентина и его намерения относительно Афродиты, поэтому Валентину никак не помог бы номер с сумасшедшей суммой на ценнике от очков. В общем, я поняла, что история с якобы специально заготовленной биркой – всего лишь выдумка находчивого Леона Юровского.
Выслушав их обоих, я убедилась, что это объяснение просто и понятно даже мне. Почему же я сама не додумалась? И как я могла поверить притянутым за уши байкам Леона, перевернувшего все с ног на голову?
-Затем, – продолжала Гриша, – меня очень озадачил тот факт, что Валентин сразу после «удачной кражи Афродиты» отправляется покататься по морю на моторной лодке. Это в то время, когда ему нужно срочно скрываться, запутывать следы, спасаться от возможного преследования! А он, как ни в чем не бывало, плавает в Средиземном море, да еще и заранее сообщает тебе, куда сейчас направится!
-Это элементарно, – согласился наш «похититель». – Златка должна была понять: если я так спокойно провожу время, значит, я не вор!
-Это вам все здесь кажется простым и элементарным! – обиделась я. – А каково было мне? То Валик откуда-то появился, то Леон; погони, незапланированные купания, потом еще Крепыш нарисовался, то есть Ипполит, да еще и Сухарь, – я осторожно посмотрела на своего бывшего конкурента, но он, кажется, совершенно не понимал русского языка и был занят исключительно дорогой.
-Что касается него, – снова заговорила Гриша, – то меня, конечно, осенило слишком поздно – уже здесь, в горах. Ты, Златка, говорила: после вас с Леоном на водной станции никаких плавательных средств не осталось. Но Сухаря вы увидели de visu – собственными глазами – буквально через несколько минут на моторной лодке!
-Да, – подтвердила я. – И откуда же он ее взял?
-Он взял ее на водной станции.
-Как?! Негодяй-киприот нам моторку не дал, а ему дал?! – моему возмущению не было предела. – Это дискриминация!
Гриша от души посмеялась, наблюдая мое искреннее негодование.
-Помнишь, Златка, господин Слайс (тот настороженно обернулся к нам, и мне пришлось слащаво улыбнуться ему в ответ), увидев, что вы с Леоном вознамерились покорять просторы Средиземного моря, сразу же бросился на станцию. Какую ему могли бы дать лодку? Все моторки находились в море. Но на каждой станции всегда оставляют одну лодку на всякий непредвиденный случай – если она понадобится экстренным службам. Вот эту лодку и получил мистер Слайс, которому необходимо было проследить за вами и проконтролировать, что вы ничего предосудительного с его подопечным Валентином не сделаете (не знаю, почему, но вы справедливо вызвали его подозрения). Итак, почему же ему дали моторку, предназначенную для спасателей и полиции? Потому что он показал работнику станции удостоверение частного сыщика. Так я и пришла к мысли, что он был нанят для охраны Валентина. Правда, сделала я это слишком поздно…
Опять же, подумала я, объяснение легкое. И опять же, почему оно не пришло в голову мне? А я уже готова была думать, что моторку мистер Слайс действительно прятал за кипарисами. Это же смешно! Хотя частенько на протяжении всей этой истории мне было совсем не до смеха. Я напрягла все силы своего мозга и сделала вывод, что Гриша сразу заподозрила Леона в желании заполучить чужую статуэтку – ведь как иначе можно объяснить то, что она советовала мне погодить с выдачей статуэтки Леону, а сегодня утром вообще поспешила перепрятать ее из моего номера в свой. Я поделилась своей умной мыслью с Гришей, и вот что она мне ответила:
-Да, Леон вызвал у меня недоверие, но я же не могла сказать тебе: «Не отдавай ему статуэтку, он вор!» – у меня просто не было corpus delicti – вещественных доказательств. Конечно, с ним было связано много странностей. Во-первых, разговор по мобильному телефону с Ипполитом, то есть Крепышом, помощником и сообщником Леона, по пути на водную станцию. Во время этой беседы, которую ты передала мне почти дословно, Леон сказал: «Все нормально». Как это нормально?! У него только что похищена статуэтка, а он в разговоре со своим напарником говорит, что все нормально! Может быть, он как раз и имел в виду, что Афродита скоро будет в их руках, что дела идут хорошо. Во-вторых, ты, Златка, сказала, что у Леона был полный, набитый до отказа, бумажник. Но во время вашего плавания на катамаране он утонул. И Леон ничуть не сокрушался по этому поводу! Вот я и подумала, что скорее этот бумажник, а не бирка на очках Валентина – обыкновенная бутафория. К тому же, получив от тебя, Златка, всю необходимую информацию, включая адрес Валентина, Леон просто хотел от тебя избавиться – естественно, в хорошем смысле этого слова. Он упорно отказывался от какой бы то ни было помощи, которую ты ему усердно предлагала, и отправился в «Оливковую ветвь» в одиночестве.
