Коронный рассказ. К 100-летию Ф. Абрамова

САМАЯ БОГАТАЯ НЕВЕСТА
- Я самая богатая невеста была, вот ей-богушки! В дом к мужику привезли – вся деревня сбежалась. Все в рвани, в обносках – о, господи, глаза бы не глядели. Сорок шестой год, сам знаешь, каково после войны. А я-то, как царевна, разодета. Платье шёлково, рубаха белая с кружевами, рукава лентами перевязаны, янтари, цепи серебряные на груди, на ногах полусапожки на высоком каблуку, со скрипом.
Ну, ну, ахают все, для этой девки и войны не было! А родни-то со мной понаехало! Один стол приставили, другой –- все мало!
У свекровы-покойницы глаза на лоб вылезли – чем и угощать? А родня – один достаёт полбуханки, другой – пол-литру, третья – картофельник... Сознательные! Со своими хлебами, со своим вином приехали.
А как кончился пир-то, я и гола осталась. Да, в одной юбочке, в какой и на работу ходила, и праздники справляла. Не понимаешь? Не отгадать загадки? Да меня в складчину в своей деревне одели. Кто чего мог принёс. Время-то, сам знаешь, какое было. О первом годе после войны. Вот после пира-то меня и раздели, как новогоднюю ёлочку после праздников.
Люди опять ахают да охают, а Окуля Ваньки Павлова, век не забуду, на матюк: «Ладно, Пашка, – это мужику-то моему, – хоть тебе не надо путаться в нарядах».

Фёдор Абрамов

***
Удивительный всё-таки народ – женщины. Глянет иная в глаза с таким вызовом, что нипочем уже не сможешь пройти мимо, – обязательно заговоришь.
Именно из такой породы оказалась Александра Андреевна Клопова, героиня опубликованного выше рассказа, жительница села Веркола Пинежского района. Село это – родина писателя Фёдора Абрамова, день рождения которого приходится на эти февральские дни.

***

Земля наша людьми удивительными богата, как и во времена, когда жил писатель; да и новых, достойных пера, народилось-понаехало на Пинегу немало. Однако Александра Андреевна не из тех, кого минуешь.
Видно было, как нужно ей поговорить-повспоминать былое и как рада она новому, несведущему собеседнику.
Стояли последние мартовские морозы, а в зимней избушке Клоповой было жарко, как на южном пляже. Хозяйка сидела на диване за рукоделием и, не отрываясь от работы, кивнула мне на табурет.
Я присела напротив и уставилась на быстро снующие её пальцы с вязанием. Из-под них спускалась-рождалась весёлая разноцветная варежка. Во мне, не умеющей держать в руках спицы, это умение вызывает искреннее восхищение и зависть. А тут ещё такой яркий, замысловатый – явно продуманный до мелочей – рисунок!
- А гляди-ко, что я тебе покажу!
Александра Андреевна готовно поднялась с дивана и вывалила на кровать из корзины с десяток парных своих изделий, из которых ни одно не повторяло другое. У меня аж взныло в груди, и я, проохавшись, вытащила Клопову на улицу, чтобы сфотографировать её с рукавичками. Мы надели по одной из каждой пары на штакетины забора и подождали, когда проглянет из-за туч солнце. Однако сыпанул лёгкий крупный снег, я решила, что так будет не хуже, и щёлкнула затвором. (На снимке потом проявились летящие снежинки).

Едва мы вернулись в дом, Андреевна принялась пояснять;
- Так вот целые дни и вяжу. У меня ведь три дочи, три зятя да внуков орава, и всем надо! Ко мне кто когда ни придёт, я всё за делом. И как, говорят, тебе не лихо?! А я не могу сидеть сложа руки. Под телевизор и вяжу, вяжу... С детства труд въелся.
Дети и внуки – это удивительно... Зато уж и горя хлебнёшь через них наибольшего. Первым-то у Александры Андреевны сын был, он сёстрам дорожку, говорит, торил – после уж они завыскакивали. И вот надо же – умер недавно. Её уж всяко готовили, чтобы сообщить горькую весть, а всё одно не уготовили – упала в обморок. И все сорок дней потом не в себе была.
Пока передо мной об этом несчастье вспоминала, всё смахивала слезы ребром ладони, а они текли, не спрашивали... Я даже за блокнот взяться не посмела, растворённая в сочувствии.
Зато едва улыбка вновь посетила лицо Андреевны, я вцепилась в ручку и уже не выпускала её. После дорогого сына ещё ведь трёх дочерей родила Клопова. И вот об этих родах и был, похоже, её коронный рассказ.
- Мне с Таней-то легче всех было. Пошла я к медичке жаловаться на ноги, что болят. Она меня и поворотила – они, дескать, у тебя всю осень болят, ступай! Бабёнка тут была – говорит, может, она рожать будет, это я, значит. Медичка и взвилась: «Чё рожать? У ей ещё рано!» А я и правда только одну неделю в декрете ходила. Вот и пошла домой ни с чем. Иду, а меня и прихватило по дороге! Едва до избы добрела, да скорей по лесенке в горницу.Только заскочила, а девка-то у меня и плюх на пол! Я оглядываюсь – чего выпало? А тут раскладуха поперёк пола стояла – девка у меня под неё и закатилась. Я её за руку али за ногу подтянула и положила на кровать. А бабушка, слышу, тряпки ищет и спрашивает: «За медичкой сбегать?»  Я говорю: «Хошь побегай, а не хошь – не нать. Я уж готова!» Вот так. А через два дня пришла медичка, говорит – в больницу надо ехать. Это, значит, ей для отчёту надо, будто я в больнице родила. Ну, и отвёз меня муж на лошади. Да только намёрзлись там – не топлено было. Через два дня вернулись назад.

