Из темноты к свету. Часть 3. Глава 13

            


            - Коля, я должна с тобой поговорить... Это касается моей поездки к родителям, - начала разговор Люба, как обычно, издалека. – Я как-то говорила тебе, что летом собираюсь навестить родителей и заодно позагорать у них перед нашей поездкой в Анапу, но... мои планы резко изменились... я выезжаю к ним уже на следующей неделе. Билет куплен на семнадцатое апреля. Это будет понедельник.

            - Что ещё случилось?.. Снова что-то придумала? – поинтересовался Николай, и как показалось Любе, он был слегка раздражён. – Не живётся тебе спокойно...

            Колины слова Люба восприняла как намёк на то, что уж слишком часто она покидает Москву. Она действительно не сидит на месте, постоянно разъезжая по каким-то своим делам, то на Украину, то в Новошахтинск, то ещё куда-нибудь – одним словом, живёт как вольная птица.

            - Пока ничего не случилось, но может случиться... Мне сестра с Киева звонила и сказала, что с матерью творится что-то неладное... К родителям она приезжала на Старый Новый год и ещё тогда заметила, что мама выглядит плохо, но Олю она настойчиво убедила в обратном... Когда Оля вернулась в Киев, она стала чаще названивать матери и интересоваться её самочувствием, а мама ей каждый раз отвечала, уходя от разговора: я спать иду... я спать иду... Сестра стала задумываться: какой «спать», если время только половина восьмого вечера?.. Тогда Оля забила тревогу и позвонила мне, как своей старшей сестре.

            - Если ты решила ехать, значит, надо ехать, - строго сказал Николай и спросил: - Когда обратно планируешь вернуться?

            - Начальнице я сказала, что уезжаю на две недели, но на самом деле я не знаю, когда вернусь... Маму надо заставить лечь в больницу на обследование и начать лечение, чтобы потом поздно не было... Оля тоже приедет, мы уже договорились...
            

            Люба продолжала жить в квартире, предоставленной ей Николаем, куда он по-прежнему приезжал к ней по выходным дням, в основном с субботы на воскресенье. Вот и на этот раз он приехал к ней в субботу довольно поздним вечером.

            Люба всегда работала допоздна и уже два месяца без выходных, торгуя колбасой на рынке до девяти вечера, плюс время на закрытие точки и час на дорогу. Уже долгое время она трудилась и в те дни, когда у Коли были выходные, из-за чего они толком не виделись. Завтра рано утром она снова умчится на работу, а через неделю – на Украину, почти на край света, и вернётся неизвестно когда.
       

            После телефонного разговора с сестрой Люба потеряла всякий покой, теперь все её мысли были только о матери, тревога не покидала, и предчувствие беды стало слишком навязчивым.

            Ровно год назад Люба приезжала к матери вместе со своей близкой знакомой, ясновидящей Таней. Просмотрев пожилую женщину, Татьяна предупредила сестёр: берегите мать. Но как её беречь, если она категорически отказывается говорить о возникших проблемах со здоровьем, и не поддаётся ни на какие уговоры?

            Единственной надеждой для Любы оставалась Матронушка, приезжая к мощам которой, она не переставала просить о помощи спасти мать от непонятной болезни.

            
            Валентина Ивановна упорно продолжала скрывать от дочерей и мужа истинное состояние здоровья, хотя с каждым днём чувствовала себя всё хуже. Постепенно у неё вдруг появились приступы удушья. Готовила ли она обед мужу или стирала бельё над раковиной, она всё делала только сидя, потому что её больные ноги не могли долго удерживать огромный вес тела, и ко всему прочему её постоянно одолевала слабость и сонливость.

            Несчастная женщина уже не могла делать никаких лишних движений, так как ощущала внутри что-то подпирающее её снизу, что и вызывало нехватку воздуха. Она стала бороться за каждый его глоток, выискивая удобное положение, чтобы окончательно не задохнуться. Всем своим существом она чувствовала приближение смерти, холодящее дыхание которой ощущалось уже где-то рядом.

            А ещё, сидя на стуле или в кресле, она мгновенно засыпала, приходила в себя и тут же снова куда-то проваливалась. Теперь она и ночью стала спать сидя, опасаясь внезапного удушья. Когда её глаза закрывались, то один сон накладывался на другой, и виделось ей, что она всё время куда-то лезет, за что-то цепляется, хочет от кого-то вырваться и никак не может.

           Ощущая приближение своего конца, но ещё не готовая расстаться с жизнью, Валентина Ивановна всем сердцем взмолилась к Богу. Изливая ему свою душевную боль и муки отчаяния, она понимала, что всё находится только в его власти, и теперь её может спасти лишь сотворённое им чудо.

           Мучительно переживая возникший страх и прибывая в мысленной молитве, Валентина Ивановна не заметила, как в очередной раз снова провалилась в сон, который вернул её в далёкие молодые годы, когда она с родителями жила прямо в лесу, на своей малой родине – Курская область, Рыльский район, Ивановское лесничество.

            Во сне она видит себя совсем молоденькой, стоящей в своих любимых бардовых туфельках на белой подошве с каблучком. Одета она в весеннее цветастое платьице с беленьким воротничком, а сверху на ней накинут лёгкий пиджак из чёрной ткани, на которой просматриваются тоненькие полоски ещё более чёрного цвета.

            Стояла она среди берёзового леса, который во время Великой Отечественной войны выпиливали немцы, но выпиливали они не все деревья, а только те, что были стройнее всех. Кругляк они вывозили машинами, после которых на земле осталась широкая утрамбованная колея. Впоследствии по этой дороге больше никто не ездил, и она со временем заросла травой и полевыми цветами, так и оставшись всё той же колеёй.

