Глобальная культурная революция

          Глобальная культурная революция.

Быстро развивающиеся события в современном мире двадцать первого столетия заставляют нас искать причины и корни тех катаклизмов, которые сегодня охватили практически весь мир и подводят его к состоянию разрывающейся аневризмы.
          Двадцатый век дал возможность человечеству шагнуть в широкий пролом технической революции, которая стала возможной благодаря двум противоборствующим системам: капиталистической и социалистической. На грани которых стали появляться государства, пожелавшие стать независимыми и одним из таких государств стал Китай. Как государство с многовековой историей и многоукладной феодальной системой.
          После Октябрьской революции в нашей стране победа народно-освободительного движения в Китае является новым сильнейшим ударом по всей системе мирового империализма и по всем планам империалистической агрессии.
Всемирно-историческая победа китайского народа над силами империализма и феодальной реакции, приведшая к образованию Китайской народной республики, является великой победой лагеря мира, демократии и социализма. С треском провалились планы американских империалистов превратить Китай в свою колонию, в плацдарм для нападения на Советский Союз и в поставщика пушечного мяса для будущей антисоветской войны.
          С победой китайской демократии открылась новая страница в истории не только китайского народа, но и всех народов Азии, угнетаемых империалистами. Национально-освободительная борьба народов Азии, бассейна Тихого океана, всего колониального мира поднялась на новую, значительно более высокую ступень. Торжество китайской демократии означает серьёзное укрепление позиций мирового демократического антиимпериалистического лагеря, борющегося за прочный мир
«Китайцы обрели марксизм в результате применения его русскими, — пишет вождь китайского народа Мао Цзэдун. — До Октябрьской революции китайцы не только не знали Ленина и Сталина, они не знали также Маркса и Энгельса. Орудийные залпы Октябрьской революции донесли до нас марксизм-ленинизм. Октябрьская революция помогла прогрессивным элементам мира и Китая применить пролетарское мировоззрение для определения судьбы страны и пересмотра своих собственных проблем. Идти по пути русских — таков был вывод». (1)
           Вторая мировая война не сломила китайских коммунистов и ещё больше приблизила их к советскому государству. Однако окончание её не означало быстрого обнадёживающего подъёма национального благосостояния. К тому же, если следовать истокам начала войны, то все они приведут в лагерь капитализма. Ибо желание восстановить своё влияние в колониях и укрепить своё финансовое состояние, всегда являлось прерогативой имперских замашек мировой олигархии.
Победа социалистической системы в Великой отечественной войне, наложила отпечаток на дальнейшее развитие событий в мире, в сторону конфронтации и уничтожения национально – освободительных движений.
            Английская и американская буржуазия сразу после подписания протокола Потсдамской конференции, проходившей 17 июля 1945 г, сразу же включились в борьбу по демонтажу быстро набирающей силы социалистической системы, в которую входил и Китай. В этом же году США перешли от дипломатических маневров к открытому проведению курса на уничтожение революционных сил Китая.
            Президент США Трумэн назначил генерала Д. Маршалла своим личным представителем в Китае 27 ноября 1945 г. Цели его миссии в этой стране были определены в специальной инструкции и в заявлении Трумэна от 15 декабря 1945 г. Генералу предстояло выполнять функции посредника в переговорах между гоминьданом и компартией Китая по главным проблемам внутриполитического положения. (2)
           Американские руководители не оставляли никаких сомнений в том, что они ориентируются на Чан Кайши. В то время это не означало, что гоминьдановский диктатор мог рассчитывать на безоговорочную поддержку со стороны США в деле спасения своего режима. Влиятельные силы в правящих кругах США стояли тогда на той точке зрения, что для пресечения дальнейшего развития революционного процесса в Китае необходимо преобразовать гоминьдановский, феодально-компрадорский режим в буржуазно-демократическое, парламентарное государство.
В этой связи Д. Маршаллу предстояло добиться «модификации» гоминьдановской системы «политической опеки», что означало созыв парламента, ликвидацию однопартийной диктатуры, создание системы оппозиционных партий. А главной заботой генерала должно было явиться объединение всех вооруженных сил Китая под единым командованием. «Существование автономных армий. — говорилось в заявлении Трумэна, — Таких, как коммунистическая армия, несовместимо с политическим единством Китая». (3)
            Готовясь к посреднической миссии, генерал Маршалл рассчитывал преодолеть наиболее крайние, непримиримые настроения гоминьдановских кругов в отношении перспектив развития их страны. По авторитетному свидетельству генерала Ведемейера, который в то время командовал американскими войсками в Китае, Д. Маршалл хотел «принудить Чан Кайши делить власть с коммунистами». В связи с миссией Маршалла руководители США утверждали даже, что они будут оказывать помощь Китаю лишь в том случае, если в состав китайского правительства будут включены коммунисты. Разумеется, от коммунистов ожидались очень серьезные уступки, прежде всего их согласие распустить народно-освободительные войска. (4,5)
            Предпринимая политические маневры в отношении Коммунистической партии Китая, американская дипломатия учитывала националистические, антисоветские настроения у части ее руководства. Государственный департамент США был хорошо осведомлен о процессе «китаизации марксизма». Лю Шао - ци в письме американской журналистке Анне Луизе Стронг в 1947 г, подытожил этот процесс: Мао Цзэдун «создал китайскую, или азиатскую, форму марксизма». Внимание многих американских дипломатов и ученых привлекало к себе и то, что состав КПК был преимущественно крестьянским, а ряд ее ведущих лидеров игнорировал работу среди рабочего класса. Недаром в правящих кругах США в те годы получила широкое распространение оценка КПК как партии «аграрных реформистов» и националистов. Именно такой точки зрения придерживались Хэрли, Маршалл и их советники по дальневосточным проблемам.  (6,7)
            По прибытии в Чунцин в конце декабря 1945 г. личный представитель президента США в Китае приступил к выполнению своей миссии. Его резиденция во временной китайской столице «стала Меккой для всех гоминьдановских руководителей». (8)
            Сразу же были установлены контакты и с делегацией КПК, прибывшей туда во главе с Чжоу Эньлаем для возобновления мирных переговоров. Руководство компартии согласилось с предложением чанкайшистского правительства относительно американского посредничества, после чего 3 января 1946 г. был создан «Комитет 3-х» для обсуждения вопроса о прекращении военных действий. В состав комитета вошли: представитель КПК Чжоу Эньлай, представитель чанкайшистского правительства Чжан Цюнь и посредник Д. Маршалл.
           10 января 1946 г. «Комитет 3-х» достиг соглашения о повсеместном прекращении военных действий, кроме Маньчжурии. В тот же день открылся Политический консультативный совет с участием гоминьдановцев, коммунистов и представителей других политических партий, а также беспартийных политических деятелей. Совет принял ряд решений о введении в стране конституционного режима, о созыве Национального собрания, об образовании коалиционных органов власти и создании единых вооруженных сил.  (9)
           После завершения работы совета военные вопросы обсуждались в специальном военном подкомитете, в который входили представители чанкайшистского правительства, КПК и генерал Маршалл. 25 февраля 1946 г. подкомитет закончил разработку документа, который назывался «Основы военной реорганизации и включения коммунистических вооруженных сил в национальную Армию». (9,10)
           План предусматривал значительное сокращение как чанкайшистских, так и народно-освободительных войск, над которыми предполагалось установить единый контроль. Вместе с тем план предусматривал такую дислокацию революционных вооруженных сил, которая, по замыслу Маршалла, обеспечивала их полное окружение чанкайшистскими войсками. 
           Гоминьдановские реакционеры всячески саботировали решения Политического консультативного совета и соглашение 25 февраля 1946 г. 40 высших гоминьдановских военачальников обратились к Чан Кай-ши с петицией, в которой протестовали против намечаемого сокращения вооруженных сил «в то время, когда мы находимся накануне новой мировой войны» 12. Они опасались, что расчеты сделать реорганизационный план ловушкой для коммунистов могут провалиться. В поведении чанкайшистов снова взяли верх страх за судьбу своей диктатуры и стремление спасти ее любой ценой. (11,12)
           Коммунистическая партия Китая не питала иллюзий в отношении политики Чан Кайши, вероломство которой было хорошо известно. КПК поставила вопрос о реорганизации вооруженных сил в зависимость от демократизации всей общественно-политической системы в стране на основе решений Политического консультативного совета. Такая позиция пришла в непримиримое противоречие с линией поведения гоминьдановского правительства, которому хотелось обезоружить революционные силы и ликвидировать освобожденные районы в обмен на неопределенное обещание «реформ» в будущем.
           В годы войны с Японией КПК временно прекратила конфискацию помещичьих земель, поскольку этого требовали интересы укрепления единого антияпонского национального фронта. Но после окончания войны китайское крестьянство повсюду настойчиво требовало радикального разрешения земельной проблемы. 4 мая 1946 г. ЦК КПК принял решение о конфискации в освобожденных районах помещичьих земель и распределении их среди крестьян. Это означало намерение компартии уничтожить феодальную эксплуатацию в освобожденных районах, чему решительно противились правящие гоминьдановские круги.
           В связи с тем, что соглашение о прекращении военных действий постоянно нарушалось, напряженность в стране усиливалась с каждым днем. Особенно напряженным было положение в Маньчжурии. Чанкайшистское правительство утверждало, что якобы только оно вправе «восстановить китайский суверенитет над Маньчжурией» после ухода оттуда советских войск. В ответ на это представитель КПК заявил: «Но ведь народно-освободительные войска тоже китайские!» (13)
1 июля 1946 г. гоминьдановские армии начали всеобщее наступление. В своем заявлении Чан Кайши пытался свалить всю вину за провал мирных переговоров на КПК. В манифесте к 9-й годовщине начала войны с Японией 7 июля 1946 г. ЦК КПК возложил всю ответственность за развертывание военных действий на чанкайшистское правительство. В Китае развертывалась новая гражданская война.
Личный представитель американского президента в Китае Д. Маршалл продолжал свою деятельность до января 1947 г. Ему на помощь поспешил Л. Стюарт, назначенный 11 июля 1946 г. послом США в Китае.
           Выбор этой кандидатуры принадлежал Маршаллу, который «пожелал, чтобы на пост посла был назначен человек с решительным характером и большим жизненным опытом в Китае». Семидесятилетний Стюарт большую часть своей жизни провел в Китае. Пресса США отзывалась о нем как о «близком друге Чан Кайши». Л. Стюарт изложил Маршаллу свои соображения по поводу политики США в Китае. Он считал, что США должны либо всеми силами прийти на помощь чанкайшистскому режиму и обеспечить ему победу, либо уйти из Китая и не вмешиваться в гражданскую войну. (14,15,16)
           Соображения нового посла США в Китае были отвергнуты. Американское правительство решило продолжать посредничество в ходе уже начавшейся гражданской войны, полагая, что Чан Кайши будет выгодно в течение некоторого периода сохранение состояния войны и мира в одно и то же время. 10 августа 1946 г. Трумэн направил Чан Кайши личное послание, в котором вновь поучал его «гибкой политике». Обе стороны снова согласились сесть за стол переговоров. Руководство КПК, идя на продолжение переговоров, исходило из того, что широкие народные массы Китая все еще верили в «миролюбивые стремления» гоминьдановского правительства и только время могло избавить их от такого рода иллюзий. Вместе с тем КПК открыто разоблачала маневры империалистов. Так, в меморандуме ее представителя от 15 сентября 1946 г. было заявлено, что «посредничество Маршалла и Стюарта используется гоминьдановцами в качестве камуфляжа, за которым развертывается в огромных масштабах гражданская война»
Несмотря на мирные переговоры, военные действия продолжались. Маршалл выражал недовольство тем, что Чан Кайши слишком спешил и мешал осуществить план, который предусматривал прежде всего «созыв национального собрания», а потом уже форсирование военных операций «на законном основании». Маршалл и Стюарт при этом надеялись на активное участие в парламенте партий и организаций национальной буржуазии.
          Однако лидеры Демократической лиги и других партий национальной буржуазии так же, как и компартия, требовали прежде всего прекращения военных действий, а затем выполнения решений Политического консультативного совета о демократизации страны, в том числе и о «созыве национального собрания». Все эти партии осудили созванное 15 ноября 1946 г. «национальное собрание» как фиктивное, имевшее целью «узаконить однопартийную гоминьдановекую диктатуру». В разработке китайской конституции, утвержденной «национальным собранием» и вступившей в силу с 1 января 1947 г., участвовали Маршалл и Стюарт. КПК и партии национальной буржуазии отвергли этот документ, подготовленный без их участия в условиях разгоравшейся войны.
           Провалились и усилия американской дипломатии создать в Китае «либеральную партию», которая могла бы стать оппозиционной по отношению к гоминьдану. Вопрос об объединении в такую партию всех промежуточных между коммунистами и гоминьдановцами буржуазных партий, групп и организаций обсуждался Маршаллом и Чан Кайши в декабре 1946 г.
           Именно это в последствии окажет медвежью услугу на внутрипартийную борьбу и фракцизм внутри КПК. Перед отъездом из Китая в начале января 1947 г. Маршалл в беседе с важными правительственными чиновниками снова поставил этот вопрос, заявив, что правительству Чан Кайши необходимо иметь свою «оппозицию». (17)
           Чанкайшистское правительство воспротивилось предложению американского посредника, а лидеры национальной буржуазии слишком хорошо знали Чан Кайши и его тайную полицию, чтобы поддержать этот план Маршалла в условиях, когда никаких реальных гарантий против произвола гоминьдановского режима не было. Лидеры национальной буржуазии вместе с компартией требовали прежде всего реализации всех решений Политического консультативного совета. Маршалл вынужден был признать, что «либералы и радикалы оказались па стороне коммунистов, несмотря на различие их точек зрения».
           Рост антигоминьдановских и антиамериканских настроений в Китае заметно усилился после заключения 4 ноября 1946 г, в Нанкине американо-китайского Договора о дружбе, торговле и навигации. Формально в основе договора лежал принцип равных прав и одинаковых возможностей. Однако на деле этот принцип не имел для гоминьдановского Китая ввиду его экономической отсталости никакого существенного значения. Он означал фактически полное подчинение Китая американским монополиям.
           7 января 1947 г. Д. Маршалл был назначен на пост государственного секретаря США вместо ушедшего в отставку Д. Бирнса. 29 января государственный департамент объявил о прекращении посредничества в Китае. Через месяц прекратили свою деятельность представительства КПК в Нанкине, Чунцине и Шанхае. Американские правящие круги стали открыто проводить курс на уничтожение революционных сил Китая руками Чан Кайши в ходе гражданской войны. Генерал Маршалл, стан госсекретарем, направлял Стюарту директивы вроде: «Правительство США не должно ни прямо, ни косвенно оказывать какую-либо поддержку коалиционному правительству Китая с участием коммунистов». (18)
           Такая позиция полностью соответствовала «доктрине Трумэна», которой президент США 12 марта 1947 г. открыто провозгласил антикоммунистический поход во всем мире. По авторитетному признанию американского ученого О. Латтимора, ««доктрина Трумэна» покончила с политикой свободного маневрирования в Китае».
           Но ни политические маневры, ни значительная военная, финансовая и продовольственная помощь США режиму Чан Кайши не смогли пресечь развитие революционного процесса в Китае. Кровопролитная война, навязанная китайскому народу, обернулась в конечном счете против феодально-компрадорского блока и американского империализма. Эти враги китайской революции были отнюдь не «бумажными тиграми», как назвал их заодно с атомной бомбой Мао Цзэдун в беседе с Анной Луизой Стронг летом 1946 г. Для победы над ними потребовались огромные усилия и жертвы китайского народа.