-Но почему же он, в таком случае, впустил меня в номер Валика? – поинтересовалась я. – Он же мог просто не открыть дверь, он же слышал мои вопли.
Гриша усмехнулась и начала свой ответ с того, что спародировала мой вопрос:
-«Он же мог просто не открыть дверь»! И это при условии, что ты кричала и отчаянно барабанила по ней ногами и руками, уверенная, что внутри кто-то есть. Не впусти он тебя – ты подняла бы столько шуму, что его легко бы обнаружили в чужом номере, а это в его планы никак не входило. Кстати, ты, Златка, не задумывалась, как твой дружок проник к Валентину?
-Над этим задумывался я, – подхватил Валик, – после того, как увидел Златку, выходящую из моего шкафа. Что интересно, мой замок был совершенно исправен, а дверь – даже не поцарапана. Меня это поразило, я так и не понял, как в мой номер проникли посторонние – не через балкон же!
-In re – на самом деле – Леон пользовался отмычкой, – просветила нас обоих Гриша. – Кстати, Златка, – он сам тебе в этом признался. Здесь возникает еще один вопрос: откуда она могла взяться у честного законопослушного собирателя антиквариата, за которого выдавал себя Леон? Причем, как я понимаю, номер Валентина открывается карточкой, а не ключом, и, чтобы его открыть, обычная скрепка или зубочистка не подошла бы. Для этого нужна была специальная электронная отмычка. Согласись, состоятельные коллекционеры, да и вообще любые добропорядочные люди, вряд ли носят с собой такую вещь. И еще: где остановился Леон? Он говорил, что в отеле. Но в каком? Не в «Трое» и не в «Оливковой ветви»… Неужели у состоятельного респектабельного туриста не хватило денег на эти самые приличные отели Ларнаки?
Черт возьми, снова все очевидно! Нет, я начала просто преклоняться перед актерским талантом ныне покойного Леона Юровского. Нужно быть гением, чтобы настолько запудрить мне мозги, что в них не возникли такие логичные вопросы! После наших непродолжительных встреч он, наверное, долго хихикал над моей недогадливостью и ликовал по поводу своей находчивости.
-Но все-таки, как вы поняли, что Ипполит – это сообщник Леона? – после значительной паузы поинтересовался у Гриши Валик.
