Труппа трупов из Ноттиндама

Глава первая: Появление

Помню я труппу, бродившую некогда по золотистым полям в округе Ноттиндама. Сегодня она  раскладывала костер перед вакханалий, что хотели устроить все члены труппы в честь первого удачного выступления после столь долгого перерыва. Когда то они собирали целые площади, в трактирах бесплатно получали две пинты самого крепкого эля стоило им только появится там, а во время праздников!..... Боже, какой шум поднимали дети, стоив им только завидеть разноцветный фургончик на горизонте, какие только возможные и не возможные метаморфозы  с угрюмыми купцами и вечно недовольными швеями происходили в этот день, какая ангельская атмосфера с элементами безумства наполняли улочки любого города во время празднества! Не передать словами, что значила это труппа для города принимавшего её. Ведь всем людям нужен праздник, хоть иногда и хоть бы надуманный. Но не стоит думать, что труппа была привязана к Ноттиндаму и за пределы страны выезд для них являлся запретом, хотя большинство подданных короля едва ли могло мечтать о пересечении границ. Внешняя политика в те времена являлась жёсткой, понимаете ли. И если кому-либо выезжать не надо, то не выедет он, хоть, кол на голове теши, но у короля на труппу были свои  королевские взгляды, для него это политический инструмент, для него это: “Жемчужина, что искусством своим прославлять будет прекрасный и великий Ноттиндам”.
Нельзя мешать искусство с политикой, чаще всего это означает либо скорейшее загнивание первого, либо уже полную гнилость второго, но в данной ситуации это, конечно, играло артистам на руку. Нет ничего более желанного для творца, чем снова открывшаяся возможность дарить неизведанную радость тем, кто раньше, в силу объективных причин, был её лишён.