                Китайская народная республика.

           1 октября 1949 г. Мао Цзэдун от имени китайского народного правительства торжественно сообщил о создании Китайской Народной Республики.
Незадолго до этого, 21 сентября 1949 г., была созвана первая сессия китайской Народной политической консультативной конференции в Бэйпине, который через несколько дней был переименован в Пекин, ставшим столицей нового государства. На ней была закреплена организация нового государства и избран состав его руководителей. Председателем правительства стал Мао Цзэдун. На заключительном заседании выступил Чжу Дэ. Его речь заканчивалась словами: «Да здравствует Председатель Мао!»
          Народу ясно давали понять, что руководитель КПК становится не просто главой нового правительства, а политическим и духовным вождем всего китайского народа.
В момент победы революции Мао Цзэдуну было 56 лет. Вместе с КПК. Мао прошел через испытания революционной борьбы, но прошел, конечно, по-своему. Мао не мог забыть ни тяжелых уроков начала 30-х годов? когда он был выведен из состава партийного руководства, ни жестокой борьбы против Ван Мина, «московской оппозиции», Чжан Готао и других руководителей, которые стояли на его пути к руководству в КПК. (19)
          В истории Китая, как, впрочем, и в истории других стран, редко бывало, чтобы люди, захватившие власть вооруженным путем, отказывались от нее в пользу других лиц, более способных руководить государством. Хотя такой момент присутствовал после февральской революции в России, когда Временный комитет вынужден был сдать власть большевикам в России.
Опыт КПСС в строительстве первого в мире социалистического государства не мог не оказывать большого влияния на китайских коммунистов, на руководителей КПК, в том числе на Мао Цзэдуна. Но при всей ценности международного опыта им предстояло найти свои собственные решения проблем управления многомиллионной страной.
          Унаследованный от гоминьдановцев Китай был страной отсталой, полуколониальной. Накануне революции в деревнях проживало примерно 90% населения, 10% которого составляли помещики и зажиточные крестьяне. Очень отсталой выглядела и социальная структура города: более половины городского населения составляли чернорабочие (кули), на долю промышленных рабочих приходилось менее 20% общей численности рабочих.
          В сельском хозяйстве господствовали феодальные и полуфеодальные отношения. Почти 3/4 всей обрабатываемой земли принадлежало помещикам и зажиточным крестьянам. Большую часть своей земли они сдавали на кабальных условиях в аренду безземельным и малоземельным крестьянам. Примерно 70% крестьян были бедняками (почти все они являлись арендаторами и полу арендаторами) и лишь около 20% —середняками.
           Решение аграрной проблемы и проведение индустриализации, выдвинулись как коренные задачи, как самые необходимые предпосылки социального переустройства общества. КПК в ту пору выработала в целом эффективную политику, основанную на изучении конкретных условий Китая, на творческом использовании советского опыта. Мао Цзэдун хотя и не оспаривал открыто этой линии, все же особенно подчеркивал задачи национального возрождения Китая.
           «Мы намерены осуществить великое национальное строительство. Работа, которую нам предстоит сделать, трудна, и наш опыт недостаточен. Поэтому мы должны упорно учиться передовому опыту Советского Союза… Чтобы построить нашу страну, мы должны довести изучение Советского Союза до общенациональных масштабов». (20)
            Первые усилия новой власти были направлены на преодоление последствий полуколониального, полуфеодального развития экономики. Иностранные монополии были лишены каких бы то ни было прав и привилегий. Все предприятия, которые находились в руках или под контролем феодалов и компрадорской буржуазии, были конфискованы и переданы государству.
Одним из крупнейших социальных преобразований новой власти была аграрная реформа, которая была в основном завершена к весне 1953 года. За два с половиной года реформа охватила 450 млн. человек. Около 300 млн. безземельных и малоземельных крестьян получили 47 млн. га обрабатываемой земли, которая принадлежала прежде помещикам. Это был поистине выдающийся успех антифеодальной революции в Китае.
            Первые послереволюционные годы можно назвать наиболее интересным и даже поучительным для других развивающихся стран периодом развития Китая. За короткий срок были достигнуты внушительные успехи. Уже к 1952 году продукция сельского хозяйства выросла примерно на 50%. Общая стоимость промышленной продукции более чем удвоилась. Были восстановлены старые и созданы новые ирригационные сооружения, что имеет огромное значение для сельского хозяйства Китая, поскольку четвертая часть посевных площадей обслуживается оросительными системами. Начало развертываться движение за кооперирование сельского хозяйства.
Принятый после завершения восстановительного периода первый пятилетний план развития народного хозяйства КНР (1953–1957 гг.) был выполнен успешно, а по многим показателям даже перевыполнен. К концу пятилетки, в 1957 году, Китай по объему производства стали вышел на 9-е место в мире, чугуна — на 7-е, угля — на 5-е, электроэнергии — на 13-е место.
            В период первой пятилетки было в основном завершено преобразование частнокапиталистической и кустарно-ремесленной промышленности. По данным китайской печати, удельный вес государственного сектора в валовой продукции в 1956 году составил 54,6%, кооперативного — 17,1, государственно-капиталистического — 27,1, частнокапиталистического — 0,004, мелкотоварного (некооперированные кустари) — 1,2%.
            С Помощью СССР было построено более 200 крупных объектов с новым оборудованием. Построенные при помощи социалистических стран промышленные предприятия создавали основу современной промышленной системы в КНР.
В политической области проводилась линия, отражавшая известное укрепление позиций интернационалистов в руководстве КПК. Идея демократической диктатуры народа нашла свое воплощение в специфических формах государственной власти. Она учитывала своеобразие условий китайской революции и задачи укрепления союза всех прогрессивных сил, входивших в единый фронт.
            В новое коалиционное правительство, созданное в 1949 году, вошли представители восьми партий и группировок, а также «независимые личности с демократическими убеждениями».
            Опыт проведения аграрной реформы, опыт восстановления экономики при использовании национального капитала и поощрения развития мелкотоварного хозяйства, опыт создания широкого союза демократических свобод руководством КПК, накопленный в первые годы существования КНР, имел и сохраняет сейчас международное значение.

