Африканская куколка

------------------------------------------------
В субботу 25 мая 1990 года  в десять утра Манхеттен был еще пустой.  С  Гранд Централ   в  Коламбия Юниверсити госпиталь я закинул пожилую семейную пару    за двадцать минут, и довольный тем,  что так легко и быстро сделал первые деньги,    устремился к  девяностой шестой стрит.  С девяносто шестой начиналась работа, которая на языке таксистов называется «мести город».  Это самый тяжелый, но и самый надежный способ для гаражника сделать пару сотен за двенадцатичасовой шифт. 
С верхнего Манхеттена в даунтаун машина катится сама, я только притормаживал на светофорах.
 Пересекая  125-ю  увидел штымпа, одетого  экзотически. Приостановился, чтобы как следует его разглядеть.  Чувак был во всем  оранжевом, как сбежавший из американской тюрьмы зек.  Оранжевые штаны, оранжевая туника и даже оранжевая, похожая на тюбетейку, шапочка.   Если присмотреться, на тунике можно было разглядеть выцвевшие рисунки орнамента.
Он поймал мой взгляд и вяло, без всякой надежды, что его – африканца -  возьмет  желтое такси, махнул рукой.  Я немедленно жестами показал ему  – давай, садись, пока красный.   Он  забросил на плечи большой рюкзак,  подхватил с земли   тяжелый ящик и побежал через восемь линий траффика мимо светофора, который уже переключался на желтый.
Нет, это был не какой-нибудь вялый и ленивый африкан-американ, а настоящий африканский, худой, быстрый  негр с блестящей кожей цвета черно-лиловых  кабачков. По-английски он говорил  еще хуже меня.  Если в моем  активном словарном запасе было не меньше двухсот слов, у него -  не более  пятидесяти.  Но  нам, эмигрантам первого года эмиграции, это было вполне  достаточно.  Ящик, который я помогал грузить в багажник, оказался  подвесным лотком для уличной торговли.  Ехать моему пассажиру  нужно было в самый конец,  на набережную в Баттери Парк.   
Он уселся на заднее сидение и произнес заранее сложенную в голове фразу:
- Сэр, благодарю вас за пикап.
Я,  пытаясь сделать ему комплимент,  сказал:
- Мэн, у тебя классный английский.
Он сделал какой-то комичный жест. Мы оба рассмеялись,  установился психологический контакт водитель-пассажир.
-  Какая  у тебя красивая шмотка.  Все мэны в твоей кантри ходят в такой бьютефул одежде? - спросил я. 
Он сказал, что у него дома в Мали такую одежду не носят. Такую одежду носят в Сенегале. Сенегал хочет отнять нашу землю  и все люди из Сенегала наши враги. Если мы встречаем пипл из Сенегала, то убиваем их.
- А сенегал-пипл? - спросил я. -
- Сенегал пипл убивают нас.    Но  одежда, которую они носят красивее нашей и   привлекает покупателей.
Я сказал:
- Америка. Бизнес, бразер.
Тронутый обращением  «бразер», он спросил:
- Откуда вы, сэр.
- Из Раши.
- Рашен?
- Нет, еврей.
- У вас есть гринкард?
- Ест.
- Вот видите, сэр,  вы белый еврей и у вас есть гринкард, а я черный и мне не дают.  Если это справедливо?
Я сказал ему с интонацией, как если бы кого-то цитировал:
- Мэн, лайф это факин диффикул вещь.   А чем ты торгуешь?
- Африканскими  куколками.
- Покажи.
Он вытащил  из рюкзака  коробку,  из коробки  достал матрешку на резиночке. 
- Бля, да это же матрешка! – воскликнул я. – Русская куколка.
- Вы говорите, как злой человек, - сказал он обиженно. - Почему все белые хотят нас унизить.  Это африкан долл, которая дает мужчине силу и делает женщину пригнет.
Я засмеялся и сказал:
- Ты чИтаешь, мэн?
 Но он не понял. 
Когда мы подъехали к площадке, где мой пассажир занимался своим бизнесом, на миттере был двадцатник.  Я сказал, что не стану  брать с него плату, пусть это будет презент от белого еврея, развивающемуся африканцу.   Он растрогался, полез обниматься и сказал, что хочет сделать мне подарок.
Это была большая, размером с двухлитровую банку, с темным, как на иконах лицом и злыми глазами,  деревянная кукла,  внутри которой оказалась,  расписанная  красным траурным цветом,  матрешка Сталина. В утробе Сталина я нашел Хрущева с отлично отполированной и покрытой лаком лысиной. В  Хрущеве  болтался молодой симпатичный полковник Брежнев.   Я разобрал всю матрешку до конца.  Внутри Ельцина точеной деревянной чушкой лежала фигурка  деревянного зародыша матрешки.