Глава 1. Статуэтка из Сидона

Афинянин Клеомен, как многие его соотечественники, был не только хорошим воином, но и успешным торговцем. Его торговые корабли возили товар по всему Средиземноморью. Во многих землях и странах побывал Клеомен, но больше всего его душа лежала к Александрии Египетской. Уже неделю его корабли находились в порту Сидона в ожидании попутного ветра, чтобы отплыть к берегам Египта.

Сидон когда-то был одним из богатейших финикийских городов, ему приписывали славу родины стекла и пурпура. Многие завоеватели покорили и разрушили этот некогда могущественный город. После того, как он был завоеван Александром Македонским, он жил только за счет былой славы. Теперь первенство принадлежало Тиру, тоже одному из финикийских портов. В то же время торговые суда по старой памяти подходили к причалам Сидона, в городе проводились спортивные соревнования, а многие эллины, наслышанные о былом величии города, приезжали сюда в поисках счастья.

Клеомен был одним из тех, кого влекла древняя слава Сидона. Он закупал в местных лавках и мастерских золотую и серебряную посуду, керамику, пурпурные занавеси и ткани, изделия из стекла. Иногда ему попадались диковинные вещицы, которые он сбывал в Александрии Египетской или в италийских городах ценителям редкостей. Вот и сейчас он приобрел у одного из местных гончаров ящик с глиняными статуэтками только потому, что одна из них напомнила ему Нофрет. Дважды он беседовал с юной уроженкой Александрии, которая помогала отцу в ювелирной лавке. Приветливость и врождённая грация египтянки вселили в сердце афинянина любовь. И стоило Клеомену закрыть глаза, как перед его внутренним взором представал нежный облик Нофрет.


Вот и сейчас, наблюдая за погрузкой товаров на корабль, он мысленно был подле любимой. Черный шёлк волос, точёный профиль и длинные, подведённые черной краской глаза заслонили все вокруг. Хрупкая девичья фигурка с трогательно выпирающими ключицами всегда была окутана желтым или зелёным одеянием, сотканным из египетского льна. Шею и запястья рук охватывали серебряные украшения с вставками из бирюзы, лазурита, янтаря и прозрачных зеленых камней, которым он не знал названия. Руки Нофрет всегда были заняты работой: она либо нанизывала ожерелья и браслеты, либо плела венки. При этом рот её не закрывался ни на минуту: для каждого, кто заглядывал в лавку, у неё была тема для разговоров. Если собеседников не было, она напевала песенки собственного сочинения.

Неожиданный всплеск воды, как будто туда бросили нечто тяжелое, оторвал Клеомена от любовных мечтаний. Он увидел, что один из рабов, занятых на погрузке товаров, нырнул за упавшим в воду ящиком с глиняными статуэтками. Оказалось, что рабы-грузчики, молодые и ловкие юноши, решили развлечься перекидыванием друг другу товаров. Один из них предложил бросить ящик в воду, чтобы посоревноваться в умении нырять и плавать. И только гневный окрик хозяина, очнувшегося от грёз, заставил рабов прекратить забавы.

Клеомен позвал к себе Ахиллу, надсмотрщика над корабельными рабами. Тот велел пловцу вытащить ящик из воды и принести его хозяину. Клеомен с осторожной поспешностью принялся разглядывать глиняные статуэтки. Все они, завернутые в толстую рогожу и переложенные соломой, были целы, кроме одной – той, которая была похожа на Нофрет.
- Всех наказать сотней ударов плетей, а пловца продать. В прочем продай их всех, - велел Клеомен надсмотрщику.
- Но мы их только недавно наняли! Мне понадобится время, чтобы найти новых крепких рабов, - Ахилла поклонился хозяину, чтобы скрыть от него недовольство.
- Не приобретай больше юнцов, найди мне зрелых и разумных мужей, у которых уже был опыт службы на кораблях. Иначе я самого тебя заставлю грузить товары, - с этими словами Клеомен повернулся к надсмотрщику спиной и, зажав ящик со статуэтками подмышку, зашагал в сторону города.
Ахилла проводил его ненавидящим взглядом и сжал кулаки. Сам из бывших корабельных рабов, он приглянулся ещё отцу Клеомена своей расторопностью и бережливостью, и тот дал ему вольную и приблизил к себе. «Пусть Тартар поглотит тебя, - ругался про себя надсмотрщик, - испортить такой хороший товар из-за какой-то глиняной мелочи, словно его приворожили».