                Китайские «социалистические» преобразования.

            Если бы Китай развивал успехи демократической революции, продвигаясь постепенно по пути социалистического строительства, он, несомненно, достиг бы новых рубежей и в развитии экономики, и в социалистических преобразованиях страны. Однако этого не произошло. Чем ближе подходил Китай к задачам социалистического характера, тем, больше стали сказываться на его развитии негативные политические факторы.
            Уже в первые годы существования КНР мировую прогрессивную общественность не могли не насторожить некоторые методы проведения реформ. Речь идет о двух взаимосвязанных формах политического давления, которые применялись еще в Яньани: идеологических компаниях типа «чжэнфын» и сопровождающих эти компании массовых репрессиях. Эти методы получили распространение уже в период аграрной реформы, и особенно в период первой пятилетки.
Крупная волна репрессий началась с 1951 года, когда по предложению Мао было принято «Положение о наказаниях за контрреволюционную деятельность», 20 мая 1951 г. Этот закон предусматривал в числе прочих видов наказания смертную казнь или длительное тюремное заключение за разного рода политические и идеологические преступления.
            В 1951 году в больших городах Китая проводились открытые показательные суды, на которых после публичного объявления преступлений «опасные контрреволюционеры» приговаривались к смерти. В одном только Пекине в течение нескольких месяцев состоялось около 30 тыс. митингов; на них в общей сложности присутствовало более 3 млн. человек. Длинные списки казненных «контрреволюционеров» постоянно появлялись в газетах.
Что касается количества жертв, то в октябре 1951 года было — официально указано, что за 6 месяцев этого года было рассмотрено 800 тыс. дел «контрреволюционеров». Позднее Чжоу Эньлай сообщил, что 16,8% «контрреволюционеров», находившихся под судом, были приговорены к смертной казни. По оценкам западной печати, число казненных в 1951 году колеблется от 1–3 млн. до 10–15 млн. человек.
            Развертывание КПК массовых идейно-политических кампаний в 1951–1952 годах было в целом продиктовано объективной необходимостью сломить сопротивление со стороны буржуазии, феодальных и полуфеодальных элементов, выступавших против народно-демократического строя.
Но одновременно с этим проводились компании против прогрессивно настроенной интеллигенции и партийных кадров, не согласных с идеологией и практикой Мао.
            Осенью 1951 года по его инициативе началось движение за идеологическое перевоспитание интеллигенции. Движение началось с компании, связанной с дискуссией о фильме «Жизнь У Сюня». В ходе кампании многие представители интеллигенции были обвинены в распространении буржуазных взглядов.
Движение за идеологическое перевоспитание проводилось главным образом среди вузовской интеллигенции. В высших учебных заведениях были созданы специальные комитеты, под руководством которых профессора и преподаватели изучали произведения Мао и историю КПК в ее маоистской переработке. Эта первая компания такого рода включала излюбленные методы маоистского руководства: принуждение «перевоспитываемых» к «высказываниям начистоту» с публичным самобичеванием, с обвинениями в различных прегрешениях своих друзей, товарищей, родственников и пр.
            Многие из моментов этих компаний, вероятно, можно объяснить жестокостью нравов, сложившихся в старом Китае. Зверства гоминьдановцев в годы гражданской войны не поддаются описанию; пытки коммунистов, издевательства над мирными крестьянами, массовые убийства были обычным явлением.
Но должны ли коммунисты следовать этим традициям? Не входит ли жестокость в обычай нового государства, когда оно становится на путь мести за прошлые преступления или проступки бывших господ?
            У Мао Цзэдуна, в связи с этим, есть чрезвычайно любопытное высказывание на этот счет: «Когда китайцы говорят про смерть человека, то называют это «белой радостью». (19)
            По-видимому, именно с таким пониманием смерти врага как события радостного, торжественного, праздничного и связаны публичные расправы, которые так часто практикуются в Китае. Расчет, делается не только на устранение потенциальных противников, но и на создание атмосферы всеобщего торжества толпы по случаю публичной казни врага революции. Уже с 50-х годов масса становится активным соучастником избиений — вначале людей, действительно виновных, а позднее — невинных. Этот метод входит как важный составной элемент, линии манипулирования массами.
            Каков должен быть воспитательный и нравственный результат публичных судилищ, где нет места нормальному разбирательству дела, объективной оценке степени вины, разумному выбору адекватного наказания? Где все решается либо усмотрением организаторов, либо спонтанным настроением толпы? Трудно ответить на этот вопрос, поскольку мы имеем дело с психологическим феноменом, основанным на особой национальной традиции. Но одно несомненно — жестокость и произвол становятся нормой массового сознания. Среди населения распространяются, как поветрие, озлобление и страх.
            В полном соответствии со стереотипом механизма «чжэнфына» в 1954 году начались новые гонения на интеллигенцию. По указанию Мао началась кампания против «контрреволюционной группы» Ху Фэна. Ху Фэну — литературному критику, многие годы участвовавшему в движении революционных писателей, а после 1949 года вошедшему в состав руководства Всекитайской ассоциации работников культуры и искусства, — было инкриминировано выступление против принципа партийного руководства литературой и искусством, изложенного в яньаньских выступлениях Мао.
Исход компании «критики» для Ху Фэна был предрешен: по обвинению в «контрреволюционной деятельности» он был арестован и осужден.
             Почти одновременно был дан ход так называемому «делу Гао Гана — Жао Шуши». Обсуждение этого «дела» происходило на Всекитайской конференции КПК, состоявшейся в марте 1955 года, на которой помимо 62 членов и кандидатов в члены ЦК КПК присутствовали также 257 партийных руководителей более низкого уровня. Как сообщалось в «Резолюции об антипартийном блоке Гао Гана — Жао Шуши», принятой этой конференцией, Гао Ган не только не признал своей вины перед партией, а, наоборот, покончил жизнь самоубийством».
             Гао Ган и Жао Шуши были обвинены в «проведении конспиративной деятельности, имеющей целью захват руководства революцией и государством», в выступлении против руководящих членов ЦК. Отмечалось, что Гао Ган будто бы добивался постов «Генерального секретаря или заместителя председателя ЦК партии и премьера Государственного совета». (21)
             Однако, преследование Гао Гана, одного из ведущих лидеров КПК, известного своей твердой интернационалистской позицией, было очевидным проявлением борьбы двух линий в партии, симптомом разногласий внутри руководства КПК, которые касались широкого круга проблем.
Гао Ган настаивал на более последовательном использовании советского опыта управления экономикой, как это делалось в руководимом им Северо-Восточном Китае. Поэтому, «дело» Гао Гана, по расчетам Мао, должно было послужить предостережением в отношении других интернационалистов в Коммунистической партии Китая.
            Об остроте борьбы, развернувшейся внутри партии, можно судить по противоречивой позиции, которую заняло руководство КПК после устранения Гао Гана и Жао Шуши, и их сторонников.
            Одна тенденция проявилась в усилении контроля сверху над всеми партийными организациями путем создания центральных и местных контрольных комиссий с целью усиления централизма. Но в решениях той же мартовской конференции содержится и другая установка, направленная против стремлений «к личной диктатуре и фракционизму, которые подрывают принцип коллективного руководства», «против подавления внутрипартийной демократии и критики» и «за борьбу против тщеславия, самодовольства и тенденции к культу личности». (21)
Как позднее стало известно, в выступлениях на 6-м расширенном пленуме ЦК КПК седьмого созыва, в октябре 1955 года, Мао Цзэдун резко обрушился на тех, кто выступал за ослабление политики репрессий. «Некоторые говорят, что у нас совсем нет совести. — сказал Мао, — мы же говорим, что у марксистов в отношении буржуазии не много совести; это как раз тот случай, когда лучше иметь поменьше совести. Некоторые наши товарищи слишком гуманны». (21)
           Мао также выдвинул тезис: «все те, кто допускает серьезные идеологические ошибки, фактически являются врагами революции». (21) Так подготовлялось идеологическое «ложе», в которое затем легко можно было поместить любого противника «идей Мао». Врагу «идей Мао», какой бы пост он ни занимал, была уготована одна судьба.
           В сентябре 1956 года состоялся VIII съезд КПК, явившийся крупным событием в жизни китайского народа. Съезд прошел в сложной обстановке.
Как отмечали на съезде многие китайские руководители, он проходил под благотворным влиянием XX съезда КПСС. В решениях VIII съезда указывалось на необходимость неуклонного соблюдения принципа коллективного руководства и борьбы против культа личности. Особо подчеркивалось огромное значение политической поддержки и экономической помощи для Китая со стороны Советского Союза. «Без великой интернациональной солидарности пролетариата всех стран, без поддержки международных революционных сил победа социализма в Китае невозможна», — отмечал съезд.
           Вне всякого сомнения, что все подобные нововведения со стороны Хрущёва были приняты, не без его идейных шатаний в области лидерства между колхозниками и пролетариатом. Именно это нашло своё отражение в идеях Мао Цзэдуна и его основную ставку на мелкобуржуазную основу революции. Кроме того, видя экономические просчёты своего старшего «брата» и в то время следовавшего марксистской теории Мао, решительно был не согласен с преобразованиями в СССР, которые, по его мнению, уводили развитие советского государства в сторону капитализма.
           В решениях съезда говорилось, что Китаю для построения социализма необходимо осуществлять социалистическую индустриализацию и развивать прежде всего тяжелую промышленность.
           Особенностью переходного периода в Китае признавалось то, что в этой стране союзником рабочего класса являются не только крестьяне и городская мелкая буржуазия, но и национальная буржуазия. Считалось, что нужно использовать метод мирного преобразования и перевода на рельсы социалистического хозяйствования капиталистической промышленности и торговли. Съезд определил, что переходный период неизбежно должен будет занять довольно длительное время — примерно три пятилетки или даже немногим больше.
          Уже во вводной части отчетного доклада содержится предостережение против ошибок «правого» и «левого» уклона. «Правый» уклон заключался:
1. в удовлетворенности достигнутыми успехами буржуазно-демократической революции,
2. в требовании приостановить революцию, в отказе признать необходимость ее перерастания в социалистическую,
3. в нежелании проводить политику ограничения капитализма в городе и деревне.
Что касается отклонений от генеральной линии «влево», то они заключались главным образом:
1. в требовании построить социализм «в одно прекрасное утро»,
2. ликвидировать национальную буржуазию методом экспроприации или же привести капиталистическую промышленность и торговлю к экономическому краху путем быстрого вытеснения,
3. в отказе признать, что переход к социализму нужно осуществлять, двигаясь вперед постепенно, в неверии в возможность достичь целей социалистической революции мирным путем.
       В докладе осуждались оба уклона, но особенно часто докладчик возвращался по ходу изложения конкретных вопросов к критике «левого» уклона.
В докладе отмечалось, что со второй половины 1955 года Центральный Комитет и Мао Цзэдун «покончили с правыми консервативными взглядами в партии», которые сковывали активность крестьянства в кооперировании. Вслед за этим кооперативы низшего типа в массовом порядке стали преобразовываться в социалистические кооперативы высшего типа, способные еще более эффективно организовать производство.

