Любовь, комсомол и весна или коллекторы восьмидеся

 
« - Абрам, к твоей Саре полгорода шастает!
- И шо ты мене предлагаешь? Развестись с ней и встать в хвост очереди?»               
(анекдот)

За год до диплома Хельга помогла мне раздобыть заграничную поездку по комсомольской линии. Я впервые оказался за бугром. Близлежащая соцстрана казалась мне преддверием рая. Заканчивалась мерзопакостно-слякотная зима. Голова кружилась от пробуждавшейся природы. Я пробовал неведомые йогурты, как наркотики. Ванильно-малиновый вкус передался им от разноцветных чашек цветущих магнолий! Оказалось, многое из того, чего у нас не было - единственное, что стоило иметь. Почему нужно ходить в мешковатых штанах, если на свете существуют джинсы? С какой стати я должен быть один, если вся группа разбилась на пары? Впрочем, не вся. Улыбчивая блондинка Соня - интеллигентная и какая-то очень домашняя - тоже оставалась одна. Она все смотрела на меня, будто ждала моего первого шага. Я зажмурился и прыгнул. Дальше были рай и фантастика. Хельга была забыта.
Отныне я смотрел на соцстрану влюбленными глазами. Разумеется, я эту Соню и пальцем не тронул. Что-то в ее поведении отсекало саму мысль об этом. Я желал одного: не расставаться. Мы вернулись домой, и на перроне Соню встретил с букетом роз... любящий муж! Я ужасно переживал и никак не мог поверить, что все кончено. Когда мы наконец увиделись, она пугливо озиралась и твердила, что ее обед заканчивается. Девица испарилась, а я, глотая слезы обиды, отправился домой. За стенкой у моих соседей грохотала ритмичная «Мама Мария», под которую мы с Соней танцевали в раю. Всю ночь я пролежал без сна, но в моей личной жизни уже веяло новой весной.
Завершилась бесконечная смена лиц на посту руководителя самой большой страны в мире. Той весной к власти пришел Михаил Горбачев. У людей появилась надежда. Такой вождь и сам далеко пойдет, и нас приведет, куда надо! Мир запестрел новыми красками. Студентов больше не отлавливали в кинотеатрах, чтобы принудительно возвращать их в аудитории. Но я не переживал. Для меня журфак и так подходил к концу. Шумно отпраздновав получение диплома, я оказался перед лицом суровой реальности партийной печати. В советское время существовало такое понятие как «распределение». Приложив определенные усилия, мне удалось остаться в Питере. Чтобы не уезжать из родного города, я устроился на завод. Так я оказался в многотиражке под названием «Вперед». Мечту о телевидении пришлось отсрочить.
Старые подшивки, трудовые подвиги, победители соцсоревнования. Меня окружали трудяги, в том числе и журналисты. Редакция состояла из одних евреев, и начальник шутил: «Ты у нас - нацменьшинство. Ты и будешь работать!» Мой первый опус символично назывался «Начало обнадеживает». Я корпел над ним не один день. Заметив это, один «старший товарищ» посоветовал: «Будь проще! Берешь из шкафа подшивку, находишь подходящую прошлогоднюю статью, заменяешь в ней имена, даты и номер цеха - и в печать!» Я запаниковал. Любимое ремесло вот-вот могло превратиться в рутину! Перестройка шла полным ходом, но разве она могла добраться до рабочей газеты быстро? День-деньской слоняться по цехам длиной в добрый километр мне совсем не улыбалось. «По-це-хам»! Это звучало как библейское имя! На заводе полагалось отработать три бесконечных года. Как поступить?
Перейти на повышение в райком оказалось единственным выходом. На новом месте меня окружали сталинский ампир, мраморные лестницы, стены, обшитые деревянными панелями. Знамена и трибуны, бюсты и портреты. Я хорошо усвоил уроки пьесы Михаила Светлова «Двадцать лет спустя», в которой дебютировал на сцене. «И если мне придется огорчить кого-то своею смертью, сделай так, чтобы в эту минуту закрылся занавес!» В новорожденном союзе молодежи было много искренности, героизма и романтики! Через семьдесят лет все свелось к банальному сбору членских взносов.
