Горемыка Витька-доходяга

     Читатель, видимо, прекрасно знает, менталитетом нашим принято считать, в  основном, доходягой, изможденного трудом и обессилившего телом человека, тощего на вид. Нелишне будет, кстати, подчеркнуть, что к таким людям можно отнести и полноватых граждан, однако, обессиленных душой. И, если у него, к тому же, наблюдается нервное истощение, то можно утверждать, что он «дошел до ручки».
      
     Герой повествования этого, Виктор, помимо всего прочего, в умах своих соседей, получил кличку горемыки.
      
     Что тут поделаешь, коли судьба Витьки, своими, кисти красками людских несчастий, наградила его сполна. Писала она неумолимо портрет его жизни мрачными тонами.
    
     Еще в полугодовалом возрасте, упав из детской колыбели, повредил он себе колено, обзаведясь хромотой на левую ногу. Причем, хромота его была еле заметна постороннему наблюдателю. Однако, в дни ненастий, косточки его болели, уменьшая свой зазор в суставах, и скрипели, как телеги колесо, без должной смазки.
    
     Сумел он, в шесть своих годов, нечаянно хлебнув кислоты уксусной, повредить свою гортань. После чего, речь его приобрела оттенки ненужной хрипотцы.
      
     И, если кому-нибудь доводилось слышать его «простуженный» голос, в уме его тотчас же возникал вопрос, где можно было так простудиться.
    
     Семья большая горемыки, снимая жилье в областном центре России, трудилась день и ночь, чтоб новый возвести дом.
   
     Все в этом принимали должное участие. Три его брата и отец, пришедший с войны инвалидом, рвали свои жилы над родовым гнездом.
   
     Троим его братцам и малолетней сестренке, с больной матерью, как и ему самому, пришлось хлебнуть в военное лихолетье горюшка лоханью. Смогли они, к тому же, вопреки всему, выжить во вражеской оккупации области, пережив многих его, почивших в ней, сверстников. Здоровье Витька, умением фашиста, окончательно было утрачено.
    
     Но, тем не менее, тринадцатилетним мальчишкой, Витька, уже на равных с мужиками взрослыми, таскал, в упряжке, невод по Дону-батюшке реке.
    
     Своим трудом непосильным, мальчишка нес, хоть и не большую, но все же, копейку, в семейный их бюджет.
    
     К концу пятидесятых годов прошлого столетия семья смогла переехать в добротный новый дом.
   
     Нет сейчас смысла вспоминать Витьке все прелести его тогдашней домашней обстановки.
   
     Одно лишь то, что деткам, в первый год заселения в хату, приходилось спать на земляном полу, на охапках душистого, но, все же, сена, читателя не рассмешит.
      
     Впрочем, не будет автор сгущать краски темноты в судьбе героя жизни, описывая его тогдашний быт.
    
     Все его братья и сестренка, усилиями отца и матери, с их назидательной подачи, получили высшее образование, оперились, «встали на крыло».
      
     Витька же, в попытке получить образование военное, вот незадача, продолжал тешить судьбу, давая шанс ей сгущать темень красок на его челе.
      
     На втором курсе учреждения военного, во всей полноте, открылась его хромота. К тому же, прободная язва его желудка, не оставляла ему ни малого шанса примерить на себе мундир офицера.
      
     Как говорится, списан был Витек, под «чистую», из армии, в заботах о возвращении себе здоровья.
    
     К тому времени мужчина молодой был уже женат.
    
     Жена его, кареглазая Мария, сумела подарить ему красавицу дочку.
    
     Вот только и здесь судьба, своим ударом нокдауна, практически валит Витьку с ног. Восьмимесячный ангелочек, их Варенька, призвана господом в вечность.
   
     Но Витька наш не запил и не пошел в овраг искать то деревце, которое ему позволит на самой толстой его ветке привязать петлю - удавку.
    
     Наш горемыка, во что бы то ни стало, продолжает битву со своей, неблагосклонной к нему, судьбой, за жизнь своей семьи и за свое здоровье.
      
     Лечат Витька, его желудок светила медицинских наук. Безрезультатны их попытки излечить бедолагу: тело его начинает приобретать те самые, как понимает у нас народ, черты худющего доходяги.
    
     Получает молодой мужчина, как казалось, пожизненную инвалидность и содержание в двадцать четыре рубля. Однако, местные знахарки, вот парадокс, ломая определения светил науки, профессоров, травками, медом с маслом буренки и спиртом излечили Витька.
      
     Снимают с него инвалидность, и через год уже, в теле вполне солидной полноватой внешности русского мужика, нельзя было узнать его тонюсенькую внешность, в прошлом, изможденного болезнью парнишки-юноши.
       
     Получив в учреждении военном навыки управления автомобилем, Витек начинает шоферить по городам и весям всего государства.
      
     Судьба-изменщица, решив продолжить рисовать его портрет черной краской, лишила его ласки родителей. Не был он к тому времени прельщен и братской любовью своей семьи.
    
     Уж так сложилось, меня поймет читатель, что гордость человека, как иногда бывает в жизни (а это, ведь, с точки зрения христианина, грех), в его судьбе, гнала его с родового гнезда. Ну, не пришелся, как говорится, он ко двору, в лучшем смысле слова.
    
     Уже с двумя детьми и супругой, в поисках птицы счастья, бросается его, пока немногочисленная семья, в погоню за длинным рублем.
      