                Китай и кооперация.

          На этих словах стоит остановиться. Действительно, в 1954–1955 годах произошли показательные события. В то время, когда высшие партийные и государственные органы отрабатывали окончательный вариант первого пятилетнего плана, Мао Цзэдун попытался навязать свою собственную политику в области экономики и социальных преобразований. Однако на первых порах он столкнулся с сопротивлением внутри руководства КПК.
          «ЦК, — утверждал Мао, — решил увеличить число кооперативов до 50%. Я считаю, что это очень небольшой рост…». (21) Тут же он потребовал увеличить число кооперативов до 100% и обратился с этим призывом к местным секретарям КПК.
Это было воспринято, разумеется, как указание, и кооперирование пошло полным ходом. Если в июле 1955 года в кооперативах было 16,9 млн. крестьянских семей (14%), то к июню 1956 года насчитывалось уже более 108 млн. семей (90,4%). Было отброшено намеченное по плану постепенное развитие форм кооперации. Сразу в массовом порядке вводились высшие формы кооперирования. 75 млн. семей попали к этому времени в кооперативы высшего типа и только 35 млн. — в кооперативы низшего типа.
           Были пересмотрены наметки пятилетнего плана, который предусматривал преобразование 80% частной промышленности и торговли в смешанные государственно-капиталистические предприятия. В ноябре 1955 года орган частных предпринимателей — Всекитайская ассоциация промышленников и торговцев призвала к немедленной и добровольной социализации. Это значительно ускорило темпы обобществления промышленности.
           Многих поражало и то, как быстро было проведено сплошное кооперирование более чем 600-миллионного крестьянского населения Китая. Каковы же были его реальные результаты в социальном и экономическом отношениях? — вот что неясно. На этот вопрос ответить нелегко, но характерно, что сам Мао был вынужден еще на октябрьском пленуме ЦК КПК выступить с объяснениями по поводу негативных сторон поспешного кооперирования. «В гибели рабочего скота частично повинны кооперативы, но главная причина не в них. — говорил Мао. — Причинами гибели скота являются трудности в решении зерновой проблемы, вопросы, связанные с ценами на кожсырье, возрастом скота, засухой и наводнениями». (21)
           Весной этого года в деревне, сложилась напряженная обстановка, и некоторые говорили, что это вызвано созданием большого числа кооперативов. Ни в коем случае нельзя так утверждать. Главная причина — шумиха, поднятая помещиками, кулаками и зажиточными крестьянами; даже те из них, кто не испытывал недостатка в зерне, скупали его. Напряженное положение частично было вызвано трудностями решения зерновой проблемы, а частично — ложными представлениями».
            Другой важной проблемой были темпы и методы осуществления социалистической индустриализации Китая. Хотя Китай начинал индустриализацию с более низкого уровня, чем в свое время СССР, он имел возможность опереться на экономическую помощь СССР и других стран социализма, использовать научно-технические достижения всех государств.
            В докладе Чжоу Эньлая на VIII съезде КПК слышались отголоски борьбы, которая вспыхнула вокруг проблемы индустриализации. В частности, прозвучало следующее серьезное предостережение: «Ошибочным является и другой взгляд — попытки вести строительство в одиночку, в отрыве от внешнего мира. Нечего и говорить, что для создания в нашей стране целостной промышленной системы в течение длительного периода времени по-прежнему будет нужна помощь Советского Союза и стран народной демократии…». (21)  В этом вопросе он должен был столкнуться с Лю Шао-ци, отстаивавшим линию на планомерное и постепенное развитие хозяйства страны.
             В результате такой борьбы съезд принял довольно реалистическую программу развития народного хозяйства. Был намечен рост валовой продукции промышленности в 1962 году примерно в два раза против 1957 года с преимущественным увеличением темпов роста производства средств производства, а валовой продукции сельского хозяйства — примерно на 35%.
             Мы подошли к поворотному пункту в биографии Мао и в целом в истории КПК. С 1957 года по инициативе Мао начался резкий пересмотр всей прежней экономической, социальной, культурной и внешней политики Китая. Борьба против «правых» элементов, политика под лозунгом «пусть расцветают все цветы», «большой скачок» и «коммуны», а затем после некоторой передышки «культурная революция» — все это звенья одной цепи, одной линии, которая стала развертываться вскоре после VIII съезда КПК.
             Каковы психологические побуждения Мао как инициатора новой политики? В самой Компартии Китая к этому времени, в сущности, сложились по меньшей мере две мощные группировки, которые то скрытно, то явно противостояли друг другу. И не по каким-нибудь частным, а по коренным проблемам внутренней и внешней политики.
             Как мы отмечали ранее, именно это и стало основной причиной или яблоком раздора межправительственных кругах Китая. Многопартийная система, включающая в себя разные по политическим граням группировки, никогда не могли прийти к единению. Это же самое мы уже проходили в 20 – 30- х годах прошлого столетия в Советском Союзе, когда Сталин достаточно долго и упорно пытался доказать оппозиции их заблуждения относительно развития страны. К чему всё это привело, нам также известно.
             Такое же соотношение политических сил позднее будет принято и в современной России, после политического переворота обманным путём, приведшего некогда процветавшую страну к краху. Марксистско – ленинская программа подразумевала только один путь управления государством с участием одной партии и преобладанием в ней пролетариата. Которая напрочь отметала все дополнительные течения, до момента, когда уровень управления государством, будет сравниваться с высокими моральными качествами управленцев. В этом случае предполагалось участие в управлении более широких слоёв населения.
             В данном же случае, одна группа выступала за планомерное строительство социализма с использованием помощи и опыта других социалистических стран. Именно такая линия восторжествовала на VIII съезде КПК. Другая группа — «леваков» и экстремистов — отвергала путь постепенных социальных преобразований. Ставя превыше всего возрождение Китая, понимаемое в националистическом духе, она вынашивала реакционные утопии о «военно-коммунистическом» скачке, об опережении других социалистических стран с помощью политического и идеологического насилия.
              Скорее всего, психологические причины коренного пересмотра линии VIII съезда были связаны, с одной стороны, с комплексом страха Мао, с его опасением за собственный личный престиж и влияние в КПК и среди всего народа, а с другой стороны, с синдромом величия — национального и личного.
Именно тогда в его сознание глубоко проник страх перед возможностью полного торжества политики «анти-Мао» — либо при его жизни, либо после его кончины. Об этом наглядно свидетельствуют два обстоятельства. Сразу же после съезда Мао организовал новую крупную компанию против интеллигенции, очередной этап «чжэнфына» — еще до того, как была намечена новая «генеральная линия», «большой скачок» и «коммунизация».
             Компания против «правых элементов», которая вскоре переросла в скрытую критику «советского ревизионизма», предшествовала пересмотру экономической политики.
            Здесь нужно особенно внимательно отнестись к следующему важному обстоятельству. Именно это свидетельствует о подлинных психологических мотивах поворота, совершенного Мао в 1957–1958 годах.
            Не появление новой программы экономического развития («скачок», «коммуны») стимулировало борьбу Мао против «правых», а борьба против «правых» создала условия для торжества экстремистского курса и во внутренней, и во внешней политике.
            Подавить противников и одновременно возбудить новую волну поклонения в партии и в народе, адресованного лично Мао как руководителю, который обещал коммунизм не в далеком будущем, а сегодня, завтра, через несколько лет, — таков был его замысел.
            Первое, о чем позаботился Мао, — это о том, чтобы бросить тень на решения и опыт КПСС, их значимость для КПК. Делал он это не прямо, не в лоб, а исподволь, тщательно обходя вначале те проблемы, которые его больше всего беспокоили, а именно: проблемы борьбы против режима его личной власти. Что дело обстояло именно так — нетрудно убедиться.
            Это характерно для всех этих выступлений? Их лейтмотив— пересмотр отношения к Советскому Союзу, к советскому опыту. Мао с присущим ему упорством начинает воздвигать идеологическую стену между китайскими и советскими коммунистами. И в этом ему помогают американские спецслужбы.
            Тогда обстановка для прямой атаки на решения VIII съезда КПК, по мнению Мао, еще не созрела.   Совсем скоро Мао активизирует компанию под неожиданным на первый взгляд лозунгом «пусть расцветают все цветы, пусть соперничают все ученые».
            В китайской печати стали появляться одна за другой критические статьи, которые вначале касались тех или иных аспектов политики КПК по сравнительно второстепенным и частным вопросам, а затем все больше стали затрагиваться и самые ее основы. Эти критические публикации носили далеко не однозначный характер. Одни из них действительно имели целью подвергнуть критике те или иные недостатки в работе и улучшить дело социалистического строительства. Другие же были направлены в целом против политики КПК, против социализма, против СССР.
            А если быть более правильным в суждении. Тактический замысел – нагнать страху, изолировать и нейтрализовать старые партийные кадры, в зародыше пресечь любую попытку организации оппозиционных сил и полностью мобилизовать штурмовые отряды хунвейбинов и цзаофаней и организовать их поддержку со стороны армии. Принято постановление пленума КПК «Всякое руководство, стоящее на ошибочных позициях, действия которого противоречат Постановлению нужно бойкотировать и вести решительную борьбу».
            Именно это мы наблюдаем и в действии правительства России в последнее время. Практически все замечания и выступления левой оппозиции, направленные на улучшение жизни народа бойкотируются, и их не просто стараются не замечать, а целенаправленно создаются условия их невыполнимости. Это ещё раз доказывает, что «культурная революция» в Китае и «культурный переворот» в России звенья одной цепи и растут они со стороны США и Англии.
             Немногим больше месяца в 1957 году, продолжались публикации критических материалов, причем печатались они в органах партийной печати без всяких комментариев. А уже в начале июня развернулась кампания против «буржуазных правых элементов», в ходе которой были подвергнуты гонениям отнюдь не только действительные противники социализма, но и многие люди, стоявшие на социалистических позициях и высказывавшие те или иные критические замечания.
             Как видим и здесь отличительных особенностей не так уж и много. Российские СМИ практически все являющиеся проправительственными не дают не одного шанса для высказывания левой оппозиции и доведения их мнения до народа. Страх донесения правды очень велик.
            Чтобы дать возможность буржуазии и буржуазной интеллигенции развязать эту войну, газеты в течение определенного времени либо совсем не помещали, либо помещали очень немногие положительные высказывания и не наносили ответного удара по буржуазным правым элементам, перешедшим в бешеное наступление. А теперь реакционные классовые враги попали в ловушку. Это были и есть, открытые замыслы, ведь «мы заранее сказали врагам: темные силы можно уничтожить, лишь выманив их из засады, и ведь ядовитую траву удобнее выполоть, если дать ей прорасти… Выполотые же сорняки можно использовать как удобрение». (20)
            Нигилизм в подходе к культуре был характерен для маоистов с момента их прихода к руководству в КПК. Шумные кампании по «перевоспитанию», «перестройке мышления интеллектуалов» сопровождались изъятием «реакционной литературы», к которой причислялись тысячи произведений, воплощавших замечательное культурное наследие Китая и всего мира. Именно в этой обстановке росла и воспитывалась будущая многочисленная армия хунвэйбинов, столь охотно включившаяся в массовое избиение «интеллектуалов» и сожжение книг в период «культурной революции».
            В закрытом выступлении мы не находим ни слова о демагогическом лозунге «пусть расцветают все цветы», о желательности критики со стороны других партий в адрес КПК, о методе убеждения и перевоспитания «правых элементов». Напротив, здесь все выдержано в жестких тонах, все построено на угрозах, на требовании суровых санкций. Подавить до конца тех, кого называют контрреволюционерами, — вот каким языком заговорил Мао перед партийным активом, разъясняя «либеральный» курс «ста цветов».
            Пересмотр внутренней политики, естественно, переплелся с пересмотром отношения к СССР и советскому опыту, в котором наиболее разумные деятели КПК черпали поддержку для обоснования реалистического курса строительства социализма в Китае. Закрытые совещания в КПК в 1957–1958 годах проходят, в сущности, под лозунгом критики КПСС и Советского Союза. Это мотивируется как «ошибками» КПСС, так и тем, что Китаю необходимо выработать свою собственную политику индустриализации и социалистического строительства, не только более.
            Жажда величия и национального превосходства привела его к наивной мечте: в короткий срок превзойти в экономическом и военном отношении СССР и США, а значит, и все страны мира.
«Не должно случиться так, что спустя несколько десятилетий мы все еще не станем первой державой мира. Сейчас Америка имеет всего немногим больше десятка водородных бомб, 100 млн. т. стали. Я не считаю это чем-то особенным. Китай должен превзойти Америку на несколько сот миллионов тонн стали», — говорил Мао Цзэдун на совещании по вопросу об интеллигенции, созванном ЦК КПК 20 января 1956 г. (21)