            В детстве она очень любила приходить на это место, потому что было оно необычайно красивым, с множеством разнообразных цветов, разбросанных разноцветными островками среди белых стволов стройных берёзок, из крон которых доносилось звонкое пение и щебетание их пернатых друзей.

            Вдруг у края колеи, что по правую руку, она увидела молодого мужчину, стоящего прямо перед ней. Он стоял к ней боком и смотрел куда-то вдаль, стоял ровно и величественно. На нём было одето длинное платье из чёрной ткани, с длинными рукавами, расширенными к низу.

            Она смотрела на него и не могла оторвать глаз, какая-то таинственная сила исходила от него и притягивала взгляд, и тогда она подошла к нему ещё ближе. На вид ему было лет тридцать, его лицо было необычайно красивым и без бороды, а его пышные волнистые волосы, едва касавшиеся плеч, почему-то напомнили ей волосы на портрете у Николая Гоголя - классика русской литератур.

            Её душу внезапно охватил трепет, и она всем сердцем ощутила, что перед ней стоит Сын Божий Иисус Христос. Исходящая от него сила, проникала в каждую клеточку её тела, наполняя всё её существо волнующим трепетом.

            «Ну хоть бы на меня глянул, - стала переживать она, мысленно повторяя одно и то же, - ну хоть бы на меня глянул...»

            Он словно уловил её мысли и повернул голову в её сторону, но на неё смотреть открыто не стал, а глянул как бы вскользь, краем глаза, направив свой взор мимо...

            Валентина Ивановна от неожиданности и волнения резко проснулась и открыла глаза, она никак не могла понять, что это было, то ли сон, то ли видение. Увиденное место в лесу когда-то существовало на самом деле, и вот, спустя много лет, она увидела его снова и очень отчётливо.

            «Если увиденное мною место настоящее, значит, и Иисус Христос настоящий, - решила она, размышляя над своим сном. – Он так и не захотел посмотреть на меня... Чтобы это могло значить?.. Скорее всего, он дал мне понять, что время моей жизни подошло к концу...»

             Из-за таких мрачных мыслей при очередном приступе удушья у Валентины Ивановны началась страшная паника. Испугавшись, что приступ может закончиться смертельным исходом, она словно потеряла рассудок и стала просить о помощи не Бога, а врага человеческого: «Чёртушка, помоги мне... спаси меня... не дай мне умереть... только на тебя одного надежда и осталась...»


            А тем временем Люба готовилась к отъезду. Она очень надеялась, что у неё всё же появится сменщица, однако по поводу работы так никто и не обратился, не смотря на то, что на стекле, у входа в ларёк, уже почти месяц весело объявление, написанное ею от руки.

            Теперь надежда оставалась только на Ирину, торгующую рядом, которая, как и Люба, работала от Софринского колбасного завода. На Тимирязевском рынке таких точек было две, и почему-то располагались они по соседству друг с другом.

            Ирина пообещала Любе подменить её в случае необходимости, хотя устроилась она к ним совсем недавно, став сменщицей многодетной Тамары. Эти две  женщины согласились поработать без выходных, пока Люба не вернётся с поездки.
 
            На вид Ирина выглядела лет на тридцать пять. Высокая, с тёмными волосами средней длины, небрежно подобранными заколкой, она была слишком разговорчива и остра на язык, делая акцент на том, что она коренная москвичка.

            Наконец наступил вечер последнего рабочего дня перед поездкой, и Люба с нетерпением ожидала его завершения. С минуты на минуту она ждала появления своей новой начальницы, чтобы вместе с ней снять остатки колбасной продукции. И вот дверь отварилась, но внутрь начальница заходить не стала.

            - Люба, здравствуй, - строго произнесла Наталья Григорьевна и, не дожидаясь ответа, недовольно сказала: - Срочно зайди на соседнюю точку.

            Не понимая, почему голос и лицо начальницы выражают такое недовольство, Люба поспешила оставить своё рабочее место, направившись в соседний ларёк, расположенный вплотную.

            Войдя внутрь, Люба не сразу сообразила, что происходит,– по ту сторону витрины сидела Ирина, а перед ней стояла Наталья Григорьевна и на повышенных тонах её отчитывала. На какое-то мгновение Люба вошла в ступор, увидев, что Ирина совершенно пьяна.

            - Ха-ха-ха!.. Ну что, съездила домой?.. Ха-ха-ха! – в наглой манере проговорила Ирина, заливаясь ехидным смехом. – Ну, как я тебе свинью подложила?.. Ха-ха-ха!

            Люба стояла посреди ларька и смотрела на обезумевшую Иру широко раскрытыми глазами, вместо ответа пытаясь сообразить, как такое вообще возможно.
 
            - Как видишь, ты никуда не поедешь, - в приказном порядке сказала начальница Любе, - тебе нужно срочно сдать билет.

            Наталья Григорьевна была старше Любы всего на один год. Её муж был директором этого Софринского комбината и, хотя они были в разводе, их связывал взрослый сын, который работал там же каким-то руководителем. К начальнице Люба относилась с уважением и считала её умной и красивой женщиной, хотя и очень строгой.

            - Нет! – мгновенно отреагировала Люба, сама не ожидая от себя такой решительности. – Я не буду сдавать билет!.. Эту поездку я ни за что не отменю!

            Ответив твёрдо и жёстко, она резко развернулась и направилась к выходу, оставив начальницу и пьяную сотрудницу с двумя покупателями. Всё это время мужчины долго разглядывали витрину, ожидая, когда им отпустят товар, хотя прекрасно видели, что продавец «лыка не вяжет».

            На свою точку Люба возвратилась переполненная яростью, в неё словно кто-то вселился, наполнив её гневом, поэтому из ответственной и покладистой работницы она вдруг превратилась в само упрямство и непокорство.