На одной из грязных улочек, прилегающих к порту, среди обветшалых домишек, афинянин нашёл гончарную мастерскую. Гончар, увидев посетителя вместе со своими изделиями, которые он ему всучил за большие деньги накануне, сперва хотел удариться в бегство. Он решил, что Клеомен распознал дешёвую подделку в статуэтках, которые он выдал за наследие ассирийских мастеров, и пришёл потребовать деньги назад. Но узнав, что посетитель нуждается в его помощи и готов заплатить еще больше, обрадовался неожиданной удаче. Гончар понял, что чужеземцу заподозрить надувательство помешало плохое знание языка и местных обычаев.

- Посмотри, мастер, эта статуэтка богини лишилась головы по вине одного раба. Смог бы ты её починить или изготовить новую? – спросил Клеомен, вкладывая мешок с золотыми монетами в руки обалдевшего гончара. – Она мне напоминает мою далекую возлюбленную, и именно поэтому я хотел её преподнести как свадебный дар отцу любимой.
Хозяин мастерской понял, что имеет дело с влюблённым, но состоятельным, глупцом, и сказал ему:
- Я постараюсь выполнить твой заказ, но тех денег, которые ты мне дал, хватит только для начала работы. По ее окончанию ты заплатишь мне столько же.
- Я согласен. Сколько тебе понадобится времени?
- Три дня.

Когда на четвёртый день Клеомен явился за статуэтками к гончару, то обнаружил двери мастерской распахнутыми настежь, а внутри беспорядок. Всё выглядело так, словно гончар был чем-то напуган и при бегстве схватил то, что первым попало ему под руку. В золе очага Клеомен обнаружил статуэтку Нофрет абсолютно целую и новую, только с ярко размалеванным лицом, как у уличных танцовщиц. Взяв ее в руки, он не поверил своим глазам – её накрашенные красным кармином губы шевелились. Статуэтка была живой и пыталась с ним говорить. Клеомен не был суеверным, но на всякий случай сделал знак, отвращающий силы зла. Взмолившись родным эллинским богам, он схватил статуэтку и поспешил покинуть мастерскую.

Вернувшись на корабль, афинянин при солнечном свете еще раз внимательно осмотрел находку. Лицом она лишь отдаленно напоминала предшественницу: в ней не было ничего от Нофрет. Если первая статуэтка фигурой и поворотом головы была вылитая египтянка, то вторая была лишь ее уродливой копией. Только лицо, искаженное вульгарной краской, было живым, а губы продолжали шевелиться. Клеомен попытался прочитать по ним, что статуэтка пытается ему сказать. В это время чья-то тень упала на него, заслонив собой солнце.

