Слепой мир

1.

Я думал, что карандаш хотел мне очень сильно угодить. Иначе не объяснить, почему он ломался, когда моя рука со всей силы обводила узоры.
- От чего у тебя обезьяна зелёная? – спросила моя бабушка.
- А почему бы и нет… - ответил я.
— Это вообще-то невозможно…
- Ну, почему же невозможно… Я же существую в этом мире, значит всё возможно… А я очень необычный. А обезьяна… Допустим она из другого мира, где работают другие правила физики.
Бабушка отложила свой кофе. Она пристально смотрела на то, как я тщательно разукрашиваю хвост престарелой макаки.
- Ты бы с девушкой погулять сходил, чем картинки раскрашивать. 
- Да как-то с ними не получается… Да и курят они многие, не люблю, когда курят.
Хвост был разукрашен, и я принялся к пельменям. Почему-то они напоминали мне звёзды, скрытые под дырявым одеялом тьмы (меня всегда влекло что-то загадочное, таинственное и далёкое).
Затем я вовсе откинулся на кресло и принялся вливать в себя чай со вкусом ржавчины. Бабушка смотрела в телевизор, где мужчина рассказывал о проблемах планеты. Попутно она спросила меня, когда я вернусь домой после учёбы. Я ответил, что не знаю.
Допив чай, я пошёл в универ. Сегодня мне было нужно не к самому приятному преподавателю – Александру Николаеву. Говорят, что он лез целоваться к ученице. А ещё он просил называть его Саша. Хотя ему 60.
Когда я спросил его, почему он так делает, то Николаев твёрдо и уверенно промолвил:
- Мне нравиться, когда малолетние девицы называют меня по имени. Так я чувствую себя моложе. А ещё это ставит людей на равных. Это показывает, что я отношусь к ним по равному и уважаю.
Однажды я психанул и сказал, что доверие и уважение заключается в правде, а не в том, что тебя называют по имени. Люди должны быть откровенными друг с другом, если у них есть доверие. Николаев обиделся и с тех пор со мной не здоровался. Тех, кто говорит правду прямо в лицо, он не особо любит. Считает глупыми.
Я пошёл на второй этаж. Там мой друг, Сергей Поляков, игрался в телефон и готовился к паре. По крайне мере что-то из двух.
- Здравствуйте, Серёжа.
- Здравствуйте, Славка.
- Как ваше ничего?
- Всё ещё отсутствует.
Я сидел рядом и молча смотрел в стену.
- Что сказал врач? – просил он.
- Нейродермит.
- Что это?
— Это когда нервничаешь, и кожа раздражается.
- А ты не нервничай.
- Хех, - сказал я скорее со злобой, чем с добротой. – У меня теперь раскраска есть. Называется «Антистресс».
- И как?
- Не помогает.
В коридоре прошла женщина, которой я должен был пересдавать зачёт. Я готовлюсь к нему очень медленно, но у меня нет никаких надежд сдать его. Она злая и строгая, специально валит студентов.
Вслед за ней прошла Элли. Она сегодня была в белой кофте. Я отвёл глаза.
- Почему её не было неделю? – спросил Серёжа.
- Она была на родине, в другой стране.
Серёжа дождался, когда она уйдёт. Он смотрел ей в след и пристально наблюдал.
- Блин… Как же вы подходите друг другу…
- Серёжа, иди к чёрту! – крикнул я (на самом деле я смотрелся). – Почему вы все меня с ней сватаете. Это неприятно.
- Извини. Я хотел тебя поддержать.
- Не нужно! Сдержанный я и без тебя!
- Я вижу, - улыбнулся он.
Я успокоился. А после…

2.