            - Люба, ты не можешь сейчас поехать... поедешь позже, - нервно произнесла Наталья Григорьевна, войдя к Любе через пару минут.

            - Нет, я должна ехать именно завтра, - заявила Люба категорично. – Остановить меня уже ничто не сможет... Я сама сниму остатки, чтобы спокойно уехать...

            Люба была в полной ярости, которая отражалась не только на лице, но и в каждом движении, никогда ещё начальница не видела её такой.

            - Если ты оставишь рабочее место, мне придётся тебя уволить.

            - Делайте, что хотите, но мать для меня дороже... Может, ей срочно моя помощь нужна... Может, она сейчас страдает, а я сижу здесь, как в тюрьме и не могу к ней вырваться.

            Люба ничего не знала об истинном состоянии матери, но какая-то неистовая сила подняла в её душе настоящую бурю, тем самым усилив предчувствие надвигающейся беды, заставляя яростно идти напролом.

            Наступила пауза, они обе молчали, глядя друг другу в глаза.

            - Люба, ты пойми, я должна Ирину уволить и теперь Тамара останется без сменщицы, а здесь, после твоего отъезда, вообще работать будет некому... Ну  останься...

            - Наталья Григорьевна, даже не просите, я уже сказала своё слово, - продолжала стоять на своём Люба, выкладывая на весы батоны сырокопчёной колбасы, с которой она обычно начинала снятие остатков.

            - Ладно, - решив сдаться, сказала начальница, - тогда попробуй сходить в павильон «Богатырь» к Надежде, поговори с ней от моего имени, попроси  поработать эту неделю у нас, у неё как раз сегодня пересменка и она уходит на выходные.

            - Хорошо, - ответила Люба и сразу же поспешила в колбасный ларёк от завода «Богатырь».

            Надя работала чуть поодаль, и пока Люба к ней мчалась, она всем сердцем просила: «Матронушка, умоляю тебя, помоги всё устроить без скандала...   помоги мне вырваться к маме... помоги её спасти... »

            Накануне Любе удалось выбраться в Покровский монастырь к мощам Матронушки, чтобы перед поездкой попросить её о помощи выяснить причину маминой болезни и найти правильный способ лечения. Там же, специально для мамы, Люба купила иконку блаженной старицы, набрала от неё святой воды, купила несколько свечей и каждую зажгла от свечи, горящей среди других свечей на подсвечнике, стоявшем у раки с мощами. Свечи она зажигала и сразу же тушила, освещая их таким способом.
            Выручила Любу её бывшая сменщица, с которой долгое время она проработала на этой точке. Елене она полностью доверяла, поэтому позвонила ей и попросила подменить в субботу на несколько часов, пока она съездит в монастырь. Любе очень повезло, что у Лены был выходной день и не было никаких важных дел.

            Приблизившись к торговой точке «Богатырь», Люба увидела через стекло, что у девчонок полным ходом идёт пересменка. Стоя на улице в темноте, она заглядывала в освещённое помещение, оставаясь совершенно ими не замеченной.
 
             Остеклённая дверь оказалась наполовину запертой, и Люба постучала в неё. Подойти поспешила Надежда. Много раз они видели друг друга, но сегодня разговаривали впервые. Выслушав внимательно Любу, Надя добродушно согласилась её подменить, сказав:
            - Хорошо, передай Наталье Григорьевне, что я скоро к вам подойду, мы уже почти заканчиваем.

            Возвращаясь на свою точку, Люба от счастья словно парила в воздухе, повторяя про себя одни и те же слова: «Матронушка, спасибо тебе... Матронушка, спасибо тебе...»


            Почти сутки Люба провела в поезде «Москва – Николаев», добираясь до Херсона, откуда ей нужно провести в дороге ещё пару часов, пока она доберётся до Таврийска, расположенного рядом с головным сооружением Северо-Крымского канала.

            Когда она, наконец, добралась домой, начали опускаться вечерние сумерки, где-то около половины восьмого вечера. Открыв дверь родительского дома, Люба перешагнула через порог, и к ней из кухни сразу же вышел отец, вид которого был удручённым.

            - А где мама? Почему она меня не встречает? - спросила дочь, после того как поздоровалась. – Она заболела?

            - Она прилегла отдохнуть, сильно спать захотела, - ответил Николай Иванович, как бы оправдывая свою жену.

            - Так рано? Ведь ещё восьми нет, - удивилась Люба, подумав: «Значит, мать Ольге не врала, когда в половине восьмого говорила, что идёт ложиться спать». -  Папа, а что с мамой происходит? Я специально приехала, чтобы во всём разобраться. Мне звонила Оля, она забила тревогу по поводу мамы... Она завтра тоже приедет.

            Люба продолжала стоять у порога в коридоре и, разговаривая с отцом, стала постепенно снимать с себя верхнюю одежду и обувь, чтобы пройти на кухню.

            - С нашей мамой происходят странные вещи, - вдруг сказал отец, освобождаясь от внутреннего беспокойства. - Она сегодня несколько раз спрашивала меня: когда Люба приедет? Говорю: сегодня. А она через пять минут снова спрашивает, и так несколько раз. Такого никогда не было... И вид у неё совсем уставший... Вместо того, чтобы тебя встречать, говорит: пойду спать. Я удивился, но ничего ей не ответил... подумал, что она просто устала, пока готовила угощения к твоему приезду.

            - Папа, завтра мы немедленно займёмся маминым лечением, и никакие отговорки ей больше не помогут... Её срочно нужно положить в больницу на обследование.

            Пообщавшись с отцом, Люба вскорости решила отправиться ко сну. Чтобы из кухни попасть в спальню, ей необходимо было пройти через гостиную комнату, войдя в которую, она резко остановилась и замерла в темноте,– её испугало тяжёлое и клокочущие дыхание матери, сопровождающееся громкими волнообразными стонами.