Приезжая на комсомольские собрания «на местах», я никогда не говорил речей. Не тратил чужое время. И меня за это любили. Простые люди лучше знали, как им жить. Еще и меня могли поучить! Что я мог рассказать? Куда призвать? Комсомольцы и так стремились вступить в партию, которой управлял Горби. Коммунизм, да. А разве могут быть другие убеждения? Я тоже стал кандидатом. Многие мечтали пересесть с третьего этажа здания на четвертый - туда, где располагался местный райком партии. Но я не имел отношения к идеологии, гораздо больше меня занимали сердечные переживания. Комсомолка товарищ Пупченко, восседавшая за столом напротив моего, зацепилась за память косами корзинкой, арбузной грудью и песнями у костра.
Я искренне полюбил ежегодные ленинские субботники. Ранняя весна, но природе уже не терпится стряхнуть с себя остатки снежного покрова и расцвести во всей красе. Пригревает ласковое солнце, почти тепло, ветер разносит запах костра из прошлогодней листвы. Мы с ребятами сгребаем ее в большущие кучи под аккомпанемент собственного пения! Мы, может, и не особо много делали, но ведь на улицу выходили миллионы таких уборщиков! После такого субботника казалось, что городу сделали удачную пластическую операцию. Ленинград был намыт, начищен и натерт до блеска. В том же году прямо на Невском комсомольского лидера зафрахтовал городской Дом мод. «Не хотите ли..» - и что они там говорят в подобных ситуациях? Официально признанный красавцем, я вышел на подиум и расправил плечи. Мне было двадцать три. Я похудел на двадцать пять. Досуг устроен. А что будни?
Вдохновлять и направлять массы жизнь меня еще не научила. А вот комсомольскую рутину мне доверили. Писать речи, ходить в баню. Еще мне вменялось взимать дань. Да-да, пока ровесники открывали первые кооперативы и осваивали основы рыночной экономики, я пребывал во мраке первобытно-общинного строя и взимал с вассалов оброк. Собирал членские взносы. Мы тратили месяцы, чтобы выколотить из рядовых комсомольцев долги. Так что профессия коллектора, друзья мои, появилась не вчера. Название изменилось. Интересно, в какой океан утекала мутная денежная река?
Нами руководили тридцатилетние мальчишки, казавшиеся нам хорошо пожившими мужчинами - настолько они были преисполнены сознанием собственной значимости. В утренние троллейбусы набивались толпы плечистых здоровяков. Они ехали на работу. Собственные машины? Ну, о чем вы говорите? Не тот уровень доходов! Я тоже сделался таким клерком. В райком следовало приходить в половине десятого утра. Один из нас, назначенный дежурным, встречал сотрудников с секундомером в руке. Чтоб не опаздывали! Дел ведь - по горло! Уйти с работы вечером - о, это был целый процесс! Желательно было затеряться в толпе таких же прижавших уши зайцев. Конкретного времени окончания рабочего дня не существовало.
Главный комсомолец, встреченный спешащими по домам подчиненными, мог грозно спросить: «А куда вы? Не рано ли? Вы что, забыли лозунг «Райком всегда открыт»? Неужели вы все сделали?» Все сделать было невозможно, и отловленный планктон понуро плелся обратно по кабинетам. Зато днем, повесив на стул дежурный пиджак, можно было отправляться куда глаза глядят. Предлог расплывчато именовался «Я уехал на места!» Как-то вместо обеда я прискакал домой, чтобы записать на катушечную «Орбиту» новый шлягер Главпевицы, который передавали по радио. Такую власть имел надо мной ее голос. По вечерам мы любили доехать до Невского и завалиться в уютный бар ресторана «Застолье». Там теперь продают шубы. Рядом - мой любимый Дхмжур - Дом журналиста, где случилось столько всего хорошего.