А после солнце исчезло.
Сначала все думали, что это затмение. Люди удивленно смотрели в небо, но потом появилась паника.
Кто-то, кто сидел в интернете, сказал:
- Солнце исчезло. Не через телескопы, спутники его не видно. Его типа вообще нет.
- Чего? Это как вообще возможно – сказал абстрактный голос №2.
- А чёрт его знает… Может это что-то с физикой… Сломалась… - сказал абстрактный голос №1.
— Это у тебя голова сломалась, гуманитарий чёртов! – сказал абстрактный голос №4 (учитываем, что слово чёрт обозначает мат).
- Сам, ты, чёрт! – сказал абстрактный голос №2.
- А ну, чёртовы черти, чёрт подери, угомонитесь к чертям собачим! – сказал абстрактный голос №3. Как потом выяснилось, это был Серёжа, который сидел со мной за одной партой.
- Слишком много слово «чёрт» тебе не кажется? – сказал я, реально имея в виду слово «чёрт».
- Не люблю материться. Слово «чёрт» прикольное.
Вечером я сидел и смотрел новости вместе с бабушкой. Там молодая девушка рассказывала, что в ближайшее время ожидается уничтожение атмосферных слоёв. Это в свою очередь приведет к проникновению как вредных веществ, так и радиации на территорию земли.
Профессиональная дикторша или дикторца (выбери свой феминитив), просила провести оставшееся время с родными.
Бабушка смотрела и с ужасом вливала в себя кофе.
- Получается, - произнесла она, - Мы теперь холодный кусок камня посреди бесконечности?
- Да, - ответил я, немного радостно.
- Как же хорошо, что я старая и прожила свой век… - радостно ответила она. – Неси-ка трубку деда, щас затянем по маленькой!
Я принёс трубку деда, и она затянула по маленькой (и если что, то курить трубку деда затягивать по маленькой – это вредно).
Хотя с точки зрения законов физики человечество могло прожить всего 8 минут, нам сообщили, что мы можем прожить неделю. Я не знаю, как это работало. Вообще это должно работать?
Из холодного дома я вышел на тёмную улицу. Я сам не знал, но почему-то ходил и улыбался прохожим. Хотя они не видели мою улыбку. Темно же на улице. Электричество в городе не работало, его отключили. Для того, чтобы свет работал, нужно было трудиться на ТЭС целыми сутками, а работать никто не хотел. Все и так устали. Света не было не в фонарях, ни в окнах. Люди ходили со свечками и фонариками. Кто-то начал буянить и грабить магазины. Ну, вы знаете, как в классических фильмах про апокалипсис. Ну или обычный день чёрной пятницы в магазине бытовой техники. Паника, шум, гам. Всё как обычно, ничего нового.
Я всё шёл по сугробам. Мне нужно было в универ. Половина моих одногруппников решили не ходить. Толку… А я иду. Какой-то радостный…
Лишь бесконечное звёздное небо освещало мне дорогу. Раньше эту функцию выполняла луна, которая отражала солнечные лучи, но теперь её не видно. Она есть, но её нет. Если присмотреться, то можно обнаружить в небе что-то круглое, черное и закрывающее орнамент звёзд. Как будто – это что-то наблюдает за нами. Как будто это что-то живое.
Очень красиво.
Я подошёл к корпусу и заметил её. Я хотел было отвести глаза, но увидел, как она курит. Я подошёл к ней достаточно удивлённо:
- Не знал, что ты куришь… - лучики от горящей сигареты падали ей на лицо.
Элли промолчала. Она посмотрела на меня с ухмылкой.
- Рейсы отменили. Я не смогу вернуться к родным… - сказала она.
Я промолчал. Я опустил голову вниз. Она всё курила.
- Может попросить отвезти кого-то? – спросил я, преодолевая неуверенность.
- Никто не соглашается… - затянула сигарету. - Сколько у нас время осталось?
- По телевизору сказали неделя. Может меньше. Озоновый слой уже разрушается.
Она продолжала курить. Почему-то ей это шло. Такая загадочная и таинственная. Далёкая от меня.
- Тебе страшно? – спросила она, вздохнув и посмотрев прямо в мои глаза.
- Нет. – ответил я равнодушно.
- Почему? – спросила она равнодушно.
- Зачем? Я всё равно ничего не исправлю. Конец уже близок, почему мне нужно волноваться? Лучше жить и радоваться. – я усмехнулся.
Она продолжала курить. Она смотрела на меня с какими-то прозрачными глазами. То ли радостными, то ли грустными. Не разобрать. Я впервые за долгое время глядел в них и тонул.
- Я всегда восхищалась твоим мужеством. Спасибо тебе… - ответила вдруг она.
- За что? – недоуменно спросил я.
- Что был в моей жизни… Я люблю тебя, но не как ты меня. Ты хороший человек, - её лик наполнялся мужеством. - Спасибо.