            Присмотревшись, Люба увидела, что мама спит сидя, запрокинув голову на спинку дивана и казалось, что она вот-вот захлебнётся собственным дыханием, бессознательно пытаясь втягивать в себя ртом новые порции воздуха, отчего возникало ощущение, что жизнь матери в любой момент может оборваться.

            Страх за мать мгновенно усилился, заставляя тревожно биться сердце. «Мама может до утра просто не дожить... Господи, помоги! - стала просить она о помощи. – Матронушка, не дай маме умереть, помоги её спасти!»

            Прислушиваясь к тревожному дыханию, Люба постояла ещё немного и, ступая беззвучно, направилась в соседнюю комнату. Всю ночь она просыпалась, вслушиваясь в жуткие стоны матери, одновременно переживая о её состоянии.

            Время тянулось очень медленно, но как только в утреннем рассвете появились видимые очертания предметов, стоны матери прекратились, и Люба немедленно поспешила выйти из комнаты, чтобы поскорее взглянуть на неё.

            - Мамочка, доброе утро! – ласково сказала Люба, стараясь утаить свою тревогу, и когда Валентина Ивановна поздоровалась в ответ, дочь продолжила свой разговор: – Я приехала вечером... думала, что мой мамульчик меня встретит...

            - Меня сон одолел... не было сил с ним бороться... только дошла до дивана и тут же отключилась...

            Люба стояла перед матерью, неподвижно сидевшей на диване на прежнем месте, и пыталась вглядеться в её лицо, выражающее страдание и боль. Веки её глаз были отёкшими и красными, они были так тяжелы, что приподнимались только наполовину, а в самих глазах угасали искорки жизни. Лицо было сильно опухшим, и вся она была огромной формы, словно надутый шар, со «слоновыми» ногами непонятного цвета.

            - Мама, ты очень плохо выглядишь... Ты так тяжело дышала, когда спала, что я боялась за тебя... Тебе нужно срочно лечь в больницу на обследование.

            - Нет!.. Только не в больницу!.. Я потому так дышала, что мне странный сон снился, как будто я нахожусь в какой-то пещере и пытаюсь из неё выбраться, карабкаюсь изо всех сил и никак...

            - Мамочка, так нельзя, нужно срочно что-то делать... Сейчас я пойду в поликлинику, к её открытию, и вызову на дом врача, пусть тебя посмотрят и скажут, что с тобой происходит и что нам делать дальше...


            Приезд дежурного врача был назначен на одиннадцать часов утра и где-то в это время ко двору подъехал легковой автомобиль медицинской службы, из которого вышли две молодые женщины, из-под верхней одежды которых виднелись белые халаты.

            В это время муж Валентины Ивановны был на работе, в свои шестьдесят восемь лет он продолжал трудиться автослесарем на головном сооружении Северо-Крымского канала. Её младшая дочь Оля тоже должна была приехать из Киева, но  только к вечеру.

            Прибывших медработников в дом запустила Люба, загнав в будку лающего на привязи пса. Она очень волновалась, желая поскорее узнать, что происходит с матерью и как её можно вывести из болезненного состояния.

            - Да, вид у вас, скажем прямо, желает лучшего, - сказала врач после того, как выслушала жалобы, высказанные дочерью и самой больной, - но в больницу мы вас класть всё же не станем... Рекомендую вам больше воды пить... Я тут книжку одну приобрела, в ней описывается о пользе потребления воды... Глядя на вашу комплекцию, вам нужно выпивать до трёх литров в день... Это у вас возрастное заболевание... Сейчас я вам выпишу рецепт... пропьёте лекарство и уколы поделаете...

            Эта врач, маленькая и худенькая, лет сорока двух, как только вошла, сразу же расположилась у стола, стоявшего у стены метрах в двух от Валентины Ивановны. За всё время разговора она так ни разу и не подошла к больной женщине.

            «Какая странная врачиха, - подумала Люба, - хотя бы для приличия давление матери измерила, что ли... или прослушала бы её на худой конец...  Другая мадам тоже странная, стоит с ней рядом и молчит, лишь по сторонам поглядывает, и уж очень она на сестру мою Ольгу похожа, если встретишь где-то в городе – наверняка обознаться можно».

            - Всё, рецепт я вам выписала... Можете договориться с медсестрой и она поможет вам проколоться, - сказала врач, указывая на свою спутницу, - а мне нужно торопиться на следующий вызов.

            Люба проводила участкового врача за калитку, где её ожидала спецмашина. Возвратившись в дом, она не представляла, что ей делать дальше, ведь без соответствующего направления мать в больницу не положат.

            - Я хочу вам сказать, чтобы этот рецепт вы выбросили, - держа в руках назначение врача, сказала медсестра, представившаяся Ритой. - То, что в нём написано, вам совершенно не поможет... Прежде чем уйти, она мне на ухо шепнула: поехали отсюда, она уже всё равно не жилец... Но вы её не слушайте, не вздумайте даже прикасаться к воде, вам категорически нельзя пить, потому что у вас водянка...
 
            - А я и сама догадывалась, что со мною, - ответила ей Валентина Ивановна. – У нас дома, откуда я родом, эту болезнь жабой называли.

            - Жаба – это сердечная недостаточность, она привела вас к водянке...   Вода заполнила вам не только брюшную полость, она вам уже заполнила и лёгкие, и в мозгах скопилась, и сердце ваше в воде плавает... Вы  находитесь сейчас на последней стадии болезни, - сказала Рита и, подойдя к больной женщине, стала осматривать её ноги. – О-о, у вас на ногах открытые раны, из них постоянно вода течёт... Это трофические язвы.