Очередной вторник начинался обыкновенно. Я помешивал чай, спрятанный в ящик грубо сколоченного стола. Другой рукой я стряхивал пепел в стоявшую рядом с чаем баночку. За год, проведенный в райкоме, я отработал одно движение до автоматизма. Стоило зайти в наш кабинет кому-нибудь из начальства - я молниеносно задвигал ящик в стол, не расплескав кипяток! Неровен час, увидят! На субботу назначили мой выход на подиум очередной модной Ассамблеи. Я размышлял, какое из предприятий мне стоит посетить сегодня. Тут в кабинет ворвался теплый ветер и следом впорхнула райская птица. Вошедшая девчонка сообщила, что ее зовут Златана, и с завтрашнего дня она с нами работает. Набившие оскомину Цветаны и Снежаны еще не заполонили мир, их болгарские имена казались слегка диковинными. Только произнеси - ощутишь запах южных роз и зной Золотого берега! Тебе захочется попасть на конкурс «Золотой Орфей» и окунуться в ласковое море! Я влюбился моментально. Ту, с кем я встречался, пришлось бросить. Чтобы не упустить Жар-Птицу.
«Клевая Чика! Сразу хочется стараться!» - постановили парни в нашей курилке. Для райкома зрелище оказалось донельзя экзотическим. Злата была нежной и яркой, она напоминала розу, распустившуюся сегодня утром. На ее высокой груди, обтянутой свитером цикламенового цвета, рядом с комсомольским значком сверкали цветы-стразы. Как капли росы. Красавица не напоминала чертеж женщины. Она была вполне живой. Я помню ее доверительные интонации, ее шутки. Злата понимала, что она неправдоподобно хороша и пыталась хоть отчасти снивелировать это, нарочно коверкая слова. Должны же на солнце быть пятна! Себя, например, она называла «девушкой кулЮторной». Застав чей-то разговор, легко могла переспросить «Об чем спич?» А как от нее пахло! Все мы душились тем, что могли достать. Запах Златы казался созданным специально для нее. «МажЕ нуАр»! Ночная магия.
Ее безоговорочная уверенность в силе своих чар сражала наповал. Темные волосы, блестящие глаза, минимум косметики. Вот кому было самое место на обложке модного журнала! Злата была постарше меня, но вокруг нее еще витал аромат юности. Прибалтийское воспитание и легкий акцент добавляли ей шарма. Это были годы, когда самые красивые розы еще не начали увядать. Они не пытались во что бы то ни стало удержать свое очарование, не погибали от зловещих стволовых клеток. Когда Злате доводилось кого-то хвалить (например, рядового комсомольца за сданные взносы), человек чувствовал себя на вершине блаженства. Что-что, а превозносить людей она умела. Кстати, она, как и я, работала коллектором. Ой, пардон, инструктором.
Злата была похожа на конфету с ликером. Ее нужно было положить в рот целиком, не делясь ни с кем. И, раскусив, молниеносно опьянеть. За утонченность новенькую окрестили «Валуа». Вероятно, именно так и выглядели фрейлины при дворе королевы Марго, если не она сама! Я мысленно примерил на себя вишневый плащ графа де ла Моль, наделавший столько шума при дворе короля Генриха П! Знаменитый авантюрист ла Моль считается фаворитом Марго! На самом деле наша комсомольская красавица носила оскорбительную по распространенности фамилию «Петрова». Не обидятся на меня прочие Петровы, но слишком уж штучной была ее красота!
Злата - что естественно - была счастлива замужем. Я рисовал себе картины ночных утех счастливых Петровых. Ночная магия! «Маже нуар»! Муж красотки представлялся мне усатым красавцем подстать супруге, обязательно восточным. Ковры, кальяны, балдахин, а посредине - он! Эмир! Падишах! Словом, Принц! У нас в райкоме он не появлялся никогда. «Мой Иван - человек серьезный. Ну, что ему тут делать?» - недоумевала красавица, поднимая брови. Вместо ее мужа серые будни разбавил приезд племянницы Марго из Вильнюса. Молодая ухоженная девица не была и вполовину так хороша, как ее эффектная тетка. «Не, наша лучше!» Нам наглядно продемонстрировали, что на одной клумбе не могут расцвести две одинаковые по красоте розы.
Отныне пять дней в неделю мы сидели нос к носу и пытались работать. Получалось плохо. Мы с ней сразу проявили друг к друг интерес. Я еще не знал, что некоторые женщины (как и мужчины) флиртуют из чисто спортивного интереса, просто желая поразвлечься. Мне хотелось часами рассматривать лицо любимой. Такое происходит с туристами, впервые увидевшими Джоконду. А Злату, кажется, забавляло мое циничное отношение к нашему занятию. По-моему, в райкоме действовало неписаное правило: с утра до вечера занимаясь непонятно чем, сотрудники делали вид, что все это - невероятно серьезно. Мы двое - не притворялись. И вместе, и по отдельности - мы не вписывались в унылые райкомовские шаблоны.