А с Галей меня ночью прихватило. Я пришла в медпункт, а там ещё одна женщина веркольская. Так тяжело рожала, все губы искусала! А я пришла, хожу, жду, а рубашку мне дали коротеньку. Она и увидь из-под неё – у тебя, говорит, уж головка в родах, легь ты! Я только сунулась, а девка у меня пырх – и опять нету. Лежит, меня пинает. Замёрзли уж, а никто не идёт. Медичка, слышь, печку топила, через два часа только пришла. А девка уж ножонки соскоблила, так ёрзала. Ну, присыпала она ей стрептоцидом, меня отругала почто-то... А с той женщиной, что тоже тогда рожала, как встретимся, всё скажет она: «Ой, тебе краса рожать-то! Кабы мне так!»

А Райка у меня смешнее всех родилась.Ночью я пришла к санитарке, стучуся. Дедушка её открыл и говорит – не топлено, мол, в больнице-то. Ну, а мне чего? Мне рожать пора! Прихватила я Нину, санитарку, и едва дошли, как родила. Она бегает вокруг, чуть не плачет – не знаю, мол, как у тебя ребёнка-то прибрать. А я говорю – унеси хоть, пока я тут мокрая. Ну, она унесла и кричит: парень у тебя! Ладно, думаю, хорошо, что парень.Утром медичка пришла, обработала его.По деревне слух разнёсся, что сын у меня. Два дня прошло, Нина просится домой сбегать, деток проведать. А чего меня караулить? Иди, говорю. Ну, потом дитя моё заплакало. А в больнице никого больше, я и встала к нему. Тряпки-то размотала – и глаза протираю: нет у парня колокольчика-то! Что такое? Кабы несколько ребятишек лежало, я бы решила, что перепутала, а то ведь одна я рожала-то. Давай опять искать в пелёнках – не отвалился ли? Едва Нину назад дождалась и говорю: беда ведь у нас, парень-то мой... раскололся!

Вот тут, признаться, во время рассказа я не выдержала и захохотала до слез – это ж представить только надо!
А позднее стало мне интересно: неужели эту историю в своё время не слышал от Андреевны покойный Фёдор Александрович Абрамов? Ведь говаривал же с нею не раз и даже записал прелестный рассказик о том, как она выходила замуж, назвав его «Самая богатая невеста». Быть может, не дошло у них в общении до столь интимной темы, поскольку на неё с женщинами всё-таки проще разговаривать? Вот и досталась эта история мне, хотя, сознаюсь, не первой. За шесть лет до меня записала её моя однокурсница Людмила Егорова, автор недавно вышедшей в Архангельске книги «Пинежские зарисовки». Но прочитала я про то, как «парень раскололся», уже дома, после того, как услышала историю из уст Андреевны.
Поведала она мне и про то, как летом навещают её здесь, в Верколе, дети и внуки, как живут все в огромном двухэтажном доме, каких немало в селе, – каждое семейство в своей просторной горнице.
 - А как писатель-то умер, так у меня по пятнадцать человек тут жили, – показывала она свои хоромы. – Много народу приезжало! А вот тут и он по полу у меня босиком ходил. Хочу, говорит, по деревянному босиком, люблю, как деревом пахнет... Я веником поветь замашу, чтобы чисто, он и ходит. Остановится, думает чего-то... А ещё за молоком ко мне ходили с женой. Андреевна, кричит, бывало, ты где? Я ещё, помню, ему морошки как-то поставила – ешь досыта! Вот уж он доволен был. Да и шаньги мои не раз едал...

Знаем мы, что не только молоком да шанежками одарила Фёдора Абрамова Александра Андреевна Клопова. Перечитайте сегодня один из ярчайших монологов из цикла «Трава-мурава» – про неё. А заодно и другие его книги – рассказы, повести, романы. И вы вспомните-поймёте, почему народ наш, несмотря ни на что, ещё жив. И – будет жив. Несмотря ни на что!

«Красный Север», 26 февраля 1998 года