            - Из пупка тоже вода сочится, - добавила Валентина Ивановна.

            - Представляете, из вас вода течёт, а она вам посоветовала ещё больше пить, чтобы на тот свет поскорее вас отправить... Она помешалась на этой книге, постоянно таскает с собой в сумке и всем предлагает воду пить, не соображая кому можно, а кому нельзя... И сама хлещет её без конца.

            Люба стояла у дивана рядом с матерью и не могла поверить в происходящее, слушая то, о чём говорила им медсестра. Она совершенно не понимала, как такое возможно, чтобы медсестра имела право запрещать назначение врача и давать своё.

            - Я хоть и не врач, но зато имею большую практику... Вот что я вам скажу, дела ваши действительно плохи... В больницу вам ложиться никак нельзя, там сразу же пробьют живот, чтобы выкачать скопившуюся жидкость... После этого человек уже долго не живёт, ещё пару раз пробьют и он умирает...

            - И что же нам теперь делать? – не удержавшись, испуганно спросила Люба.

            - Я специально осталась, хочу предложить вам свою помощь, - решительно сказала Рита. – Есть ещё один способ, чтобы побороться с этой болезнью, но... в нём есть большой риск...

            - Какой? – снова спросила Люба, которую из-за сильных переживаний уже начали покидать силы.

            - Нужно внутривенно ввести большой объём лекарственного раствора, то есть поставить ей систему, чтобы заставить организм вывести лишнюю жидкость естественным путём... Но боюсь, что организм может не справиться, может не принять лишнюю жидкость, и тогда... может наступит остановка сердца... Если же первая система получится, тогда за остальные можно будет уже не бояться.

            - И как же нам лучше поступить? – совсем растерявшись, поинтересовалась Люба, переведя свой взгляд с медсестры на мать, лицо которой было измученным и отрешённым.

            - А это уже тебе решать, - ответила Рита, - ты её дочь, поэтому  должна всю ответственность взять на себя... Нужно молиться...  помощи у Бога просить.

            - Да, конечно... обязательно нужно помолиться, - сказала Люба чуть слышно, словно говорила самой себе.

            Не раздумывая, она быстро покинула гостиную комнату и направилась в зал, где на трюмо стояла иконка Матроны Московской и лежали несколько свечей, привезённые ею.

            Впившись глазами в образ блаженной старицы, Люба безмолвно взмолилась к ней, лишь еле заметно шевеля губами: «Матронушка, умоляю тебя, помоги мне спасти маму... Я не хочу, чтобы ей пробивали живот... Матронушка, прошу, не дай ей умереть... спаси мою маму!.. Спаси её!..»

            Сердце Любы колотилось от волнения, ведь сейчас она должна была решить судьбу матери и ей казалось, что не хватает воздуха. Однако время поджимало, и нужно было срочно сообщить о своём решении, поэтому собравшись с мыслями, она поспешила вернуться обратно в гостиную. Рита по-прежнему стояла у дивана, продолжая вести беседу с несчастной женщиной.

            - Я решила, что нужно ставить систему... Я верю, что мама обязательно выдержит и всё будет хорошо...

            Произнеся вслух принятое решение, Люба немного успокоилась и, пытаясь выдавить на своём лице подобие улыбки, заглянула в воспалённые глаза матери, чтобы хоть как-то её подбодрить. Однако Валентина Ивановна оставалась  совершенно спокойной, потому что решение дочери её вполне устраивало, ведь ехать в больницу она совершенно не собиралась.

            - Сейчас я выпишу рецепт и нужно срочно ехать в аптеку... Придётся такси вызвать, чтобы нам день не терять, - сказала медсестра, потянувшись к сумочке, лежащей на столе, чтобы достать из неё ручку и необходимые бланки.


            Любой было закуплено всё необходимое и выложено на стол в гостиной комнате.

            - Твоей маме нельзя лежать ни в коем случае, её надо посадить, как можно удобнее... Хорошо бы определить её в кресло, - сказала медсестра, обратившись к Любе.

            - Можно пройти в зал, там тоже кресла стоят... там просторно и светло, - ответила Люба, указывая на двустворчатую дверь в соседнюю комнату, в которой она сейчас молилась.

            - Валентина Ивановна, вам нужно поднатужиться и перейти в соседнюю комнату... буду вам систему ставить, - попросила Рита. - Прежде, чем вас начнут лечить, нужно избавиться от лишней жидкости, сейчас мы этим и займёмся.

            За последнее время, из-за своей болезни, Валентина Ивановна  располнела ещё сильнее, поэтому, кое-как добравшись до двери, она стала протискиваться в одну из створок, с прикреплённой на ней дверной ручкой, ухватившись за которую, пыталась удержать своё равновесие.

            - Кресло нужно к дивану подтянуть, - сказала медсестра, когда вошла в комнату следом за Валентиной Ивановной, - у вас здесь нет стола, поэтому медикаменты я выложу на диван, чтоб лежали рядом с твоей мамой.

            Не раздумывая, Люба поспешила к креслу, стоявшему у окна, и ухватившись за его подлокотник, хотела сдвинуть с места, но ей на помощь поспешила Рита.

            - Теперь, Валентина Ивановна, усаживайтесь и настраивайтесь на лучшее, - скомандовала Рита и обратилась к Любе: - У вас в доме есть деревянная швабра? Она мне сейчас очень нужна.

            - Не знаю... была когда-то, - в недоумении ответила Люба, пытаясь сообразить, к чему медсестре в данный момент вдруг понадобилась такая странная вещь.

            - Сходи, принеси... она стоит в пристройке, у подвала, - подсказала Любе мать.

            - Мне она нужна, чтобы к ней прикрепить бутылку с физраствором и капельницей, - пояснила Рита, увидев на Любином лице удивление.