Дистанция между нами свелась к минимуму. Мы часто уединялись в удаленной курилке, только вот курить не получалось. Мы целовались. Не могу сказать, что Злате это было противно. Я познакомил с ней лучшего друга. У них сложились абсолютно дружеские отношения. Злата дала ему кличку «Свидетель». Он думал, что речь идет о нашей будущей свадьбе, и не спорил. Мы врали всему райкому, что едем выступать на судостроительном заводе, а сами в разгар рабочего дня отправлялись обедать. Жизнь текла, хрустально журча и переливаясь через пороги, как горная речка. Сюжет развивался в соответствии с лозунгом тех лет: «Любовь, комсомол и весна!»
Иногда мы переходили Неву по мосту Володарского. В Веселом поселке располагался «Театр-Буфф». В последнем ряду было полно свободных мест. Там нас (а точнее, ее) наконец оставляли в покое. В райкоме нам мешало всеобщее внимание. Злату алкали все мужчины. Для всех она оставалась неприступной мужней женой. Я в этом уже сомневался. Мой полудетский мозг воспринимал это двоевластие с трудом. Скоро уши полезли из ситуации наружу. До нас все в райкоме было отстраненно-бесполым. А тут запахло сексом. Нас начали подозревать.
Поймав на себе первые улыбки Златы, я мечтал, что наверняка окажусь лучше ее мужа. Тот наверняка невыносим в быту: никогда, небось, не закрывает двери шкафов и не опускает за собой крышку унитаза, чем изводит красавицу. Я же неистово любил ее! Злата останется со мной! А что такого? Я купил за макулатурные талоны серо-голубой томик Александра Дюма, и убедился, что прекрасная Марго вышла за Генриха Наваррского без любви. Только по воле своей матери Екатерины Медичи! Это был первый фиктивный брак в истории! Фиктивный брак… Я его разрушу! Мне и в голову не приходило, правильно ли я поступаю, встречаясь с сотрудницей.
Королева была общительна и доброжелательна до предела. Она прекрасно осознавала, что стоит ей поманить пальцем - за ней отправится любой вассал. В день рождения стол красавицы оказывался под завалом из роз. Комсомольцы осознавали, что в другой ситуации они бы к такой девице и близко не подошли. Парни старались изо всех сил. Каждый пытался ухаживать за ней на свой лад: один закармливал шоколадом, другой забрасывал цветами, третий доставал билеты в Кировский театр. Я же, используя свое умение рисовать, полученное в детстве, предложил красавице написать ее портрет. Она согласилась позировать, и я получил возможность аудиенции. Вскоре Злата стала моей натурщицей. Я сделал довольно неплохой набросок. Де ла Моль уже собирался осчастливить Марго Валуа признанием, но нас спугнули мои мама с папой. Никакого признания не получилось, и мы решили встретиться строго наедине. Подруга Златы жила одна. Конечно, у нее!
Наступила зима, и моя возлюбленная переоделась в шубку из рыжеватой нутрии. К ней она добавила хит того сезона - белые сапоги. Я не снимал кожаного пальто, на которое расщедрились мои родители. Никогда не забуду наши прогулки по хрусткому снегу в морозном парке. Хохоча, мы играли в снежки. Злата и смеялась красиво: звучно и раскатисто. Она не ухала, как филин и не прихахатывала, как торговка на базаре. Каждый миг Злата дарила мне надежду на счастье. Ну, кто откажется поиграть в снежки с двадцатилетним влюбленным мальчиком? Зачем она флиртовала со мной? Наверное, от скуки. А я влюбился не шутку. Это была чужая конфета, но в очень красивой обертке. Я никогда не брал того, что мне не принадлежит, а тут не устоял. Золотистый мех чрезвычайно шел красавице, ее подруга Машка (мать-одиночка) шутила: «Счастливая ты женщина! Такая шуба, детей нет!» Злата улыбалась в ответ. Но это-то ее и беспокоило. Она мечтала родить сына. Была этим одержима. А ее Иван не имел возможности завести детей. Один раз Злата об этом обмолвилась. Муж красавицы вроде бы не догадывался о своем изъяне.