-Опять же исключительно по рассказам Златки («Хорошо, что от меня есть хоть какая-то польза!» – радостно подумала я). Вчера утром Златка сталкивалась с Ипполитом в «Орхосе», а потом на пляже он совершенно не прореагировал на нее в компании с Леоном. Это могло объясняться либо его плохой памятью на лица, либо тем, что Ипполит не должен был показывать, что знаком с Леоном, поэтому и прошел мимо них обоих с абсолютно безучастным выражением лица… В общем, у меня были большие подозрения относительно Леона, и я боялась, что Златка поспешит и сделает непоправимую ошибку. Поэтому, когда Златка пошла на встречу с Леоном, я через открытый балкон влезла к ней в номер и забрала Афродиту. Потом, уже из Златкиной записки, я узнала, что после меня в Златкин номер проник Крепыш и перерыл там все, как бульдозер. Афродита в тот момент была уже у меня, и он ушел ни с чем. Во второй раз, выманив Златку сообщением о происшествии со мной, Ипполит работал уже конкретно со шкафом, не устраивая бардак во всем номере. Но кто же мог ему сообщить, что Златка хранит Афродиту именно в шкафу? Об этом знали я, Златка и Леон (ведь, когда Златка привела его в свой номер, чтобы отдать Афродиту, она искала дипломат именно в шкафу). Мы со Златкой отпадали, оставался очаровательный «коллекционер антиквариата». И еще: придя в «Трою» со Златкой и обнаружив пустой шкаф, Леон не очень расстроился и сразу же помчался проверять свои идеи. Почему? Потому что по рассказу портье выходило, что их с Ипполитом план блестяще сработал – он задержал Златку в театре нелепыми расспросами, а его напарник тем временем прикарманил Афродиту (кстати, Ипполит из холла «Трои» звонил именно Леону; конечно, он не заказывал двойной гамбургер, а просто уточнял детали предстоящей операции). И уж самое последнее. Крепыш, чтобы выманить ее из номера, сказал Златке: «Вашего друга Гришу сбила машина». Почему в мужском роде? Понятно, что это – указания, которые он получил от Леона. Только Леон от Златки слышал о Грише, и по ее упоминаниям он сам сделал вывод, что Гриша – парень.
-Да, это так, – подтвердила я. – Вот даже в его тезисах написано: «Гриша попал под машину», а не «попала», – я протянула ей записку, которая все еще находилась в моем кармане.
Обнаружив на ней другую надпись, Гриша укоризненно посмотрела на нас с Валиком:
-А, так вы знали, что в «Орхос» должен был прийти Леон! И ничего мне не сказали! Да, будь мне это известно, я бы ни за что не оставила вас одних. А сама я, кстати, попала туда совершенно случайно. Вернулась с пляжа, прочитала Златкину записку. И решила обдумать все детали этой истории там, где она началась – в «Орхосе». Захожу – а там стоит Ипполит с купленным вчера Златкой дипломатом. Это была настоящая удача! Единственное, чего я не знаю – как началась эта охота за Валентином и Афродитой?
-Наверное, Леон и Ипполит выслеживали в районе антикварного магазина богатых покупателей, – предположил Валик. – Я же говорил, что Леон сразу после покупки подсел ко мне в кафе, начал общаться, и я по своей наивности даже показал ему Афродиту. С этого, видимо все и началось.
А потом, – подумала я, – наши золотодобытчики проследовали за Валиком в «Орхос». Может быть, они даже видели, что он на минуту выходил оттуда без дипломата. Бесстрашный и тогда еще бессмертный горец Ипполит был послан в разведку, и я впервые имела счастье увидеть этого «умнейшего» и «достойнейшего» человека и услышать его сладкоголосое акапельное грузинское пение, то есть «извынэные». Сейчас я невольно порадовалась, что меня занесло в тот утренний час в «Орхос»: не будь меня, еще не известно, что сделал бы с Валиком этот горячий кавказский парень! Потом Валик забрал дипломат и пошел к морю. Ипполит, конечно же, последовал за ним. Но отбирать Афродиту на пляже Крепыш не решился – согласитесь, даже такому мощнейшему атлету не удалось бы справиться с оравой многочисленных свидетелей, загорающих и плавающих в теплых средиземноморских волнах.
А Леон зашел в древнегреческий театр. Наверное, Ипполит рассказал ему, что видел меня в компании Валика, вот наш хитроумный российский Одиссей и вознамерился выведать у меня всю необходимую ему информацию. Я, нужно отметить, превзошла все его ожидания, и через пару секунд Леону стало известно, где остановился Валик. Единственное, чего он не предвидел – это моей настырности и надоедливости. Ведь я, проникшись к нему состраданием после прослушивания на ходу придуманной истории о подлом мошеннике Петракове, пристала к нему, как банный лист, и ни при каких обстоятельствах не хотела отставать. После неудачного морского преследования (я очень благодарна Леону, что он тогда благополучно не утопил меня, о чем, несомненно, очень мечтал) наш неутомимый выдумщик виртуозно смылся в надежде, что уже никогда в своей жизни меня не увидит.