Афинянин обернулся: перед ним стоял один из новых рабов, по виду финикиец, и с интересом наблюдал за ним. По открытому взгляду и манере держаться финикиец выглядел свободно рожденным. Клеомен понял, что только денежные обстоятельства сделали его рабом.
- Хозяин практикует местное колдовство? – спросил финикиец.
- Как ты осмелился прийти на эту палубу и разговаривать со мной, раб?
- Я пришёл предупредить хозяина о надвигающейся беде. Один из твоих старых рабов, который был свидетелем произошедшего, рассказал мне об упавшем в воду ящике с глиняными статуэтками. Но лишь я могу объяснить тебе, почему ящик упал в воду.
- Хорошо, раб, говори. Я не знаю, о какой беде ты пророчишь, но я никогда не слышал о финикийском колдовстве. Финикийцы искусные мореплаватели и торговцы, они научились добывать пурпурную краску из морских раковин и сделали её символом царского достоинства. Но никто и никогда мне не рассказывал, что у них есть колдуны.
- Колдуны есть у всех народов, хозяин, и у эллинов, и у египтян, и у финикийцев. Последние научились у вавилонян делать живые статуи. Та статуэтка, которую ты видишь, заговорена на любовное безумие. Кто-то решил погубить тебя, наслав порчу.
- Скажи, раб, зачем гончару, который видел меня два раза в жизни, применять против меня древнее колдовство? И что мне теперь делать с этой статуэткой?
- Кто-то подсказал гончару, как действовать против тебя, и хорошо ему заплатил, но колдовство обернулось против самого мастера. Статуэтку выбрось в море и пусть твой корабль не заходит в порт Александрии. Отправляйся в города Иберии или на Апеннины, там тебя ждут процветание и богатства.
- Но в Александрии ждут моих товаров!
- А ещё тебя ждёт девушка, вылитая статуэтка, хозяин.
- Ты слишком дерзок, раб. Кто тебе рассказала об этом?
- На корабле давно болтают хозяин о твоей любви к египтянке. Но твоя любовь всего лишь морок, порожденный финикийским колдовством.
- Но зачем финикийцам влюблять меня в девушку, которую я и так люблю?
- Им всё равно, кого ты любишь или не любишь, хозяин. Финикийцы готовы завладеть не только твоими деньгами, но и душой. Разбей статуэтку и всё, что ты приобрёл у гончара, а осколки выброси в море, или позволь мне.
- Ты варвар, не способный оценить, насколько искусны были руки мастера, вылепившие эти статуэтки. Даже в моей стране скульпторы редко создают подобную красоту из глины, им ближе холодный мрамор.
- Хозяин, разбей эти статуэтки, и деньги, и разум вернутся к тебе.
Клеомен только покачал головой и пошёл к себе в каюту. Но на середине пути он обернулся и встретился с глазами с рабом. Тот был настолько величественен, а солнце превратило его рыжие волосы в корону, а от рыжей бороды исходило такое золотистое сияние, что афинянину показалось, что он лицезреет какое-то финикийское божество или, по крайней мере, царя.
- Как зовут тебя, раб?
- Моё имя Аннива, я из рода сидонских царей. Мой род обеднел и нас продали за долги. Теперь я служу тебе и стараюсь предостеречь от беды.

Клеомен ничего не ответил финикийцу, но поторопился позвать к себе надсмотрщика Ахиллу:
- Среди новых рабов есть некий финикиец по имени Аннива. Что тебе известно о нем и где ты его купил?
Ахилла посмотрел на афинянина как на тяжело больного и сказал:
- Мне кажется, что мы слишком долго находимся в этом городе. Финикийское солнце плохо влияет на эллинский разум. Ты должен поскорее отплыть в Александрию, ведь твое сердце так стремится туда.
- Я сам знаю, что мне делать, как хозяину этого судна. Ты не ответил на мой вопрос, Ахилла. Так скажи мне, тебе известен или нет корабельный раб по имени Аннива, потомок сидонских царей?
- Мой дорогой Клеомен, ты явно перегрелся на солнце. На корабле нет рабов с такими именами, тем более я не нанимал царских потомков.
- А хоть одного финикийца ты нанял?
Ахилла печально взглянул на афинянина и еще более печально вздохнул:
- Ну, финикийца я ещё могу отличить от египтянина или эллина. Среди новых рабов нет финикийцев. Есть халдеи, есть набатеи, египтяне и уроженцы Иберии и Галлии. Все они искусны в погрузке и сохранности товаров, легко переносят качку и даже способны заменить нашего кормчего Леонтиска, когда ему вздумается распробовать пальмовое вино.
При упоминании о Леонтиске, Клеомен улыбнулся: любовь кормчего к портовым кабачкам была ему известна. Оттуда он возвращался, горланя песни, от которых даже у бывалых матросов вяли уши. Обычно его несли на руках случайные приятели, которые ели и пили за счет Леонтиска. Иногда тот оставлял в заклад одежду, и тогда Клеомену или Ахилле приходилось их выкупать. Но кормчий меньше всего волновал сейчас афинянина, все его мысли были заняты таинственным финикийцем:
- Если ты не нанимал Анниву, то откуда он взялся?
- Может тебе явился сам бог Мелькарт? Говорят, что он когда-то обитал в местных водах.
Теперь уже Клеомен посмотрел на надсмотрщика как на умалишенного.
- Я думаю, дорогой Ахилла, что мы оба сегодня перегрелись на солнце и нам пора отдохнуть.

Изображение из Интернета