Мы тогда отошли от советского уклада совсем недалеко. Мужики по центрам репродукции не бегали, тестов не делали. Злате срочно требовался генетический донор, причем блондин. Для исполнения своего дьявольского плана она выбрала самого доверчивого среди троих белокурых, что служили в райкоме. Я был призван втайне от мужа восполнить пробел. Мое чувство оказалось всего лишь гарниром к основному блюду. Злата легко шла на супружескую измену, ведь цель казалась ей благородной. Когда-то супруг избавил красавицу от тяжелого недуга. В ответ Злата хотела уберечь его от одиночества. Красотка любила мужа и не собиралась его оставлять. А мне врала: «Конечно, я выберу тебя! Малыш должен жить с генетическим отцом!»
Между нами оставалась полоса отчуждения, на которую я не имел права заходить. Одну тему мы не обсуждали. И это был Иван. При других обстоятельствах, мне кажется, я мог бы стать его другом. Но тогда я искренне верил, что Злата уйдет ко мне. На этот раз я непременно стану счастливым! Той зимой нелегкая занесла меня в клуб любителей большого тенниса. И пошло-поехало - раздевалка, душ, первые тренировки. В скором времени мне между ног прилетел первый «крученый» мяч. И охота, и возможность к размножению на какое-то время стали для меня неактуальны. Спорт - тоже! Ну, откуда у нас было взяться ребенку? Так что моя совесть чиста. Хотя мне и стыдно. До процесса воспроизводства себе подобных мы так и не добрались.
Помню записку, которую я получил накануне нашей встречи наедине. Я до сих пор храню этот клочок бумаги. Злата положила на мой стол кусочек ватмана, и я прочел: «Мне до вторника не дожить! Я тебя люблю авансом: еще не знаю за что!» Недавно я и не надеялся, что мне достанется это счастье! Злата же несвободна! Но кого это остановит в двадцать лет? Дурачок - смяв записку, я решил, что понравился ей. От счастья я не мог прийти в себя! Больше в тот день я работать не захотел. Подругу Златы, далеко не такую красивую, как она сама, звали Машкой. Увидев меня, девица попыталась разорвать наши объятия и заявила Злате: «Да зачем он тебе понадобился? Он сам еще ребенок! Петров-то у тебя - мужик на зависть! Не гневи Бога!»
Мы со Златой провстречались несколько месяцев. В средние века меня бы сожгли за это на костре. Безнаказанно такое пройти не могло. Как я говорил, Златы вожделел весь райком. Она предпочла меня. Комсомольцам оставалось найти предлог для расправы. Он нашел меня сам - подоспел Новый восемьдесят шестой год. Как самым артистичным, нам доверили поздравлять внуков видных партийцев. Так что Злата сохранилась в моей памяти под именем Снегурочка! В ответ она прозвала меня Клаусом, подразумевая Санту. Благодарные родители поздравленных детей угощали Деда Мороза и его внучку крепкими напитками. Как откажешь? Тридцать адресов, тридцать рюмок! Можете представить, в каком состоянии мы пребывали к исходу дня!
Последний адрес. Нетрезвые дед и девица с накладными косичками  вошли в лифт. Сдерживаться не было сил! Кнопку «стоп» я выучил в тот вечер. Придерживая ее пальцем, другой рукой я стаскивал с себя бороду, халат, и все, что мешает человеку страстно целоваться. Тем временем заскучавший шофер, возивший нас и тоже мечтавший выпить, отправился на поиски. Он вошел в подъезд, у которого нас высадил. И тут Злата отшатнулась от меня и взвизгнула: «Ты что?» Хотя минуту назад против совсем не была. Видимо, мои поцелуи прискучили красавице, и эта фраза у нее просто вырвалась. Это было как ушат ледяной воды на морозе! Я вмиг протрезвел и выпустил Снегурочку из своих объятий. Да пожалуйста! Работяга решил вмешаться в то, что творится в кабине лифта, которую он сначала счел застрявшей в шахте. Нахал постучал по кабине железным прутом. Естественно, он оказался послан далеко и надолго. Молчать шофер не стал. Накатал на меня телегу.