Несомненно, Ипполит все это время ошивался где-то рядом – то он названивал напарнику на мобильный, то с угрюмым видом прогуливался недалеко от нас. Я думаю, они вместе поехали в «Оливковую ветвь»: Леон пробрался в номер, а Ипполит следил поблизости, чтобы в отель не заявился Валик. Представьте себе все Леоново бешенство, когда сразу вслед за ним на пороге седьмого «люкса» появилась я! Убеждена, это было зрелище не для слабонервных! Хотя артистизм и находчивость не подвели «коллекционера антиквариата» и тут.
Ипполиту также было нелегко. В «Оливковую ветвь» вернулся Валик, и ушастому Крепышу пришлось напрячь всю свою единственную извилину, чтобы выманить его из номера, спасая товарища. Его план сработал: Леон позорно бежал, а Ипполит решил напоследок обшарить номер Валика в поисках Афродиты. Как мои догадливые читатели уже могут мне подсказать, эта затея не увенчалась успехом, и два злодея не попадались на моем пути до сегодняшнего утра. Незабвенный Леон Юровский, поразмышляв хорошенько, пришел к мысли, что Афродита таки осела где-то у меня. И вот – рано утром в «Трое» появляется новый постоялец, весьма напоминающий дорогого моему сердцу Ипполита, а я отправляюсь в «Орхос», куда меня призвал сам виновник торжества, заваривший всю эту кашу с похищениями. Гриша, правда, оказалась намного проворнее Крепыша, а я – намного глупее, чем предполагали мои драгоценные читатели, поэтому Афродита в результате несложных манипуляций попала в руки кучерявого носатого атлета с маленькой головой и боксерской походкой. Сухарь же, со своим навязчивым желанием услужить клиенту и специфическими методами работы сотрудников детективных агентств только путался у всех под ногами и вносил неразбериху в это и без него запутанное дело. Ну а финал всей этой истории я вам в подробностях описала чуть раньше.
Кстати, мистер Слайс во время нашего разговора чувствовал себя, по-моему, не очень комфортно: он беспрестанно вертел головой, как сова, и направлял на нас жалобно-вопрошающие взгляды. Так что мы поспешили высадить его из машины при первом же удобном случае (естественно, уже в черте города – мы же не изверги все-таки!). Затем Валик довез нас с Гришей до стен «Трои», поблагодарил нас за помощь и отчалил в свою «Оливковую ветвь» вместе с золотой Афродитой. Он пообещал, что узнает, кому принадлежит этот черный «джип», и вернет его по месту назначения, а стоимость «ягуара» возместит из своих средств.
Я была уверена, что с нашим возвращением из скалистых гор Кипра закончатся и все злоключения прекрасной богини любви и красоты. Ну что же, я, как всегда, ошиблась: Афродите предстояло пережить еще несколько волнующих моментов.
Глава 13. И последняя
Через три дня пришло время отлета Валика в Москву, и мы с Гришей решили проводить этого забавного рассеянного очкарика до аэропорта. Все крупные вещи, кроме дипломата с Афродитой, уже были сданы в багаж, до начала посадки оставалось 20 минут, и мы втроем решили на прощанье зайти в шумное многолюдное кафе, находящееся в здании аэропорта.
-Как себя чувствует Афродита? – спросила я Валика, когда мы сидели за маленьким уютным столиком и пили кофе (точнее, я пила апельсиновый сок).
-Великолепно! – он бережно прижал к себе дипломат. – Я думаю, что смогу договориться с таможенниками и провезу ее в Россию. А тот «джип», кстати, как выяснил мистер Слайс, числился в угоне, наверняка наши общие знакомые приложили к этому руку. Чтобы не иметь лишних неприятностей, я просто оставил его на одной из улиц.