-Трупы из Ноттиндама! Впервые, в империи Варгот! Трупы из Ноттиндама в ясный день снегов и льдин! Тррупы! Трррупы! – раздавался крик глашатая с табуретоподобной конструкции близ шатра градоправленца вечно заснеженного Метельного Шпиля. Глупый глашатай был уж в годах, и только Богу известно как голос его остался таким же бойким ,как у мальчонки в сердцах кричащего на неудачно подшутившего друга, однако и память и логика за пеленой лет настолько заржавели, что подменили слова  и вместо благородной и всем известной  – труппа на тёмное и таинственное –  трупы. И, возможно, я не могу ручаться точно, но, возможно, что именно это  экстравагантное зазывание, в свое время, привело к тому, что новая для мест отличных от Ноттиндама труппа привлекла к себе не дюжее внимание, а это всё что нужно для тех кто зиждется на вечных добродетелях искусства: искренность к внимающему, благонравие дающего и безответная любовь к сотворимому.
 Город шумел, кузнецы отложили свои молотки ,воины ,почистив, убрали топоры ,даже трактирщик запирал дверь вечно распахнутой таверны, словом – все собрались посмотреть на трупов. Традиции у них такие, как война то сразу с бахвальным торжеством тянут измождённые тела на площадь. Детишкам забава- поглумиться над побеждёнными в компании единомышленников, а взрослым - патриотичный акт демонстрации могущества империи Варгот, а потом, обычно, ещё и пирушка, никто не покидает праздник опечаленным, хотя слухов о войне и каком либо кровопролитии не было и это ,как и полагается, единственное, что настораживало горожан.
А я воспользуюсь правом автора и расскажу, что должно было их насторожить по-настоящему, совсем скоро и без их ведома ,весь уклад жизни ,все их мысли, всё ,что они знали будет делиться на до и после. Каждому страшно столкновение с истинной эссенцией творчества, но никто прошедший этого не признает, а не прошедший не поверит. Это не просто ураган, который несётся на тебя, снося зримое и незримое. Это не просто землетрясение, после которого под землёй покоятся города. Это не просто пожар, что своим дымом закрывает звёзды. Это ты становишься ураганом  землетрясением и пожаром. Это ты не контролируешь разрушение своей хрупкой души. Это ты – разрушение, но только разрушив хибару можно построить дом, не так ли?..
Фургончик, запряженный шестью скакунами, выкатился в центр площади и шторка вздёрнулась.
Глава вторая: Выступление
За шёлковой шторой, как ни странно оказалась тьма, настолько густая, что отдалённо напоминала ту, что видит незрячий и только две тонюсеньких ручки тянулись из самого центра в сторону толпы. Удар по большому барабану. Ручки встрепенулись и пошли от центра к краю, словно гуси пытавшиеся ущипнуть кусок травы, внезапно очутившийся на уровне глаз. Удар по малому барабану. Ручки, схватившись за канаты расположенные по краям фургончика, вытянули за собой карликов в пиратских костюмах. Несколько молниеносных подтягиваний и два карлика стояли на крыше фургончика, и свысока смотрели на ошеломлённых людей, пиратская форма развевалась под северными ветрами, напоминая два красно черных флага. Удар по открытой тарелке. Оглядев собравшихся наблюдателей взглядом полным искушения, пиратики переглянулись, начали кашлять, хохотать, подпрыгивать на месте, да так сильно, что иногда казалась приближающаяся картина кончины крыши фургончика. Удар по закрытой тарелке и протяжный звук трубы. Пиратики с дьявольским хохотом развернулись лицом друг к другу и прыгнули на встречу, но вместо столкновения двух морщинистых лбов произошёл оглушающей силы хлопок, заставляющий каждого смотрящего ощутить сладкую вибрацию в области лёгких, а после на месте карликов красовались два флага. Флаг Ноттиндама – Большой белоголовый орел сидящий за стенами замка и держащий в своих зубах ключи от мира, и флаг Труппы – Две маленьких чёрных вертикальных палочки, белая вертикальная палочка повыше, красная вертикальная палочка побольше и повыше, зелёная вертикальная палочка что в ручках держит золотую палочку, стояли в ряд, а над ними возвышался один горизонтальный фиолетовый овал на жёлтом фоне.
В момент, когда толпа удивленно смотрела на внезапное чудо, тьма внутри фургончика начала постепенно расходиться, и теперь всё внимание было приковано к медленно выползающей из недр тёмно коричневатой трубе, пальцы в белых перчатках ловко нажали кнопочки, и  из неё полились ноты. Музыка была не весёлой. Музыка была не грустной. Она не была быстрой, она не была медленной, она просто была живой. Вначале наполнена льдами Варгот, холодная и резкая, не подходящая никому кроме как собравшимся, но постепенно стала причудливо звукоизменяться да так незаметно и нежно, что даже сами собравшиеся забыли о своей жизни во льдах.
 Они уже не с нами, они отдались музыке и парят в облаках , стоит трубадуру нажать на одни кнопочки , и вот они летят над золотистыми полями Ноттиндама вкушая аромат свежескошенной травы и едва тёплого свежего белого хлеба, а вот трубадур захотел нажать другие кнопочки и Варготская толпа уже летит над Балокскими островами чуя резкий запах специй в солёной рыбе.
Никто из “парящих” никогда не вылезал из Метельного Шпиля и никогда не думал оказаться там, где очутились. Кому нужно путешествовать через огромные расстояния, если можно пасти бизонов умываясь снегом по утрам? Вокруг хорошо, вокруг привычно и нет страха оказаться изгоем лишь потому, что захотел увидеть, что то новое. Кнопочки нажимались, люди летали, испытывая обильное слюноотделение, зелёный фрак трубадура совсем  показался из тьмы, которую почти полностью поглотило волшебное сияние.
Только барабаны стучали непонятно как и непонятно где, но кто смотрит на барабанщиков, когда  изучая сияние, ты видишь, что земля подымается и кружится волчком, из света степенно вышел рослый мужчина, а на руках его.. Боже мой, огромнейший валун, слегка покрытый льдом и вековым мхом, казалось что он был только что вырван огромными ручищами из земли.  Но валун этот, словно пёрышко начал взмывать в воздух, пока не раскололся на несколько малых частей. Началось чудное жонглирование, гипноз напал на зрителя.
В моменты неожиданно огромного счастья и чудовищно великой скорби глаза человека стекленеют, а тем временем, над полем из стеклянных глаз на платформе, что выехала из раскрытой крыши, расцветал искристо белый цветок. Лепестки своим великолепием напоминали внеземное, магическое, божественное начало, а укрощённый мороз Вартога становился всё теплее и теплее. Музыка стала нежностью. Цветок выпрямился в утончённой осанке, и толпа ахнула, увидев балерину с чуткими чёрными ресницами. Поднимая ручку в танце она влюбляла в себя глаза, вытягивая ножку  приковывала к себе сердце, а каждый новый пируэт позволял завладеть душой. Ощущение спокойной радости и праздной грусти, ощущение полного единения  природы с душой, благонравия всего происходящего и любви к ближнему своему разносится отзвуками в самых отдалённых частях нутра и если эти звуки собираются в гармонию, то стеклянные глаза теперь раз и навеки смогут видеть яркие цвета повседневности. Видеть счастье в малом и находить покой в ужасном.
Но несмотря на веселие публики, несмотря на свершившееся чудо, ни один из присутствующих не мог заметить самого спокойного члена труппы. И это странно, ведь любой тавернский завсегдатай мог поведать вам о том, кто создал эту труппу. Кто был невидимым оком и молчаливым надзирателем за труппой. Альфредо. Черная облегающая мантия с кроличьим мехом и вечный не моргающий взгляд, устремленный в глубину труппы. Кожаные перчатки не могли скрыть длину пальцев. Ни один буйвол полёг, пока Альфредо кропотливо сшивал свой аксессуар. Черный, белый, серый, адский Бык и райская коровка служили материалом для перчаток, а сама мантия бережно соткана из обрезков вартогского варкана , балокского  тюлнана и ноттиндамского породистого скакуна. Альфредо был едва ли выше карликовой пони и всегда располагался по одаль толпы на возвышающемся подобии камня, сегодня он был на льдине. Карлики стали флагом, а он шептал слова благодарности, трубадур начал свое путешествие, ухмылка появилась на гладком лице , силач двигал горы , радостное потирание рук, а балерина вытягивая свою ножку заставила Альфредо подпрыгнуть от радости , что он наконец смог собрать труппу , что достойна его величества и короля.
Он топал своими костяными ботинками, что магическим образом были подарены ему Госпожой Смертью за то, что он принес ей одиннадцать опоссумов, крысу и чудного мангуста. Каждый удар каблука, выплескивал немного костной пыли и магии в этот мир. Любая труппа нуждается в своем, безмолвном лидере и труппа из Ноттиндама нашла его - Альфредо Безумный.