            Подготовленную бутылку с введёнными в неё необходимыми медикаментами, медсестра подвязала к продольной палке, прибитой на конце швабры, а длинный её конец всунула в щель, найденную в стыке между спинкой и подлокотником. Люба удивилась такой находчивости, оставалось только ввести в вену иглу и подсоединить к ней капельницу.


            Прежде чем Рита начала проделывать последующие манипуляции, Люба зажгла одну из свечей, привезённых из Москвы. Она поставила её на трюмо рядом с иконкой блаженной Матронушки и стала усердно молиться, взывая к ней всем сердцем.

            Страх и надежда постоянно сменяли друг друга, заставляя Любу молиться непрестанно. Страх, что в любую секунду она может потерять родную мать, изматывал душу, и когда сердце уже с трудом выдерживало гнетущее напряжение, в борьбу со страхом вступала надежда, помогая на короткое время выйти из стрессового состояния.

            «Матронушка, родная, помоги... Что я скажу отцу, если мамы вдруг не станет?.. Сердце отца тоже может не выдержать, он не раз предупреждал об этом...  И что тогда я скажу сестре?.. Матронушка, умоляю, спаси нам маму... Только на тебя вся надежда», - мысленно повторяла Люба неустанно одни и те же слова, изнывая от неизвестности. Так продолжалось до тех пор, пока не был прокапан весь физраствор.

            - Молодец, Валентина Ивановна!.. Я в вас верила! – радостно сказала Рита, вынимая из вены иглу от капельницы, продолжая говорить с Любой: – Теперь ей надо будет помочь собрать в банку мочу... Мне нужно знать, сколько за сутки из неё жидкости выйдет...


            Вечером с работы пришёл Николай Иванович, а там и Ольга с Киева приехала, и снова собралась семья вместе, обсуждая последние события.

            Ближе к обеду следующего дня их снова посетила Рита, прежде всего поинтересовавшись у Любы, когда та вышла встретить её у калитки:
            - Сколько удалось мочи собрать?

            - Собрали трёхлитровую банку, а остальную собирать не стали – вылили... где-то ещё около литра.

            - Отлично!.. Значит, я её спасу, - радостно воскликнула медсестра. – Если бы собрали всего литр, то по любому пришлось бы вести её в больницу и живот пробивать...

            Рита поставила Валентине Ивановне вторую систему, продолжая ставить их и в последующие дни. Оля тоже занялась лечением матери, но у неё был свой способ лечения. Узнав, что мама страдает от водянки, она достала свою тетрадь с записями молитв и заговоров и стала ежедневно вычитывать их над нею, падая с ног от потери энергии.

            Капельницы продолжали ставить в течение десяти дней, и Валентине Ивановне удалось за это время избавиться от сорока литров жидкости – а это  четыре десятилитровых ведра! Резко скинув вес, она стала ощущать ещё большую слабость, с великим трудом передвигаясь по двору и дому.

            Уже несколько лет Валентина Ивановна не покидала пределы своего дома, закупкой продуктов и другими делами занимался муж. Измученная болезнью, она сидела с уставшим видом на лице и потухшим взглядом, переживая за завтрашний день, когда ей предстояло покинуть свои владения и, в конце концов, пройти обследование в городской поликлинике. 

            - Мамочка, я очень хочу тебя сфотографировать на фоне этих жёлтых штор, - вдруг выразила своё желание Люба, - можно?

            - Можно, - ответила Валентина Ивановна и тут же стала безропотно перебираться от дивана к столу, чтобы пересесть на стул, стоящий у окна на фоне штор.

            - Олечка, разыщи, пожалуйста, нашего кота... хочу маму сфотографировать вместе с ним, - попросила Люба свою сестру, проходившую мимо них в соседнюю комнату, - а я пока за фотоаппаратом схожу.

            - А зачем его искать, если он на кухне дрыхнет?.. Между прочим, мы его с Женькой привезли поездом из Киева... в коробке, когда ехали сюда на старый Новый год, ему тогда ещё и четырёх месяцев не было, - сказала Оля и направилась обратно в кухню.

            - А разве здесь котов нет, что из такой дали тащить пришлось? – шутливо спросила Люба, вернувшись в гостиную с фотоаппаратом.

            - Просто мама хотела именно чёрного кота, а здесь были только одни кошки, - ответила Оля, держа на руках увесистого питомца. – У Васьки на даче кошка привела котят, среди которых как раз был чёрный котик... вот я его и оставила специально для мамы.

            Валентина Ивановна сидела у окна на фоне ярко-жёлтой шторы с нарисованными на ней красивыми цветами, и Оля передала ей в руки шестимесячного чёрного котёнка, крупного не по возрасту.

            Люба чувствовала, что мать вовсе не желает фотографироваться, что она согласилась только из-за уважения к ней, чтобы не обидеть дочь отказом. И хотя вид у неё был очень болезненным, дочь искренне радовалась, что основной кризис миновал и теперь мама непременно будет жить.      

            - Ну вот и всё, мамульчик, ты свободна, спасибо тебе, - сказала дочь, сделав всего один единственный снимок, после чего Валентина Ивановна снова направилась в сторону дивана, чтобы прилечь.

             Люба сразу же поспешила к сестре, которая уже собиралась возвращаться в Киев, поезд на который отправлялся из Херсона. Оля торопилась, она боялась опоздать, ведь до Херсона ещё нужно было успеть добраться.

            - Надо ехать… меня на работе подменили, но просили надолго не задерживаться, - сказала Ольга, вошедшей к ней сестре. – Работа по чистке подушек мне очень нравится, не хочу её потерять.

            - Всё правильно, поезжай, - ответила Люба, сразу же спросив: - Олечка, а как дела у Женьки в институте, как учёба идёт?