                Рывок!

             Эта идея — обеспечить ведущее положение Китая во всем мире — впоследствии заняла главное место в идеологии Мао. Борясь за эту цель, нужно преодолеть «сравнительно медленные темпы» экономического развития Советского Союза, его «односторонность и ошибки», выработать свои, более эффективные методы индустриализации, а заодно и ускоренного перехода к коммунизму.
             Мао Цзэдун мечтает в короткие сроки догнать и перегнать все промышленно развитые страны и одновременно гармонично развивать все отрасли хозяйства. Как этого добиться? Неизвестно. Отсюда не только постоянные разочарования маоистов о практических результатах экономической деятельности, но и не менее постоянные метания из одной крайности в другую.
            1956 год проходит под знаком дальнейшего критического пересмотра значения опыта СССР для Китая. И на этот раз (как было уже в середине 30-х гг.) компания ведется под видом борьбы с «догматизмом». Таким путем Мао обосновывает ориентацию на ускоренный, скачкообразный путь развития Китая.
            «Советскому Союзу потребовалось 40 лет. — замечает он, — чтобы производить не такое уж значительное количество продовольствия и других товаров. Конечно, хорошо, если наши 8-10 лет будут равнозначны их 40 годам. Так оно и должно быть, ибо у нас большое население и совсем другие политические условия, — у нас больше жизни и бодрости, больше ленинизма». Мао отмечает даже, что «линия строительства социализма еще разрабатывается, но уже намечены основные ее положения». (21)
            Аналогичное разъяснение мы находим и у руководства современной России. «В России ничего не изготавливалось, кроме резиновых галош. Все беды и проблемы перестроечной эпохи лежат в прямой зависимости от действий Ленина и Сталина. Именно они ответственны, за то, что Россия никак не может подняться с колен с начала перестройки». Согласитесь, кроме маразма, такие строки ничего другого не выражают.
            Было бы прекрасно, если бы в основе этой линии при всех ее издержках лежало стремление выработать основанную на точном знании, на трезвом расчете эффективную программу индустриализации и Китая и России. Если бы Китай и современная Россия, сумели бы учесть не только огромный положительный опыт КПСС, но и опыт преодоления трудностей, которые не могли не возникать перед партией, первой прокладывавшей путь строительства нового общества. Тогда решения нашлись бы достаточно быстро. Но ведь в основе поисков и Мао, и современного российского правительства лежали совсем иные мотивы.
            Выступая на совещании в Учане, 4 ноября 1958 г, Мао Цзэдун говорил: «Сколько нужно времени для вступления всего Китая в коммунизм? Сейчас этого никто не знает, это трудно предсказать. 10, 15, 20 или 30 лет? Если даже через 10 лет, к 1968 году, мы будем готовы вступить в коммунизм, мы этого делать не будем. Подождем самое меньшее 2–3 года после вступления Советского Союза в коммунизм, а затем вступим сами, чтобы не поставить в неудобное положение партию Ленина и страну Октября. Ведь можно не вступать уже и тогда, когда условия для вступления в коммунизм, по сути дела, уже готовы». (21)
            Уже через год-два после названного выступления Мао отказался «ждать вступления» Советского Союза в коммунизм и стал форсировать переход к «коммунизму» одного Китая.
            Так определилась программная цель, отражавшая комплекс национального превосходства или наивное мессианство. Определялась и негативная часть программы — отвергнуть опыт СССР, который якобы топчется на месте. Дело было за малым, нужно было выработать позитивную часть программы. Ее место заняла политика «большого скачка» и «народных коммун» — одного из наиболее трагических экспериментов не только в истории Китая, но и всего человечества.
Конечно не дай бог и в России дойдёт до этого. Хотя всякое бывает, но почему – то хочется всё – таки верить в российское население, что оно такого бреда не допустит.
            В конечном счете руководство КПК приняло решение увеличить за пятилетку объем валовой продукции промышленности в 6,5 раза (среднегодовой темп роста 45%), а сельского хозяйства — в 2,5 раза (годовой темп роста 20%). Намечалось увеличить выплавку стали за пятилетие с 5,4 млн. до 80-100 млн. т. в год, добычу угля в 1962 году предполагалось довести до 700 млн. т (рост против 1957 г. в 5,4 раза), выработку электроэнергии — до 240 млрд. квт-ч (рост в 12,4 раза), производство цемента— до 100 млн. т. (рост в 10 раз). Намечалось построить 5 тыс. крупных промышленных предприятий. Если на 2-й сессии VIII съезда КПК ставилась задача догнать и перегнать Англию в экономическом отношении за 15 лет или несколько больший срок, то спустя несколько месяцев эту задачу намечалось осуществить уже за 5 лет или даже быстрее.
В августе 1958 года по предложению Мао было принято, решение Политбюро ЦК КПК о создании «народных коммун», и через 45 дней появилось официальное сообщение, что практически все крестьянство — 121 936 350 семейств, или более 500 млн. человек, — вступило в «коммуны».

         Какие конкретно цели ставили перед собой китайские руководители?

