Если ты ещё есть...

В погоне за миражами несбывшегося, самонадеянно предполагать, что живёшь по-настоящему и чего-то стоишь.

     Кручу ручку старинной настенной кофемолки что есть мочи. В кухне нет двери, а кости кофе так громко и горестно хрустят под моим напором.
Чтобы не разбудить домашних, делаю это в несколько приёмов. Стараюсь успеть, пока бесконечный простуженный скелет рельс с шипением прогибается под копией электровоза детской железной дороги.
    Для того, чтобы приготовить чашку кофе, необходим перестук пары скорых и грохот одного товарного. Первый давится шпалами, набит сонными отпускниками и опухшими от ночных посиделок командированными. Второй - длинный, как связка сосисок в гастрономе, загружен трубами, углем, и чем-то страшным, отвергающим жизнь. Оно прикрыто брезентом и опутано тросами так жестоко, что не смеет трепыхаться даже на сквозном ветру.  Грузовой изредка швыряется камнями... А пассажирский... Тот, как гигантский скунс, оставляет после себя такие запахи, что ни один парк зверей, не сможет соперничать с ним в нечистоплотности. Бельё купейных вагонов свисает вялым собачьим языком из окон, а бесконечно доброжелательные отпускники с измятыми бумагой щеками ловят запах моря сквозь табачный дым. Он густо колышется в термосе тамбура, и выдаётся сиротскими порциями при каждом зевке его потной двери.

   На нижней полке, ближе к  туалету, сидит девушка, считающая себя парнем. Уродливые ступни опутаны нитями бус. Красивые пляжные тапки зацепились за большой палец плоской, почти деревянной ступни. На самом виду серые, посеченные пятки, зубы похожего цвета, широкие ладони с неопрятно огрызенными ногтями…

- Пойми ты, что никого нет! Кроме тебя - никого! реально существуешь только ты! Все остальные появились только потому, что вы договорились с ними до твоего рождения! Они  - пустышка, массовка, ничтожества!
Ты так часто твердила мне об этом, что в какой-то момент из реального, осязаемого человека, превратилась в ничто, в нечто среднее между мужчиной и женщиной, попирающее вязкую прослойку времени на границе меж сном и явью. Между двумя мирами...
     Не зная теперь, где ты, не уверен, что пойдёт  к тебе больше - настоящее или прошлое. Так же , как ты была не уверена в том, кто ты.
Считая себя  мальчиком, совершенно по-девичьи глупила. Часто любовалась отражением в зеркале и в то же время ненавидела своё тело. Навсегда лишила себя счастья быть мамой и радовалась присутствию чужих детей. Много нелепостей в твоей судьбе. Как, впрочем, и в моей.
     В день твоего приезда, море расцвело горстью маковых парусов. Мне показалось это хорошим предзнаменованием, но увы, я ошибся. В искреннем желании порадовать тебя малостью, распознала подобострастие. Тебе было неприятно и ненавистно всё, что можно обвинить в наивности, доброте или бескорыстии. Ты не верила в порывы, считала нежность и уступчивость признаками слабости. Вытоптала ростки этих недостатков в себе, а заодно искоренила у тех, кто хотел быть рядом. Подле оставила грубых, расчётливых, подлых и продажных. Моё существование уродовало стройную систему твоих взаимоотношений с человечеством. Я был недоразумением, во всех смыслах этого слова.
     Словно юная трясогузка, что бежит вдоль железнодорожного рельса, ты быстро перебирала худыми лапками, путешествуя по жизни. Не внимая, судила. Уверенная в том, что «всё придёт само», отказывалась даже читать.

- Любое убеждение противоречит жизни, и её стремлению к развитию. Хаос поддерживает наше существование! Косность - вот наш основной враг! И какую часть себя ты не скормишь ему - уже побеждён.
- Помолчи минутку, пожалуйста. Я в отчаянии, одиночество овладевает мною, и... ничего не могу поделать с этим, хотя раньше мне было уютно самому с собой.
- Верно. Человеку хорошо, когда он один.
- А тебе... тебе!?
- Когда как. Но, имей в виду,- я не хочу сюда возвращаться.
- Ты понимаешь, как я к тебе отношусь?
- Вполне, но это меня ни к чему не обязывает. Следовать чужим порывам пошло.
- Чужим?! Эх, если бы ты только знала...

     Долго не заживают раны от обломков острых углов рухнувшей надежды, но мне всё ещё жаль тебя, даже теперь, спустя столько лет. Ты и я давно минувшем, но прошлое перестаёт быть им, если терзает каждодневно...
Но отчего... зачем тогда была произнесена та фраза: «Ты - лучшее из всего, что я когда-либо встречал.» И вновь этот мужеский род, уродующий тебя!..
Познав истинный вкус, цвет, запах слов, я бунтую! И радуюсь этому бунту... Потому, как , если привыкну к восприятию искажённого, изменюсь сам... И не в лучшую сторону.

     Разорванные неотвратимостью отъезда, уже почти чужие друг другу, мы стояли на перроне. Я беспомощно бормотал о том, что живу с ощущением того,что на меня смотрят, и пытаюсь соответствовать... Грустно интересовался её мнением на этот счёт, хотя в самом деле требовал ответа на совершенно иной вопрос, но всё никак не решался задать его. Она же отзывалась только на то, что слышали уши, сердце было глухо.
- Нет, тебе не кажется, это так и есть. За тобой наблюдает твоё Высшее «Я». Ну, или Бог. Знаешь, кто это? Это ты сам. Ты создал куклу, назвал своим именем, вселился в неё, и отрезал память о том, кем она была и остаётся. И теперь ты играешь ею в спектакле о жизни.
- Как-то всё это...
- Что тебе не нравится?!
- Когда играешь, понимаешь, что это игра! А если, как ты сказала, то как же оно так?
- Сказал. Сказал! Запомни раз и навсегда, я - мужчина!
- А кто же тогда я?!

     Ты перестала отвечать на телефонные звонки и письма, - я перечитывал старые. Грел в ладонях позабытые второпях бусы. Они были так же холодны, как и ты. Пересматривал фотографии. Раньше ты часто присылала мне снимки разорённых банкротством домов, и я стал  подозревать самое плохое. Плюшевые медведи в придорожной канаве терзали воображение хуже всего.

    Но... если тебе плохо, если ты ещё есть... Представь,что лежишь на моем диване, я - рядом, тихо глажу тебя по голове, все, что нас разлучает - рассеивается... И ты видишь дом, который стоит по колено в тумане... колодец... несколько яблонь... а вдалеке, переворачиваясь с боку на бок, фыркает во сне кабан.
- Не плачь, девочка, не плачь, всё пройдёт...