            - Да вроде учится... Первую сессию умудрился как-то сдать, - последовал ответ сестры. - Только намучилась я с ним из-за жилья... Сначала жил в институтской общаге, но вскоре её передали какому-то предприятию под гостиницу для рабочих. Стали с каждого брать по шестьсот гривен в месяц... В одной комнате живут два студента и с ними трое рабочих, пришлось ему уйти на квартиру... Уже не одну сменил... Сама знаешь, как на квартирах жить.

            - А ты можешь забрать его к себе?

            - Куда, к Ваське?.. Не смеши меня, - занервничала Ольга, ответив сестре вопросом на вопрос. – Не хватало, чтобы сын его пьяные концерты выслушивал. Я бы хоть сейчас от него сбежала, да только бежать пока некуда...  Всю мою печень выгрыз.

            Выглядела Оля очень уставшей, она читала над матерью молитвы от водянки от первой до последней капельницы и в тот же день, к пяти часам вечера, собиралась в обратную дорогу. В Херсон она приехала совершенно без сил, их просто не было, ещё и поезд чуть не ушёл без неё...

         
            Ранним утром следующего дня Люба собиралась везти мать в городскую поликлинику, заказав накануне частное такси, водителем которого был их знакомый, очень смешной на вид. Низкого роста, на коротких ножках, с огромным круглым животом и без шеи, он был добрым разговорчивым молодым человеком, у которого жена была выше его на две головы.

            Валентина Ивановна собралась заранее, надев на себя плащ, который теперь снова стал на ней застёгиваться. А ещё, после нескольких лет, она  наконец снова смогла обуть свои любимые красные туфельки, лакированные с позолоченными заклёпками, однажды подаренные старшей дочерью. Ужасные отёки на её ногах исчезли, и теперь можно было обувать любую обувь.

            В больнице они сдали все анализы, которые им назначила Рита, даже смогли пройти УЗИ внутренних органов и теперь, сидя под кабинетом, ожидали расшифровку кардиограммы.

            - Войдите, - сказала Любе какая-то женщина, выглянув из кабинета в приоткрытую дверь.

            - Мама, посиди здесь, я сейчас приду, - попросила Люба, направляясь в кабинет.

            - У вашей мамы очень плохая кардиограмма... Вам немедленно нужно пройти к кардиологу, прямо сейчас... Он находится на первом этаже в противоположном крыле... Состояние очень критическое, - предупредила врач, которая писала расшифровку.

            Снова в сердце поселилась тревога и, забрав кардиограмму, Люба медленно повела мать в указанный кабинет.

            Проведя необходимый осмотр, врач строго заявила:
            - Ваше сердцебиение всего 34 удара в минуту, в любой момент может наступить остановка сердца... Нужна немедленная госпитализация.

            - Нет!.. Я не буду ложиться в больницу, - сказала Валентина Ивановна с перепуганным видом, - даже не говорите мне об этом.

            Люба была поражена услышанным отказом, она не могла понять, почему мать так упорно сопротивляется против стационарного лечения, даже невзирая на смертельную опасность.

            - Мамочка, что ты такое говоришь?.. Я прошу тебя, очень прошу, давай ты ляжешь в больницу...

            - Нет, даже не проси! – повторила Валентина Ивановна, явно начиная нервничать.

            - Мамочка, но так нельзя, - упрекнула Люба и, не зная, как выйти из этой ситуации, она снова мысленно обратилась за помощью к Матронушке, после чего на ум пришли спасительные слова: - Ну, если ты хочешь, я буду лежать вместе с тобой...

            - Правда? – удивилась Валентина Ивановна. – Ты будешь лежать вместе со мной?

            - Да, мамочка... обязательно буду с тобой рядом, - радуясь, подтвердила Люба свои слова.

            - Хорошо, тогда я согласна... Но только завтра...

            Пришлось подписать документ об отказе от немедленной госпитализации в кардиологическое отделение и перенести на следующий день. Люба очень переживала, что до следующего дня сердце матери может просто не выдержать... Но оно выдержало!

            После обеда к Валентине Ивановне снова приехала Рита и, подробно изучив обстоятельства дела, предложила лечь в больницу под наблюдение самого лучшего врача.

            - Я сейчас позвоню Давыдову Анатолию Николаевичу, он самый лучший кардиолог в Новой Каховке, пожалуй и во всей Херсонской области... Попрошу его, чтобы он взял вас к себе... Он людей с того света вытаскивает... Правда, имеет пристрастие к алкоголю, но кто из нас не без греха?.. Зато, как специалист, он  очень ценный.

            Рита тут же ему позвонила и обо всём договорилась, сказав, что нужна помощь её хорошим знакомым. А утром следующего дня, на том же такси, Валентина Ивановна вместе с дочерью прибыла в городскую больницу, подъехав прямо к крыльцу кардиологического отделения.

            Это отделение Любе почему-то представилось двухэтажной казармой. Она помогла матери подняться на второй этаж, где находился врачебный кабинет. Пожилая и больная женщина с большим трудом преодолела подъём по крутой лестнице, отдав последние силы.

            Давыдов оказался приятным в общении врачом, очень внимательным и вежливым. Он сделал все необходимые действия и направил Валентину Ивановну в палату, предупредив, что к ней сейчас подойдут некоторые специалисты для проведения необходимых процедур и осмотра.

            - Анатолий Николаевич, пожалуйста, разрешите мне круглосуточно находиться с мамой, чтобы я постоянно была с ней рядом... Для меня это очень важно, - умоляющим голосом попросила Люба, боясь, что в ответ услышит отказ.

            - Да, конечно... делайте как вам удобно, - последовал ответ врача.