          Обратимся прежде всего к упомянутому решению Политбюро ЦК КПК от 29 августа 1958 г. Оно состоит из шести пунктов, которые содержат попытку теоретического обоснования этого шага. Здесь утверждается, что «народные коммуны» значительно ускорить экономическое развитие страны. Потому, что удастся высвободить и использовать больше рабочей силы для проведения агротехнических мероприятий в широких масштабах, высвободить и перевести в сферу промышленного производства рабочие руки с фронта сельскохозяйственного производства.
          Организаторы «коммун» ставили задачу приобщить народ Китая к совершенно новым формам трудовых отношений, общественной жизни, быта, семьи, морали, которые выдавались ими за коммунистические формы. Предполагалось, что «коммуна», которая впоследствии должна была распространиться на городское население:
1. станет универсальной производственной и бытовой единицей существования каждого человека.
2. Все существовавшие до этого общественные и личные формы отношений были обречены на разрушение:
3. кооперативная собственность и приусадебные участки,
4. распределение по труду и сохранение дворового дохода,
5. участие в управлении кооперативными делами и т. п.
6. Даже семья — этот высокочтимый испокон веков в Китае институт — должна быть разрушена, а взаимоотношения внутри нее подчинены жесткому контролю со стороны властей.
          Вот что можно было прочесть в ту пору в китайских газетах: «Народная коммуна — вот наша семья, не следует уделять особого внимания созданию собственной небольшой семьи…»; «Родители — самые близкие, самые любимые люди в мире, и все же их нельзя равнять с. Председателем Мао и Коммунистической партией»; «Личная жизнь — дело второстепенное, вот почему женщины не должны требовать от своих мужей слишком большой отдачи энергии…»
Ретивые исполнители на местах не только ухитрились осуществить в течение нескольких месяцев «коммунизацию» всего сельского населения страны, но и двинулись решительно вперед, переводя в государственную собственность кооперативы, личную собственность крестьян, военизируя их труд и быт.
Члены «коммун» отказывались не только от своего пая в качестве кооператоров, но и отдавали сады, огороды, мелкий домашний скот и даже предметы домашнего обихода.
           В конце 1959 года стали возникать городские «коммуны». Вскоре движение за «коммунизацию» в городах усилилось, оно проводилось под лозунгом «все принадлежит государству, за исключением зубной щетки». Иными словами, тотальное огосударствление собственности— наиболее характерная черта проводимой кампании.
           Другая черта «коммун» — военизация труда, создание трудовых армий и отказ от социалистического принципа распределения по труду. Крестьян — мужчин и женщин — обязали проходить военную подготовку, они были объединены в роты и батальоны и нередко отправлялись вооруженные, в строю, солдатским шагом на полевые работы. Кроме того, их перебрасывали с места на место, в другие районы и даже провинции, где возникала потребность в рабочей силе.
Корреспондент пекинского агентства Синьхуа писал в ту пору: «…Через какие-то четверть часа крестьяне выстраиваются. По команде командира роты или взвода, держа развернутые знамена, они отправляются на поля. Здесь уже не увидишь людей, которые, собравшись группами по два, по три человека, курят или бродят лениво по полю. Слышны только размеренные шаги и военные песни. Неорганизованные формы жизни крестьян… ушли навсегда». (20)
           Во многих «коммунах» стали применять так называемую оплату по потребностям. Члены «коммуны» получали за свой труд тарелку супа в общественной столовой и пару матерчатых тапочек. В некоторых более состоятельных «народных коммунах» декларировались «гарантии» бесплатного распределения товаров и услуг. К числу таких гарантий относились питание, одежда, медицинская помощь, организация свадеб, похорон, обучение детей в школе и т. п. Само собой разумеется, что распределение предметов потребления производилось на самом жалком, нищенском уровне, более низком, чем тот, который имели раньше крестьяне в кооперативах.
            Особенностью «коммун» было также включение их в систему государственного управления. Как заявляло агентство Синьхуа от 31 августа 1958 г, «коммуны должны сочетать промышленность, сельское хозяйство, торговлю, образование, ополчение в одной единице и, таким образом, облегчить руководство». Предполагалось, что это приведет к упрощению управления, поскольку содержание низового административного аппарата и финансирование обучения в деревенских школах должны были взять на себя сами «коммуны». (20)
            Наконец, «коммунизация» зашла так далеко, что распространилась на семейную и личную жизнь крестьян. Вот что писали в ту пору китайские газеты по этому поводу: «Коллективная жизнь полностью освобождает женщину и таким образом ликвидирует семью как экономическую единицу общества». «Детей нужно отдавать воспитывать в коммуне, как только их можно будет отделить от матерей».
Печать сообщала, например, что в 500 селениях провинции Цзянсу дома крестьян были разрушены, чтобы построить новые 10 тыс. общежитий и столовых из их материала. Подчеркивалось, что концентрация домов в одном месте позволит осуществить «организацию по военным образцам, выполнение задач в боевом духе и коллективную жизнь… В каждом центре крестьяне собираются за 15 минут и направляются немедленно на поля, повышая производительность труда».
В столице рабочие спали на фабриках. Их лозунгом было: «Не оставляй поле боя, не победив врага».
           Крестьян объединяли в военизированные бригады и направляли то на полевые работы, то на строительство плотин; вместо работы на заводах люди лили металл в плавильных печах, сооруженных во дворах домов. Под неумолчный призыв лозунгов и агитаторов люди работали круглосуточно ради экономического чуда. «За одну ночь можно достичь такого результата, что он превзойдет то, что сделано за тысячелетия. — говорилось в обращениях. — Большой скачок открыл новую историческую эпоху, свидетельствующую о том, что Китай обгоняет Советский Союз в переходе к коммунизму».
           Каковы были результаты — экономические и социальные— политики «большого скачка» и «народных коммун»? 9-й пленум ЦК КПК в январе 1961 года, признал, что в стране возникли серьезные экономические и политические трудности. Были резко сокращены масштабы капитального строительства, законсервировано большинство строек. Началась перестройка «народных коммун», крестьянам возвратили приусадебные хозяйства.
           Первоначально китайские руководители предполагали, что тяжелые последствия «большого скачка» удастся устранить за два года (1961–1962), но эти расчеты оказались нереальными. На деле «урегулирование» официально продолжалось до конца 1965 года и захватило даже большую часть 1966 года.
           Еще более драматичными были экономические последствия политики «народных коммун». В неурожайные годы норма калорий была ниже 1500 в день, стране грозил бы и голод, если бы не было введено строгое нормирование продуктов. Производство продуктов питания стабилизировалось приблизительно на уровне, существовавшем до революции. Некоторое оживление в сельском хозяйстве наступило лишь после 1962 года, оно было результатом восстановления приусадебных наделов земли и децентрализации производства «до уровня, существующего в колхозах Советского Союза».
           Таковы были экономические итоги эксперимента над 500 миллионами китайских трудящихся.
           Теперь становится совершенно понятным выражения современных либералов – демократов о коммунистическом обществе. Видя альтернативу такого общества в действиях Мао Цзэдуна и показывая коммуны, как прототип будущего государства, следующего за социалистическим обществом. Отсюда и понятен вопль разного рода безграмотного разношерстья «не дай бог – не приведи господь, чтобы коммуняки взяли власть». Безграмотность и национализм Мао привёл его к изуродованному марксизму, который он перефразировал и заменил термин диктатуры пролетариата, на термин диктатуры мелкой буржуазии. Подменив национализм с феодальным понятием, на коммунизм. Тем самым создав своё отличное в принципе учение под названием «маоизм», который не имеет ничего общего с марксизмом.
После провала политики «большого скачка» и «народных коммун» Мао говорил: Я говорю, что в народных коммунах существует система коллективной собственности, что для процесса перехода от системы коллективной собственности к системе коммунистической, общенародной собственности период двух пятилеток слишком короток, возможно, потребуется 20 пятилеток». (20) Итак, раньше для построения «коммунизма» в деревне достаточно было 45 дней, а теперь — не меньше 100 лет (20 пятилеток).
            Маятник сознания Мао снова резко качнулся в другую сторону. Что касается «коммунизации», то в этом деле кроме страстного стремления любой ценой опередить СССР и другие страны сыграл самую отрицательную роль и уровень понимания Мао Цзэдуном того, что означает коммунизм. Для него коммунизм — и в этом психологически едва ли не самая драматическая сторона экспериментов того времени — возврат к примитивному, военно-уравнительному обществу, которое сложилось в трудный период Яньани и в годы гражданской войны.
            Приведем несколько выдержек из этого выступления, поскольку они очень типичны для социальных воззрений бывшего председателя КПК. Он говорил:
«В Советском Союзе военный коммунизм заключался в сосредоточении всех излишков продовольствия. Мы тоже имеем 22-летнюю военную традицию, традицию осуществления системы бесплатного снабжения, которая тоже представляет собой военный коммунизм. Мы осуществляли коммунизм в среде кадровых работников. Но и простой народ тоже испытывал на себе его влияние. Энгельс говорил, что очень многие начинания осуществлены впервые в армии, именно так оно и есть. Мы из городов пришли в деревни и объединились с сельским полупролетариатом, организовали партию и армию, мы ели из общего котла, не имели дней отдыха, не получали заработной платы; у нас была коммунистическая система бесплатного снабжения. Стоило нам снова вступить в города, как постепенно мы стали портиться, старые порядки нам теперь не по нутру. Нам захотелось одеваться в шерсть и сукно, мы стали бриться; кадровые работники превратились в интеллигентов, денежные оклады вытеснили систему бесплатного снабжения, появилась одежда трех расцветок, питание пяти категорий, а линия масс в городе перестала проводиться в полной мере.
            Проект решения о народных коммунах спускаем в низы. Не обязательно делать все сразу, не обязательно организовывать полки, батальоны, роты, взводы, отделения. Надо планомерно проводить в жизнь замысел, но и отказаться от народных коммун теперь нельзя. Теперь отказ был бы ошибкой. В 1952 году мы ввели заработную плату. Утверждалось, что буржуазные ранги и буржуазное право такие замечательные, а система бесплатного снабжения объяснялась отсталым методом, партизанской привычкой, отрицательно влияющей на активность. На самом деле мы заменили систему бесплатного снабжения системой буржуазного права, допустили развитие буржуазной идеологии.
            По-моему, надо покончить с этими вещами. Что касается денежных окладов, то их можно не отменять сразу, потому что у нас имеются профессора. Но в течение одного-двух лет надо провести подготовку к отмене денежных окладов. Становление народных коммун приведет к тому, что мы постепенно упраздним систему денежных окладов». (20)
           Все эти призывы против зарплаты и табелей о рангах, призывы вернуться к потреблению из одного котла должны были находить известный отклик в отсталом массовом сознании. Правда, не очень ясно, как быть с личным примером Мао Цзэдуна.
           Эта проблема заслуживает более серьезного анализа. Все, что прокламируется в этом выступлении Мао как коммунизм, никакого отношения к марксистскому, научному пониманию коммунизма не имеет. Точно так же, как и вся практика создания «коммун». Ничто, кроме самого наименования, не роднит коммунизм Маркса и «военный коммунизм» Мао.
           Для Маркса коммунизм — это общество изобилия, общество свободных людей, для которых пища, одежда и другие материальные блага уже давно перестали быть проблемой, людей, которые посвящают себя творческому труду, людей высокоразвитых и культурных, которые не знают, что такое эксплуатация и государственное принуждение. А Мао мечтал создать общество солдатской дисциплины труда, где личность — ничто, она бесплатно работает и ничтожно потребляет, где человек— в сущности лишь орудие для достижения целей, стоящих вне его самого: национального величия, военного превосходства, величия вождя и т. д. Идеал Мао скорее напоминает уравнительные общины тайпинов или военные поселения в крепостнической России, чем свободные ассоциации Фурье, а тем более коммунистические объединения К. Маркса.
           Все, на что обрушивался Мао — материальное стимулирование производства, оплата по труду, плановое хозяйство и сохранение товарно-денежных отношений, — это и есть социализм. Мао здесь фактически полностью отвергает социалистический этап развития общества и прокламирует «скачок» к уравнительному обществу.
           Фактически с началом «коммунизации» во всей партии назревал идейный раскол между сторонниками социализма и проводниками «уравнительного коммунизма». Первые, естественно, тянулись к СССР и другим социалистическим странам, показывающим пример планомерного строительства социалистического общества как необходимого этапа на пути к полному коммунизму. Вторые были более всего подвержены националистической страсти — достижению «социального превосходства» Китая над другими странами.
           Первые симптомы поражения политики «скачка» и «народных коммун» проявились очень быстро. Это позволило противникам экстремистской линии активизировать свои действия. 8-й пленум ЦК КПК, состоявшийся в Лушане в 1959 году, фактически зафиксировал отказ от «коммунизации». Пленум принял решение о том, что коммуны должны передать все общественное достояние производственным бригадам, а их самих необходимо преобразовать фактически на началах производственных кооперативов.
           Лишь в 1967 году в китайской печати появились сообщения об открытом выступлении в период, предшествовавший созыву 8-го пленума ЦК КПК, с критикой Мао и его курса группы видных руководителей КПК и КНР. Однако продолжала торжествовать линия Мао на ускоренное построение коммунизма в Китае. Все, что декларировал и осуществлял Мао, насаждая «народные коммуны», — это, если использовать выражение Маркса, больная тень настоящего коммунизма. Это «коммунизм» военный, казарменный, «коммунизм» с консервативными и даже реакционными феодальными чертами.

