Комендант за стеклом

  Люба и Лариса подошли к стеклу и стали рассматривать то, что там находилось. А за стеклом было насыпано много песка, росла какая то колючка и сидел живой упитанный варан по имени Пильгюй. На Любу и Ларису Пильгюй не обратил ни малейшего внимания, он смотрел куда то в угол, поводя взад вперед своим раздвоенным змеиным язычком. Люба и Лариса посмотрели туда, куда смотрел Пильгюй и только тут заметили маленького живого цыплёнка. Цыплёнок был совсем маленький, просто таки малюсенький. Он перебирал своими курьими ножками, но при этом никуда не двигался. И смотрел на Пильгюя.
- Ой, — произнесли Люба и Лариса.
- А ведь он его сейчас съест!
Пильгюй, услышал эти слова, бросил короткий взгляд на Ларису с Любой. Но тут же вновь стал смотреть на цыплёнка, точно гипнотизировал его. Цыплёнок оставался на месте, но уже не перебирал ножками, а поджал их. И сам весь нахохлился. Пильгюй сделал несколько движений, стал заметно ближе к цыпленку.
- Он пополз прямо на цыплёнка! — всплеснула руками Лариса.
- Он ходит, а не ползает, — поправила Ларису Люба.
- Какой он толстый!
- А какие у него противные злые глаза.
Варан приблизился к цыплёнку вплотную и стрельнул в него раздвоенным язычком. Цыплёнок пискнул. Варан стрельнул ещё раз. Первый раз он попал цыплёнку в шейку, а теперь прямо в лобик.  Люба и Лариса почему то обняли друг дружку и завороженно смотрели на всё это действо. Казалось, Пильгюй загипнотизировал их, хотя взглянул на девушек лишь мельком , секунды полторы, никак не больше. Цыпленок пискнул от прикосновения вараньего языка, а Пильгюй между тем открыл рот и аккуратно, даже нежно прихватил им цыпленка. Тот жалобно запищал, а Пильгюй повернул голову к Любе и Ларисе не выпуская цыпленка изо рта.
- Он плачет! — только и произнесла Лариса, ещё сильнее обняв онемевшую Любу.
Варан точно услышал Ларису, отрицательно замотал головой. Дескать, не плачет и ни чуточки не больно. Затем Пильгюй столь же бережно и аккуратно вернул цыпленка на песок, тут же разжал челюсти, вновь вернув малюсенькому созданию свободу. Затем приблизил своё варанье рыло, точно хотел прошептать что то интимное или поцеловать. Но цыпленок тут же клюнул Пильгюя своим миниатюрным клювиком, а писк превратился в боевой клич, правда, очень тоненький. Варан в ответ лишь покачал головой, глаза у него стали печальными.
- Кажется, Варан плачет, — констатировала Люба.
- Нет, он просто грустит, — поправила Любу Лариса.
- Какой он оказывается добрый!
- И нежный.
- Как он аккуратно взял цыпленка своим ротиком!
Варан Пильгюй ещё грустно посмотрел на цыплёнка, потом повернул голову к Любе и Ларисе.
- Ты права, у него в глазах слёзы, — сказала Люба.
- Может это от сильной лампы? Неужели он так расстроился, что его клюнул цыплёнок?
Варан сделал два шага в сторону, повернулся к цыплёнку хвостом и неспешно, вразвалочку, начал удаляться. Цыплёнок перестал пищать и начал тюкать клювом песок.
- Он понял, что он здесь больше не нужен, — произнесла Люба.
- Как он важно уходит! У него есть чувство собственного достоинства!
- И ещё у него есть душа!
- Значит, он почти человек!
Люба и Лариса были искренне восхищены душевностью и благородством Пильгюя. Лариса даже вспомнила известные стихи не очень известного поэта. Но перед этим сказала:
- По моему, с такими душевными качествами Пильгюй вполне мог бы работать поваром. Мне сейчас такой вот детский стишок на память пришёл:
                Отлично приготовил!
                Отлично обслужил!
                И в маленькую кастрюльку
                Большую душу положил
 
Люба как то странно усмехнулась. Потом заметила, что в этом прекрасном стишке несколько настораживает глагол «положил». Получалось, что замечательный повар-варан на всех положил — ведь как известно, запоминается самое последнее слово!
- А как же лучше сказать? — передёрнула плечами Лариса, — Может, наложил?
- В маленькую кастрюльку… наложил… свою большую душу… — с паузами и без смеха , закивала головой Люба.
- Ладно, стишок так себе, я сама что-нибудь придумаю про Пильгюя, но скорее всего в прозе!
- Правильно! В прозе лучше!
 
Благородство Пильгюя, его душевность, особенно походка в развалочку - истинно достойный уход околдовали и Любу, и Ларису.
       На следующий день подруги сидели в кафе и  Люба первой начала разговор о душевном варане.
- Что нибудь сочинила?
- Да! — ответила Лариса, — Не спала полночи, но почти закончила. Фантастический боевик, даже немного трагедия! В одной стране, одни гадкие люди построили самый настоящий концлагерь для цыплят. Там над ними по страшному издевались, говорили им всякие пошлости и …. Одним словом, это был такой лагерь смерти. А комендантом концлагеря, то есть ответственным за все эти садизмы с пошлостями, решили назначить варана Пильгюя. Так варан Пильгюй стал комендантом концлагеря. Но он оказался добрее и человечнее тех людей. которые построили этот концлагерь. Пильгюй выпустил на волю всех цыплят, и даже подарил им шляпки и цветные флажки , и  шарманку с мелодией морской волны!
Люба молча выпила чашку кофе, потом зачем то щёлкнула зажигалкой , хотя курить в кафе было нельзя, да и сама Люба уже больше месяца не курила. Выпустив струйку дыма, Люба произнесла ;
- М-да.
- Что? Плохо? Очень плохо?
- Я просто подумала, что сейчас Пильгюй лежит пузом на песке и сочиняет историю про нас с тобой. И тут же рассказывает цыплёнку.
- Неужели мы ему так понравились?
- Так же как и он нам!
   Когда Люба и Лариса пересказали мне эту потрясающую историю, я тут же представил себе варана Пильгюя, который вразвалочку двигается к столику, за которым сидят Люба с Ларисой. На своём широком носу он несёт маленькую кастрюльку, в которую и в самом деле положил всю свою большую душу.