Где-то далеко за морями

Отпуск, слава богу, подходил к концу. Мне было страшно скучно. Предлагаемые удовольствия тянут на гораздо меньшую сумму, чем ожидаемые.

Жена с детьми торопилась набраться впечатлений, фоткая себя в разных видах («Вот я и море! Я слева!»).

Вот уже неделю я зависал в этом кафе, находя это гораздо интересней, чем в жару жариться на камнях, грустно наблюдая эти человеческие ужимки.

Эта нация в силу своей исключительности, приспособляемости и торгашеского склада ума была скудна на победы (за исключением, конечно, Геракла) и победить могла разве что в танцевальном конкурсе, танцуя свой разудалый «чардаш». По-настоящему ни с кем не конфликтовала и предпочитала быть завоёванной, нежели завоевателем, и по-своему была мудра. Ибо победы – это скорее для истории, когда тебя уже не будет, а вот денюжки – это для души и тела: их можно потрогать, погреть руками, прижать к сердцу.

Старые пердуны, распушив свои драные хвосты за стаканчик халявного вина, петухами скакали вокруг «залётных красавиц», демонстрируя гордые клювы и мохнатые брови, незаметно подводили их к столикам, прямо вынуждая заказать что-нибудь и обязательно угостить таких галантных кавалеров.

Скоро домой! Может, для местных мой дом ещё тот экстрим.

Этого старика я давно приметил. Он, как и я, грустно наблюдал за всем происходящим, тянул свой стаканчик и не делал попытки встать в «весёлую карусель», выпрашивая стаканчик местного пойла, считая это ниже своего достоинства.

Мне надоело гадать, что и как. Подошёл, улыбнулся, предложил угостить его. Он отказался.

— Раша?

— Да.

И перешли на очень плохой английский.

— Скоро победа!

Я удивился, что в этой глуши есть человек, знающий что-то о победе. Удивился ещё больше, когда он предложил прокатить меня бесплатно на своей лодке по морю на три дня. У меня брови приклеились ко лбу.

— Это единственное, что я могу сделать для русского в благодарность за победу. И сделаю это с радостью и гордостью. Подходите утром к причалу. Только возьмите своей еды на три дня. У меня кроме вина и рыбы ничего не будет.

Отпив глоток, продолжил:

— Отец стал брать меня на работу с десяти лет. Для кого-то это развлечение, а для нашей семьи – это единственный заработок. Нас было трое: отец, его отец и я. Вот такая преемственность поколений. Поблажки мне никто не давал. Правда, сети тянуть не заставляли, но выбирать рыбу, вычерпывать воду и не путаться под ногами –  это была главная обязанность. Мать постоянно болела. Вечная возня с рыбой, сушка, ремонт одежды и сетей и ещё двое малышей рано состарили её. Той зимой мы неделю не могли выйти в море из-за шторма, есть уже нечего было. Так и не дождавшись хорошей погоды, мы под крошечным парусом с попутным ветром отчалили. И, конечно же, промахнулись мимо банки (мелководье, где тусуется рыба), где обычно ставим сети. Якорь, не зацепившись ни за что, беспомощно болтался. Нас всё дальше и дальше уносило в море. День подходил к концу, мы страшно устали и замёрзли. Я упал на сети. Отец меня укрыл своим брезентовым плащом, и я уснул. Сквозь сон услышал: «Сынок, не вставай. Лежи и не шевелись». И тут же раздался немецкий говор: «Шнель, шнель!». Нас прибило к островку прямо к причалу. Двое немцев с винтовками выволокли деда и отца, осветили фонариком сети. Захохотали, заставили их кричать «Хайль Гитлер!». Получалось плохо. Я из-под плаща видел, как один из них достал пистолет и выстрелил им в голову. Они упали в воду. Я оторопел от ужаса. Эти двое, весело переговариваясь, пошли по дороге дальше. Как только они скрылись, я отцепил верёвку и веслом оттолкнулся от причала. Темнота скрыла меня. Ветер переменился. Я поставил парус и тихонько уплыл. Куда – не знаю. Подальше от этого острова. Уже вечером я увидел огоньки на берегу – чужая деревня. Через два дня я всё же причалил к своему берегу. Мать, меня увидев, упала в обморок. Она уже успела похоронить нас. И тут выяснилось, что я онемел. Я не мог произнести ни одного слова, только мычал. В море я больше не ходил. Продал лодку, сети, устроился в артель по ремонту лодок. Меня взяли, зная мою историю. Через пять лет прошёл слух, что война где-то там наконец закончилась. Я был счастлив думать, что и моих немцев русские тоже убили. Мать к тому времени сильно сдала. Она просто легла и умерла. Я в первый раз заплакал, и у меня получилось слово «мама». А улыбаться я начал ещё через пять лет, когда встретил свою будущую жену. Теперь у меня есть внуки – чудные мальчики. Мои родственники сложились и купили мне прогулочный катер, чтобы я не скучал и всегда мог заработать себе на стаканчик вина. Так что завтра с утра я вас жду.

Моя жена очень не хотела никуда уплывать. И со словами «Эта старая сволочь нас обязательно утопит» согласилась, потребовав с меня обещание купить ей мороженое, если останемся живы. Отплыли.