     Автор сейчас попытается провести «монтаж» кино жизни героя с тем, чтобы не совсем уж сильно опечалить читателя всей чередой бед, идущих вслед за героем.
      
     Были в его жизни годы, когда он, без супруги поднимал уже троих детей.
      
     Его экскурсия ума, за жар-птицей счастья, загнала его семью, уже в полном составе, на Дальний Восток.
      
     Подумать только, Виктору пришлось исколесить все просторы государства, с Запада на Восток, чтобы понять на себе мудрость народа, что «там хорошо, где тебя нет»!
    
     Но что поделаешь? Везде жить сможет человек, всю прожитую жизнь задавая вопрос, кому все же жить на Руси хорошо.
    
     Стал тут, впрочем, не внезапно, Витек наш попивать. Но не колодезной водичкой, и не родника слезой, потчевать себя начал горемыка. Напитки Бахуса, своей вероломностью в них спирта, стали туманить разум бедолаги.
    
     Читатель умный, верно, знает, что редко в семьях человека уют, достаток и тепло гнезда соседствуют с брызгами спиртного.
    
     Конечно, «корочки» водителя служили тем незамысловатым буфером, который не позволял Виктору пасть на самое дно беспробудной его жизни.
    
     Уже пятеро детей в его семье, его рано поседевшая супруга, на себе познали горечь семейного скандала. Водка всему виной, будь она проклята.
    
     Ко всему прочему, чего уж тут скрывать, возвращаясь из длительных командировок, не всегда Витьку встречала супруга в его доме. Не всегда его дома ждал и вкусный обед.
    
     В пору еще скитаний их в Бурятии, пробежала, как говорится, кошка черная в отношениях влюбленной раньше пары. Им бы, конечно, как говорится, разбежаться, хоть и не раз они предпринимали должные попытки.
      
     Так нет же, как говорится, лучше плохой мир, чем хорошая ссора. И посему, четверо деток едва держали уже трещавшие, в попытках воли супругов, узы семьи.
      
     Со временем, все, вроде, образовалось, конфликт был потушен в многодетной семье народившимся пятым ангелочком.
      
     Однако, прошел всего лишь год, и новая волна скандалов в семье Виктора, уже не оставляла шансов на его семьи счастливую жизнь.
    
     Последняя его командировка, расчет бухгалтерии за его подвиги за рулем автомобиля, в четыре сотни целковых, поставил, наконец, точку в истории его уже бывшей семьи.
    
     Адские условия труда и отдыха шофера, практически, без сна, в полуголодном существовании на колесах, казалось, должны были компенсировать те четыре сотни рублей. Ведь деньги те, по тем временам, были немалые.
   
     Случилось так, что чем-то обиженная им супруга отказалась принимать у него те, кровно заработанные им, рубли. 
   
     Пытаясь запугать ее, уж так случилось, горемыка, своим, затуманенным спиртным, умом решает деньги бросить в горящую огнем печь.
    
     Вы не поверите, читатель, но души детские, свидетелей-очевидцев, до сего дня опалены огнем того пожара людской глупости - безысходности.
      
     Открыта дверца печи. Жадно глотает она банкноты банка России, безжалостным огнем. Горят в ней, пьяной рукой Виктора брошенные и нужные семье так макароны, хлеб, картошка, маслице, тетрадки, перья и чернила, чулки, колготки, походы в кино,  мороженое. Одним словом, горит в огне безжалостном сама жизнь детишек. Горит в ней душа обиженной Витькиной водкой жены и матери. Горит в этой печи и душа Витькина.
      
     Умело пламя совершает обет смертельный над бумагой: языки голодные, в его рубине, скрывают цифры знаков денежных.
    
     В мгновенье ока протрезвел тут Витька. Как же, мгновенья сущие пламени обрекут всю его многодетную семью на полуголодную жизнь!
    
     Руками голыми горемыка пытается извлечь из раскаленной печи вспыхнувшие в пламени огня его глупости банкноты.
      
     Куда там, лишь обгоревшие остатки четырех сотен целковых, почти неузнаваемых денег, в бесформенных обугленных бумажках, упали на кусок листового металла на полу у печи.
      
     Что тут сказать? Семья Витьки, конечно, сумела выстоять в тот беспокойный месяц сущего безденежья.
    
     Однако, не смог уже горемыка и бедолага смотреть в глаза своих детей.
      
     Распалась семья, потеряв нужного кормильца.
    
     Виктор уехал вскоре в другой город, как говорят на Дальнем Востоке, другой город на Западе.
    
     Взял он развод у своей супруги, пытаясь обрести покой в новой семье.
    
     Прожил он в ней, как ему казалось, почти счастливо, десяток с лишним лет.
    
     Вышел на пенсию герой рассказа.
    
     Дети его связь с ним, как то ни странно, не потеряли, за исключением его дочери.
    
     Казалось, с выходом его на пенсию, сможет седой и изрядно полысевший Виктор найти покой в своей непростой жизни.
    
     Однако, заболев страшной болезнью, слег он в постель.
    
     Рак, если он уже запущен, не щадит никого.
      
     В конце ноября, прохладный мерзлый грунт небольшого холмика на городском кладбище укрыл тело горемыки.
    
     Вот вам, друзья, и доходяга, судьбой рожденный горемыка.