Утром нарыв вскрылся. Придя на работу, я услышал много нового. В лице того шофера я, оказывается, оскорбил рабочий класс города. Строгач с занесением. Кандидатом в члены я быть перестал. Инструктором - тоже. Зато я избавился от распределения. Честно говоря, я ждал и второго удара. Я ведь покушался на честь работницы райкома при исполнении! Наверняка обиженный шофер растрепал об этом во всех подробностях. Однако писать на меня кляузу Злата не стала. Райком вполне устроила версия, изложенная работягой. Пьяный дурак в лифте напал на приличную девушку и нахамил шоферу! По законам жанра рядом с красавицей неминуемо появляется чудовище. Моя трактовка не интересовала никого. Райком «очистил от меня свои ряды», а Снегурочку приняли в КПСС. Она предложила мне спустить ситуацию на тормозах и по-тихому разойтись. Я сопротивлялся решению Златы, но она убедила меня, что так будет лучше для всех. Расстаться? А как же наша любовь? Пытаясь понять Снегурочку, я искал аналогии в поведении животных.
У кошки, конечно, есть кот, но почему бы ей не поразвлечься с мышкой? Но, как только кошка увидела, что ее власть над мышкой безгранична, она потеряла к своей полузадушенной жертве всякий интерес. А уж когда у мышки начались еще и свои проблемы - пиши пропало. Кошка хладнокровно вышла на охоту снова. Мышей на свете много! Сразу ничего не получилось. Злате было проще сделать вид, что все это мне привиделось, и не возиться со мной и моей любовью, а продолжить свои попытки стать мамой с кем-то еще. Разорванное страстью сердце никого не интересует - понял я. Зачем я Злате? Ее интерес ко мне улетучился, богатого приданого за мной не давали, а прописку она и так уже заимела. К тому же, я был на пять лет ее младше.
«Не склолось!» - так, коверкая слова, шутила Злата всего одну весну назад! «Одна зима мне подарила тебя - другая зима отняла!» - пел из всех радиоточек Вячеслав Малежик. Это про нас он, что ли? Злата сохранила и работу, и семью. Я лишился всего. Меня поддерживали только мои родители. Папа и вообще-то скептически относился к партийному зигзагу моей карьеры: «Мишка, радуйся, что избавился! Дерзай, мой сын, ищи себя! О деньгах не волнуйся, мы с матерью тебя поддержим!» А мама была рада, что я избавился от замужней подружки. Она таких не любила. Мой отец как в воду смотрел: полгода я проработал на ТВ бесплатно. Просто, чтоб меня взяли!
«Руководить не получилось - буду развлекать!» Граф де ла Моль стал телеоператором. Это вызвало у Златы некоторый интерес, но я уже достаточно хорошо понимал кое-какие вещи. Я держал в руках телекамеру и снимал знаменитый «Музыкальный Ринг». Супруги Максимовы блистали! Снегурочка царила на трибуне с публикой. Цветы-стразы победно сияли в свете софитов. Все операторы направляли объективы в ее сторону. Улыбка Златы была ослепительна. Но адресована была всем сразу - и никому в отдельности. Красавица была похожа на развернувшуюся розу. Я отошел на общий план. Мобильных телефонов еще не было. На работе мы больше не встречались. Злата затерялась в толпе и окончательно исчезла из моей жизни. Я сильно переживал, и плохо спал по ночам.
Однажды мне привиделось, что Злата все же стала счастливой матерью при помощи следующего пленника своей роковой красоты. Конечно же, белокурого. На этот раз свежепойманная мышь стала прекрасным донором. Хотя для продолжения рода кошке из моего сна больше пригодился бы темпераментный кролик. Тридцатилетний Петров считался молодым специалистом. Ему выделили однушку в новостройке. Семья Валуа съехала из надоевшего ей общежития. А тут и первенец подоспел! Если бы вы видели, какой праздник закатил Иван! Он носил любимую на руках! Подарил ей жемчужное ожерелье! Гуляли три дня! Златана сильно любила Петрова. Она ни за что не могла допустить, чтобы их семья осталась без продолжения! Эти подробности она открыла своей подруге Машке. Матери-одиночке, что так пыталась помочь нам расстаться и нахваливала ее мужа.
