Назад в СССР!

Интервью гонзо-журналиста Игоря Ситникова с самим собой, художником

Художник Игорь Ситников родился в СССР 1961 года. Его детские и школьные годы прошли на восточной окраине Рязани в посёлке Соколовка. Там же в конце 1970-х он начал рисовать. С начала 2000-х двенадцать лет Игорю выдалось прожить далеко от родного города на острове Тайвань, там, где на краю Тихого океана заканчивается Евразия.


– Уже который год мы с тобой, Игорь, ведём невольный внутренний диалог. У нас обоих совершенно идентичная личная история и к творческой карьере мы подошли одновременно в конце 1970-х в одном доме, на одной улице, в одной стране — в СССР. Но в чём, по-твоему, между нами разница и так уж ли она велика? Чем художник отличается от текстмейкера?
– Если честно, похоже, никогда не задумывался об этом. Более того, почти не замечал твоего присутствия. Не обижайся, художник по своей природе существо более эгоистичное, чем текстовик. Он редко задумывается даже о зрителе и мыслит совершенно другими категориями — цвет, форма, о том, что достойно творческого внимания для того, чтобы быть изображённым на плоскости холста или листа бумаги. Даже когда портретирует, больше заботится о зрительном впечатлении, нежели о личности героя портрета. Когда-то очень давно я, помнится, портретировал даже тебя. Но не потому, что был увлечён твоей персоной — просто больше никто не позировал. Мои «автопортреты» тех лет были упражнениями ради обретения навыков изображения характерных черт человеческого лица.

– Немного обидно, ну да ладно... Поговорим о главном. Недавно, а именно 8 февраля в галерее «Переулок Счастья» на Соборной у тебя открылась персональная выставка. Расскажи, что подвигло тебя назвать её столь злободневно и одновременно интригующе — «Снова в СССР, или Back in the U.S.S.R.»?
– Эта выставка не случайна, она дань далёким 1970-м, когда я только подходил к тому, чтобы через годы обрести профессию в области изобразительного искусства. В то время я, как и ты, познакомился с западной поп-культурой, связанной с рок-музыкой. Эта музыка наполняла энергией, заводила нервы на всю катушку, рушила стереотипы, протестовала. В свои четырнадцать лет я был пай-мальчиком, маменькиным сынком, и не видел в этом ничего зазорного, пока однажды наша старшая двоюродная сестра не отрезвила нас обоих жестокой метафорой — «книжный червь». Помнишь?

– Ещё бы. Но это, скорее, относилось ко мне — тебя-то тогда ещё и в помине не было. Это я книжки за тебя читал.
– Ошибаешься, дорогой. Я тогда по сторонам смотрел — видел Карпаты, костёлы Каунаса, спускался и поднимался по Потёмкинской лестнице в Одессе, похожей на «лестницу в небеса» Led Zeppelin, ошеломлялся огромными размерами чёрных тропических тараканов в Одесском порту, был в музее Чюрлёниса в Друскининкай, разглядывал полотна Айвазовского в Феодосии и удивлялся терриконам Донбасса. Да и в книжках твоих я рассматривал картинки — рыцарские доспехи и силуэты динозавров в Детской энциклопедии, парусники, воздушные шары в приключенческих романах Жюля Верна, дикарей в «Робинзоне Крузо» Даниеля Дефо, татуировки на телах туземцев Океании в дневниках путешественников.
– Прости, не подозревал. Так что же случилось с «книжным червём»?

– Он ошалел от тайфуна рок-музыки и эволюционировал в жужжащего жука. Ты же знаешь, что в основе название группы The Beatles лежит слово beetles, которое переводится как «жуки». Говорят, Джон Леннон заменил одну букву в этом слове для родства с жанром рок-музыки, известным как бит. Жуки размножились в ушах, и их жужжание сорвало крыши с домов в Соколовке и покатилось по улицам и школьным коридорам камнями Rolling Stones.
– Что же, художник, ты мой хлеб отбираешь! Словесные образы — это не твоё.
– Прости, сбился... Порой, трудно различить, где писатель, а где художник. По крайней мере, в ту доисторическую эпоху они ещё не были разделены так же как небо и земля в первые дни творения.

– Давай про выставку.
– Про выставку. Она отличается от обычных, где демонстрируются изображения природных явлений, таких как пейзажи и натюрморты, отражающие богатство растительного и предметного мира. Зритель не найдёт и портретов в привычном понимании. На выставке не увидишь причудливости или заурядной красоты приевшихся ландшафтов, впечатляющих эффектов закатов и восходов, романтики дождей, утренних туманов, заснеженных полей и загадочных сумерек. Нет столов, изобилующих снедью, надоевших пивных бутылок с таранкой на расстеленной вчерашней газетёнке. Отличие выставки заключается в предмете изображения. Таким предметом стало явление социальное. А именно образ специфического среза советской культуры. Выставка призвана отобразить ценности одной из субкультур времён «загнивающего социализма» — на ней я стремился воссоздать протестную атмосферу тогдашнего молодого поколения любителей рок-музыки и сопровождающих её бытовых аксессуаров.