Не знаю, почему, но сегодня мне хотелось бесконечно его подкалывать.
-А как обстоят дела с «Одиссеей»? – хитро спросила я. – Валик, сколько страниц вы уже выучили?
-Пять. У меня было очень много дел… Но, уверяю вас, очень скоро я буду знать наизусть не только «Одиссею», но и «Илиаду».
-Охотно вам верю, – поморщилась я.
Тем временем была объявлена посадка на самолет «Ларнака-Москва», Валик вскочил из-за стола и как угорелый помчался прочь из кафе, бросив нас с Гришей, можно сказать, на произвол судьбы. Нам пришлось приложить немало усилий, чтобы догнать его едва ли не на взлетной полосе. Еще раз тепло попрощавшись, мы отправили Валика на борт, а сами несколько минут постояли возле окна аэропорта, пока посадка не была закончена и пока огромный белый «Боинг» не оторвался от земли Кипра.
-Жаль, что он улетел, – с грустью сказала я. – Кого же я теперь буду подкалывать, а?
-Не было бы его – не было бы и всей истории с Афродитой, – резонно заметила Гриша.
-Не было бы истории с Афродитой, – подхватила я, – не было бы и самого интересного приключения в моей жизни.
И в этот самый момент, когда мы уже собирались возвращаться, к нам подбежала официантка из кафе, в котором мы сидели совсем недавно. У меня потемнело в глазах, ведь в ее руках я увидела дипломат улетевшего только что в Москву Валика!
-Извините, – обратилась она к нам, – ваш друг забыл возле столика вот это.
Мы с Гришей растерянно посмотрели друг на друга.
-А самолет уже взлетел, – медленно сказала я. – Нет, он просто неисправимый растяпа! Гришаня, смотри, он забыл Афродиту, из-за которой нам всем пришлось потратить столько нервов!
Чтобы убедиться в верности своих слов, я открыла дипломат. Конечно, в нем лежала золотая статуэтка древнегреческой богини. Я была в какой-то степени рада еще одной возможности полюбоваться Афродитой, но, честное слово, если бы мне разрешили, я собственными руками убила бы Валика Петракова за то, что он организовал нам эту встречу. Пусть еще скажет спасибо честной официантке, которая отыскала нас, а не присвоила дипломат себе!
-Что же нам делать? – умоляюще посмотрела я на подругу. – Что?
Гриша озадаченно пожала плечами:
-Не знаю, Златка, не знаю. Пока он летит, мы никак не сможем с ним связаться. А потом – позвоним ему в Москву. Если, конечно, он сам не обнаружит пропажу и не догадается обратиться со своей проблемой к нам.
Валик заметил отсутствие Афродиты довольно быстро – я даже не ожидала от него такой наблюдательности. Вечером этого же дня мы с Гришей лежали на пляже, наслаждаясь легким морским бризом, когда в ее сумочке вдруг зазвонил телефон. Гриша быстро его вынула, и мы обе, склонившись над экраном и чуть не столкнувшись головами, обнаружили, что вызов идет от Валика. Подруга, зная мое невероятное любопытство, приняла вызов и сразу же с заговорщическим выражением лица включила на телефоне громкую связь. И я услышала далекий голос Валика:
-Гриша, здравствуйте! Пожалуйста, не проклинайте меня за мою рассеянность. Но я снова потерял Афродиту. Не знаю, как это произошло; наверное, я просто забыл дипломат в кафе, а вспомнил о нем только в Москве. Что ж, зато я прошел таможенный контроль без лишних неприятностей! Но мне все время кажется, что вам удастся (или уже удалось!) снова найти Афродиту – ведь она так часто оказывалась у вас. Конечно, я имею в виду прежде всего вас, Гриша, Златке, на мой взгляд, не под силу было одной справиться с этим сложным делом…
-Но, но, но! Пусть он ведет себя поаккуратнее с выражениями! – возмущенно завопила я, словно Сирена. – Сам он, можно подумать, смог бы один провести огромного, как шкаф, Крепыша или хитрого, как дьявол, Леона Юровского!