Глава третья: Простул

Дни сменялись неделями,а те в свою очередь становились месяцами. Людская молва бежит быстрее поезда, жаль, что никто из выступающих не знал такого слова, трудно знать о том чего ещё не изобрели. Король Ноттиндама радостно потирал свои ручки и легонько облизывал нижнюю губу, после чего пара седых волос вальсировали с бороды на пол, каждый раз когда гонец приносил новую весточку о прошедшем выступлении Король поправлял свою мантию, смотрел в зеркало, черные глазки заливал алчный огонёк, гордая поступь проходила стандартный маршрут зал-сад-зал-сад, после чего он садился на трон, решать свои королевские дела.
Хотя, давайте будем честны, за долгие года правления стычки крестьян и склоки лордов не могут не надоесть даже самому консервативному правителю. Труппа возбуждала в нём неподдельный интерес к жизни - “ неужели осталось то чего я ещё не видел?” – размышлял король. И этот самый интерес дошёл даже до того, что иногда по ночам седовласый, махровый король Ноттиндама разглядывал небо и в звёздах видел отражение прекрасного, вот что может с человеком сделать ожидание чуда. Но как только улыбка наполняло морщинистое лицо, король резко бил себя по голове и гнал все идеалистичне картины мира и вспоминал про истинное, как ему казалось, предназначение трупы.
“Слава. Слава. Слава Ноттиндаму! Слава Ноттиндама!” Шептали его губы, и улыбка сама превращалась в ухмылку. В одну из таких ночей на небо смотрел не только король, но и Простул, дурачок из Румынькы- маленького болотистого государства. Простул  стучал своими слегка кривоватыми ножками по пню, иногда подпрыгивая, ему казалось ,что прыгая он сможет ухватить и проглотить пару сотен звёзд . Но прыжок за прыжком оставлял его рот пустым, а желудок издающим протяжное урчание. Как обычно это бывает, после розовых мечтаний о сотнях звёзд, аппетит его уменьшился и он ,в целом, был бы согласен и на десяточек или ,даже на худой конец, сожрать одну махонькую, но обязательно яркую звёздочку. Всему хорошему приходит конец. Пень с треском раскололся и начал тонуть в болоте, Простул едва успел сделать мощный толчок левой ногой, и беззвучно шмякнуться другой ногой на камешек. Подняв голову наверх, после повернув на лево, а потом и на право вниз Простул заметил ягодки у камушка и стал их жадно поглощать. Снова неудача, ягодки оказались крайне горькими, а после употребления область живота хоть и перешла в беззвучный режим, начала странно вибрировать.
Простул успел привыкнуть, что все шарахались от его вида – долговязый, худощавый, глаз левый выше правого, а правое ухо отсутствовало  (точнее было утрачено во время родов). И то ли звёзды так сложились, то ли голод заставляет творить чудеса, побрёл Простул  в сторону какого-нибудь города или села. Давно он не видел других людей, за что они его благодарили, давно не видел афиш и как результат разучился читать. И если бы не это досадное упущение, то знал бы Простул, что утром – к моменту его прибытия, в город приезжает знаменитая на весь мир трупа трупов Ноттиндама. Он не знал. Он брёл.
 