Дети смертным боем дрались за право порулить, потом договорились: одна крутит штурвал влево, другой – вправо.

В один из резких поворотов мы потеряли деда. Не успели обрадоваться, как лодка затормозила. Оказалось, старый хрыч намотался на винт и остановил лодку, гад.

Пришлось его вытаскивать. Мы опять присосались к бочонку с вином. Веселье продолжилось. Орали «Катюшу». День прошёл быстро.

Вот и островок! Причалили, побежали и обосрали ближайшие кусты. Потом ныряли с причала.

Старик то ли заблудился, то ли застрелился, то ли утопился. Мы так и не заметили, как он пропал.

Ну и хрен с ним.

Теперь у нас есть катер, и мы плывём в Африку!

Русские, вперёд! Россия рулит.

Я проснулся от холода и чудовищной головной боли в обнимку с каким-то гестаповцем. Присмотрелся: моя жена в немецкой каске на голове. Замёрзла, милая.

— Где дети?

Нашлись. Спали, свернувшись калачиком. Лодки нет. Уплыл, старый вор.

Вдруг показался дед. Запыхался, старая сволочь. И чего он бегает?

— Лодка уплыла, русский. Лодки нет. Мы на необитаемом острове. Вокруг нас минные поля. Здесь хоронили старые бомбы. Здесь не ходят корабли. Мы здесь сдохнем!.. Русский, спаси меня!

— Опять?! Ладно, не ссы, старый. Нет таких крепостей, где бы ни нагадил русский солдат. Для начала давай допьём. Там, в бочонке, вроде оставалось.

— Давай!

Полегчало.

— Ну чё, дед, ты давай лови рыбу, а я буду думать!..

К обеду придумал: дед будет ловить рыбу, а я буду думать. Полегчало. хоть какой-то план...

Прошёл день. Дед с утра слинял на рыбалку, а я стал думать.

Бетонный причал упирался прямо в бетонную стену. Вроде как опорная стена, чтобы сверху камни на голову не сыпались. Залез.

Ого! Не так уж много камней набилось в щель между бетонной стеной и скалой. Она явно не для этого стоит здесь. Просто немцы забетонировали вход внутрь горы. Зачем на острове трёхметровой ширины дорога? Какой-то смысл в этом должен быть.

Я понимал, что такая огромная работа для чего-то была проделана, ведь взорвать всё было бы гораздо проще и дешевле.

Сверху заорали дети:

— Пахан, ползи сюда. Здесь так клёво!

Полез наверх по еле заметной тропинке. Сбоку вбита в скалу проволока для страховки. Вот и верх!

Площадка, чудный вид – до самого горизонта ни одного корыта. А вот и наш катерок – недалеко уплыл. За что-то зацепился днищем. Лишь бы не за мину.

Металлическое ограждение, крошечный столик со сгнившим телефоном. Труба торчит, видимо, для зонтика, который давно улетел. Ну любят фрицы комфорт!..

Под ногами щебёнка, откуда она? Не с неба же она упала!

Стал расчищать ногой. Вот оно! Квадрат почти метровой ширины. Там явно что-то есть! Или запасной выход, или вентиляция, или?..

С трудом отодрал бетонную крышку.

— Врёшь! Не такие домой таскал с работы!

— И где этот дом?

Вертикальная ржавая лестница уходила в черноту. Но не может быть, чтобы фрицы сюрпризов не оставили!

— Ну, дети, кто первым полезет в дыру?

— Дед! – заорали детишки. – Он старый, его не жалко.

— Молодцы, детишки! Все в папу! Тащите сюда этого дармоеда. Он, что, всю жизнь хочет просидеть на нашей шее, старый прохиндей, мошенник?

Деда пришлось запихивать ногами в дыру. Упирался гад, будто на расстрел его притащили. Всё равно «уговорили». Трое – это сила.

Где по ступенькам, где просто так, дед запросто преодолел какие-то сто метров за пару секунд. Спортсмен!

Ну и мы не лаптем деланы – рухнули вниз прямо на деда все втроём.

Темень египетская! Дед подсвечивал искрами из глаз.

Вот оно! Пульт и, конечно же, с красной кнопкой. Авось повезёт!

Надавил изо всех сил. Зажёгся свет. Огромный ангар со стеклянными гробами, а в них и эсэсовцы, и генералы, и ещё хрен знает кто.

— Папа, папа! – заорал радостно дед.

И точно, в стеклянном гробу лежал бородатый жлоб в немецкой форме. Вдруг все крышки разом открылись, оттуда выскочили довольные эсэсовцы, чекисты, коммунисты и прочий сброд.

Все бросились нас обнимать и благодарить. Особенно старалась одна фрау, яростно шепча мне на ухо…

— Проснись, милый, проснись, ирод проклятый!

— А? Что? Где? А где дед?

— Полиция забрала. Всю жизнь ищет таких лопоухих ослов, как ты. Рассказывает им сказки и пьёт за их счет. Собирайся, скоро сваливаем с этого острова домой.

— Домой? Домой – это хорошо! Дома всегда хорошо!..



P.S.: Автор не претендует на точность исторических фактов. Это всего лишь смешной рассказ.