                Скачок обезьяны!

            17 апреля 1959 г. состоялась сессия Всекитайского собрания народных представителей 2-го созыва. Им предстояло переизбрать председателя Китайской Народной Республики — Мао Цзэдуна.
           Это было неожиданно и необъяснимо. Почему же он уступает высокий пост председателю Постоянного комитета ВСНП Лю Шаоци? Мао ушел сам, но под давлением неблагоприятных обстоятельств. Это был маневр, вынужденная уступка, чтобы успокоить страсти, достигшие большого накала.
После провала «большого скачка» и «народных коммун» Мао остался не только председателем партии, но и вождем китайской революции.
           Однако в 1959–1960 годах, после того как экономическая политика приняла более осторожный и разумный характер, Мао ограничил свою деятельность исключительно сферой международных отношений.
Ну прямо, как и в России в момент уступки президентской власти, во время передачи её премьер – министру в 2008 году. Рокировка в самых профессиональных шахматных партиях.
           Хотя в сущности Мао и не думал уступать область внутренней политики Лю Шаоци или другим руководителям. Он и не собирался отказываться от особого положения в партии и государстве. Он просто использовал «метод обезьяны», который уже не раз помогал ему в трудные периоды: отойти в тень, создать видимость уступки, а затем снова перейти в наступление. Что это именно так, свидетельствуют его высказывания десять лет спустя, когда противники «скачка» и «коммун» были окончательно повергнуты.
          Не правда ли, уж очень похожи эти «культурные революции» сами на себя? Особенно в главных их деталях и частях спектакля розыгрываемого перед малообразованным народом.
          «Так уж странно устроен мир. Можно подниматься ввысь, но не дано сойти вниз. Надо учитывать, что, может быть, одна часть будет согласна, а другая нет. Массы могут не проявить должного понимания и сказать, что все выбиваются из сил, а ты в самый разгар боя уходишь. Надо объяснить со всей ясностью, что дело обстоит не так, что я не ухожу; лишь когда мы перегоним в соревновании Америку, я предстану перед Марксом». – Мао предпочёл это сказать после. (21)
           Развернувшееся затем новое «движение за упорядочение стиля городских и сельских кадровых работников» было направлено против «врагов» и «плохих элементов», которых Мао в целом по стране насчитал в количестве 10% от всего населения (т. е. от 600 млн. человек!). Как установившаяся закономерность такое движение, дало толчок очередной компании по чистке КПК, сопровождавшейся массовыми репрессиями, вплоть до расстрелов и высылкой кадровых работников на трудовое перевоспитание в деревню.
           Одновременно Мао Цзэдун сосредоточил усилия на превращении армии, в свою надежную опору.  Только за семь месяцев этого движения — с июля 1960 по февраль 1961 года — из КПК было исключено 1200 армейских работников.
Не правда ли, знакомая картина по ликвидации и увольнению на пенсию военного состава Генерального штаба России и рокировка чиновничьего, армейского и  силового аппарата.
           С 1963 года началась систематическая проработка отдельных групп и лиц из партийной и творческой интеллигенции. В июле 1964 года было распространено «указание» Мао Цзэдуна о необходимости «революционизации» творческих союзов китайской интеллигенции, поскольку-де «их работники… последние годы находятся на грани перерождения в ревизионистов». В 1964–1965 годах было проведено «перетряхивание» руководства всех творческих союзов, входивших во Всекитайский союз работников литературы и искусства.
            Аналогичная картина складывается и в России в конце 2019 года, когда на руководящие посты творческих и общественных союзов ставятся руководителями чиновники из «Единой России» и бывшие работники силовых ведомств.
Основоположник даосизма Лао-цзы считал идеальным способом управления государством «недеяние», что означает такой способ управления, когда правитель активно не вмешивается в естественный ход событий, а полагается лишь на моральное воздействие. Почему бы и Мао Цзэ-дуну, не полагаться главным образом на влияние своих идей, своего верховного авторитета, а остальное предоставить другим деятелям партии и государства?
            В 1963 году Мао пишет обширный документ, который носит название «Против бюрократизма»: «Я попытался обобщить проявления бюрократизма в следующих 20 пунктах», — говорит Мао. Далее он подробно описывает различные формы бюрократизма, укоренившегося, на его взгляд, в партийном и государственном аппарате Китая. Какова же направленность этого документа? Вот что мы в нем читаем: «…Если возник бюрократизм, то неизбежно появляется сепаратизм по отношению к высшим инстанциям». Бюрократизм — это «непомерно раздутое самомнение и самообольщение»; «чиновничья спесивость, почитание лишь одного себя…»; «чрезмерная забота о насыщении своей утробы…»; «стремление использовать своих людей, сколачивать клики»; «пристрастие лечиться от несуществующих болезней». (21)
            Поверхностно описывая те или иные проявления бюрократизма, Мао неожиданно делает вывод о том, что важнейшим источником бюрократизма внутри Китая является «империализм, который объединился с ревизионизмом», намекая на СССР и другие социалистические страны. Между тем главный источник бюрократизма в Китае — режим личной власти, порождающий произвол в решении крупнейших социальных проблем, — остается вне критики. Лозунг борьбы против бюрократии, который не мог не находить живого отклика в массах, оказался чрезвычайно удобной платформой для последующих нападок Мао на тех или иных руководителей КПК, которые отдавались на публичное поругание хунвэйбинам.
            Обстановка в Пекине накаляется. Распространяется огромная масса листовок, призывов. Продолжаются аресты «контрреволюционеров» т.е тех кто противодействует хунвейбинам. Последние, врываются в дома и вытаскивают на улицу, тащат на улицу сопротивляющихся и возят их по городу, арестовывая их имущество.
             На стенах домов расклеены тысячи экстренных воззваний, инструкций, текстов ультиматумов, требующих довести до конца культурную революцию, ликвидировать буржуазию и создать пролетарскую идеологию, преобразовать душу человека и искоренить ревизионизм, разрушить старый мир и построить новый.
Возникает вопрос, каким образом? Да именно духом уничтожения и разрушения! – провозглашает дацзыбао, громадный красный лозунг.
Все, кто носит узкие брюки и длинные ботинки должны привести всё в соответствие иначе брюки будут разорваны, а носки ботинок обрезаны.
На дорожной мостовой валяются целые копны чёрных женских волос, юноши с красными повязками орудуя ножницами обрезает косы китайских девушек.
Объявлена война названиям улиц, площадей, магазинов, ресторанов. Одна из больниц переименована в антиимпериалистическую. Магазин «Справедливость и мир» переименовали в «Красный звук». О каком спокойствии и о каком вечном мире может идти речь? – спрашивается в одном из воззваний. Кому нужен мир? Только ревизионистам и империалистам.
            Не правда ли, очень похожие примеры с переименованием российских улиц, а также ликвидация памятников революции и восстановление памятников антинародных «героев», типа Маннергейма, Корнилова и прочих военных, погрязших в антинародных массовых убийствах.
            Под ураганным огнём оказались все книжные магазины. Многие из них были просто закрыты и из них изъята вся литература, не имеющая отношения к Мао. Остальное сжечь в течении 24 часов.
            А в России набирают обороты по ликвидации детской и юношеской литературы на примере героев гражданской и отечественной войны, на примере которых обучалось всё школьное население и получало достаточно сильное моральное и патриотическое воспитание. А вот теперь такие герои не нужны, они коверкают представление о современном патриотизме в России.
           На очереди встали мультипликационные фильмы «Чипполлино», «Незнайка на Луне» и многие другие. А заодно попали в опалу и классические произведения, в том числе и Павка Корчагин.
           Закрыты всемирно известные магазины по продаже картин прошлых времён и современных художников. Прекращена продажа патефонных пластинок с феодальной, буржуазной и ревизионистской музыкой.
           Классическая музыка, композиторы Бетховен, Моцарт, Бах, Чайковский, Шостакович подверглись жесточайшей критике. Везде развешаны дацзыбао «Вы распространяете музыкальный ревизионистский яд, калечите молодёжь, способствуете восстановлению капитализма».
           А в России в это время стали показывать ревизионистский яд натурального цвета и вкуса. На театральных подмостках развернулись целые баталии разврата натурального телесного цвета, без всякого одеяния. В массовом психозе и спонсируемом самим государством.
           Дело дошло даже до абсурда, на светофорах запретили использовать красный цвет, как запретительный для проезда, а зелёный для проезда. Красный цвет – это цвет надежды и цвет революции, можно проезжать только на этот цвет, а зелёный – это цвет отравы. Приказываем в течении 48 часов уличное движение останавливать только на зелёный цвет. В автобусах и троллейбусах вывесить портреты Мао.
           Запретить коротковолновые приемники, закрыть филателистические и цветочные магазины. Такси вывести из города для обслуживания только работников «коммун».
           Запретили игру в шахматы, ибо она служит для буржуазии и ревизионистов, вместо того, чтобы в свободное время изучать произведения Мао.
Запрещена продажа рыболовных снастей, ибо это занятие буржуазии. Приступить к изучению произведений Мао в детский садах и учреждениях.
           Все должны отказаться от использования духов, бижутерии, косметических изделий. Цитаты из произведений Мао должны быть везде.
           С сегодняшнего дня пассажир должен вести рикшу, который будет сидеть на месте пассажира. На улицу выгнали несколько врачей и медицинских сестер с табличками на груди «Дьявол», «реакционер», «буржуазная собака».
Человеческий разум едва ли может всё это вместить в себя, изречение, мысль, цитата превозносятся и обожествляются.
           Опять провожу аналогию с Россией, путем повторения молитв священника, происходит исцеление больного, на которого не действуют лекарства. Освящают самолёты, корабли, боевую технику, личный состав армии и флота. Там, где раньше были замполиты, возникли храмы при воинских частях и везде смирение, смирение и смирение!
           Агентство Синьхуа разнесло по всему миру. Электрическим током парализовало сердце моряка Цун Цин-хуна. Его массировали по очереди три врача, не помогало. Прошел час, второй, два с половиной, но оживить сердце на смогли. Тогда прибегли к последнему средству, и стали читать вслух цитатник Мао и произошло чудо, сердце забилось.
           А вот другая газета «Гуанмин жибао». Сейчас, когда мы изучаем новейшее указание вождя Мао против эгоизма и критики ревизионизма, развенчиваем авторитет буржуазной науки и утверждали абсолютный авторитет Мао. Мы вспоминаем случай удаления опухоли из живота девушки. Армейская бригада, пробовала разные средства лечения, ничего не помогало и буржуазный специалист приговорил девушку к смерти, но бойцы в белых халатах вооруженные идеями Мао нашли способ излечения. В такой санитарной бригаде никогда не делали подобных операций.     Перед началом операции врачи и сестры внимательно прочли указания Мао по -настоящему и до конца служить народу, презирать врагов и правильно их оценивать. Вскрыли живот, а проводить операцию забоялись и тогда появилась спасительная идея, кто – то вспомнил указание Мао. Нужно сконцентрировать лучшие силы иногда в шесть и более раз большие, чем противник и уничтожить его. Четырём участвовавшим в операции было предложено провести операцию и удалить опухоль и им удалось её отрезать. Мать девушки и её брат плакали и восклицали «Да здравствует председатель Мао. Это не просто скачок в науке, это чудо, произошедшее благодаря развенчанию буржуазных авторитетов с помощью великих идей Мао. (20)
          Прежняя политика здравоохранения не нуждалась в разгадывании, её характеризовали цифры. За первые десять лет народной власти было подготовлено более сорока тысяч врачей и фармацевтов, открыты тридцать крупных НИИ, возродилась китайская народная медицина, по которой прошли практику тысячи советских врачей. Но вот началась культурная революция и как смерч пролетел по медицине. «Совсем не нужно изучать так много книг. Для обучения достаточно двух – трёх недель. (21)
           Движение босоногих врачей зарождалось в годы большого скачка. Их готовят в течении нескольких недель в санитарных частях, в сельских коммунах.
Странная и совсем похожая ситуация на российскую. Убирая сельские медицинские пункты и фельдшеров, которые проводили огромную работу и могли даже спасти больных при инфарктах и инсультах. Сегодня их заменяют на почтальонов, прошедших кратковременные курсы по неизвестно какой медицине.
           Культу Мао уже тесно в Китае. Он должен распространится на весь земной шар, на весь мир. Мао – великий кормчий (совсем как наш на галере), мировой революции, величайший гений нашей эпохи. В истории человечества трудно найти такого вождя, он умеет глубоко анализировать, поднимает новые проблемы, разрабатывает важнейшие мировые решения.
            Как эти высказывания похожи друг на друга. Похожи и по - языку и по стилю. Похожи, как две капли воды. Они как бы написаны одной рукой и одним подчерком. Высказывания интернетных тролей, прославляющих современную политику и руководство.
           Можно предположить, что цели Мао и его окружения состояли не только в стремлении укрепить влияние КНР на этом континенте, но и в попытках обострить международную обстановку в период ослабления напряженности в мире.
Выступив на деле против политики мирного сосуществования, Мао и другие китайские руководители стали круто менять свое отношение к другим странам социализма и к коммунистическим партиям.
           А дальше опять репрессии и издевательства. К этому присоединяется и Украина, как похоже, даже не нужно дополнительно проводить аналогии.
…На голову «критикуемому» надевают бумажный колпак или же канцелярскую корзину для использованной бумаги. На колпаке (корзине), а также на плакате, который прикрепляется на груди, пишутся обвинения. В таком виде «критикуемый», стоя на коленях, предстает перед разъяренной толпой или собранием, причем каждый присутствующий стремится физически оскорбить его (толкнуть, схватить за руку, ударить). Ораторы, выступления которых то и дело прерываются возгласами участников митинга: «Защитим Мао Цзэдуна!», «Выметем дочиста ревизионистскую нечисть!» и т. п., перечисляют все грехи «критикуемого», ему самому слово не дается, и он должен молча (иногда в течение двух и более часов) воспринимать критику. Если же он теряет над собой власть и начинает рыдать, то это лишь ожесточает его мучителей. Вплоть до убийства.
            Следующей жертвой из среды партийных работников явился директор института экономики Академии наук КНР Сунь Ефан, который раньше занимал видные посты в Госплане и в статистическом управлении, был объявлен «верховным жрецом экономизма». Выяснилось, что его главный грех состоял в том, что он позволял себе размышлять над проблемой увеличения производительности труда и оптимального использования ресурсов страны и призывал применять в этих целях опыт СССР и других стран социализма.
            Особенность «культурной революции» заключалась в том, что проводилась она меньшинством, хотя и возглавляемым лидером партии, против большинства в руководстве ЦК КПК. Не случайно компания началась исподволь: Мао не решался дать бой своим противникам в рамках обычных партийных норм.