Гриша замахала на меня руками, призывая дослушать Валика:
-…пусть извинит меня Златка за эти слова, но я надеюсь, что она и сама понимает, что все это – чистая правда…
-Надейся дальше! – я уже напрямую обращалась к Валику, находящемуся на расстоянии нескольких тысяч километров.
-Валентин, Валентин, – закричала в телефон Гриша, видимо, чтобы заглушить мое недовольство. – Афродита у нас. Вы оставили ее в кафе в аэропорту, а официантка передала ее нам. К сожалению, вы к тому времени уже улетели.
-Неужели? Да вы ее как будто притягиваете к себе. А знаете… я дарю ее вам, Гриша – эта статуэтка в полной мере принадлежит вам, девушке, которая спасла ее от рук злодеев. Огромное вам спасибо за все!
- Валентин! Алло! Алло! Оборвалось…– растерянно произнесла Гриша. – Ну что скажешь, Златка?
Я разъяренно вскочила на ноги, потом, правда, решила, что в таком положении мне будет не очень-то удобно беседовать с лежащей Гришей, а потому плюхнулась коленями на песок и заговорила, не скрывая глубокого возмущения:
-И вот вся его благодарность! «Не под силу справиться!».. Где вообще его стыд и позор?!. Точнее, просто стыд?! И это после всего, что я для него и его Афродиты сделала! Да пусть он знает, если бы не я – он и в помине не увидел бы свою ненаглядную! Да если б я могла предположить такое, я бы и пальцем не пошевелила ради этого неблагодарного сутулого коротышки. Бегала, как угорелая, по всей Ларнаке в поисках его антиквариата! У-у-у, мерзкий, глупый, неблагодарный очкарик! Чтоб ты всю жизнь учил свои сумасшедшие шестистопные гекзаметры!
Я обернулась к Грише и увидела ее полные удивления и недоумения глаза.
-А вообще-то, – уже более миролюбиво добавила я, – поздравляю тебя, Гришаня, с тем, что Афродита теперь твоя. Твоя навсегда! Наш очкарик явно к тебе неравнодушен…
Мы должны были покинуть Кипр через два дня, но Гриша наотрез отказалась везти Афродиту в Россию (моему дичайшему удивлению не было предела).
-Она же Киприда, – с какой-то неуловимой грустью в голосе сказала моя подруга. – Так пусть остается на Кипре.
И Гриша решила передать эту очаровательную, безумно дорогую древнюю золотую статуэтку в исторический музей Ларнаки.
-Представь, Златка, – мечтала она, – Афродите отведут в музее лучшее место, в центральном зале, под прозрачным хрустальным куполом. Прямо над ней повесят красивый яркий светильник, так что наша Киприда всегда будет излучать свои волшебные рубиново-медные искры. Она станет поистине жемчужиной Ларнакского исторического музея.
-Наверное, ты права, – ласковым голоском согласилась я, – если она обладает такой притягательной, завораживающей красотой, которая может толкнуть человека на любое преступление, то лучшее место для нее, действительно, музей.
Вот только Валик слишком разозлил меня своей черной неблагодарностью, да и, признаться откровенно, я уже настолько привыкла к Афродите, что не могла найти в себе силы расстаться с ней навсегда. Поэтому, хотя лично против Гриши я не имела ничего плохого, в момент, когда я говорила эти благородные слова, в моей голове уже зрел совершенно другой план.
Итак, торжественная передача нашей подопечной в музей была намечена на завтра. Втайне от Гриши я заказала себе один билет на завтрашний утренний рейс до Питера. Афродиту я попросила у Гриши накануне вечером, якобы для того, чтобы полюбоваться ею перед прощанием (у нее моя просьба не вызвала никаких подозрений, ведь благодаря нашей с Леоном словесной дуэли, случившейся недавно в «Орхосе», я научилась врать мастерски и виртуозно, так что мне мог позавидовать сам Гермес, известный лгунишка и плут). Мой план прохода таможенного контроля был предельно прост. Сначала я вообще хотела открыто нести статуэтку в руке, но потом все же решила замаскировать ее в букете цветов (оцените мою необыкновенную находчивость!).