 
            Их палата находилась на противоположном конце этого же этажа, что облегчило им путь передвижения. Она оказалась очень большой, почти квадратной, с множеством металлических кроватей. Свободным оказалось только одно место вдоль стены, прямо у двери.

            Не успели они войти, как тут же к Валентине Ивановне в палату стали приходить врачи, один за другим. Как потом оказалось, они приходили только к ней, а все остальные больные сами ходили по кабинетам. Люба была тронута такой заботой и вниманием со стороны лечащего врача, Давыдова Анатолия Николаевича.

            И всё бы было хорошо, но день скоро закончится и предстоящей ночью нужно будет где-то приклонить уставшую голову. Кровать, на которой лежала мама, оказалась слишком узкой, да ещё и с растягивающейся сеткой, поэтому лежать на ней вдвоём никак не получится, даже вальтом.

            Люба начала переживать, не понимая, где и как ей провести эту ночь и все последующие, не могла же она обмануть мать и бросить одну. Вдруг, спустя совсем малое время, соседка по койке неожиданно говорит, как бы всем:
            - Пойду-ка я с врачом поговорю... не хочу я в больнице ночевать...  может, разрешит он мне приходить сюда утром на весь день, а на ночь уходить домой.

            И она действительно договорилась с Давыдовым, радостно объявив Валентине Ивановне, войдя в палату:
            - Ну вот, отпустили меня... Пусть возле вас ваша доченька будет, она такая заботливая... Когда я буду уходить, пусть она спит на моей кровати...  только ложится сверху, не расстилая.... А я здесь живу, я местная...

            Когда спасительница ушла, Валентина Ивановна сказала дочери шёпотом:
            - Это директор седьмой школы, в которой вы учились... Она после Мезенцева пришла работать... Живёт здесь, в Новой Каховке.
            

            Каждый день дочь проявляла особую заботу о матери, помогая ей во всём. Она считала мать особенной, царской породы. Она с радостью прислуживала ей, исполняя все прихоти и желания.

            Еду из столовой Валентина Ивановна есть не хотела, поэтому Люба покупала продукты в магазине и приносила матери то, что она желала. Дочь всегда была рядом, исполняя своё обещание.

            Каждый день брали какие-то анализы, проводили исследования, ставили капельницы, продолжая выгонять из организма лишнюю жидкость. Люба учила ходить мать заново, выбираясь время от времени в коридор, где придерживаясь за стену, она шаг за шагом преодолевала небольшие пролёты.

            Николай Иванович по вечерам и по выходным дням приезжал проведать свою жену, радуясь долгожданному её спасению. Он заходил в палату и со всеми здоровался, присаживаясь на край кровати. Приходил он всегда с гостинцами, хорошо зная вкусы своей жены, всегда улыбался и был приветлив.

            - Какой приятный и хороший мужчина... Какой красивый, - восхищались женщины, лежавшие в палате, нахваливая Валентине Ивановне её мужа.


            Прошло две недели и маму выписали из больницы, назначив ей необходимое лечение. На работу Люба ещё заранее позвонила, сообщив, что приедет не скоро. Об этом же она дала знать и Николаю, приехав в Москву только в середине июня, когда убедилась, что мама пошла на поправку.

            Незадолго до Любиного отъезда снова наведалась к Валентине Ивановне её спасительница, медсестра Рита, и стала оживлённо рассказывать о своей поездке в Херсон:
            - Представляете, была на повышении квалификации, говорят нам: при сердцебиении 34 удара в минуту человек умирает, начинается остановка сердца. А я с места и выкрикиваю: неправда, у меня есть больная, которая ходила с таким сердцебиением и осталась жива. Тогда он отвечает мне: этого не может быть, это какая-то ошибка...

            Люба слушала её, не переставая удивляться всему произошедшему, убеждаясь ещё раз, что это заслуга  Матронушки, которая творит настоящие чудеса,  ведь это именно она подарила маме вторую жизнь своими молитвами к Богу.

            А для Николая Ивановича спасительницей его жены навсегда осталась медсестра Рита. В знак благодарности он отдавал ей с огорода самые лучшие помидоры и огурцы, ягоды, яблоки и разные фрукты, свежие домашние яйца от своих кур, ничего не жалел. Поэтому она приходила к ним и чувствовала себя не чужим человеком.

            Люба тоже была очень благодарна медсестре за её участие в спасении матери. Она договорилась, чтобы Рита не оставляла маму и наведывалась к ней, наблюдая за её состоянием. Люба пообещала, что за её услуги она будет высылать перевод каждый месяц до конца дней маминой жизни, чтобы мама никогда не чувствовала себя брошенной один на один со своей болезнью.


            В скорости Люба уедет в Москву с надеждой на лучшее. Здоровье Валентины Ивановны пойдёт на поправку, за ней будут наблюдать и заботиться. Так пройдёт какое-то время и однажды, приехав к родителям, Люба услышит от матери:
            - Представляешь, та врач, которая не захотела меня лечить... умерла...

            - Как, умерла? Она же молодая совсем, - удивилась Люба, не веря услышанному.

            - Ну да... умерла, - повторила ещё раз Валентина Ивановна. – Нам Рита об этом сказала.

            Это известие воспримется её дочерью как очень страшное возмездие, а сама причина смерти покажется ей довольно странной, - от излишнего употребления воды в мозгу женщины разрослась киста, о которой та ничего не знала...

            Пройдёт много лет, прежде чем Люба осознает причину такого безответственного отношения многих врачей к своим пациентам, особенно пенсионного возраста, - это было вплотную связано с проводимой политикой на Украине. Поэтому спасение её матери произошло благодаря горячим молитвам к милостивому Господу, пославшему им медсестру Риту, руками которой Он и осуществил чудное спасение почти умирающей женщины...