Рассказ с четвертью

       На выходных Алёшка написал рассказ, а во вторник — только четверть. По объему, разумеется. Приблизительно. Но точно в пьяном угаре, поскольку в запой ушёл. А потом автор куда-то то ли уехал, то ли даже улетел, точно об этом известно никому не было. Известно же было следующее: после него в комнате общежития осталось лишь несколько исписанных тетрадных листов да полный пакет с  грязным бельём и куском колбасы. Через пару дней пакет завонял, и его выбросили, а рассказ с четвертью — нет. Не выбросили. Наследие, всё-таки. Ценность какая-никакая, а не трусы грязные, с носками. Вдруг пригодится, мало ли:
       — Может, Алёшке премия потом какая выйдет? — размечтался старый фронтовик комендант общаги Пётр Мефодиевич. — И нам чего перепадет. Автор подкинет на радостях.
       После этих слов рассказ с четвертью положили в камеру хранения и все занялись своими делами…
       Через некоторое время общежитие кто-то приватизировал, жителей оттуда выгнал, а всё, что оказалось в камере забытых вещей, выбросил, кроме бюста Ленина и папок с какими-то бумагами. И от греха подальше, сдал всё это добро компетентным органам. Пусть разбираются.
         Там, разумеется, хотели это всё по-быстренькому сжечь, пока никто не видел, но потом засомневались и решили таки в деле этом хорошенечко разобраться и, может даже, те самые бумаги разложить по какому-нибудь порядку, а бюст Ленина просто — приберечь до лучших времён. Жизнь ведь она такая — непредсказуемая. Никогда не знаешь, в какую сторону развернётся.
       И надо сказать, все бумаги разложились очень даже хорошо. Как и положено. Пригодились. Одни потянули своих хозяев на уголовку в чистом виде, другие лишь на административный штраф, третьи — ещё на что-то. Только успевай сажать, штрафовать да всячески наказывать разных неосторожных субъектов. Если найдёшь кого живым, разумеется.
       И только несколько тетрадных листов хорошо не разложились. Те самые — Алёшкин рассказ с четвертью. Четверть всё время мешала.
        Так вот, поначалу решили, что исписанные листы эти — обычный бред и хотели их выбросить в корзину для бумаг. Потом повертели, покрутили, смотрят: бред-то — бред, а тянет этот бред, самое малое, на расстрел или пожизненное. Точно сходу и не определишь, но на десятку точно. Усиленного. Тянет своего автора. Одно только и непонятно: какие-то страницы, как бы, лишние. В размере четверти от общего объёма. И до расстрела явно не дотягивают, а только до психушки. Той самой — диссидентской. Не более того. А психа стрелять или в Чёрный Дельфин  — не по понятиям. Прямо — голова кругом!
        — Может, бывшего коменданта посадим для пущей важности? — предложил кто-то, а остальные задумались над толковым предложением…
           Слава Богу, до этого не дошло: амнистия вскорости подоспела. Под неё Алёшкино творчество и подвели. Чтоб автора по всей стране не искать да греха на душу не брать. А фронтовику Петру Мефодиевичу повезло: он и сам к тому времени уже давным-давно умер…