Гастроли начинали подходить к концу, осталось лишь два города, родненький Ноттиндам и бедненький Румыньк.
Фургончик едва ли не застревая в болоте выкатился на площадь Скрозла.
 “Карлики…. Музыка…. Силач….Фея…”- проговаривал Альфредо по своей привычке возвышаясь на илистом валуне. И фигура выше других фигур , находящаяся по одаль не могла не привлечь внимание вывалившегося из леса Простула. Голод не тётка. “Есть людей, конечно, не хорошо ,но и люди которые дерутся нехорошие, а откуда я знаю, что он не дерётся.”- Размышлял Простул подкрадываясь к гению.
Иногда черная темень это просто мешок, что накинули вам на голову. И Альфредо накинули мешок на голову руки-лапы Простула, хорошо что мешок был предназначен для хранения яблок, яблоки пахнут приятно, а если бы это были не яблоки, а старая рыба? Старость и так не отдаёт мёдом, а тут ещё и рыба. Не похищение, а унижение, быть тащимым и нюхать рыбу, но нет ,нос Альфредо ублажали нотки яблок и да, его похитили.
Труппа закончив создавать связь толпы угрюмцев с космосом, закончив превращение угрюмцев в задумцев, собралась и поехала дальше. Но не стоит считать их бессердечными или слепыми, исчезновение было ими замечено, однако Альфредо иногда путешествовать любил не  столько фургончиком сколько ножками и не своими ,а конскими. Может где кого, где что ещё зацепит и в часть труппы превратит. И поехал Фургончик дальше, в Ноттиндам. Слава Ноттиндаму.

Глава четвёртая: Ноттиндам
Фургончик въехал в Ноттиндам, забрался по пригорку, проехал улочки под шум аплодисментов, под улыбки тех кто слышал и радость тех кто снова посетит выступление. Король на радостях от своего великокоролевской мудрости разрешил фургончик затащить в залу. А Простул всё тащил Альфредо по широкой проезжей дороге , под громогласные возгласы птах, тащил в чащобу где сотни разбросанных по земле слоновьих костей складывались в картины животных и домов , городов и врат, тащил ,когда вокруг путь преграждали чудовища хотя они  сразу отбегали в страхе увидев косматого Простула, тащил  через выжженные лучами земли, через поля подсолнечника и всё казалось знакомым и Простулу и Альфредо, хоть второй видел это во снах, а первый дэ факто.
И грянули фанфары слуг Короля, чистые как весенняя улочка после дождя. Заехал фургон в зал, ныне не очередное блистательное действо. Нет, это осмотр у смотрящего и дозволяющего. Искусство должно жить, Магия должна существовать, первое понимаем, второму верим, но всему в мире нужно дозволение, всё нужно разрешить и разрешением проблем разрешения, занят Король, а посему трупа приготовила лучшие версии копий нарядов.
Как было написано выше Простул не знал той деревни, того града или села в котором совершил злодейство, а делать дела не зная села – опасно и некомфортно , поступал в соответствии с тем, что он знал , а знал ,что солнце встает там где светит , немного язык природы, особенно паучий  получался складно и знал свою пустеющую и родную деревню, куда он собственно и нёс всё это время Альфредо.
Притушили свет и музыка корольская угасла, фургончик начал открываться, труппа вылезла полным составом, как тут не вставить небольшое словцо? Говорю же, выступление важное и можно немного внести новенького Карлики прокашлялись, флейта настроена и начали они петь песенку.