Когда праздник закончился и гости отправились по домам, довольная красавица с подругой прибрали со стола и сели посплетничать. И не знала Злата, что Иван все слышит. Подвыпивший мужик заснул на кухне, в аккурат напротив электророзетки. Молодая мать устроилась у той же розетки, только в комнате за стеной. Капризного младенца она держала на руках. Счастливые родители приспособили единственную комнату под детскую, оставив себе кухню. Но изолировать шаловливые детские пальчики от электричества сочли преждевременным. Сын еще даже не ходит!
Крики новорожденного разбудили Ивана. Он прислушался. Что такое Злата говорит? Долгожданный первенец - не от него? А от кого же? Еще вчера Иван качал сынишку на руках и под смех жены убеждал его, что лучшего будущего, чем окончить институт стали и сплавов, и быть не может! Сыну нужно лишь отправиться по стопам отца! Получится династия! Ваня и не догадывался, что он бесплоден. Раньше парень лишь удивлялся: они живут с женой вместе несколько лет, регулярно исполняют супружеский долг, а в детской кроватке до сих пор никто не запищал. Телепередачу «ДНК» изобрели лет тридцать спустя, да он и не пошел бы на нее.
Иван молча плакал, стиснув зубы, а потом потихоньку вышел из квартиры и больше туда не возвращался. Он не нашел в поведении Златы ничего благородного и таким образом учинил над ней расправу. Кстати, никаким восточным Принцем он не был. Обыкновенный русопятый мужик. Вскоре Иван женился снова. Он не стал ходить далеко. Его новой избранницей стала женщина с ребенком, та самая вероломная Машка. Лучшая подруга Златы, сразу переведенная ею в разряд «бывших». Иван решил: пусть уж мальчишка, которого ему предстоит воспитывать, будет ему неродным изначально и наверняка! Одного сюрприза ему хватит надолго! Бедная Снегурочка! Сногсшибательная красота не принесла ей счастья. Сериала «Не родись красивой» тогда еще не придумали. Его название наверняка появилось у кого-то под впечатлением от сходной истории.
Мой сон - а это был именно сон - был более, чем странным. Окажись он явью, я бы не злорадствовал, ибо на тот момент уже пережил потерю. Я вспомнил Хельгу. Как она, где она? Надеюсь, думает обо мне! Райкомы через год распустили. Развенчание коммунизма благодаря небезызвестному «Пятому колесу» сделалось знамением времени. Бросить камень в комсомол стало считаться хорошим тоном, это вошло в моду. Мы со Златой, скептически относясь к своей работе, никакого открытия не совершили. Впоследствии ситуация заставляла меня даже вступаться за союз советской молодежи.
Я до сих пор жалею, что свой комсомольский значок сдал в комиссионку вместе с райкомовским костюмом. На память о Снегурочке у меня остался только набросок ее портрета. А влюбляться мне еще довелось не единожды. Заводя серьезные отношения, я первым делом старался заглянуть в паспорт. Но меня интересовал отнюдь не возраст. «Зачем вы, мальчики, замужних любите?» Сам виноват! Напридумывал себе невесть что! Отец ребенка Снегурочки из того сна оказался хорошим человеком и женился на ней. А я оторвался на сборщиках любых податей по полной программе. Памятуя райком, членские взносы плачу только в самых крайних случаях!
За десять лет до этого я изображал комсомольца на театральной сцене. В райкоме мне пришлось совмещать комсомольские идеалы с гламуром. На подиуме Дома моделей меня ждала другая история, другие девушки - тоже очень красивые. Все это завершилось тридцатилетним фейерверком работы на телевидении. Там в изобилии водились яркие, взрослые, амбициозные женщины. Прокуренные, с испорченными кофе желудками, с финансовыми проблемами, неупорядоченной личной жизнью, неграмотно поставленным на них светом, всегда готовые сожрать соперницу и завязать новый роман…
После описанных событий прошло много лет. Одержимый ностальгией, я отыскал в социальных сетях бывшую сотрудницу райкома. С фотографии на аватарке на меня посмотрело знакомое лицо. Оно выглядело все таким же прелестным, но хранило отпечаток жизни, наполненной суровыми испытаниями. Сердце мое забилось сильнее, пальцы сами потянулись к клавишам. В ответ на мой порыв Злата холодно отчеканила: «Вы обознались!»