Конечно, я не специалист в нелегальном провозе антиквариата, и то, что я придумала, так, к сожалению, и не вошло в анналы контрабандного мастерства. Первый же таможенник, высокий верзила с добродушным лицом, с улыбкой извлек из моей тщательно наверченной цветочной композиции ослепительно сияющую Афродиту, как фокусник на арене цирка под оглушительные аплодисменты зрителей достает из цилиндра за уши белого перепуганного кролика.
У меня подкосились ноги, руки и все остальные части тела, а в голове с враз пересохшими губами загорелась одна мысль: «Это конец!».
-О! Вы купили сувенирчик, – весело заговорил таможенник. – Красивая вещичка. У нас их делают миллионными тиражами, туристам очень нравится… Где-то двадцать евро отдали? – поинтересовался он.
Я смогла лишь, сдавленно хрипя, покивать головой. Вы не поверите – но я не помню, как перетащила свои негнущиеся конечности через зону таможенного контроля. Отошла я от этого тяжелейшего потрясения уже намного позже, сидя в самолете с Афродитой в руках. Но и тогда мой воспаленный мозг никак не мог понять: то ли таможенник дал маху, то ли все мы гонялись за дешевой безделушкой.
Уже на середине полета, когда я с аппетитом пообедала и более-менее пришла в свое обычное состояние, какой-то невоспитанный амбал, проходя мимо, толкнул меня под руку, в которой я держала бокал с соком. Как мои любезные читатели могут догадаться, первым моим желанием было вылить на его глупую голову оставшееся содержимое моего бокала. Но внушительные размеры неуклюжего пассажира подействовали на меня отрезвляюще, поэтому я захотела всего лишь укоризненно поглядеть ему вслед и пожаловаться соседке по креслу на низкий уровень культуры нынешней молодежи. Обернувшись и проводив недовольным взглядом нарушителя моего спокойствия до места, я обнаружила, что это – мой старый знакомый Крепыш, и уселся он рядом с не менее знакомым мне Леоном Юровским! Представляете – два злодея воскресли, возродились, прямо как мифический Феникс из пепла сгоревшей в каменной пропасти машины. Ну, конечно, это же очень распространенный трюк – выпрыгнуть из автомобиля на ходу, направить его в пропасть и скрыться!
Нет, вы не подумайте, я искренне обрадовалась, что они остались живы. Все-таки их предполагаемая смерть очень омрачала наше увлекательное кипрское приключение. Тем более, встреча с ними сразу же рассеяла все терзавшие меня сомнения: если два этих проходимца опять следуют за мной по пятам, значит, моя Афродита – бесценное сокровище и произведение древнегреческого искусства!
Эпилог
И, чтобы завершить тему ценных вещей, упоминающихся в моей повести, скажу пару слов о серьгах, часиках, деревянных бусах и можжевельниковом кольце, которые я благополучно оставила работнику водной станции в 4-ой главе сего опуса. Так вот, можете за них больше не волноваться – я их забрала, предварительно заплатив 30 евро. (Да-да, именно 30, а не 20, ведь зловредный киприот взял с меня еще 50% от суммы «за хранение ювелирных изделий» – негодяй! Ювелирными там были только серьги и часики!)
Как бы там ни было, это обстоятельство ничуть меня не огорчило, и покидала я маленький остров, затерявшийся в Средиземном море, с приятным и благодарным чувством, ведь именно Кипр подарил мне самое прекрасное и захватывающее приключение из всех, выпавших мне на моем веку, которое, как я чувствую, еще далеко не закончилось.
Отпуск с Афродитой
© Copyright: Татьяна Горюшкина, 2020
Свидетельство о публикации №220022401748
Свидетельство о публикации №220022401748
Рецензии