Она бросила окурок и пошла прочь по улице.
Я зашёл к своему преподавателю по специальности. Он сидел за столом с грустным выражением лица. Он был один в кабинете. Он смотрел в окно, будто бы в пропасть, и высматривал прохожих. В корпусе было темно, и только старая керосиновая лампа освещала лик пожилого мужчины. Я робко спросил его
- Ну как вы?
- Нормально, - ответил он сухо. Он не повернул ко мне голову.
- Почему вы не с семьёй – спросил я его, пытаясь подойди ближе.
Он промолчал. Он сидел в темноте и смотрел в окно.
- Почему вы не идёте…
- Отвянь! Я хочу быть один… - крикнул он, взглянув остриём своих мыслей, чуть не пронзив мой страх.
Я отшатнулся, но опять взял себя в руки.
- Прощайте… - сказал я и выбежал из кабинета. Споткнулся об табуретку и упал. Больше в темноте не бегал.
Я вышел из корпуса, сам не понимая, зачем бродил по этому тёмному коридору. Я встретил, уже седого, Серёжу Полякова. Он пинал снег.
- Зачем ты пинаешь снег? – спросил я.
- А чё он такой белый?
- Ну, это ж снег. Он может быть конечно и жёлтый, но его нормальное состояние – белый.
- А почему он не может быть синим?
- Это вообще-то невозм… - я хотело был договорить, но остановился.
Серёжа остановился. Он подошёл:
- Мне очень страшно… Там, наверху, ничего нет, пустота…
- А как же звёзды?
- К чёрту этих звёзд!
Я промолчал, а затем очень спокойно спросил:
- Если пустота – то значит тьма?
- Да! А как по-другому?
- Знаешь, как в раскраске?
- «Антистресс»?
- «Антистресс», да. Там всё белое. На белом раскрашивают разными карандашами и чёрным, кстати, тоже. Когда всё белое – ничего нет. А тьма, это когда слишком много всего. Это тоже вовсе не хорошо. Но тьма не должна пугать тем, что в ней неизвестность. Потому что тьма – это то, что существует. Она наложена поверх белого. А значит её можно убрать, стереть резинкой, и будет всё снова белое. И после можно раскрасить, хоть зелёным, хоть обезьяну.
Серёжа смотрел на меня минут пять.
- Ты чё, с ума сошёл, философ? – спросил он, крикнув. – Не грузи мне мозги, они и так отваливаются. Тут мир решается, а ты размышляешь! Вот ещё точно не известно, от чего человечество канет! От того, что гравитация исчезнет, от того, что воздуха не будет или от того, что радиации слишком много. А ты такой ходишь, со своим рационализмом, мозги компостируешь! Иди к чёрту!
Он пошёл прочь.
Я пошёл домой.
Я точно знал, что не страшно, когда в темноте ничего нет, а когда в темноте что-то остаётся. А может наоборот — это к лучшему. Не знаю.
Вечером я сидел дома и пил воду. Бабушка пила воду со вкусом кофе.
- Бабушка! Нет солнца - деревья не получают фотосинтез. Нет фотосинтеза - не могут производить кислород. Кислород даёт нам то, чем дышать, и создаёт защитную оболочку от радиации в космосе. Поэтому проблемы в природе.
- Да фигня. Не из-за этого всё. Щас просто снег на улице, долгая зима, долгие ночи. Всё нормально… - прикалывалась она надо мной.
Я промолчал. Мне было всё равно.
Спустя несколько дней ко мне пришёл Серёга. Мы стояли на улице. Разговаривали о семье. Затем он резко сказал:
- Она умерла.
- Как? – вскрикнул я.
- Сердце. Не выдержало.
Я вернулся в квартиру.
- Кто приходил? – спросила бабушка.
- Товарищ. Сказал, что Элли умерла…
— Это та долбанутая, которая сказала, что не любит тебя, а потом подарила тебе раскраску, чтобы ты не расстраивался?
Я промолчал.
- Да, она…
Прошло ещё три дня. Уже не хватало кислорода. В последнее время я долго спал. Не мог вставать рано. Да и не понимал, что такое рано. Солнце же нет.
Запасы в доме иссякли. Последнее, что осталось, бабушка отдала мне. Я долго сопротивлялся, но сломился. Это была картошина. Не хотел, чтобы последняя картошина была съедена мной.
Я сидел за столом и смотрел в пустоту. Яркий огонёк в фонарике возле меня потух. Я не знал, что чувствовать и ничего не мог поделать, кроме как ждать. Делал отсутствие дела.
Я услышал стон и повернул голову в окошко. Хромая собака шла по тропе. Она задыхалась. Ей не хватало воздуха. На небе царствовал туман.
Вдруг на небе появилось светлое облачко. Оно светило, но не ярко. Светило так, словно приближается. Я смотрел на него не отрываясь. Светлый шар всё сильнее озарял небо. И этот шар выплеснул на меня огромный комок яркости и света. Мир ослеп.
Фонарь упал на пол и разбился.

2020