Песня Карликов

Наделённые ученые
Читали уймы книг,
Благородные, Хвалённые,
Пиная половик.
По кругу открывали как
Был возведён над домом флаг.

Стульчики и столья
Идеально хороши,
Работал подмастерье
Не для себя не для души.
Стаместки, кИянки, пила и молоток,
Идеально ровный, идеально скушен стол

Афишек шибко много
Художник малевал,
Чёрточки и палочки,
И в пунктир овал.
Копировал ,копировал не выкопировал.
Художничек забыл, когда он рисовал.

Тут нету слова нету
И нету в вас огня
Вы жалкие пустые
Хоть и наши друзья
Дадим мы вам всё то что сами обрели
И станут тут счастливее ваши короли.

А Простул всё тащил, тащил с силой, тащил с надеждой  в подвал дома отца. Выгнали Простула во время когда ручками-лапками он только перестал тянуться к матери и не захотел учиться рубить чурки “по стопам отца”. Кому нужен другой? Кому нужен зрячий, если он видит не то? Чего он добьётся и как всех нас опозорит, если не интересно ему искусство изготовление чурок из брёвен? Пусть уходит и не каплей мы не поможем этому дурачку, последнее ,что слышал Простул уходя из отчего дома.
Дотащил. Дотащив тело, Простул не глянул на дом, который к этому времени порос зелёной паутинкой и только ягодки словно ложные мухи переливались в ней на солнце. Простул , занеся Альфредо в подвал, снял мешок с него и повалил на землю ударом о лоб, тоненькая струйка золотисто алой крови вырвалась наружу. Альфредо только начал говорить о том, что он творец о том, что не успел ещё сделать многого, что не успел поменять мир, сделать его добрее, как Простул прозрел и прервал его ледяным безумным голосом.
- Творец? Творишь? Так значит с помощью тебя я смогу сказать мёртвому отцу, что и паршивая овца может нести благую весть.
- Конечно, только отпусти меня, мы сразу пойдём к Королю Ноттиндама, и ты будешь купаться в роскоши и славе.
-Жизнь идет мыслями о смерти, смерть имени не работает, а тела – да. Отпустив тебя, моё тело будет жить в радости, но имя исчезнет.
- Не думай так, что я не позабочусь о твоем имени, ты станешь великим.
- Добрые дела забываются, люди помнят лишь зло, ведь им всегда о ней напомнит чувство мести, только забив тело, я имя свое обессмерчу.
 И душить он его начал и глаза у них из глазниц полезли. Пожелтели, покраснели- безумные, надулись - наделённые. И в тот же миг ,пока руки сжимались на шее в тронном зале Короля карлики упали на колени, Флейта испускала какофонию, мышцы свела судорога, а нежные руки тянулись криво дугой . Страшны мысли Альфредо, последний вздох был множество мгновений назад. Упал. упал вна землю сырую, но труппа ныне трупов перестали свершать уродливые движения и застыли позах истинного мастерства и только яркий, даже болезненный свет, шёл из них. застыли, окоченели, окаменели, но даже мёртвыми хранили волшебство.

Ощутив небывалый страх и гордость от своей мощи Простул убежал на болота дабы квакать на жаб и урчать в дупло о том, что он такой сильный и великий  ведь сломал великого.

Альфредо лежал, долго лежал, пока в подвал не упал пьяный вусмерть монах и не поцарапал там лодыжку о кость. Но кости теряют лицо, а любой добропорядочный гражданин боится сесть в тюрьму, и останки Альфредо скинуты были в реку.

Труппы никогда не переставали издавать свет, дарить тепло и заняли достойное место статуй в замке Короля. Довольный он водил гостей и собирал с них монетки в золотой горшок, мол, гляньте на мою коллекцию трупов. Труппу трупов из Ноттиндама! Ура!
Ура Ноттиндаму !