                Бойцы китайской разрухи.

         …18 августа 1966 г., выступая на митинге на одной из площадей Пекина, Мао Цзэдун официально перед сотнями тысяч молодых людей объявил о создании организации хунвэйбинов. Он сказал, что она имеет не только общенациональное, но и интернациональное значение. Движение было инспирировано самим Мао Цзэдуном. Хунвэйбины росли в условиях невиданного прославления Мао Цзэдуна, фанатичного преклонения перед ним. С самого раннего возраста этих юношей и девушек воспитывали в духе воинствующего национализма, пренебрежительного отношения к культуре, традициям и опыту других народов. Они идейно формировались в обстановке непрекращающейся антисоветской кампании и имели извращенные представления о социалистическом строительстве в других странах, о самих идеалах социализма. Их можно было легко обмануть и увлечь демагогическими лозунгами.
          Как мы убедились, хунвэйбины разгромили многие книжные магазины в Пекине, Шанхае и других городах; отныне они могли торговать исключительно произведениями Мао Цзэдуна. На улицах многих китайских городов запылали костры, в которые были брошены книги, «не соответствующие идеям Мао Цзэдуна». Памятники А. С. Пушкину в Шанхае и Сунь Ятсену в Нанкине были разрушены.
          Они установили обязательную повинность, согласно которой все жилые здания и общественные помещения должны были быть украшены портретами и плакатами с изречениями Мао Цзэдуна. Они останавливали автобусы, трамваи и троллейбусы, если на них не было подобных украшений.
           Подвергая разгрому семьи и дома противников «идей Мао Цзэдуна», хунвэйбины помечали дома «преступников» специальными знаками, совсем как во-времена печально знаменитой Варфоломеевской ночи.
           Вскоре фразы о «социалистическом воспитании трудящихся», о «новой пролетарской культуре» были отброшены в сторону. С предельной откровенностью заявлялось, что «великая пролетарская культурная революция вступила в этап борьбы за всесторонний захват власти».
           Борьба за власть вышла за пределы и распространилась на промышленные предприятия, транспорт. «Захват власти проходит хорошо». – гласила дацзыбао.
Были разогнаны партийные комитеты, руководящие органы комсомола, всекитайская федерация и наконец комитет народных представителей – конституционный орган власти.
          Осуществив захват вывесили табличку Пекинский революционный комитет. Процесс создания ревкомов сильно затягивался из – за сопротивления партийных комитетов и коммунистов. Вовлечение армии в политическую жизнь, захват власти, установление военного контроля привели к усилению напряжённости в стране.
Политбюро выступило против продолжения культурной революции призвав к реабилитации партийных кадров. Армия руководит не только военными, но и политическим обучением учащихся.
          Мао сумел опереться на такие рычаги власти, которые дали ему решительный перевес внутри партии. Эти рычаги — военная власть и власть духовная, идеологическая. И трудно сказать, которая из них сыграла большую роль. В обстановке идейного раскола в ЦК КПК особую роль должна была сыграть армия. Мао Цзэдун на протяжении многих десятилетий возглавлял Военный совет ЦК КПК. В период «культурной революции» Военный совет фактически возвысился над ЦК КПК и стал основным органом центральной власти.

                Военные - опора Мао.

            Совсем как у нас в 2-х тысячные, опора президента на армию и силовую структуру, привела к полному авторитарному контролю над российским населением. При участии бывших криминальных авторитетов и олигархических кланов, завершен переход управления государством в ручной режим, при отсутствии влияния Конституции, на принимаемые решения власти.

Продолжение следует. . . . . . .