– Получается, эта твоя выставка уже сама по себе принадлежит портретному жанру. Портрет субкультуры хиппарей, первых из «неформалов»?
– Так точно. Я-то назвал выставку «Назад в СССР...», то есть пора бы оглянуться, вернуться к достижениям тех времён по обретению внутренней свободы. Это потом в название закралось слово «снова». Какое там «снова». Умер СССР, давно почил хард рок. Да, в Российской Федерации мы обрели свободу, но это свобода толпы. Что касается внутренней индивидуальной свободы, то она отступила под давлением дикости рыночных отношений. Она заражена недоразвитыми вкусами массового потребителя. От современной культуры дурно пахнет... проще говоря, вонь от неё — вонь нищеты, смрад богатства. Многие работники искусств привычно проституируют под заказчика. Только теперь заказчик другой, он сверхбогат и запредельно безвкусен. Но свобода всегда дорого даётся, а на создание произведений затрачивается не только время, но и дорогостоящие материалы — краски, холсты, рамы, кисти, даже бумага, тушь и карандаши стоят дорого. У свободного художника свободных денег на всё это нет, ему на хлеб, на щи, картоху не хватает. Какие уж там творческие поездки, тусовки с коллегами, посещения выставок, приобретения специальной литературы.

Именно поэтому выставка ошарашивает уже самими «носителями» под изображения. Идолы, не портреты, рок-музыкантов намалёваны на тяжеленных дверцах обветшалого дедовского шкафа советских времён стиля сталинского ампира, на дощатой крышке бабушкиного сундука, на руинах пришедших в негодность гитар младшего брата, на которых он играл когда-то песни Виктора Цоя.

– Больше похоже на акцию, а не на художественную выставку.
– Именно. Выставка-акция, один из видов современного изобразительного искусства. Планировалось даже написать к ней манифест в духе авангардистских манифестов начала ХХ века. Но манифесты, это, Игорь, по твоей части. А ты как-то поздновато подключился. У меня манифест этот появился лишь в зачаточной форме своеобразного лозунга: «Пролетарии искусств, соединяйтесь!». К сожалению, нынче производители предметов искусства ужасно разъединены. Я сделал робкую попытку свести музыкантов, художников и литераторов — поэтов и прозаиков, на открытии этой выставки.

– Не откликнулись?
– Откликнулись. Но я ожидал большего количества участников. Из цеха изобразительного искусства помимо устроителя и соавтора выставки Киры Рязановой, с которой мы знакомы с тех же 1970-х, к акции присоединились трое моих соплеменников из группы «5+» — многоплановый художник Виктор Грушо-Новицкий, абстракционист Ольга Лобанова и скульптор-минималист Андрей Чечев. Кроме них в открытии выставки приняли участие художник Максимилиан Пресняков, ряд других художников, с которыми я недостаточно близко знаком. Пришли также некоторые из преподавателей Рязанского художественного училища (РХУ) и трое из семерых моих студентов выпускного курса этого же училища.
Виктор Грушо-Новицкий известный и влиятельный в нашем городе художник — мой сокурсник по РХУ. В искусство мы входили с ним одновременно и довольно нестандартно, даже скандально. Мы одними из первых заявили о себе авангардным искусством на молодёжных выставках Рязани в 1980-х сразу после того, как умер хард рок. А когда я вернулся с Тайваня в 2015, вокруг него сплотилось несколько новых художников, продолживших работать по линии тенденций авангардного искусства. Как ни странно моё появление в городе недолго оставалось незамеченным. Оказывается за 12 лет меня не забыли, и многие приняли участие в моём воскрешении из пепла. Первой руку поддержки протянула Кира Рязанова, она побудила меня вернуться к изобразительному творчеству. Восстав из пепла, я не стремился подстраиваться под рынок, не спешил на выставки. Занялся тем, о чём мечтал — супрематизмом, хотя кто-то называет эти мои новые малопонятные публике эксперименты  геометрической абстракцией. Неожиданное понимание я встретил у художника и директора моей alma mater Василия Колдина, который, как оказалось уже давно и успешно работает в абстракции. Затем ко мне обратилась с предложением принять участие в тематической выставке первый в Рязани галерейщик Ирина Сусанина. Потом абстракционистка Ольга Лобанова, уже видевшая мои супрематические эксперименты в галерее «На Старом Перекрёстке», пригласили принять участие в групповой выставке рязанских авангардистов. Готовясь к выставке, мы создали группу под названием «5+».

– Художники, художники и ещё раз художники... Фу. Где же твой вопль души «пролетарии искусств соединяйтесь»? Скучно.
– Не всё так плохо, Литературу представляли твои друзья из 1970-х — поэт-авангардист Владимир Корнилов. Он читал свои невообразимые стихи, неимоверным монументом возвышаясь посреди выставочного пространства. Встряхивал длинными белыми хайрами в такт извергаемым фразам. Сидя, как древний хиппарь, на полу, скрестив ноги, пел свою хард-роковую прозу писатель Игорь Ситников. Он, кстати, вторил мне абзацами из близкой по теме новой книги под названием «Хроnika СССРФ». Почтили своим вниманием и цеховики журналистики — Ольга Георгиеш с вебсайта VEZDEKULTURA, вместе с ней незримо присутствовал известный бард, член Союза журналистов и Союза писателей России Нурислан Ибрагимов, кроме них журналист «Новой газеты» Алексей Нилов и внештатник «Областной рязанской газеты» гонзо-журналист Игорь Ситников.

– Ку. А музыканты?
– Музыкантов замечено не было.
– Кюю.